Б-1, Б-2, Б-3. неженский нероман

Через неделю жизни с ней я понял, что на земле есть рай. Что боженька сжалился над сыном своим грешным и послал, наконец, ему свою благодать в виде этой странной, как светофор в тундре, дамы. Вообще, я не люблю независимых женщин. Коль она независима и я независим, то – что нам вместе делать? Женщина, с моей точки зрения, должна быть слабой, и тогда в мозгу у нормального мужика включается что-то, что связывает пару на долгие года. Он обязан её защитить, и если с ней случится что-то плохое – позор ему до гробовой доски. А она без него реально пропадёт, потому держаться за мужика обязана хотя бы из чувства самосохранения. И такая пара живёт долго и относительно счастливо, по крайней мере, в моём воображении. Р-7 же была абсолютна независима, но сумела поставить дело так, что мне так не казалось. Она не сходила с лестницы, не подав мне руки и как бы боясь упасть. Хотя, беря её за руку, я чувствовал, что эти пальцы при случае могут сжаться на горле так, что Дездемона пискнуть не успеет. Она никогда не говорила: «Я куплю дом», а всегда – «Мы купим», хотя моих скромных средств тогда хватило бы как раз на то, чтобы поставить деревянный забор вокруг её десяти соток. Каждый вечер она давала мне подробный отчёт о проведённом дне и выясняя – что бы я хотел завтра на ужин. Всю еду она покупала только на свои деньги. Так же в квартире без моего ведома вдруг появились новые кружки, тарелки, перечницы, постельное бельё. Когда я предложил сходить в кино, она тут же спросила – ко скольки подгонять машину? Я сказал, что предпочёл бы общественный транспорт, и вопрос с машиной больше не поднимался. Потом Р-7 спросила: что ей вечером надеть на выход? Я сказал, что мне, в принципе, без разницы: она мне нравится независимо от того, что на ней надето. Она открыла свою вместительную дорожную сумку, выложила на диван дюжину разных нарядов и задумалась. Судя по её растерянному виду, перед ней лежало полпроцента её полного гардероба, и она впервые за много лет стояла перед таким скудным выбором.

– Что, и в этой майке можно? В ней же у меня всё на виду! Впервые вижу такого мужчину, чтоб разрешал своей даме ходить по городу в таком наряде!

Если новая женщина говорит мало – это настораживает: что-то скрывает. Если много – это утомляет. Из неё же вытекало слов ровно столько, сколько воспринимали мои барабанные перепонки после рабочего дня. Спасибо тебе, господи! Целых две недели своей жизни я прожил по-настоящему счастливо! Каждое утро она вставала на полчаса раньше меня, подводила глазки и делала мне завтрак. А я каждый вечер делал десяток её портретов. Она ахала:

– Это надо срочно подправить! Никуда не годится! Твой фотоаппарат за такие деньги мог бы сделать меня и помоложе! По сравнению с тобой я просто старуха! Хочешь, я сделаю ещё одну пластику? Нет? Тогда установи на свой компьютер ту программу! Я сама буду обрабатывать свою морду! Зачем ты купил такой фотоаппарат? Все морщинки видно! То ли дело моя мыльница!

Её любимой поговоркой была: «У счастливой женщины светящиеся глаза и сбитые колени».

Кое-как я смог сделать пару её портретов такими, какими мне хотелось. Она стояла под дождём в синих обтягивающих джинсах, белой куртке, под ярко-красным зонтом, на фоне жёлтого осеннего леса и чёрного неба до горизонта. Контраст на контрасте. Такой я её и запомнил.

* * *

Вот и теперь льёт дождь. Рыжая быстро обучилась сама подливать себе в кружку уже остывший чай и без устали жала на разные кнопочки фотоаппарата.

– А это что? Ах, вот даже как? Кошмар, как всё, оказывается, сложно! Как это у них всё влезло в такую коробочку? Подожди, я сейчас запишу!

И вдруг мне стало тошно. Я понял, что ей не интересен фотоаппарат. Что она всеми силами пытается сделаться интересной хотя бы мне. Человеку, на которого её первой реакцией было слово «Кошмар». А ведь первая реакция – самая верная! Раз сразу нигде не торкнуло – уже не торкнет. А этой уже не до хорошего. Хотела принца на коне. Теперь получить хотя бы коня! Образования – ноль. Единственное родное существо – собака. Попытки сыграть какую-то чужую роль, катаясь по курортам и застолбив себе место в кафе, привели к тому же, к чему меня привели в своё время вечерние сидения на набережной: ни к чему. Имитация жизни. Бутафория. Ощущение, что настоящая жизнь где-то рядом, но уже не в двух плевках. Одиночество в толпе. Но, в отличие от меня, она бросается в толпу ещё глубже, надеясь, что это и есть – выход. А я поступил с точностью до наоборот: перестал цепляться за миражи. Потому что понял: не надо надеяться. Надо резать по живому, убивая в себе желание личного счастья и благополучия. Если зуб выдернули – он уже не болит. Резать по живому и при этом не стонать меня научила Р-7.

* * *

Я пришёл с работы и застал свою божью благодать в слезах. Плакала она скупо. Она вообще вела себя подчёркнуто сдержанно везде, кроме постели. На вопрос – что случилось? – она объяснила, что её назначили в республиканский аппарат главой юридического департамента. Она давно подавала заявку на конкурс и совершенно о ней забыла. Сегодня ей позвонили и сказали, что в понедельник она может осваивать новый кабинет в сером доме. Это то предложение, от которого не отказываются. И дело не в зарплате с кучей нулей и другими возможностями, а в специфике работы людей в полувоенной униформе. Это приказ, за неисполнение которого пожизненно приковывают к позорному столбу. Это даже не казнь. Это гораздо хуже.

– Есть, конечно, одна возможность, чтобы мы не расстались. Но я прекрасно понимаю, что она невыполнима. Я предлагаю тебе ехать со мной. Бросить тут всё и уехать. Будешь там кум королю. Вернее – королеве.

Она упёрлась лбом в окно и с тоской смотрела на купол церкви. Вечерело. Купол красиво подсвечивался лучами заходящего солнца и выглядел торжественно и величаво. Изредка с грустью в голосе тренькал колокол. Судя по безнадёжным интонациям, она заранее знала мой ответ, но не предложить этот вариант не могла. То ли до меня не до конца дошло, что это – финиш, то ли где-то в глубине души я ожидал чего-то подобного по окончании её отпуска, но всё, что я смог сказать:

– Ты правильно понимаешь. Конечно, я никуда не поеду. Кто я там буду? Никто!

– Как всё глупо получилось! Прости, я не хотела! Прости!

– В моей жизни счастье долго не селится. Так что – всё нормально. Спасибо за то, что позволила почувствовать себя человеком! Что у нас на прощальный ужин? – улыбнувшись, попытался пошутить я, хотя изнутри весь покрылся изморозью.

Она прижималась лицом к холодному стеклу окна, смотрела на закатную церковь и только шептала изредка:

– Прости… прости…

Она уехала назавтра в пять утра. Провожать её я не пошёл. Вообще прощаться не умею и не люблю. Попили кофе. Посидели молча, зажав эмоции в кулаки. Обнялись на десять секунд.

– Удачи! Не скучай!

– И тебе не кашлять! Спасибо за всё!

Она ушла твёрдой походкой. Я слышал, как по длинному коридору разлетается шорох её шагов. Всё тише, всё дальше. Потом хлопнула дверь в подъезде и наступила такая тишина, какую я слышал только в глубине заброшенной штольни в горах Кузнецкого Алатау: километр гранита над головой и никаких форм жизни. Звук захлопнувшейся двери был похож на выстрел. Снайпер выстрелил в меня. И попал. Я сполз спиной по дверному косяку на пол, закрыл лицо руками и умер.

Так что на её «Lexus-е» я не то что не прокатился – я его даже не увидел. Позднее мы обменялись несколькими эсэмэсками. В первой она написала, что старше меня почти на год. В последней я прочитал:

– Я кофе заварю. Тебе покрепче?– Ты знаешь, мне недавно было грустно… Ты улыбнёшься, взяв меня за плечи:– Не уходи! Мне без тебя невкусно…

Она отовсюду удалила свои страницы и попросила нигде и никогда не выставлять её фото. Я пообещал не портить ей карьеру. Ещё она попросила больше не звонить и не писать, потому что резать по живому – больно, но быстрее зарастает, чем регулярно ковырять старую болячку. И я заткнулся навсегда. Она – мужественная женщина и в прошлой жизни тоже, видимо, была самураем. А перед новым годом мне пришла посылка без точного обратного адреса. В посылке лежал деревянный волк, стоящий на камне и тоскливо воющий на Луну.

* * *

– Извини, но мне пора! Девушка, обсчитайте нас пожалуйста!

Рыжая замерла над фотоаппаратом и вдруг вся как-то сникла. Я рассчитался с официанткой, пожелал рыжей удачно реализовать неликвиды и съездить за хорошими фотографиями. Из той словно выпустили часть воздуха. Она погасла и просто смотрела в чашку перед собой. Даже волосы в неверном свете блядских лампочек казались не рыжими, а какими-то пепельными. Я прекрасно её понимал. Только помочь не мог ничем. Вернее, не хотел. В душе не трепыхнулось ничего, даже отдалённо похожего на жалость. «Нас не надо жалеть! Ведь и мы никого не жалеем…»

– Там дождь. Как же ты без зонтика? У меня есть зонтик! Давай я тебя провожу! – подскочила она, когда я уже двигался на выход.

Ночь съела город без остатка. На остановке парили над водой три нетрезвых человеческих силуэта. Дождь шёл слабее, выдыхаясь, но повсюду неслись бурные мутные потоки. Мы с рыжей шли прямо по тёплым лужам. Тротуар под ногами, покрытый слоем воды, дрожал в свете уличных фонарей. Повсюду журчало и капало. Лица её видно не было, и смутное пятно на фоне чёрного зонта мне вдруг показалось не таким уж чужим и противным. Хоть кто-то знакомый в полном мраке! Одно слово, один жест – и расставаться не придётся! А что если…

Хорошо, что быстро подошёл автобус, а то моё внутреннее душевное равновесие под ночным дождём стало расклеиваться и протекать.

– Я как прилечу – скину тебе пару фоток! Оценишь? Ну и про ванну там подумай! – почти бодро воскликнула она и почти улыбнулась.

– Кидай! Подумаю! – крикнул я уже из автобуса.

Двери, смазанные дождём, тихо закрылись, рыжее пятно тут же пропало за чёрным мокрым стеклом. Она ничего не скинула. Может, тоже поняла, что по живому резать – быстрее заживает, а, скорее всего, чмо из чата номер пять или десять оказался менее разборчивым и закомплексованным, чем я? Не у всех же бывают в жизни такие две недели на небе, после которых больно падаешь на землю, и всё, что тебе потом остаётся – смотреть вверх.

* * *

Через пару дней после того, как Р-7 исчезла из моей жизни, тишина стала непереносимой. Я пил, ел, ходил на работу, общался с какими-то людьми, но в голове стояла полная тишина, как после взрыва фугаса в метре от твоего окопа. Я постарался не резать руки по старой привычке и не уходить в запой. Потом нашёл на полу подъезда рекламную газетёнку, открыл последнюю страницу и набрал первый попавшийся номер.

– Агентство «Клеопатра» слушает!

Предельно эротичный голос не оставлял сомнений в том, что выбор девочек невелик, товар залежалый и рассчитан на обслуживание нетребовательных к красоте пролетарских окраин.

– Мне какую-нибудь даму на часик. Только не толстую! – вежливо попросил я.

На том конце вышла заминка. Трубку прикрыли ладонью и начали обсуждать детали. Через двадцать пять секунд, когда я уже искал глазами телефон конкурирующей организации под названием «Ариадна», из трубки донеслось:

– Вам как срочно? Просто пока рано, девочки подъедут ближе к вечеру. Мы сможем вам помочь часа через три.

Я давно не пользовался такими услугами и совсем забыл, что у них самая работа начинается тогда, когда дети засыпают, а тем, у кого их нет – не спится.

– Годится через три. Постараюсь дотянуть. Перезвоните по этому номеру. Только просьба: худую! Рост, цвет волос – до лампочки. Возраст – чтоб только не ветеран войны. Но не толстую! Толстая поедет обратно, сразу предупреждаю. У меня на них аллергия.

– Хорошо! Мы перезвоним вам ровно в десять на восемь девятьсот пять ноль восемьдесят шесть сорок четыре двенадцать! Девочки у нас – высший класс!

В трубке раздались эротичные гудки.

Мне не хотелось секса. Мне надо было хоть как-то заполнить вакуум в голове. Любым дерьмом, но заполнить. Выбить клин клином. Сделать хоть что-то с любой бабой, чем опять лежать одному и думать, что на этот раз уже точно – всё. Конец. Ни желания жить, ни надежды на счастье уже не оставалось. Последний нетронутый кусочек души она забрала с собой, в груди остался только серый бутовый камень.

До десяти я занимался тем, что пересматривал а потом стирал кое-какое наше с ней видео. Заодно стёр всего Михайлова и Талькова. Я не мог себе представить, что буду смотреть этот концерт в «Олимпийском» с кем-то ещё. И понял, что больше не смогу слушать лирические песни про несвоевременность – вечную драму, где есть он и она.

Ровно в десять эротический голос сообщил, что сука готова к случке. Ещё через полчаса раздался стук в дверь. Сутенёр опытным взглядом мельком глянул на меня, потом засунул голову в комнату:

– Вы один?

– Один. Я эти порядки знаю! – устало сообщил я.

Что ни говори, а в этом плане они – молодцы: если клиент под мухой или в хате мужиков больше, чем заказанных девочек – сразу до свиданья!

– В этом месяце у нас десять процентов скидка или двадцать минут к каждому часу бесплатно. Каждый пятый визит за половину стоимости. Девочка хорошая, но тут небольшая проблема! – он даже смутился.

Вид смущённого сутенёра дорогого стоит, и мне стало легче. Что уж там за проблема с девочкой – я пока не знал, но от общения мне уже повеселело.

– Она на клык не берёт! – шёпотом посплетничал он мне. – Учится на стоматолога в меде. Что-то им такое на лекции рассказали. Теперь хоть убивай – не даёт в пасть. Для вас это принципиально?

– Можно сначала на товар глянуть? – заинтересовался я.

Из-за двери парень выудил крашеную блондинку средней комплекции в короткой футболке, миниюбке и чулках с резинками. На левом плече – небольшая наколка в виде бабочки. Любят они наколки на разных поцелуйных местах. Непременно нечто крылатое: бабочка или птичка. Роста она была как Р-7, и в принципе, если глотнуть стакан, даже чем-то её напоминала. Она смотрела на меня стандартные полсекунды и сразу как-то внутренне расслабилась. Видимо, успокоилась за свой рот. Опасений на эту тему я у неё не вызвал.

– Да нормально! – я протянул сутенёру деньги. – Бонус беру минутами! Приезжайте через час двадцать!

* * *

Ночью мне опять приснился мёртвый литовец. Обычно он снится мне на вторую или третью ночь после хорошей пьянки. Если пил два дня – литовец приходит на вторую ночь. Если три – то на третью. Больше трёх дней я пить не могу: организм отторгает алкоголь и вообще всё, что пытается в него проникнуть тем или иным способом. Через три дня возлияний смотреть в зеркало становится просто стыдно. Проблемой оказывается дойти не то что до ларька с пивом – до туалета. И тогда понимаешь, что в жизни одному есть реальный минус: чуть что случись – и, как говорится – воды подать некому. Поэтому алкоголем после второго развода я не злоупотребляю, а, значит, и литовца вижу редко. Сегодня он пришёл без похмельного синдрома, но темы нашего разговора это не изменило. Вообще сложно изменить тему беседы с человеком, которого ты давно убил. Поэтому и литовец ничего нового мне не сказал.

– Ну что? Искал счастья, да снова мимо? То это тебе не так, то – то. То толстая, то тупая, то уши большие, то семечки лузгает, то Куросаву твою глядела, да вдруг храпанула. А та президента не любит! На тебя не угодишь! Не задумывался, почему сто тысяч женщин – полные дуры, а вокруг них летает этакий супермозг! Орёл, сука, нашёлся! Все дураки – один ты умный! А мобыть наоборот? Тогда всё зараз сходится!

– Есть такое выражение, дед: почему все дуры такие бабы? Вроде – ерунда, а как задумаешься – и верно! С другой стороны – чё ты лезешь куда не просят? По ночам подслушиваешь! Может ты извращенец? – отвечаю я ему. – Настроение и без тебя – не очень. Чё припёрся? Я не пью с Пасхи, а ты припёрся! Соскучился? Поцелуй мои нижние уста?

– Ты три дня назад пиво сосал! Алкашом жил, алкашом подохнешь! Даже могу сказать – где и когда! Хочешь?

Его борода затряслась, но смеха я не услышал. Убиенные не смеются. Они только обозначают, что им в данный момент было бы смешно, будь они живы.

– Три дня назад я выпил одну бутылку «Клинского». Это вообще не повод для твоего визита! И свои прогнозы оставь при себе. Я их уже сто раз слышал. То я утону, то повешусь, то замёрзну, то меня зэки на зоне зарежут. Я уже все твои сроки пережил, так что прогнозам твоим цена – как прогнозам погоды. Пальцем в небо!

– Ну да, ошибся пару раз. Но согласись: каждый раз было близко! В том, что ты не помер – моей вины нет никакой. Видать, кто-то ещё на тебя прогнозы делает. Судя по всему – баба какая-то. Никак – кандидатша твоя нерасчёсанная. Ты всё на баб время тратишь, а она индийских богов изучает! Уже триста зазубрила, ещё три тысячи осталось. Хочет, небось, чтоб ты ей дитё заделал. Потому-то ты тогда на Подлысане не замёрз и в Каче не потонул. И прокурор дело закрыл на тебя, охломона, когда ты карточку с голыми титьками той дуры замужней на всеобщее обозрение выставил. Только оба вы со своей кандидатшей – идиоты! Она думает, что индийские боги есть, а ты думаешь, что загробной жизни нет. Дураки оба!

– Ага, – отвечаю я ему полусонно, потому что даже во сне спать хочу, а этот гад всё болтает и болтает, – и повеситься как-то не получилось, и на зону не отправили, хотя два раза к прокурору таскали, и из-под машины успел выпрыгнуть. Было дело. Теперь всё? Иди, дай поспать!

– Ты кроме меня ещё жену мою убил! Двух коз с козлёночком голодом уморил! И курей! Тебе за это мучаться и на этом свете, и на том. Так и знай!

– А ты моего дядьку зарезал! На меня своего пса натравил! Так что помолчал бы уж, праведник!

– Я его за дело зарезал, а ты мою жену просто так голодом уморил!

– Ну, всё! Ты меня достал! Да будь моя воля – всех бы вас до пятого колена этапом на Сахалин отправил! – рявкнул я на него и проснулся.

За окном стояла темень. В щель окна проникал шорох дождя. Я включил телевизор и глянул на часы. Четыре утра. Понятно: час быка минул, петух прокукарекал, нечисть сгинула. А ты тут лежи как дурак и вспоминай всё, что накопилось за годы неправедной жизни.

* * *

В маршрут по Малому Караголю я пошёл один. Ходить одному в маршруты геологам вообще-то запрещено. Но не категорически. В книге по технике безопасности перечисляются вещи, которые геологам во время полевых работ делать запрещено либо не рекомендуется: ставить палатку в затопляемую пойму реки, ставить палатку около сухих деревьев, переходить реку вброд босиком, стрелять на звук, подходить к вертолёту и коню сзади, трахать мозг медведю с апреля по июль, хватать гадюк за хвост с криком «Ни фига себе червяк!», ходить в маршруты в одиночку и т. д. Книга эта довольно толстая, написана, что называется, кровью, и геологи вечерами у костра любят приводить примеры нарушения этих правил и тут же последовавшей расплаты. Но жизнь в рамки не загонишь, поэтому то, что запрещено – делают почти все. А вот то, что запрещено категорически, делают тоже почти все, но реже.

Мой напарник заболел. Простыл, что неудивительно. Стоял октябрь. Ночами доходило до минус десяти. Ноги в резиновых сапогах постоянно мёрзли, да и иммунитет у народа к концу сезона снижается из-за недостатка витаминов. Благо – не Таймыр, до цинги дело не дошло. Но гвоздика и виноград в Сибири не растут, а черемша и дикий лук – продукт сезонный.

Нам оставалось сделать последний маршрут по самому дальнему ручью, взять полсотни донных проб и сделать радиометрию. Но Иваныч поднялся среди ночи и, стуча зубами, начал шарить в своём огромном рюкзаке. Я высунулся из спальника и включил фонарик. Вылазить ночью из спальника жуть как неохота. Дрова в печке прогорели, и через пять минут температура воздуха внутри палатки сравнялась с той, что снаружи. А снаружи температура такая, что лужи глубиной пять сантиметров промерзают к утру до дна. Поэтому телодвижения Иваныча сразу меня насторожили, тем более, что ещё днём он жаловался на ломоту в суставах и слабость.

– Температура попёрла. Аспирин ищу. Один день до победы не дожил! – посетовал напарник, проглотил две таблетки, запил водой из носика закопченного чайника, стоявшего на углу печки, и снова залез в спальник.

Когда в семь утра мы вылезли из палаток завтракать, одного взгляда на Иваныча стало достаточно, чтобы понять: в маршрут я иду один. Он сделал было попытку собраться, но пошатнулся, сел на нары, вытер пот со лба и озадаченно прошептал:

– Ни хера себе мне вставило!

А поскольку под конец сезона в нашем отряде остались только мы с Иванычем и повар, то выбор помощников у меня был не богатый. Поэтому радиометр я решил не брать: барахла за спиной и без того хватало. Взял упаковку мешочков для донки, этикетки, карабин, рюкзак с обедом, полевую сумку, и отправился в глухомань.

Когда по тайге идёшь не просто так, а с работой, то и усталость почти не замечаешь, и время летит быстро. К обеду я добрался до нужного ручья и свернул с большого русла в маленькое. Вокруг громоздились Саянские горы, и русло, по которому я шёл, вскоре стало напоминать миниканьон шириной метров пятьдесят с почти отвесными стенами. Километра через полтора правый борт ручейка резко перестал быть отвесным, и я вышел на огромную поляну, со всех сторон окружённую горами. В принципе, я давеча разглядывал карту-двухсотку и знал, что за маршрут мне сегодня предстоит, но такие контрасты надо видеть вживую: глядя на бумажку, представить реальные Саянские горы сложно.

Место мне показалось – самое пообедать. Прямо какой-то оазис среди скал. Или, по-сибирски – урочище. Но только я шагнул на райскую землю и скинул рюкзак, как на меня с опушки кинулось нечто такое, что вначале показалось мне медведем. Со злобным рычанием на меня через поляну неслось что-то огромное, чёрное и очень быстрое. Я стоял лицом на юг, и низкое октябрьское солнце светило мне прямо в глаза, мешая навести фокус. Я сдёрнул с плеча карабин, передёрнул затвор, загоняя патрон в патронник, и поднял ствол. Зубастая пасть в этот момент хрипела уже метрах в двадцати. С такого расстояния промазать было невозможно. Ведь две последние зимы мы с мужиками пару раз в неделю ходили в наш геологический тир, где отстреливали по полсотни тозовочных патронов за вечер из положений стоя – с колена – лёжа под руководством посечённого шрамами пенсионера с кучей орденских планок на стареньком пиджаке (После его ласкового: «РебятУшки, тренировочка окончена, все молодцы, стволики ставим в сейфик, гильзочки за собой прибираем!» – хотелось встать во фрунт, крикнуть «Ур-ра!» и прослезиться.), поэтому рябчиков и кедровок себе на обед в маршрутах я бил метров с восьмидесяти без проблем.

Зверь не просто бежал – он летел на меня во все четыре лопатки. «Хорошо что носик у пули спилил!» – мелькнуло в мозгу. Я прижал приклад к плечу поплотнее, совместил мушку с прорезью на планке, навёл на пасть, взял чуток ниже и выстрелил. На всю долину раскатились хлёсткий, словно щёлк кнута, винтовочный выстрел и предсмертный собачий визг. Огромный лохматый пёс пролетел по инерции ещё метров пять, пока не упал и не забился в конвульсиях, дико хрипя и визжа. Я не успел ни испугаться, ни что-то обдумать, а просто передёрнул затвор и замер, ожидая продолжения. Как говорится, я сначала выстрелил, а уже потом вздрогнул. «Вторая пуля острая. Будет шить, а не ломать» – констатировало подсознание. Продолжение последовало незамедлительно: с опушки на меня бежал высоченный мужик с косой в руках. Первой моей мыслью было: что он делает в тайге с косой осенью? Под ногами в тени и днём-то похрустывал лёд. Вся трава давно легла. Что тут можно косить? Людей?

Добежав до собаки, мужик остановился. Друг человека к тому моменту уже никаких звуков не издавал, но глаза его оставались открыты и направлены на меня, кончики лап ещё подёргивались, а огромные зубы торчали в мою сторону в последнем оскале. Пёс словно ещё видел меня в перекрестие своего прицела. Словно ещё бежал на своего непрошенного гостя, желая вцепиться ему в горло. Он не сдался даже после смерти! Я продолжал стоять с карабином наизготовку, хотя стрелять, естественно, не собирался. Мужик оказался не мужиком, а дедом в кепке, заросшим бородой по самые глаза, в драном ватном костюме и коротких резиновых сапогах. Лет ему на вид было под сто. Он был худ до последней степени. Но, судя по тому, с какой прытью он перебежал поляну, – здоровья в нём было ещё на троих. Он стоял, словно смерть от Ингмара Бергмана, подняв косу и переводя взгляд с собаки на меня и обратно. И тут мне стало абсолютно ясно, что он сейчас кинется, и второго выстрела не избежать. В его взгляде было столько злобы к людям в целом и ко мне конкретно, что просто так повернуться и уйти он не мог.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.