Воздух над шелком. Неизвестное о Цветаевой: стихи, рукописи, тайны, факты, гипотезы

Четырежды переделывалась ремарка к пятой картине. Шестая картина пьесы в окончательном варианте состоит из двух эпизодов: диалога Венеры и Авроры и диалога Венеры и Богоматери. Венера собирается сделать Аврору публичной девкой. Аврора помнит об Ангеле, читает надпись на кольце, и происходит чудо: настоящая Богоматерь в синем звездном плаще призывает Аврору испить из чаши забвенья, покинуть этот мир вместе с ребенком, чтобы соединиться в райском Саду с Ангелом. «Он помнит, он любит, / Он ждет тебя в рай», – такой станет концовка пьесы летом 1919 года.

Вторая тетрадь

Во второй черновой тетради читаем название: «Каменный Ангел. Пьеса в 6ти картинах, в стихах» и посвящение:» – Сонечке Голлидэй – Женщине – Актрисе – Цветку – Героине“ (РГАЛИ, ф. 1190, оп. 3, ед. хр. 2, л. 14). Посвящение Сонечке соотносится с письмом к Софье Парнок, положившим начало работе над пьесой. Эпиграф: „Оттого и плачу много, / Оттого – / Что взлюбила больше Бога / Милых ангелов его. МЦ“ (РГАЛИ, ф. 1190, оп. 3, ед. хр. 2, л. 14) – Цветаева взяла из своего стихотворения 1916 года „Бог согнулся от заботы…“, написанного в день рождения Наполеона, 15 августа. В этих стихах – отчетливый отголосок стихотворения Ахматовой из сборника «Вечер»: «И мальчик…»: «Мне холодно! Крылатый иль бескрылый, / Веселый бог не посетит меня» (1911). Во-первых, для Цветаевой это стихотворение, созвучное стихам первого сборника «Вечерний альбом», воскрешало мир похожих девических грез. Во-вторых, в сборнике «Вечер» оно помещено после цикла «В Царском Селе» (туда оно впоследствии и войдет), где во втором стихотворении цикла тоже звучит мотив памятника, с которым соотносит себя лирическая героиня, признаваясь в любви почти на языке цветаевской Авроры: новое

В третьем стихотворении этого цикла, «Смуглый отрок бродил по аллеям…», воспет скульптора Р. Р. Баха рядом с царскосельским Лицеем. Эти стихи необыкновенно нравились Цветаевой. В записной книжке 1915 года она с восхищением написала: «И есть у нее одно восьмистишие о юном Пушкине, которое покрывает все изыскания его биографов» (ЗК. Т. 1, с. 150). Символично для Цветаевой само название сборника Ахматовой – «Вечер» (на вечерней заре начинается действие «Каменного Ангела»), «ангельско-амуровое» оформление и помещенный на фронтисписе книжки рисунок Е. Лансере, изображавший лирическую героиню на фоне . Вспомним и «Стихи к Блоку»: памятник юноше Пушкину вечерней зари

варьирующие пушкинские стихи о двух зорях из «Медного всадника» – «Одна заря сменить другую / Спешит, дав ночи полчаса…» (все стихи Цветаевой – по БП90, не вошедшие в кн. – по Ц7 с указанием тома и стр. в тексте; все стихи Пушкина приводим по изданию: Пушкин А. С. Сочинения в трех томах. М. : Художественная литература, 1985 без указания страниц в тексте). Кстати, к Блоку, по-видимому, 15 августа 1916 года, обращено стихотворение «Я тебя отвоюю у всех земель, у всех небес…», датированное тем же днем, что стихи к пьесе «Каменный Ангел». эпиграфа

Скорее всего, в «Каменном Ангеле» – и сознательная перекличка со стихотворением Ахматовой «Широк и желт вечерний свет…» (1915) из сборника «Белая стая» (издания 1917 и 1918 годов) :

Цветаева могла знать эти стихи еще по публикации в «Русской мысли», №12 за 1915 год. Сборник «Белая стая» был подарен Цветаевой Ланном (об этом упомянуто в письме Цветаевой к нему от 6—го русского декабря 1920 г.). В письме Али Эфрон к Ахматовой марта 1921 года – строка о «Белой Стае»: «Белую Стаю Марина в одном доме украла и целые три дня ходила счастливая» (VI, 205). Среди цветаевской пьесы, таким образом, оказываются и А. С. Пушкин, и Наполеон, и его сын Орлёнок, и поэт А. Блок, и А. Ахматова, и герой романа Н. А. Плуцер-Сарна, и подруга С. Парнок, и муж-воин С. Эфрон, и артист Ю. А. Завадский. Можно сказать, пьеса – памятник Любви в разных ее ликах. Марина Цветаева заново переписывает пьесу с самого начала, вводит ремарки. Приведем примеры того, как шлифовался текст: ангелов земного

Вероника – Аврора:

В беловом тексте речь Авроры значительно короче, будничнее, ближе к разговорной речи:

Символичен в пьесе колодец. Цветаева-поэт пишет стихи, и каждое стихотворение связано с любовью к земному существу и напоминает об Ангеле как идеальном адресате стихов. В воображении поэта живет некий идеальный слушатель, и все «кольца», бросаемые в колодец, не только подарки Ангелу, это символы забвения отгремевших чувств в . Персонажи пьесы воплощают авторские страсти. Эти страсти идут «на поклон» к Ангелу. Одно из воплощений таких страстей – Монашка. В первоначальном тексте первой картины Цветаева рисует непривлекательный женский образ, в окончательном Монашка соткана из противоречий, ее ресницы длинны. Она хотела бы любить по-земному, а должна молиться богу. В первоначальной редакции: творчестве

Монашка

В окончательном тексте (3—8 стихи) длина ресниц уподоблена стрелам, что у Цветаевой является излюбленной метафорой мысли; ресницы соотносятся с любовными стрелами Амура:

() Монашка опускаясь на колени

Окончательный вариант интереснее по конфликту между природой и назначением. Женская природа борется в Монашке с необходимостью молитвы. Другой персонаж пьесы, Веселая девица, тоже похожа на самого поэта, поскольку еще в утробе матери пела песни. Рождение в мир – освобождение от плена, возможность любви и творчества:

Рисуя портрет возлюбленного, Веселая девица противопоставляет его каменному Ангелу:

Последний мотив сохранится и в окончательной редакции, но станет резче:

…А там мой мраморный двойник,Поверженный под старым кленом,Озерным водам отдал лик,Внимает шорохам зеленым.И моют светлые дождиЕго запекшуюся рануХолодный, белый, подожди,Я тоже мраморною стану.Ахматова Анна. Вечер. Стихи. Цех поэтов. СПб., 1912. «Книжные редкости». Библиотека репринтных изданий. М. : Книга, 1988, с. 15.Но моя река – да с твоей рекой,Но моя рука – да с твоей рукойНе сойдутся. Радость моя, докольНе догонит заря – зари, —Прости, что я жила скорбяИ солнцу радовалась мало.Прости, прости, что за тебяЯ слишком многих принимала.Здравствуй, радость,Здравствуй, рай, —Это я!Ясная заря твоя,Праздник твой!Ну скажи мне, как дела?РГАЛИ, ф. 1190, оп. 3, ед. хр. 2, л. 11. Публикуется впервые.Здравствуй, ангел!Это – я. Как дела?Много – и́з низу – ковшей?Вниз – колец?Театр, с. 99.Мои щеки желты и впалы,Я проста, как ребенок малый.Даже <пропуск в рукописи> – боюсь,Все молюсь, все молюсь, все молюсь.РГАЛИ, ф. 1190, оп. 3, ед. хр. 2, л. 10.Прохожу, опустив глаза.Мне любить никого нельзя.А ресницы мои длинны,Говорят, что они как стрелы!Но в том нету моей вины:Это бог их такими сделал!Я ресницами не хвалюсь.Все молюсь, все молюсь, молюсь.(Театр, с. 97)Я <у> матушки в утробеПесни пела, билась,Чтоб на волю отпустили.Родилась – влюби-илась.РГАЛИ, ф. 1190, оп. 3, ед. хр. 2, л. 9.Ты не сердись, – ты чан с св <ятой> водой,Ты – каменный, а он ведь был живой!РГАЛИ, ф. 1190, оп. 3, ед. хр. 2, л. 9.И чорт с твоей водой, – какой в ней толк!Какой ты ангел, – каменный ты столб!РГАЛИ, ф. 1190, оп. 3, ед. хр. 2, л. 9.

Аврора

Во второй картине Венера произносит слова, которые применимы к самому автору пьесы:

Именно вечный век Венеры, богини, ассоциировавшей с любовью и с произведениями искусства, помогал Цветаевой жить в Москве девятнадцатого года, писать стихи, помнить о второй своей сути, выражаемой через стихи, о своей вечной . Венера в пьесе – творительница не только чужих любовей, романов, страстей, – благодаря ей слагаются стихи; бормочущая над чугуном Венера близка Колдунье (поэма «На Красном Коне») и Кормилице («Федра»). На образ Венеры, прикинувшейся в пьесе Настоятельницей храма или Богоматерью, повлияло стихотворение «К **» («Ты богоматерь, нет сомненья») (1826), в котором двадцатисемилетний Пушкин рисует бога красоты и портрет Богородицы Красоты, матери бога любви Амура и  : роли поэта бога поэтов

Возможно, строчки Пушкина – один из литературных источников прозвища сына Цветаевой Мура. Другой известный источник – роман Э. Т. А. Гофмана «Житейские воззрения кота Мурра», где животные пародируют людские нравы и отношения. В 1919 году Цветаевой тоже исполнится 27 лет. Набросок в тетради: «Зимою девятнадцатого года, / Покинутая всеми, как собака, / Слагаю <пропуск в рукописи> оды Дружбы и Любви» (РГАЛИ, ф. 1190, оп. 3, ед. хр. 1, л. 83), – словно резюмирует ее переживания. Одой Дружбе и Любви стала пьеса «Каменный Ангел». Своей героине Цветаева придумала имя, роднящее ее с лирикой Пушкина («Зимнее утро»), с французской писательницей Жорж Санд, чье настоящее имя . Имя Жорж Санд встречается на страницах цветаевской записной книжки 1919 года, в стихотворении «Друзья мои! Родное триединство!..» цикла «Комедиант». В октябрьском стихотворении 1919 года «Консуэла! – Утешенье!..» именем героини Жорж Санд названа дочь Ариадна. В своем стихотворном послании к Цветаевой «В разноголосице девического хора…» имя Аврора использовал Осип Мандельштам, живописуя Марину Цветаеву через облик соборной Москвы: Аврора

Если у Мандельштама печаль «по русском имени и русской красоте», то у Цветаевой тоска по Ангелу германскому, . По всей видимости, в «Каменном Ангеле» можно найти неизвестные интертекстуальные корни, ведущие к Гёте и к Гейне (см. отсылку к Новалису и мифу Книда в кн. А. Смит. Песнь пересмешника. Пушкин в творчестве Марины Цветаевой. М. : Дом-музей МЦ, 1998, с. 76). Цветаева, назвав героиню Авророй, мысленно соотносит ее с лирикой Пушкина, с «архитектурным» портретом Мандельштама, с французской писательницей Жорж Санд, обозначив сразу несколько русл, питавших Музу. Поговорить с памятником Пушкина, с Ангелом-поэтом можно в .  – имя главной героини пьесы – становится Еще два интертекстуальных источника – Аврора из балета «Спящая красавица» на музыку П. И. Чайковского (1889), виданного в детстве в большом театре (см. прозу «Черт»). И – название крейсера «Аврора», возвестившего о конце Старого мира, . Мало кто знает (знала ли об этом Цветаева?), что крейсер «Аврора» был назван не только в честь фрегата времен Крымской кампании, но и в честь фрейлины Высочайшего Двора, воспитательницы царских детей, Авроры Карловны Карамзиной (см. кн. : Шульц С. С. «Аврора». 2004). «Только бы моя судьба не повлияла на судьбу корабля», – будто бы воскликнула Аврора Карловна, узнав о названии парусника, имея в виду драматизм своей биографии: она пережила трех любимых мужчин своей жизни, а ее второй муж, А. Н. Карамзин, был убит во время войны с турками в 1854 году (автор книги сердечно благодарит И. Э. Воеводского за сведения, касающиеся А. К. Карамзиной). Аврора Карловна, урожденной Шернваль (1808—1902), в первом браке – Демидова, во втором браке Карамзина, была замужем за сыном великого писателя, Андреем Карамзиным. Николай I считал Аврору Карловну одной из самых красивых женщин Петербурга. Первая любовь Авроры Шернваль, Александр Алексеевич Муханов, безвременно скончавшийся незадолго до свадьбы, был лично знаком с Пушкиным (сохранились записки Пушкина к Муханову). Общалась с Пушкиным и сама Аврора Карловна. О смерти Пушкина Андрей Карамзин узнал из письма матери и сестры, которое широко известно в пушкинистике. Аврору Карловну, как и многих, потрясло известие о смерти великого поэта (она вернулась в Петербург из-за границы в начале февраля 1837 года). Авророй Карамзиной был увлечен и посвящал ей свои стихи Е. А. Баратынский (см., например, стихотворение «Девушке, имя которой было Аврора…», стихи первоначально были написаны по-французски, где Баратынский назвал Аврору Карловну соименницей зари (Шульц С. С. «Аврора»), мазурка «Аврора» в ее честь была написана М. Ю. Виельгорским, П. А. Вяземский написал в ее честь песню, начинавшуюся словами «Нам сияет Аврора, нужды в солнце нам нет…». Можно предположить, что Цветаева знала об Авроре Карамзиной из стихов Баратынского, из сентябрьского письма Александра Сергееевича Пушкина к жене 1832 года. Известно, что и в трагическом 1940 году для Цветаевой обозначало «зарю» и  (ровно ста годами ранее А. К. Демидова потеряла мужа, скончавшегося в Майнце 25 марта (6 апреля) 1840 г. Сын Авроры Карловны, Павел, родился на родине Гёте в Веймаре 9 октября 1839 года (Шульц, «Аврора»), куда в середине 20 века так мечтала поехать Цветаева. в прирейнском городке немецкие искусстве Аврора музыкально-поэтической цитатой. нареченного в честь петербургской красавицы aurore женское имя

Об этом она писала: «Господи! Как хорошо, что есть два слова: aube и aurore (рассвет и заря) и как я этим счастлива и насколько aube лучше aurore, которая (и вещь, и звук) тоже чудесна, и как обе – сразу, для слуха уже, звучат женскими именами и пишутся (слышатся) с большой буквы!» (IV, 613). Дальше Цветаева добавляет, что первое имя «Aube – Aude» – имя любимой Роланда (IV, с. 614). Французский язык для Цветаевой в тот момент был роднее, свободнее, искреннее, поэтичнее русского, словно возвращал к ее истинному «я». По-французски написано имя в письме А. С. Пушкина к жене. Даже если предположить, что Цветаева не читала пушкинского письма и не слышала имени Авроры Карловны Карамзиной, эта красавица 19 столетия – один из поэтичных образов пушкинского времени – заслуживает упоминания в данном контексте, ведь в пьесе «Каменный Ангел» Цветаева, вопреки большевистской яви, славит мир. Aurore никогда Старый

В тетради 1938—1940 гг., во время работы над циклом «Стихи к Чехии» будут записаны двустишия к незавершенному стихотворению «Опустивши забрало» (22 марта 1938) (тогда Цветаева видела себя похожей на Пражского рыцаря у Влтавы), где «авроры» – образы красоты и молодости, поэтических сокровищ. Вероятнее всего, Цветаева вспомнила тогда, в конце пути, о своей утерянной пьесе! Слово «авроры», обозначившее расцвет жизни и красоты, творческую магию, стоит в позиции начала стиха, что усиливает его значимость:

Образ Авроры и  для нее в 1938 году, перед возвращением в СССР, был воплощением потерянного рая красоты, искусства, творчества, лирики. В 1940 году, переводя «Плаванье» Бодлера, в еще более драматическую пору, Цветаева использует метафорический образ творческого «моря», возможно, тоже помянув свою пьесу, молодость, свой, пушкинский, из «Зимнего утра», румянец, шедшую от нее силу жизни: «Как на заре веков мы отплывали в Перу, / Авророю лица приветствуя восход» (II, 400). Aurore поэтический

Пьеса «Каменный Ангел» написана Цветаевой о себе, пережившей ужасы «вочеловечения», любви, измен, революции, голода, а главная героиня  – портрет юной женщины и поэта Марины Цветаевой, рвущейся от одной любви к другой, романтически ищущей опоры в христианской вере, находящей смысл жизни в уединенном служении искусству. Аврора позже превратится в Царь-Девицу, Царь-Девица в Марусю, Маруся в Ариадну, Ариадна в Федру – всеми назовется «монашка» Марина Цветаева, никогда не писавшая под псевдонимом, но любившая земные имена, позволявшие ей жить много жизней, смотреть творческие сны, дышать в «монастырском саду» искусства, ощущать благодать ремесла, «нежный воздух садовый» (I, 433). Аврора

«Драматические сцены у меня могут быть готовы через месяц, – раньше ведь не нужно? В них войдут: „Метель“, „Приключение“, „Фортуна“ и „Феникс“» (VI, 564), – пишет Цветаева критику и эпистолярному собеседнику Александру Бахраху летом 1923 года. Этот замысел не осуществился. «Феникс» впервые издали неудачно, «безграмотно и препакостно» под названием «Конец Казановы» в России в 1922 году. «Метель» (// «Звено» Париж, 1923, 12 февраля), «Фортуну» (// «Современные записки». Париж, 1923, №4—15), «Приключение» (// «Воля России». Прага, 1923, №8—19) опубликовали в Париже в 1923—ем; «Феникс» полностью – в 1924—ом (// «Воля России». Прага, 1924, кн. 7—8). В 1919 году Цветаева мечтала написать «Лео. Казанова и дочь», вещь о Нинон де Лакло (ЗК, т. 1, с. 345), пьесу по мотивам «La mouche» Г. Гейне, о Мушке – Элизе фон Криниц (1834—1896), последней любви Гейне (под псевдонимом Камиллы Зельден она издала книги о последних днях поэта). Кстати, стихотворение «Сок лотоса», обращенное к Бахраху, будет названо Цветаевой почти так же, как стихотворение «Лотос» Гейне, обращенное к Мушке. В 1920 году Марина Ивановна начнет писать пьесу «Ученик» (рукопись не сохранилась). А. С. Эфрон также вспоминала о действии пьесы, условно названной «Давид», незавершенной и несохранившейся, видимо, написанной до отъезда из России. В мае 1924 года Цветаева запишет план пьесы о Пьеро, Пьеретте и Арлекине (РГАЛИ, ф. 1190, оп. 3, ед. хр. 8, л. 299), но не осуществит его. А. А. Саакянц, видимо, со слов дочери поэта, упоминает и о незавершенной пьесе «Бабушка» (С97, с. 179). Цветаева перевела также пьесу Альфреда де Мюссе «С любовью не шутят» (перевод не сохранился). Поэма и трагедия окажутся для Цветаевой ближе, интереснее, масштабнее. Зинаида Кульманова, общавшаяся с Цветаевой в 1940 году, вспоминала, как МЦ собиралась, «если будет счастлива», написать пьесу «Свадьба Ариадны» (В02. Возвращение на родину, с. 125). Сам , по прошествии жизни, связывался Цветаевой с Молодостью, с любовью, радостью, душевной гармонией. В 1940 году она мечтала о пьесе и об  из заключения ( – , обращаем внимание читателя на звуковое сходство имен), о том, чтобы семья воссоединилась. Марина Ивановна перестала писать пьесы, потому что сама жизнь разворачивалась драмой, оборачивалась трагедией. жанр пьесы освобождении дочери Ариадны Ариадна Аврора

Та – в монастырь, та – законным браком, —Ну тебя, чертова жизнь, – к собакам!Эх, уж давно бы легла под снег,Каб не Венерин мой вечный век!(Театр, с. 101)Есть бог другой земного круга —Ему послушна красота,Он бог Парни, Тибулла, Мура,Им мучусь, им утешен я.Он весь в тебя – ты мать Амура,Ты богородица моя.И пятиглавые московские соборыС их итальянскою и русскою душойНапоминают мне явление Авроры,Но с русским именем и в шубке меховой. 3Те алмазы, кораллы,Авроры – где?__Те рубины, кораллы,Авроры – где??РГАЛИ, ф. 1190, оп. 3, ед. хр. 32, л. 23.

Кукла на колесах:текстологический комментарий для терпеливых читателей

Впервые пьесу «Каменный Ангел» опубликовали только в 1976 году: Неизданное. Стихи. Театр. Проза. Париж. UMCA-PRESS, 1976, с. 139—201, – «по не совсем исправной машинописи». В России пьеса впервые печаталась в сборнике «Театр» (ныне хранится в РГАЛИ). В РГАЛИ, помимо рабочей тетради с текстом «Каменного ангела» (ЧТ-2), сохранилась : РГАЛИ, ф. 1190, оп. 2, ед. хр. 75. Возможно, именно эта не виданная нами фотокопия была положена в основу публикации в «Неизданном»? В Ц7 пьеса тоже приведена по кн. «Театр». В тексте пьесы остались лакуны и варианты отдельных стихов (отмечены публикаторами). Оба издания, к сожалению, оказались не совсем точными. Первое, в «Неизданном», было осуществлено по машинописи, в которой есть строки, отсутствующие в рукописной тетради. Можно предположить, что это машинопись, сделанная в пору молодости Цветаевой, до отъезда за границу, выполнена по ее рукописи. Если иметь в виду варианты, приведенные в примечаниях, то они совпадают с вариантами рабочей тетради поэта, где сохранилась пьеса в незавершенном виде. В то же время в машинописи не было поставлено ни одного ударения: перепечатка осуществлена без внимания к авторским пометам. Что касается расхождений в знаках препинания, то, рассматривая некоторые другие произведения, близкие по датам, мы убедились, что, несмотря на тщательный выбор знаков, диктовавшихся интонацией и смыслом, знаки Цветаева и заменяла по роли в предложении. Кроме того, постановка того или иного знака могла быть связана с ошибками при перепечатке, которые Цветаева устранить не успела. Ошибки, сделанные в машинописи, позволяют предположить, что ее источником явился авторский текст с некоторой редакционной правкой самого поэта. по черновой тетради 1919 года фотокопия пьесы меняла близкими подлинный

Например, об Авроре в «Неизданном» читаем: «Потом – издалека – звонкий, легкий, счастливый шаг. – Аврора. <18 лет. – Белокурая коса. – >». В авторской тетради: «Аврора. 17 лет. – Белокурые волосы» (далее все ссылки на ЧТ-2 – РГАЛИ, ф. 1190, оп. 3, ед. хр. 2). В сборнике «Театр»: «Аврора. Восемнадцать лет. – Белокурые косы». Любопытно, что Цветаева колебалась в определении возраста Авроры. В автобиографии 1940 года Цветаева упоминает, что первая книга стихов включала стихи 15, 16, 17 лет, а затем пишет, что в 1911 году знакомится с 17—летним С. Эфроном. Цветаева вышла замуж восемнадцати лет. «17» – любимая цифра-символ, окончание детства. Цветаева исправила «17» на «18 лет», наверное, из верности биографии. Когда Аврора рассказывает о восемнадцатом по счету женихе, которому отказали, в «Неизданном» цифрой 20 отмечен его возраст. Этого нет в рукописи (ЧТ-2).

Среди неточностей, которые заставляют думать о наличии еще одной тетради, источнике машинописи, эпитет «томных» сновидений вместо «темных» в первой картине; ремарка об Амуре в конце четвертой картины: « В тетради было: « В «Неизданном» уменьшительное, униженное слово еврея о себе – «бедному жидку», в тетради – «бедному жиду». (Взбегает на лестницу. Толкая Ангела…» (Взбегает на лестницу и толкает Ангела…)»

Еще одна правка, о которой узнаем из «Неизданного»:

Амур

В тетради и в «Театре» – «наверстаем в нашем замке». Таким образом, Венера в варианте «Театра» и в рабочей тетради становится Амура, и автор делает акцент на  , который убран из редакции, отданной в машинопись. Еще один пример в «Неизданном»: сообщницей тройственности союза

() Амур развязно

В тетради Цветаевой:

() Амур развязно

В «Неизданном» в третьей картине Амур произносит:

В тетради Цветаевой:

Характер разночтений позволяет утверждать, что вариант «Неизданного» представляет собой несколько текст второй тетради пьесы (ЧТ-2). отредактированный

В ремарке к шестой картине Венера живописуется так: й». В тетради рядом с Венерой – «миска с едой». Мог быть и мешок, тем более, что пьеса писалась в голодном 1919 году. Это подтверждает следующая реплика, обращенная к Авроре: «Черное платье, белый чепец <…>. Рядом с ней мешок с едо

В тетради поэта:

Еще примеры . Амур, предлагая Авроре выпить в третьей картине, в «Неизданном» характеризуется ремаркой «восклицая», в тетради – «наливая». Когда Аврора в третьей картине спрашивает Амура, не устал ли он, Амур отвечает в «Неизданном»: «Нет, нет, пустое. / Вот пить – хочу». В тетради – вариант, более похожий на Амура по настроению: «Нет-нет, пустяк. / Вот пить – хочу». В публикации «Театра» в предшествующей этой реплике – опечатка или неверно прочитанное слово. В тетради поэта: разночтений

Аврора

В последней фразе «Ты голоден, устал?» – в публикации «Театра» такая опечатка: «Ты, человек, устал?» И эту фразу Аврора обращает к Амуру, притворившемуся ангелом! Ведь он для нее  ! Это , которого надо поить святой водой! не человек ангел

Есть разночтения в этом фрагменте и в знаках препинания, и это интонацию, речь Авроры делается не такой взволнованной и стремительной. меняет

В ремарке к картине четвертой в «Неизданном», вероятно, опечатка: «приемная» (виллы) вместо «приятная» (вилла). Это в замке Венеры приемная! Статуя Венеры должна быть , поскольку она в пьесе соотнесена с каменным ангелом. Не так в «Неизданном»: « (Монастырь не монастырь, дворец – не дворец. И монастырь, и дворец. Статуи Венеры, наскоро преображенные в статуи Богородицы. Несказанное обилие роз, золото, пурпур, яшма. Мраморная мозаика потолка и стен. Приемная загородной итальянской виллы какого-нибудь вельможи.)» одна

Вот как выглядит ремарка в рабочей тетради:

В публикации «Театра» эта ремарка дана без искажений. «Монастырь не монастырь, дворец – не дворец. И монастырь, и дворец. Статуя Венеры, наскоро преображенная в статую богородицы. Несказанное обилие роз, золото, пурпур, яшма. Мраморная мозаика потолка и стен. Приятная загородная итальянская вилла какого-нибудь вельможи».

В «Неизданном» слова «Божий», «Рай» и им подобные («В святой Господен – дом», «Матерь») даны с заглавной буквы даже тогда, когда у автора в тексте – строчная. Так, «Святейшей Инквизиции» – оба слова – с заглавной, а в авторском тексте и в редакции «Театра» – вторая буква строчная. Трудно сказать, диктовался ли выбор волей составителей сборника или прижизненной машинописью. В шестой картине в публикации «Театра» «бог» дано со строчной буквы, что, конечно, обусловлено цензурой. В рукописном оригинале – с заглавной: «Сам Амур это был. – Твой бал / Пышно начат. – Сам Бог влюбился! – »