Вертикальная радуга

– П-привет. П-прошу.

Я несколько секунд смотрел, как они раздеваются в обшарпанном временем коридорчике. На эту дорогую куклу, на которой всё стояло дороже, чем моя жизнь и, наконец, вспомнив про маргарин, умчался на кухню. В туалете протяжно и жалостливо мяукнул кот.

– Запах какой-то, – сказала Аня, чуть морща слишком правильный носик и осторожно входя в кухню, – специфический. У тебя есть дома животное?

– Ага. И не одно.

– Это шутка Аня, – сказал Саня, натянуто улыбаясь и вытирая потные ладони о брюки. – У него только кот. Где Пит?

– В тюрьме. Где же ещё?

– У меня тоже есть дома кот. Египетская порода. Без шерсти. Четыреста долларов. Это дешево, – поспешно заметила девушка, скромно улыбаясь. Она удобно умастилась на краешек потрепанного временем и когтями кота стула, скрестила ноги, так что я не мог больше ни о чем думать кроме них, и миролюбиво уставилась на меня. Я с трудом вспомнил, что должен играть роль гения.

– Я своего кота на помойке нашел котенком. Обычный вырос кот. Недорогой.

– Это он скромничает! – воскликнул Саня. – У него первоклассный кот! Похож зверь на маленькую карликовую пантеру! – При этих словах я поморщился и подумал: «Ага. А моя квартира – это непроходимые джунгли!»

– Интересно было бы на него взглянуть! – обрадовалась чему-то Аня и всплеснула ладонями. Я увидел на правой руке груду золотых браслетов. И ещё: какой дивный маникюр – с блестками и бусинками.

– М-м-м. Попозже. Он сейчас в туалете.

Аня улыбнулась ещё шире. Саня захрипел, прочищая горло и зыркнул на меня. А чего я того сказал? Никого не обманул! А вот тебя парень водят за нос. Плохая история. Облезлые коты за четыреста баксов. Я таких денег за два года на заводе не заработал.

– Ничего. Увидим его позже, – успокоила всех девушка. – Чем вы занимаетесь, Василий? Александр говорил мне, что вы пишите книжки. – При этих словах я вздрогнул. «Книжки»? Кто-то пишет романы, статьи, поэмы. А я значит «книжки»? – Я знаю, что ваш труд, не всегда… находит должного понимания и поэтому у вас, наверняка, возникают некоторые проблемы, например, финансовые, которые надо как-то решать.

– Вы не педагог случайно? – неожиданно для себя и всех остальных спросил я.

– А как вы догадались? – воскликнула Аня. – Я студентка педагогического института. Четвертый курс.

Саня, кстати, учился на третьем.

– Чутье. Да. Проблем у меня много. «Книжки» не идут. Издатели говорят, что пишу туповато и, в основном, для круга друзей. Поэтому я работаю на заводе.

– У вас свой завод?! – воскликнула Аня.

Чужая мысль меня парализовала. Так и сердце может когда-нибудь остановиться. Я уставился в точку на стене. Потом перевел взгляд на Саню – он рассматривал ногти и выглядел очень скромно. Интересно, он сказал, что я богатый гений или просто больной озлобленный маниакальный тип.

– Слушай. Давай просто на ты.

– Давай.

– Чаю?

– У него он специфичный. С травой! – с воодушевлением вскричал Саня. Впрочем, какая разница? Всё и так испорчено. Она только меня увидела и сразу всё поняла. Сейчас, я думаю, девушка играла спектакль с одним главным героем. Точнее героиней. Явно про катастрофу там ничего не было написано. Возможно, окружающие её люди просто не существовали или являлись вынужденным интерьером. Санька не был таким глубоким аналитиком, как я, но тоже погрустнел.

И тогда я вытащил из холодильника две банки черной икры.

Имитированной.

Страшно признаться – я берег их на свой день рождение, но данный повод стоил того. Эффект оказался правильным: я рассчитывал, что девушки типа Ани, вряд ли знают, что черная икра может быть ещё и ненастоящей, и оказался прав – такое ей даже в голову не пришло. В мире, где принцесса обитала, ели только натуральные продукты. Беда была в том, что мы с Санькой к нему не относились.

– Сейчас бы холодного шампанского, – блаженно прошептала Аня, жуя черный хлеб с икрой. Замечание девушки ушло в ни куда. Санька неожиданно захотел чаю, я его поддержал. И Анне пришлось довольствоваться травяным настоем. Мята сделала своё дело, и сняло напряжение. Оказалось, что они знакомы четыре дня. Познакомились в студенческой столовой. Как? Смешной вопрос. Аня смущенно хихикала. Саня гасил улыбку в правом уголке рта. Прямо ковбой какой-то. Неделю назад считал стипендию при мне и выглядел совсем не так. Девушка занималась бальными танцами. Так получилось, что она осталась без партнера. Атлетически сложенный Саня, который с детства занимался ушу и туризмом, как нельзя, кстати, подошел на эту роль, вынырнув с подносом в руках в оживленной столовке прямо перед ней. Случайный выбор, простое предложение и страстные четыре дня.

Саня кивал головой, веря каждому слову, загипнотизировано, смотря в рот девушке, ловя её дыхание.

Интересно: хватит ли терпения и увлечения страстной танцовщице на следующие четыре дня? Как скоро она перестанет забавляться моим другом? Ударит его больно, так что непьющий парень сопьется или мягко пустится в объяснения, поясняя причину возникновения нового партнера по танцам?

Бедный Саня.

Но сегодня у него праздник. И я его не испорчу. Жаль, что икра быстро закончилась. Оставался мой интеллект, не съеденный до конца заводом. Гением я, конечно, не являлся, но четыре раза поступал в пединститут на филфак, так что спокойно мог цитировать от Твардовского до Пушкина, и, знал, о чем писали в своих критических статьях Луначарский и Белинский. Из всей этой мешанины сформировалось моё представление о литературе, искусстве и, наверное, жизни. И в чем-то оно было верным. Моего образования, как папа говорил – среднего и четыре коридора – хватило для общения с Аней. Сыграло и то, что круг общения у неё в основном был другой. Там парни говорят мало и предпочитают словам действие. И не одно. И с вариантами. И с обязательным продолжением в середине следующей недели.

Не учла она только одного: почти все мои друзья, знакомые, одноклассники какое-нибудь отношение имели к пединституту. Так, по – моему представлению, мой одноклассник Золушкин должен был учиться с ней в одной группе. Мир тесен, когда живешь в маленьком городке, где есть только один вуз.

– Золушкин? – Аня изобразила удивление, но я то видел, как дрогнули её губы, – никогда о нем не слышала.

После пяти часов беседы, после съеденных двух банок икры и критика Белинского, который вдруг стал нам очень близок, я решил настоять:

– Да как же так?! Золушкин! Красивый блондин! Вьющиеся волосы! Такого сложно не заметить, когда учишься на физмате.

Аня потрогала себя за щеку, изображая глубокое раздумье и, решившись, категорично заявила:

– Нет. Определенно, я никогда о нем не слышала. Такой парень у нас в институте не учится. Правда, Александр?

– Может он из другого корпуса? – предложил друг.

– Да? – Я нерешительно замялся и стушевался. – Возможно, я ошибаюсь.

На этом наша дружеская беседа закончилась. Она иссякла. В этом, конечно, виноват я. Голову мою лихорадило. Мозги взрывались от информации. Я был компьютером. Я взвешивал факты. И я потерял интерес к беседе.

И Аня занервничала.

С чего бы могла возникнуть её паника? Если Золушка был тоже её партнером по бальным танцам, что с того? Сане и так придется нелегко. Я бы не стал загружать его лишней информацией.

Они стали отдаляться от меня. Мирная иллюзия рушилась, и холодок отчуждения медленной крутящейся змеёй пополз между нами.

Аня посмотрела на часы.

Саня тоже.

– Ого, – воскликнула девушка. – Однако.

– Да. У Васьки время быстро проходит.

– Пора домой. Нам ещё добираться в другой конец города.

– Жаль, не успели на последний троллейбус! – вскричал Саня. Аня холодно смерила его взглядом. – Это была шутка, – виновато сказал мой друг. Я прищурился.

И вот они уже стоят в коридоре. И мне кажется, что ещё не всё потеряно и праздник у Саньки продлится ещё хотя бы на четыре дня, но тут раздается звонок в дверь.

– Ты кого-нибудь ждешь в два часа ночи?

Я пожимаю плечами и открываю дверь – Сима должен был прийти, но на пороге стоит… Золушкин.

Какое нелепое стечение обстоятельств. Бывший одноклассник не считался моим другом, и виделись мы с ним раз в два года. Сейчас он стоял на пороге, согнувшись от злого хохота, и тыкал в меня корявым пальцем.

– Ну и вид у тебя, придурок!

– Сам ты придурок! – огрызнулся я, собираясь закрыть дверь. Признаться, что-то я устал от гостей. Хватит на сегодня.

– Подожди. Я же к тебе в гости пришел. И не один. Дело есть. Вот мои друзья. Знакомьтесь. Игорь и Игорь. А это Васек. Впустишь?

Я не хотел впускать, но Золушкин вошел сам, отталкивая меня плечом. Пришлось пробормотать:

– Входите.

И они вошли. Строем. Втроем, плечом к плечу. Тесня меня в глубину коридора.

– О-о-о!! Анька!! Привет, коза. А ты чего здесь?!

Они чуть не расцеловались. Потом Золушкин заметил Санька, быстро разделся и прошел с друзьями в кухню. Я прикрыл за ними дверь, но дикий хохот прорывался сквозь щели. Досадно.

Выдержка у девушки была железной. Про таких представительниц слабого пола говорят: кремень-баба. Ничем не пробьёшь. Сказывалась долгая привычка ходить по трупам.

– Ну, мы пошли, – сказал Саня, печально заглядывая мне в глаза. Рука у него была теплой и мягкой. Никак у трупа.

– Покойной ночи, Аня, – неожиданно пожелал я и, сам того не желая, попал в самую точку – ночь у неё будет не самая приятная, когда останется одна, наедине со своими мыслями.

– Пока, – сказала она и улыбнулась на прощание. Со сто процентной гарантией я мог сказать, что больше её не увижу. Но, что я знал о будущем?

– Пока. – Я кивнул головой и закрыл за ними дверь.

На кухню входил со смешанными чувствами. Во-первых, оставалась мне спать до смены четыре часа. Во-вторых, гости уже дымили втроем и сбрасывали пепел на мой палас. В-третьих, не сильно я и хотел видеть Золушкина.

– Ну, ты, что? Не рад?! – спросил он, чуть обидевшись. – Что поздно?! Два часа ночи – это, что поздно?

– Да, нет. Нормально.

– Ну, ты старик, меня удивил.

– Откуда ты знаешь Аню?

– Так вместе учимся на одном курсе. Правда в разных группах, но это ничего не меняет. Кто не знает Аню?

Игорьки заржали. Оба под два метра. Физмат, так и читался на их банальных лицах.

– Слушай. – Золушкин поднялся, обнял меня и подмигнул. – Мы с Игорьком идем на свадьбу к лучшему другу.

– Поздравляю.

– У меня есть белый шарф, а у Игорька нет.

– И что с того. – Сразу насторожился я.

– У тебя есть! Представляешь, как здорово мы с ним смотрелись на свадьбе лучшего друга в белых шарфах?

– Да? Думаешь – это важно?

– Это очень важно. Мы не можем выглядеть полными лохами. Ты должен дать нам шарф. Должен.

– Почему я?

– Больше ни у кого нет. – Золушкин перестал меня тискать и вздохнул. – На три дня. Три дня! – Он растопырил четыре пальца и тыкал мне в лицо. – Каких-то три дня. Игорь классный парень. Он постирает и отдаст.

Я посмотрел на «классного» парня и понял, что шарфа больше никогда не увижу. Но Золушкин был моим одноклассником и, если бы я не дал требуемой вещи, все бы узнали, какая я сволочь.

– Ладно. – Я прошел в коридор к шкафу прихожей. Золушкин следовал за мной по пятам. Дверь шкафа всплакнула на прощанье, расставаясь с дорогой для меня вещью и, заткнулась. – Вот шарф. Три дня.

– Спасибо, Васек. Я был уверен в тебе. Жаль, что ты не поступил в институт четыре раза. Сейчас бы учились вместе. Такие дела.

– Мне бы надо поспать.

– Да-да. Уходим!

Мы вошли с ним в кухню и остолбенели. Игорьки раскрыли бутылку водку и пили. На нас посмотрели с непониманием – что за люди.

– Без меня пить! – Обиделся Золушка. – Без меня!

– Садись Золушка. Садись и ты, непонятный хозяин хаты. Все мы странники Млечного пути.

О-па. Я сел. Мне уже налили полстакана водки и протягивали заботливые руки краюху черного хлеба.

– Я не пью водку.

– Не пей, – согласился со мной Игорь и залпом выпил мою долю.

– Не гоните! – прокричал Золушкин. – Опять накидаемся до беспамятства. – Мне же он подмигнул мимоходом. – Сейчас допьём бутылку и уйдем. Не волнуйся. На улице холодно. Мы же не бичи. Правильно?

– За это и выпьем, – провозгласил один из Игорьков. И они довольно таки быстро прикончили первую бутылку. Я обрадовался, но не надолго, до тех пор, пока кто-то не вытащил из внутреннего кармана пиджака вторую, не откупорил её и не стал наливать, как ни в чем не бывало дальше.

– Знатная закуска, – сказал один из гостей, кивая на черный хлеб. – Давно не ел.

Золушкин покраснел.

– У тебя гитары нет? Сейчас попоем.

– Гитары – нет.

– Как нет? – вскричал Золушка.

– Ты же нам обещал, – зло пробормотал Игорек, обращаясь к моему однокласснику.

– Сука, – набычился второй и завертел стакан в руке. Стекло жалобно взвизгнуло.

– Давайте так попоем? – вяло предложил Золушка.

Я начинал закипать. Нос чесался. Щека у глаза стала подрагивать. Правый кулак сжался до боли в суставах.

– Нет. Петь вы не будете.

Игорьки хмуро посмотрели на меня. В их стеклянных глазах промелькнула какая-то мысль, но похожая на комету здравый смысл растворился сумрачной тупой безнадежности. Золушка притих, шкрябая щетину на шее.

– Почему? – В голосе слышалась прямая и явная угроза.

– Ответь! – потребовал другой студент.

– Поздно – соседей разбудите.

– Тогда сейчас допьём и пойдем на стройку, – предложил крайний Игорь. Вот она смерть. – Я видел там кран. Залезем на него, и будем смотреть на ночной город, – предложил он.

Золушкин нервно захихикал. Прослезился. Вытер глаза грязными пальцами с обгрызенными ногтями. Поёрзал на стуле.

– А, что? И пойдем. И залезем.

– Вот ведь классная идея! – воскликнул третий из них. – Наверное, там нет перил, и мы обмочимся от страха.

– Какие перила? – Вновь время остановилась, нагнетая тьму ужаса и поножовщины. – Зачем нам перила? Ночной город и мы. Мы, как птицы упадем на него. Мы – крылатые воины. Дети войны! И не будет пощады неграм. – Игорь задумался и закончил. – И белым.

– Давайте не будем сориться, а лучше выпьем. – Золушкин улыбался, протягивая стакан. Его руку оттолкнули.

– Прочь.

– Да, Сид. – «Сид» – это укороченное от английской Золушки – кто-то в школе придумал вскользь, и теперь парень мучался всю жизнь. – Халявы не будет. Доставай свою.

– Что? Думаете Сид жадный? Думаете, я забыл? А как же студенческое братство?

И на столе появилась третья башня.

– Ты должен с нами выпить, – взволновано прошептал Золушка. – Должен. Ты ведь, почти студент. Знаете, что парень неудачник? Он четыре раза поступал в нашу хабзайку. Четыре раза! Он наш! Наш парень, до мозга костей.

– Пей! – закричал Игорь, наливая мне пластиковый стакан до краев.

Второй хотел меня поцеловать, но я предпочел лучше выпить. Дешевая водка обожгла нутро. Через пару минут, мысль посетить кран не казалась мне абсурдной.

И мы всё-таки спели. Правда, без гитары. И только два куплета. Оказалось, что петь хором довольно таки сложно, когда четыре человека поют каждый свою песню.

Через полчаса свалился один Игорь и громко захрапел. Второй продолжал пить с Золушкиным и спорить ни о чем.

– Тебе весело? – спросил одноклассник, когда его собеседник примолк, решив поспать за столом. Золушкин заглядывал мне в глаза и игриво улыбался.

– Да. Очень.

– Мы те, кто дарит праздник. – Золушкин сам верил в то, во что говорил. – Как ты живешь, бродяга? Я думал, завод со всем тебя поглотил – не вынырнешь. А ты ничего. Держишься. Надо бы сбегать за бутылкой. У тебя деньги есть?

– Нет.

– Ты же с нами пил! Мне надо догнаться и упасть. Что же – это за праздник, когда доживаешь до торта и помнишь почти всё?

– Ухожу я с завода, – неожиданно сказал я, перебивая его.

– Опять будешь поступать?! – Мне показалось, что я слышу плохо скрытый ужас в голосе. Хороший парень, хоть и одноклассник – волнуется, сопереживает.

– Хватит. Руся зовет меня в бизнес. Откроем ларек. А там будет видно.

– Возьмет тебя к себе ночником? Ночью сидеть страшно. Много пьяных. Каждый второй – бандит.

– Нет. Сделает напарником.

– Мне тоже предлагали идти ночником. Не рискнул. У меня сессия скоро.

– Говорит, что прибыль пополам.

– Я бы на твоём месте не пошел в ларек ночником. Хиловат ты. Побьют. Отберут товар. Потом квартиру продашь. Не ходи.

– Не пойду.

– Правильно! Я и то не пошел. – Сид подпер голову рукой. Закрыл глаза. Игорек, тот, что спал за столом, встрепенулся и сказал:

– Когда будем взрывать завод? Мне понравился ваш план. – Через секунду он снова храпел.

– Не ходи ночником. – Сид усиленно тер лоб и виски. – Черт. Что за праздник? Даже не потерял сознание.

Я кивнул. Мне тоже хотелось потерять сознание.

Зазвонил будильник. Игорьки стали подниматься, заглядывать в разные углы, что-то ища.

– Что это? – Золушкин слушал противный звук, медленно поднимаясь. Пьяные глаза стекленели. – Что это?!

– Это? Будильник. – Я тоже поднялся.

– Уже утро? – удивился одноклассник. – Утро?

– Утро. И мне пора на работу.

Игорек остановился посередине кухни и хмуро посмотрел на нас.

– Где мои учебники? – спросил он.

Глава 2

Мне всегда снились про работу черно-белые сны. Кто-то скажет: ранимая психика, кто-то понимающе хмыкнет. Не было во снах леденящего кошмара, только просыпался я всегда после них в холодном поту. Ненавижу черно-белый кафель. Сразу вспоминаю крыс, рыбный фарш и старших мастеров (самая смешная должность на производстве).

Никто не заметил моего ухода. Бригадир, простая тетка, на замену отпусков ставшая мастером, взволнованным шепотом докладывала директору по производственной части, что люди почему-то не хотят работать и бегут, бегут при каждом удобном случае. На что он ей ответил, таким же таинственным шепотом, пускай убегают – биржа труда ломится от безработных, желающих поработать в таком престижном месте очень много. Свято место не бывает.

Жалко, что я это слышал, пробегая мимо, играя роль беспроводной рации между рабочими на первом этаже и четвертом.

Жалко, что я не смог ничего ответить члену совета директоров продвинутого акционерного общества.

Жалко тех лет, что я провел в этом черно-белом сне.

Хорошо, что отрицательные эмоции остались в прошлом, от которого не убежать можно было только по детской наивности. Рассчитали меня, как и положено, через две недели, а вот за расчетными деньгами я должен был начинать бегать через пару месяцев – не раньше – в порядке очереди. Я чувствовал в ситуации провокацию, но Руся сказал, чтобы я не забивал себе голову и начинал думать только о сникерсах.

И я думал.

Мы поднимались в крутую горку. Мотор «восьмерки» нещадно хрипел, готовый умереть или взорваться, крутя колеса, но мы медленно и верно обгоняли троллейбусы, спеша к конечной цели – предстояло заключить договор субаренды на торговый павильон. Просили за него среднею цену, Русе место понравилось, и мы взялись за дело. Первое в моей жизни.

Из динамиков автомобильной акустики доносились завывания Вити Цоя. Другой кассеты у Руси не было. Эту я подарил ему на день рождения в прошлом году.

– Слушай и молчи! – неожиданно громко сказал напарник, перекрикивая музыку и шум мотора. Я высунул голову из окна, потому что как раз рассматривал троллейбус, который мы обгоняли. Посмотрел на друга. Серьезный вид, подтянутые губы, холодный блеск глаз – воин перед битвой.

Сражения. Драконы, рыцари, колдуны и гоблины. Белая и черная магия. Красавицы и кровь. Я тоже частичка выдуманного мной мира. Дух сразу захватило. Какая романтика! Не уже ли я наконец-то нашел свой стиль жизни?

– Ладно, – сказал я и задрожал от неизвестности.

Машина преодолела горку. Мы удачно проскочили пару светофоров на желтый и въехали в переулок. Несколько фасадных домов, выходящих на центральную улицу и «восьмерка» припарковалась возле приземистого двухэтажного домика. Такие строили сразу после войны военнопленные немцы и в них до сих пор жили в коммуналках бывшие советские люди, не успевшие вовремя «перестроиться» или по не внимательности своей упустившее из вида происходящие в стране перемены, называемой «перестройкой». Потому что после неё очереди на квартиры исчезли вместе со многими работами.

Я покосился на туалетную будку. Грубые доски плохо покрашенные маслянистой белой краской зияли темными щелями.

– У них здесь офис?

Руся хмыкнул.

– Выходим.

Мне показалось, что на нас смотрят из окон второго этажа. Слеповатые глаза успели заметить рябь занавесок, чьи то лица, руки, блеск линз очков.

– Нас не надуют?

– Это фирмачи, – просто ответил Руся и весомо добавил, когда мы входили в обгаженный подъезд, – я проверил.

На втором этаже нас ждали. Директором фирмы оказалась бесформенная женщина лет пятидесяти. Осветленные соломенные волосы беспорядочно падали на борцовские плечи, делая её похожей на Страшилу из известной сказки о волшебнике из изумрудного города. Красная помада соответствовала моде и являлась образцовым «стоп-сигналом». При виде жирно обведенных черной тушью глаз, вспоминался анекдот: где твои деньги? – в мешках – а где мешки? – под глазами. Возле, постаревшей Марлен Монро, находилась небольшая свита. Всех приближенных можно было сравнить с собачками: болонками, дворнягами, пудельками. Среди своры выделялся молодой кобелек доберман, не то водила – охранник – сторож, не то любовник-курьер. Мы отказались от чая. Руся покрутил в руках договор, потом передал его мне и я принялся за чтения, иногда слушая обрывки монолога директора. Говорила она что-то типа:

– Молодые. Совсем юные. Страх есть? Мамаша вас прикроет. Дорогая аренда? А чего вы хотели! Я же сказала, что буду вас прикрывать. Сюда входит и плата «крыши». Думаете, я всегда здесь сидела? Я, между прочим, хорошо знала Капитана. И всё было со всем по-другому, пока его не убили. Плата вперед. Вопросы?

Я подумал, что это она меня спрашивает и, сильно волнуясь, спросил:

– Мне не понятно про аренду земли. – Я слышал, как сильно стучит сердце и дрожит голос, но ничего не мог поделать с собой.

– Кто это?

– Это со мной, – ответил на грозный окрик Руслан. – Что там про аренду земли? – Он сделал заинтересованное лицо и посмотрел в договор. – Заканчивается через два месяца. – Он посмотрел на женщину. Всё это время она сидела, возглавляя экзаменационную комиссию, а мы жались около двери. Я почувствовал, что меня снова принимают в комсомол. Сейчас выгонят. Нет. Ага. Вот сейчас точно. – А, если мы сработаемся, вы сможете продлить аренду земли?

– Конечно! – занервничала женщина. – Ты во мне сомневаешься?

– Нет.

– А тот, что с тобой?!

– Я тоже «нет».

– Отлично. Деньги и ключи?

Руся кивнул. Он шагнул вперед, вытаскивая на ходу толстую пачку денег, часть из которых были моими несуществующими расчетными и, после короткой церемонии, вернулся ко мне со связкой ключей.

– У меня в ларьке двенадцать ящиков водки. Продадите?

– Продадим, – согласился Руслан. Легко и непринужденно. Душевно улыбаясь.

– Верочка, выдай бумаги на товар.

Верочка играла роль бестолкового пуделя. Странно, но в конце её поисков бумаги нашлись. Даже кобелек доберман проснулся и удивленно щурился на то, как она бабахает печати на разноцветные листочки.

– Через три дня приедем – посмотрим, как устроились, – сказала директор, давая понять, кто тут главный и кто кого станет контролировать. Я вспомнил завод. Старших мастеров. И погрустнел.

Свежий воздух привел чувства в порядок. Перед тем как сесть в машину, я долгим взглядом посмотрел на окна офиса, потом почему-то сплюнул и, наконец, занял место штурмана.

– Они будут нас контролировать?

Руся улыбнулся, сдавая назад.

– Они думают, что будут нас контролировать. – Он закрутил баранку, выворачивая. – Суют нам водку по дикой цене на реализацию. Наивные. Посмотрим, кто из нас диктует условия, а кто их выполняет.

– Куда мы теперь?

– За товаром. Завтра я пробью точки, где можно взять товар на реализацию. Сегодня же купим кое-что за наличные. У меня кругом друзья. Не робей!

Я не робел. С чего он взял? У друзей мы купили пиво, сигареты и конфетки. При чем «друзья» при погрузке товара обсчитались в нашу пользу, и мы загрузили в багажник вместо трех ящиков пива пять. Я рассматривал бутылку с заграничной этикеткой и счастливо икал. Нет. Пиво я не пил. Меня поразило другое: мы ещё не начали работать, а уже появилась прибыль.

Доехали до ларька в сопровождении крана – Руся просто посигналил, проезжающей мимо машине и, переболтал с шофером, и в итоге мы развернули ларек к проходимой улице витринной, а не боком, как это было положено по договору, всего за две бутылки пива из дармового ящика.