А вот ещё случай был… Занимательные истории

«А бочата-то у него крутые. Тысяч десять баксов, не меньше. Если вон за ту защёлочку на браслете дёрнуть, то снять можно в секунду, и хрен он чего почувствует!», – отметил про себя Клифт, и, решив не рисоваться пока в людных местах, отказался:

– Я и впрямь притомился что-то. Давайте в гостиницу!

Уже направляясь к выходу из кабинета, они услышали в приёмной какой-то приглушенный шум, «охи» и «ахи».

Чувствуя себя пусть временным, но всё же паханом в этой конторе, Клифт решительно распахнул дверь.

Взору его представилась та же, вышедшая только что из кабинета, публика, только застывшая, похожая на группу мраморных статуй с заломленными руками – такую Клифт видел в Санкт-Петербурге, гуляя в Зимнем саду.

Все они смотрели на нечто, бывшее в руках у мужика в синей спецовке.

– А я чо?! – оправдывался тот. – Мне велено доставить, вот я и доставил. Всё же уплочено!

Только сейчас Клифт, наконец, понял, что за предмет нянчил посыльный в руках. Это был траурный венок – дорогой, должно быть, пахнущий остро белыми розами, и ещё чем-то – то ли масляной краской, то ли церковным ладаном. Надпись на чёрной ленте крупными золотыми буквами читалась отчётливо: «Незабвенному Юре от безутешных родных».

– Эт… это что такое! – вскричал грозно Борщёв, и накинулся на посыльного, – сейчас же уходите отсюда! – и, повернувшись к Клифту, покачал головой. – Наверняка происки конкурентов, Юрий Степанович! Я сейчас же дам команду нашей службе безопасности – пусть разберётся!

– Ну-ну, – хмуро кивнул Клифт.

А про себя подумал: «Ни хрена это не происки! Настоящего-то Жабина и в самом деле грохнули! И тот, кто послал венок, об этом отлично знал».

8

На следующий день Клифт раньше других сотрудников прибыл в офис компании, вознёсся в свой кабинет, и до прихода секретарши решил осмотреть владения.

Стенка с полками, заставленными огромными, как фибровый чемодан, папками-скоросшивателями, на корешках которых красовались надписи вроде «Производственные показатели за 1 квартал 2014 года», или «Анализ налоговых отчислений в 2013 году», оставила его равнодушным. Рабочее место, уставленное огромным количеством телефонов разных моделей, мониторами и ещё какими-то хитроумными электронными штучками, не заинтересовало особо. Он выдвинул несколько ящиков стола – ничего интересного. Авторучки в футлярах, прочая канцелярская дребедень.

А вот комната отдыха привлекла внимание. Здесь всё располагало к неге и отдыху. Тигриная шкура на просторном диване, медвежья – на полу, низкий стеклянный столик с глянцевыми журналами. В укромном закутке – что-то вроде кухоньки с буфетной, газовой плитой, чайными и кофейными причиндалами. Здесь же – холодильник, не такой, конечно, как в гостиничном номере, но тоже весьма вместительный, набитый снедью. В том числе и разнокалиберными бутылками со спиртным.

Клифт только-только нацелился налить себе из початой бутылки фужер дорогущего, должно быть, коньяка, как за спиной его деликатно кашлянули.

Он обернулся. Перед ним стоял тщедушный еврей весьма преклонных годов.

– Здравствуйте, Юрий Степанович. Я ваш заместитель по производственной части, Горовой Абрам Самуилович, – вежливо отрекомендовался он. – Извините, что без доклада. Вчера пообщаться не пришлось, вас быстренько… х-хм, увезли. Так я сегодня, с утра пораньше, что б никто не мешал…

– Да что вы! – радушно пожал сухую ладошку, а потом по-свойски приобнял его за плечи Клиф. – Какие между нами, производственниками, могут быть сантименты? Пойдёмте, поговорим, – и повлёк визитёра к дивану. – Пообщаемся, так сказать, в неформальной обстановке…

Присели.

– Ну и сколько этих, как их там… баррелей нефти мы накачали? – с места в карьер взял карманник. – В достаточном ли количестве обеспечили народное хозяйство нефтепродуктами?

Абрам Самуилович проницательно посмотрел ему в глаза, сказал со вздохом:

– Нефтепродукты – это переработка. А у нас сырьё… Послушайте, молодой человек. То, что вы в нашем деле, простите за резкость, ни бум-бум, очевидно любому. Ничего-ничего, – успокаивающе похлопал он по коленке дёрнувшегося, было Клифта, – я привык. Давно привык к тому, что электроэнергетикой у нас рулят бывшие цветочные спекулянты, металлургией – фарцовщики, а нефтянкой – военные или бандиты. Пусть так. Раз в стране капитализм – я согласен. Я даже не спрашиваю, каким бизнесом вы занимались, прежде чем попасть к нам…

– Я? Э-э… финансовым! – нашёлся Клифт.

Абрам Самуилович покивал скорбно, прозорливо представив, должно быть, успехи собеседника на этом непростом поприще.

– Ну, пусть будет финансовый, – согласился он. – А потому я предлагаю вам такой уговор. Вы представляете, скажем так, официальное лицо компании. Встречайтесь с разными уважаемыми людьми, представителями власти, прессой. Сидите в президиумах на совещаниях, ездите на бизнес-форумы, симпозиумы и конгрессы, отдыхаете, развлекаетесь. Только в производственные вопросы не лезьте. Не морочьте голову себе и людям. А я, если потребуется, любую справочку вам представлю, любой проект приказа или распоряжения подготовлю – за вашей подписью. Договорились?

– Да без проблем! – легко согласился Клифт, и польстил, в свою очередь. – На вас, ветеранов, надежда особая. Вы, старая гвардия, ещё повоюете!

Абрам Самуилович удалился, а Клифт усевшись за начальственный стол, начал первый рабочий день.

Следующей посетительницей оказалась главный бухгалтер фирмы – дама солидная, лет пятидесяти, с вавилоном смоляно-чёрных волос над полным, холёным лицом.

Клифт хорошо знал этот типаж. Сколько таких дамочек он «пощипал» в своё время – не счесть. В общественном транспорте они для карманника, как правило – самое то. Войдут в салон – и на окружающих ноль внимания. Головку вскинут гордо, подожмут губки презрительно, стоят, по сторонам не глядя, о своём думают – о работе, семье, да чёрт их знает, о чём, а ридикюль – вот он. Замочек – щёлк, кошелёчек – цап. А в кошелёчке – денежки, да немалые. Купюры аккуратненькие, по отделениям бережно разложенные – тут соточки да пятисоточки, здесь пятидесяточки, а дальше тысячные да пятитысячные… Благодать!

А потому главбухше улыбнулся вполне искренне, как давней знакомой:

– Здрассьте, здрассьте, Дарья Сергеевна… Мечтал поближе с вами познакомится. Присаживайтесь, – и даже выскочил из-за стола, креслице пододвинул.

Главбухша, женщина, судя по всему, жизнью тёртая да битая, знавшая определённо, что каждый новый руководитель норовит, как правило, своего главбуха поставить, доверенного, а старого – в шею, держалась настороженно.

Положила перед собой гроссбух, раскрыла, и, нацелившись в него толстым коротким пальчиком с наманикюренным ярко-красным коготком, приступила официально:

– Я бы хотела, Юрий Степанович, для начала ознакомить вас с общим финансовым состоянием нашей компании…

У Клифта аж зубы мудрости заныли.

– Дарья Сергеевна, мне характеризовали вас как специалиста высочайшей квалификации. Там, – возвёл он глаза к потолку, – вами довольны. Поэтому я знаю, что финансы компании – в надёжных руках… Если нужно подписать какие-то бумаги, я с удовольствием это сделаю.

Главбухша успокоилась, приосанилась:

– Не хотелось бы в первый день загружать вас текучкой… Но один документик вам подписать придётся, – промурлыкала она вкрадчиво.

И пододвинула ближе к начальнику несколько листочков, скреплённых стиплером.

– Что это? – притворно озабоченно, хотя плевать ему было на содержание, поинтересовался Клифт, беря в руки бумаги.

– Приказ о том, что вы приступили к исполнению обязанностей, и в связи с этим – выплаты вам подъёмного пособия и зарплаты за первый месяц. Подпишите вот здесь и здесь, там, где галочки.

– И сколько мне полагается? – с деланным равнодушием поинтересовался он.

– Ну, поскольку нефтью мы торгуем в основном в долларовом эквиваленте, то и зарплату вам считаем в этой валюте. Ваша заработная плата составляет пятьдесят тысяч долларов в месяц, подъёмные в размере двух месячных окладов – сто тысяч. Таким образом, вам причитается сто пятьдесят тысяч долларов. С надбавками – уральским коэффициентом, и прочими – около пяти миллионов рублей.

Если бы не подлокотники, Клифт мог бы свалиться с кресла.

– И… их-р-р… – сдавленно просипел он, не находя слов.

– Будут ещё и премиальные. За квартал и по концу года, – неправильно истолковав его реакцию, поспешила успокоить главбухша.

Клифт яростно замотал головой:

– Премиальные – их же ещё заработать нужно… – А потом наконец решился. – И… что? Когда я эти деньги смогу получить?

– Да хоть завтра. Сообщите мне, какая у вас карта, код, и мы сразу же перечислим всю сумму. В рублёвом эквиваленте. Можем какую-то часть и в долларах, евро – как прикажете.

– А… наличными можно? – выдохнул решительно Клифт.

– Всю сумму? – удивлённо подняла брови главный бухгалтер.

– Ну-у… Мне предстоят кое-какие расходы… – закрутился, словно карась на раскалённой сковородке Клифт. – Может, не всю, но… э-э… большую часть…

– С этим чуть посложнее. Но к завтрашнему дню я всё подготовлю, – заверила главбухша. – В какой валюте прикажете?

– Да в рублях можно. В рублях, родненьких, – с трудом скрывая ликование, уточнил Клифт.

А про себя подумал: «Хрен я без этих бабок отсюда слиняю!».

9

Всю оставшуюся часть дня Клифт изображал бурную деятельность. В основном по телефону.

Секретаршу он увольнять раздумал – та действительно оказалась хорошим помощником. Всякий раз, прежде чем соединить его с очередным абонентом, она чётко докладывала, кто и по какому поводу звонит. С некоторыми управлялась сама.

– Юрий Сергеевич, из налоговой звонили. Я им посоветовала по этому вопросу переговорить с Дарьей Сергеевной. Тренер детской хоккейной команды на приём к вам хотел попасть. Я его к Лисицину, к заму по связям с общественностью, направила…

Но кое с кем и соединяла.

Всякий раз, не без трепета берясь за телефонную трубку, Клифт выдыхал осторожно:

– Да?

Выслушав терпеливо собеседника, и не поняв ни слова из разговора, вопрошал одинаково:

– Ну, а вы-то сами как считаете? Во-от, в правильном направлении мыслите. Так и действуйте, я не возражаю…

К исходу дня он понял, что таким нехитрым образом мог, пожалуй, руководить не только любой компанией, но и страной.

Пару раз он удалялся в комнату отдыха, прикладывался к коньяку – ароматному, крепкому и, присев на диване, покуривал, пуская дым в потолок.

В конце интенсивного дня ожил селектор на его столе, и объявил голосом секретарши Елены Львовны:

– К вам заместитель по связям с общественностью Лисицин Алексей Никанорович.

– Введите! – бабахнул расслабившийся было Клифт, но тут же поправился. – В смысле, пусть войдёт…

Тот вошёл – улыбчивый, угодливо-вкрадчивый. Чувствовалось, что улыбаться он начал ещё загодя, по ту сторону двери начальственного кабинета. Небось, когда хватился пропавшего бумажника, морду-то скособочил… А сейчас ничего, свыкся с потерей… А может, и новый кошелёк в карман положил?

– Как там наша общественность поживает? – уже освоившись вполне с ролью руководителя, покровительственно осведомился Клифт.

– Да по-разному, – уклончиво начал заместитель. – Вы же понимаете, что экономическая ситуация в стране и в регионе складывается не просто. Многие промышленные предприятия в области встали. Люди потеряли работу. На этом фоне социсследования – наши, закрытые, естественно, фиксируют э-э… некоторые негативные тенденции отношения общественности к нашей компании. Дескать, многим, и в агропромышленном комплексе особенно, приходится затягивать пояса, а нефтяники жируют. При этом сырьё – источник своего обогащения, качают из здешней земли-матушки, на которой ещё деды-прадеды местных аборигенов жили…

– Резон в таких мнениях есть, – согласился Клифт.

Лисицин утёрся платком:

– Уф-ф, запарился, такая жарища на улице… Если б не кондиционер… Тут ведь смотря как, Юрий Степанович, к этому вопросу подойти. Без нас, нефтяников, эти деревенские лапотники ещё тысячу лет бы по земле родимой ходили, пахали да сеяли, перебивались бы с хлеба на квас. И не догадывались бы, какое добро в здешних недрах сокрыто. А как начали мы бурить да качать – сразу столько завистников появилось! Мы же налоги в бюджеты всех уровней сполна платим. Наша компания – один из главных налогоплательщиков области, бюджетообразующая, можно сказать! А понимание этого факта среди населения, я бы сказал, недостаточное. Опять же, газетки некоторые народ баламутят, общественность против нас, нефтяников, настраивают.

– И… что? – вяло поддержал мало интересующий его разговор Клифт.

– Следует усилить меры контрпропаганды! – вдруг по-военному чётко, даже пристав с кресла, отрапортовал Лисицин. – У меня тут планчик составлен, позвольте доложить?

– Это надолго? – без энтузиазма осведомился Клифт.

– Да нет, весь я не буду зачитывать, – правильно понял настроение шефа Лисицин. – Тут много специальных пунктов для нашей пиар-службы… Вам в них вникать ни к чему. Пусть они сами на свой кусок хлеба с маслом, да ещё с чёрной икрой, зарабатывают. Я вас только проинформирую в общих чертах. Понадобится немного увеличить расходы, а Дарья Сергеевна, естественно, против…

– Валяйте, – обречённо разрешил Клифт.

Лисицин с готовностью раскрыл перед собой папочку, зачастил, шелестя страницами:

– Мы, Юрий Степанович, работу по укреплению имиджа компании давно ведём. Так, в газете областного правительство, в районных газетах на территориях, где базируются наши производственные мощности, постоянно публикуются материалы о достижениях нашей компании, о помощи учреждениям социальной сферы, о передовиках, ветеранах нефтяной отрасли. На трёх телеканалах, вещающих на всю территорию области, постоянно идут циклы передач того же содержания. Но всё это, скажем так, плановая работа. А нужны… мн-э-э… прорывные акции, способные вызвать широкий общественный резонанс. В позитивном ключе, естественно. Такие мероприятия нами разработаны. Смета дополнительных расходов прилагается. Планируется и ваше непосредственное участие…

– Это, пожалуй, лишнее! – отрезал Клифт. Не хватало ещё в видео хронику попасть!

– Простите, Юрий Степанович, но с такой позицией я категорически не согласен! – продемонстрировал неожиданную настырность Лисицин. – Дело в том, что генеральный директор Южноуральской нефтяной компании в нашем крае – традиционно фигура публичная. Можно сказать, наш гендиректор один из творцов реальной политики в регионе. Компания имеет решающее слово при выборах депутатов различных уровней, да что там депутатов, в принципе, и самого губернатора! А сколько политических партий из наших рук кормится?! Сегодня в Законодательном собрании области, например, мы имеем мощнейшее нефтяное лобби, которое позволяет нам проводить выгодные компании законы, особенно связанные с разработкой недр, экологией. Когда мы принесём вам закрытые ведомости по расходам на поддержку общественно-политических организаций, всё сами увидите. К нам едва ли не вся местная оппозиция, все эти пламенные обличители режима, на брюхе раз в месяц за жалованием приползают…

«Линять надо отсюда…» – тоскливо подумал Клифт, не желавший вникать во всю эту муть, а потом вздохнул, словно крайне занятой человек, вынужденный заниматься пустяками:

– Давайте конкретные предложения. Где моё присутствие крайне необходимо?

Заместитель приободрился:

– На одном мероприятии из представленного плана ваше присутствие обязательно. Оно обещает привлечь повышенное внимание общественности, а главное, средств массовой информации.

– Артистов каких-нибудь пригласите с концертами? – догадался Клифт. – Пугачёву, Галкина? Мне вот ещё группа «Лесоповал» нравится…

– Артисты тоже будут, – пообещал заместитель. – Мы их на празднование дня города через две недели подрядили. Но то мероприятие, о котором я говорю, должно подчеркнуть особо, что мы – социально-ответственная компания.

– О чём речь, не тяни, – окоротил заместителя Клифт. А сам думал с раздражением: интересно, ему, как руководителю, обязательно до шести вечера в кабинете парится? Или можно слинять пораньше? И что бы насчёт жратвы сообразить – в гостинице поужинать, там-то наверняка челядь подсуетится, или в ресторан какой-нибудь местный зарулить?

– Это мероприятие уже сегодня, – огорошил его Лисицин. – Поездка в детский дом с вручением подарков. Согласны?

Клифт, подумав для вида, кивнул благосклонно:

– Это дело хорошее… Кстати, насчёт ужина…

– Через полчаса выезжаем. – Предупредительно пояснил заместитель. – Там и поужинаем.

– В детском доме? – изумился Клифт.

– Да что вы! – всплеснул руками Лисицин. – Места там чудесные. Лес. Речка. На природе и перекусим…

10

К детскому дому, расположенному на окраине утопавшего в июльской зелени села, на бережке особенно широко раскинувшейся здесь глади степной реки, подъехали с помпой.

Вереницу автомобилей возглавлял торжественно-чёрный, огромный, как грузовик, джип – «Ландкрузер». В нём, овиваемые прохладной струёй воздуха из кондиционера, восседали Клиф и Лисицин. На переднем сиденье броне щитом застыл молчаливый охранник. Следом, пыля по просёлку, подкатила колонна разномастных иномарок и микроавтобус «Пежо» – с подарками детям и снедью для шефов по случаю предстоящего по поводу благотворительной акции банкета. На «Газели» подъехали бригады телевизионщиков.

Лисицин споро выскочил из машины, и поспешил к журналистам, торопливо вспарывающим замки – «молнии» кофров с аппаратурой, расставляющим на траве боевые треножники видеокамер.

Клифт, выбравшись из джипа, крутил головой, обозревая окрестности.

– Эх, Юрий Степанович, красота-то какая! – услышал он за спиной.

Оглянувшись, увидел второго зама, Борщёва.

– Нас, Юрий Степанович, встречают, – предупредил тот.

Клифт с интересом рассматривал находившийся в полусотне метров детский дом. Явно постройки прошлого века, но крепкое ещё двухэтажное здание, рубленное из широченных, в два обхвата брёвен вековых лиственниц, с затейливой резьбой по наличникам окон, крашеных в весёленький голубенький цвет, с крышей, крытой бурым от ржавчины кровельным железом. На широком крыльце с деревянными столбами-колоннами застыла стайка детей и взрослых: две девочки в сарафанах до пят, кокошниках, с хлебом-солью, и несколько мужчин и женщин в строгих деловых костюмах и платьях. В сторонке, несколько на особицу – баянист залихватского вида с инструментом на груди.

Трусцой, гремя разгрузкой, как солдаты, занимающие боевые позиции, деловито пробежали мимо телеоператоры, заняли господствующие на подступах к крыльцу позиции.

– Пойдёмте потихонечку, – предложил Борщёв.

С приближением гостей баянист рванул меха, и выдал переливчато мелодию, в которой Клифт не без удивления угадал «Свадебный марш» Мендельсона.

– Та, что впереди, заведующая детским домом Горячева Елизавета Ивановна, – нашёптывал между тем Борщёв. – Рядом – глава района, Антон Фёдорович Поршнев. Ну и мелочёвка разная – завотделом районного образования, учителя, воспитатели…

Заведующая детдомом – на удивление молоденькая, худенькая, стройная, сама не слишком отличавшаяся от старших воспитанниц, рдея щеками, шагнула навстречу гостям. По кивку Борщёва угадав, кто в этой процессии главный, обратилась к Клифту:

– Дорогой Юрий Степанович! – запнулась, смутившись, поправила воздушно-белый шарфик на плечах, продолжила срывающимся голосом, как пионерка. – Мы все, в особенности наши дети, счастливы видеть вас на пороге нашего общего дома. Спасибо вам за внимание к нашим деткам, за подарки… – она окончательно сбилась, смутилась под пристальным взглядом не моргающих телекамер.

На выручку подоспел глава района – высокий, дородный, с тремя подбородками, уложенными один на другой и незаметно переходящими в жирную грудь, распирающую тёмный костюм-тройку:

– Глубокоуважаемый Юрий Степанович! Волнение заведующей детским домом понятно. Несмотря на значительную поддержку со стороны государства, органов местного самоуправления, которую мы оказываем этому учреждению, помощь нефтяников оказывается всегда кстати, и воспринимается с благодарностью. – Он искоса глянул на телекамеры, приосанился, и выдал, как по писанному, обращаясь к невидимой телевизионной аудитории. – Компания «Южуралнефть» является традиционным спонсором для всей социальной сферы района. Мы искренне благодарим руководство компании – он жестом указал в сторону Клифта, – в лице её руководителя, Юрия Степановича Жабина, за бескорыстную и неустанную заботу о детях, оставшихся без попечения родителей. Вы обратили внимание, – на этот раз глава без утайки, честно и открыто смотрел в объективы телекамер, – что мы не называем содержащихся здесь детишек сиротами. Они не сироты. Они имеют заботливых и ответственных родителей, в роли которых выступают государство, муниципальные власти, а так же постоянные, социально-ответственные спонсоры вроде компании «Южуралнефть».

Репортёры, словно по команде, дружно сорвались с места, шустро выкатили рядком свои камеры, нацелились на Клифта.

Тот, благодарно кивнув, принял из рук Лисицина папочку с заранее заготовленным текстом, и, посматривая то в неё, то глядя прямо в объективы – видел по телеку не раз, как это делали выступающие политики, выдал без запинки речёвку:

– Представители нефтяной компании «Южуралнефть» не временщики на этой земле. Наша компания является самым крупным налогоплательщиком в областной и районный бюджеты, что способствует росту благосостояния населения, создаёт новые рабочие места. Но, кроме этого, мы постоянно изыскиваем внутренние резервы, экономя порой на самом необходимом, что бы ещё чем-то помочь нашим гражданам – малоимущим, пенсионерам, детям и инвалидам. – Клифт оторвался от бумажки, просветлённо огляделся вокруг, представляя одновременно, как поможет ментам эта запись в изобличении его как мошенника. Но собрался духом, продолжил: – Вместе со всеми жителями этого благодатного, богатого недрами края, наша компания устремлена в будущее. А будущее, как известно, заключается в детях. Дети, у которых мы сегодня в гостях, нуждаются в особой, я бы сказал, отеческой заботе. Поэтому мы приехали не с пустыми руками. – Клифт обернулся к своей многочисленной свите, – что же вы медлите? Несите подарки!

Баянист, чётко уловив момент, опять врезал свадебный марш, вспугнув грачей, с гвалтом слетевших разом с высоченных, как небоскрёбы, тополей во дворе, заметавшихся чёрными точками по белесому небу, и осыпавших гостей едкими, как известь, каплями помёта.

Глава района, брезгливо смахнув белоснежным платком серую кляксу с лацкана пиджака, обернулся к заведующей, растянув губы в улыбке:

– Ну что ж, Елизавета, приглашай дорогих гостей в дом!

11

Внутри здания бросалась в глаза чистенькая, примазанная свежей масляной краской, осветлённая побелкой, но всё-таки неистребимая до конца сиротская бедность. Она проглядывала предательски – то в стоптанных вкривь и вкось детских ботиночках в раздевалке, в латках на простынях застеленных ровно кроваток, в затёртых, истрёпанных до бумажной бахромы по краям, сшитых заново толстыми суровыми нитками, подклеенных книжках на полках библиотеки, слышалась в скрипнувшей некстати подгнившей половице под истёртым линолеумом.

Детишки – человек тридцать, чинно сидели на низких скамеечках в «игровой комнате», как пояснила заведующая, отличающейся от прочих обилием игрушек, акварельных рисунков по стенам, и толстым, с белесыми проплешинами, ковром на полу.

Увидев взрослых, ввалившихся гурьбой в «игровую», занявших собой едва ли не всё пространство, дети сжались на своих скамеечках, тараща глазёнки – нет, не испуганные, скорее смущённые от обилия незнакомых лиц. А потом, вспомнив наставления, или повинуясь неприметному знаку воспитателя, протянули вразнобой:

– Здра-а-вствуй-те-е…

У Клифта, отродясь не считавшего себя сентиментальным, сердце вдруг болезненно сжалось. Полыхнули ярко, как фотовспышка, собственные воспоминания. Детский дом, похожий на этот, нет, не архитектурой, тот был городской, каменный, и от того ещё более холодный, а пронзительной, сиротской бесприютностью и тоской, будто намертво въевшейся в стены подобных богоугодных заведений. А ещё чувством неприкаянности, которую не могли вытравить ни ласковые нянечки, ни добрые воспитатели, хотя их, добрых да ласковых, на всех сирот всё равно не хватало. И эта сиротская тоска и неприкаянность сопровождали Клифта всю жизнь…

Ему вдруг потребовалось промокнуть украдкой повлажневшие уголки глаз, и что бы пресечь воспоминания, он произнёс громко, дрогнувшим-таки предательски голосом:

– Здравствуйте, ребятишки!

Полудурошный гармонист опять растянул меха с переливом, окончательно отсекая Клифта от прошлого, и он продолжил деловито и бодро: