Полная версия
Миражи в Лялином переулке
Елена Янге
Миражи в Лялином переулке
Маме посвящаю
© Янге Е., текст, 2017
© Панюкова Н., иллюстрация на обложке, 2017
© Издательство Кетлеров, 2017
* * *Никогда не думал, что буду увлечён чтением современной женской прозы. Не просто увлечён – проглочу книгу залпом. Так получилось с романом Елены Янге «Миражи в Лялином переулке». То, что я сейчас напишу, не критика, не рецензия – моё ощущение, калейдоскоп чувств и вкусов, которые случаются после знакомства с чем-то совершенно незнакомым, но понравившимся до желания поделиться с окружающим миром. Те, кто читал роман, меня поймут, те, кто не держал его в руках, надеюсь, прочтут.
Созвучие появилось с первых страниц, созвучие по переживаниям героев и их отношениям. Где-то в середине романа возникло понимание, что я читаю не женскую прозу – ЧЕЛОВЕЧЕСКУЮ. С поднятыми на поверхность эмоциями, присущими каждому из нас. Потом возникло ощущение, что я – ученик выпускного класса, которому тоже грустно расставаться с годами наивных и светлых чувств. И я понял, что все мы, по сути, задерживаемся в детстве – кто на большее время, кто на меньшее. Вот и героиня романа – беру на себя смелость причислить себя к близким по духу людям – именно тот задержавшийся в детстве человек, милый и наивный, трогательный и ответственный одновременно.
И вот за эту чистоту мыслей, именно за это, она и получает подарки судьбы. Подарки отнюдь не материальные, ибо как можно думать прагматично о «самой детской» подруге и о проницательном Дмитрии Павловиче, подаривших фейерверк истинных чудес… От знакомства с Дмитрием Павловичем у меня появилось первое послевкусие. Это было интересное смешение светлых человеческих оттенков, связанных не с интеллектом – с мироощущением. Именно на мироощущении и построены характеры героев романа, и читаются они не разумом, а душой.
Чего стоит знакомство с Парижем – городом, который и я впускал в себя не один раз. С его загадками за каждым углом, тайнами легенд, с его непостижимой любовью к себе, которую несёт каждый парижанин, с готовностью делясь ею при первой же возможности. И только от того, кто приехал в Париж, зависит, что он готов принять – атмосферу чудаковатой столицы Пятой Республики или парадный лоск Города Мира. И через это знакомство ближе и роднее стала Москва, с её дворцами, бульварами, неожиданными ресторанчиками… Так любить можно только что-то своё, родное, прильнувшее навсегда к сердцу.
От описаний Москвы и Парижа появилось ещё одно послевкусие – со сложным смешением оттенков каштана, хрустящего снега, Kir Royal, коньяка, водки, рыжиков и пельменей. И всё это под запах новогодних петард и бой курантов на Спасской башне. И вдруг передо мной открылся неожиданный узор сюжетных линий, где одни лежат, как струны, натянутые по предполагаемой траектории, другие свободно и оттого неожиданно проходят наперерез, словно подчёркивая непредсказуемость превратностей судьбы. И я понял, из таких нитей-линий соткан весь роман, и действие его воспринимаешь душой, именно она откликается на звуки потаённых струн, скрытых от глаз, но видимых сердцу. Именно это и называется человечностью. Когда книга воспринимается не текстом, а ощущениями, когда рождает тот сложный и неповторимый рисунок, созданный оттенками, неяркими тонами. И все характеры героев романа в своём переплетении, словно ниточки оригинального узора, так же просты, как и замысловаты. Так же, как жизнь, как вкус хлебного мякиша, притоптанного каблуком старухи-судьбы и упавшего на лист таблицы с простыми числами. И за все эти переживания, за мои разбуженные чувства, за созвучие мыслей огромная благодарность Елене Янге.
Съеджин Пасторос
режиссёр, сценарист, автор музыкальных, игровых и документальных фильмов, дипломант российских и международных кинофестивалей и литературных конкурсов
Часть 1
Глава 1
Никто не считает, что жизнь предсказуема, однако в мистику мало кто верит. Не верила в неё и я. К весне 1992-го мне было двадцать три года, и анкетные данные умещались в три строчки: родилась в Москве, окончила французскую спецшколу, затем филфак МГУ. Всё бы хорошо, но в жизненной схеме был сбой – в семнадцать лет я потеряла отца, полгода назад – маму.
Я осталась одна, и в нашей когда-то уютной квартире стало тоскливо и пусто. В книжном шкафу стояли мамины альбомы, на фортепьяно лежали мамины ноты, в шкафу висели мамины платья. Вещи живут, а мамы нет.
Тяжелее всего было по вечерам. Чтобы растворить тоску, я выходила в Лялин переулок и шла по привычному маршруту: Лялин переулок, Воронцово Поле, бульвар, Покровка, Малый Казённый, опять Лялин, знакомый каштан. Круг замыкался, и мне казалось, всё плохое и хорошее осталось в прошлом.
Однако я ошибалась. Судьба вывела меня на поворот и посадила около него старуху. Хотя не совсем так. Старуха сидела у подъезда. Маленькая, худая, в нелепой широкой юбке, пыльных ботинках, на голове жёлтый вязаный шарф. Ни дать ни взять нищенка.
В тот вечер, остановившись у скамейки, я стала искать ключи. Почувствовав взгляд старухи, я подняла голову.
«Любопытное лицо, – мелькнула мысль. – Узкий, с горбинкой нос, широкие скулы, огромные миндалевидные глаза».
– Сядь, – приказала старуха.
Не попросила, не предложила – приказала. Я опустилась на скамейку.
– Хорошо, что поставила крест. Хорошо. – Скривив губы, старуха добавила: – Камень и есть камень. Слишком давит.
На меня повеяло могильным холодом.
– Мать надо отпустить. Путы ей ни к чему.
Я всхлипнула.
– Не одиночество хуже всего – неопределённость. Все беды от неё.
Старуха вытащила лист бумаги и положила его на землю.
– Вот погадаю, и успокоишься.
Кроме небольшой таблицы, состоящей из колонок цифр, на листе ничего не было.
– На-ка, пожуй.
В моей руке оказался хлеб. Засунув кусок в рот, я стала жевать.
– Старое гадание, издалека пришло. Поди, забыли про него.
Старуха сверкнула глазами и забормотала:
– И понеслась, полетела, змеёй зашуршала, а впереди – топь. Перескочила, закликала, крылами захлопала и поднялась.
Почувствовав на плече цепкие пальцы, я перестала жевать.
– Плюнь! – крикнула старуха.
Мякиш полетел на землю, и на него опустился пыльный каблук.
– Вот тебе и «таблетка». Теперь кидай.
– Куда?
– В квадраты, голубушка. Куда же ещё?
Подпрыгнув в руке, «таблетка» упала на лист бумаги.
– Десять. Это ещё ничего, – хрипло сказала старуха.
Она расставила ноги и, устремив взгляд на таблицу, скороговоркой начала:
– Мужчина. Рядом с ним книги. Много книг. Вот и ты, глупая. Попалась, теперь служи. Тоска. Годы идут, и ничего нет. Осталась с пустотой.
Старуха подняла «таблетку» и, протянув мне, приказала:
– Снова кидай.
Хлебный мякиш упал на второй квадрат, и голос старухи повеселел:
– Очень хорошо. Всё-таки встретишь его. Накоротке. Полоса – узкая, небольшая, на ней – счастье. И для тебя, и для него. Однако болезнь его заберёт. Но не горюй – с тобой останется детство. Из него она и придёт.
Старуха сникла и, вздохнув, прошептала:
– Давай, ещё раз. Последний.
Я высоко подбросила «таблетку», и она опустилась на квадрат под номером сорок пять. Стащив с головы шарф, старуха бросила его на скамейку и воскликнула:
– И чего тебя туда понесло?! А он-то, гляди, – павлин павлином, а внутри – сплошное гнильё.
Погрозив кому-то неведомому палкой, старуха продолжала:
– Однако тень рядом. Она побережёт.
В моей голове царил хаос.
«Осталась с пустотой. Всё-таки встретишь. С тобой останется детство. Сплошное гнильё. Тень рядом».
Обрывочные фразы пикировали мозг и оставляли вопросы. Глядя на таблицу, я пыталась сосредоточиться: «Мужчины, загадочная “она”, и всё это как-то связано со мной».
– Много не думай, – прервала мои размышления старуха. – Послушала – и забудь. Когда надо, вспомнишь мои слова. – Тщательно отряхнув юбку, она добавила: – Вот и освободилась.
Освободилась? От чего?
Я походила на сомнамбулу, и своей воли у меня не было.
– Теперь проводи.
Тяжело опираясь на палку, старуха пошла к арке. У арки она остановилась.
– Прощай, голубушка. Может, и свидимся.
Я прислонилась к стене. По переулку шли люди, ехали машины, кто-то бежал. Всё серое и безликое. Казалось, передо мной другая жизнь. В той, где я находилась, была одна только старуха. Хотя нет. Рядом сверкнули два пятна. В одном появился джип. Машина притормозила около арки, и я услышала глуховатый женский смех, почувствовала запах сигарет, дорогих духов. В другое пятно вошёл пожилой мужчина. Он был одет в коричневый замшевый пиджак, в руке держал трость. Несмотря на своё состояние, трость я запомнила. Ручка из слоновой кости, полированное дерево, на нём причудливая резьба. Мужчина спросил дорогу.
– В Москве впервые, ещё не освоился.
– Знаю, милок, знаю, – ответила старуха.
– Хочу зайти в церковь. В Яковоапостольскую.
– Налево повернёшь и увидишь.
– Спасибо.
– Иди с Богом.
Проводив мужчину взглядом, старуха завернула за арку и скрылась. Я же поплелась домой. На скамейке висел шарф, рядом валялась таблица. Подняв листок, я увидела, что среди цифр, расположенных в девять столбцов и пять строчек, три будто выжжены.
– Десять, два, сорок пять, – прошептала я.
Засунув таблицу в карман, я отправилась спать. На другой день на меня снизошла несвойственная мне деловитость. Вспомнив желание мамы, я решила поступать в аспирантуру и стала готовиться к экзаменам. Книги, научные статьи, словари заполнили мой мир, а библиотечная тишина Ленинки оказалась лучшим лекарством. Я расслабилась, и, воспользовавшись моментом, судьба свела меня с Олегом Александровичем.
* * *Наша первая встреча состоялась в библиотеке, около стола заказов. Я ждала лифта, поднимавшего из хранилища книги, Олег Александрович стоял рядом и заполнял бланки. Взглянув на бланки, увидела незнакомые слова: «Асимптотика. Интегралы и ряды». Я с интересом взглянула на соседа. Высокий, атлетичный, на первый взгляд, лет тридцать пять – сорок. Мужчина протянул библиотекарю бланки и повернулся ко мне в профиль.
«Похож на римского сенатора. Правда, подбородок несколько тяжеловат», – подумала я.
Почувствовав мой взгляд, мужчина повернулся. Его близорукие глаза вопросительно посмотрели на меня, и по лицу пробежала тень.
– Я нарушил очередь?
– Нет-нет. Я уже сдала свой заказ.
– У вас проблемы?
– Нет. То есть да, – ответила я и смутилась.
Мужчина пожал плечами и отвернулся.
– Девушка, ваши книги пришли – забирайте.
Поспешно собрав книги, я направилась в читальный зал. В зале – два свободных места: одно у двери, другое в углу. Я подошла к угловому столу, вывалила на него книги и посмотрела на соседний. Он был завален книгами и научными журналами. По всей вероятности, хозяин отправился на перекур или в столовую. Я погрузилась в статьи и не заметила, как прошло три часа. Решив перекусить, поднялась из-за стола. Мой сосед – тоже.
Да это математик из очереди!
Мужчина пошёл за мной.
Неужели решил познакомиться?
Признаюсь, эта мысль не вызвала раздражения.
– Простите мою назойливость, но, как это ни банально, хотелось бы…
Я обернулась. В серых глазах мужчины – беззащитность и растерянность. По-видимому, математик был смущён.
– Не в моих правилах знакомиться на ходу, – опять заговорил он, – но…
– Рита, – коротко представилась я.
– Олег Александрович.
Математик облегчённо вздохнул. Войдя в столовую, мы направились к стойке с комплексными обедами.
– Позвольте задать вопрос. – Я прервала затянувшуюся паузу и повернулась к новому знакомому.
– Слушаю.
– Случайно увидела ваши бланки. Одно слово запало в память и не даёт покоя.
– Готов помочь.
Олег Александрович достал из кармана белоснежный платок и аккуратно вытер узкие губы.
– Это слово – «асимптотика». Что оно означает?
– Извините, вы кто по специальности?
– Филолог.
– Ваш интерес очевиден. В переводе с греческого «асимптота» – это «несовпадающий».
– ???
– Если посмотреть на слово с точки зрения математика, это бесконечная кривая, стремящаяся к прямой.
– Кривая, стремящаяся к прямой, – повторила я.
– Вот именно.
Взглянув на пустые тарелки, Олег Александрович предложил:
– Не хотите ли прогуляться?
– Согласна.
Мы вышли из библиотеки к Александровскому саду.
– Вернёмся к нашему разговору, – пытаясь подстроиться под мой шаг, сказал Олег Александрович. – Асимптотическая формула связывает сложную функцию с более простой.
Увидев растерянность на моём лице, Олег Александрович улыбнулся.
– Мистеру Икс соответствует определённая мисс Игрек. Представили?
– Более-менее.
– Вот и хорошо.
Олег Александрович остановился, поднял ветку и нарисовал на дорожке крест.
– Допустим, это – две оси, – показав на крест, сказал он. – На каждой сидит бесконечное множество точек. На горизонтальной оси – точки мистера Икс, на вертикальной – мисс Игрек. «Как бы нам встретиться?» – думают они.
– Разве это возможно?
– Почему бы и нет?
Олег Александрович нагнулся и дополнил рисунок. Жирная косая линия пересекла крест и убежала в траву.
– Вот взгляните. Точка мистера Икс решила попутешествовать. Она добежала до косой линии и остановилась. И в этот момент мисс Игрек дала команду.
– Кому?
– Некой определённой точке.
– Почему определённой? – удивилась я. Мне было непонятно. – Может, прогуляться решила какая-нибудь другая точка.
– Зачем устраивать бардак? – возмутился Олег Александрович. – К косой линии побежит та, что соответствует точке мистера Икс.
– И что же дальше?
Объяснение Олега Александровича завораживало. В его словах чувствовался не математический, а житейский смысл. Можно даже сказать, определённая философия.
– Дальше всё просто. Точка У добежит до линии и сольётся с точкой Х. Они превратятся в целое и будут сидеть на одном месте. То же самое произойдёт и с другими точками. Они найдут свои пары и займут на графике нужные места.
– И будут вместе, – заметила я.
– Да, вместе, – согласился Олег Александрович.
Искоса взглянув на меня, он добавил:
– Только надо учесть, что каждому У будет соответствовать строго определённый Х.
– Поняла. Не любой, а тот, что находится в прямой зависимости.
– Совершенно верно, – обрадовался Олег Александрович. – Математика – наука о строгом соответствии. Здесь не может быть хаоса. Одно соответствует другому, а между ними – строгие законы и логические связи.
* * *Впоследствии этот крест я вспоминала не раз. Время от времени его перерезала жирная косая линия, и к ней устремлялись множество точек. Они сливались друг с другом и, усевшись на линии, повторяли одну и ту же фразу: «Одно соответствует другому, одно другому». В этой фразе была настоящая, я бы даже сказала, сермяжная правда, и в то же время…
В то же время всё чаще и чаще хотелось разворошить точечный порядок. Я даже представляла, как это будет – нет ни строгих осей, ни жирной косой линии, ни множества точек. На дорожке лежит песок, и каждая песчинка сама по себе – свободна и независима.
Однако эти мысли возникли позже, а тогда… Тогда мне было двадцать три, и рядом появился человек, который мог всё объяснить.
Мы стали встречаться. Степенные разговоры, которые так любил Олег Александрович, успокаивали и возрождали интерес к жизни. Я училась мыслить логически и получала ответы на многочисленные вопросы. Моя излишняя эмоциональность подавлялась спокойными рассуждениями; грёзы, не успев поднять голову, утопали под слоем чёткой информации. Я вошла в запрограммированное русло и тихо поплыла.
Поведение Олега Александровича было безукоризненным: любезен, внимателен, интеллигентен. Он был похож на ходячую энциклопедию. Что ни спроси, ответит; о чём ни заговори, знает. Его ненавязчивое ухаживание, неторопливая манера общения вылечили мои душевные раны, и я предложила ему жить вместе. Олег Александрович не возражал и переехал с Фрунзенской набережной, где жил вдвоём с мамой, ко мне – в Лялин переулок.
Глава 2
Мама Олега Александровича, Татьяна Леонидовна, была театральным критиком и любила поговорить об актёрах и драматургах. Будучи у неё в гостях, я часто встречала чету Муровых, и казалось, что наша компания походит на участников небольшого литературного салона. Анна Семёновна и Валерий Алексеевич Муровы могли говорить долго и о чём угодно. Так, например, однажды разговор зашёл о чае. Татьяна Леонидовна поставила на журнальный столик изящные чашки из китайского фарфора и, разливая чай, сказала:
– Зелёный чай сейчас в моде. Признаюсь, не сразу к нему привыкла.
– Экзотика, – причмокнув толстыми губами, воскликнул Валерий Алексеевич.
– Олег говорит, зелёный чай мягче, в нём много витаминов, но, знаете ли, многолетняя привычка пить чёрный чай даёт себя знать.
– Да-да. В нашем возрасте трудно менять привычки, – вступила в разговор Анна Семёновна. – Головой понимаешь – полезно. Ан нет, рука тянется к маслу, сырокопчёной колбасе и традиционной заварке.
– Всё это так. Однако в нашем возрасте надо прислушиваться к мнению диетологов. С их лёгкой руки зелёный чай сейчас весьма популярен. Читала, в нём нет калорий, а тонизирующий эффект очень высок.
– Что вы говорите! Никаких калорий? – вскрикнул Валерий Алексеевич и повернулся к жене: – И нам, Аннушка, не мешало бы перейти на зелёный чай.
– Право, не знаю.
– А вы попробуйте «Зелёную жемчужину», – вступил в разговор Олег Александрович. – Я рекомендовал его и маме, и Маргарите. – Олег Александрович тепло посмотрел на мать, затем на меня и продолжал: – «Зелёная жемчужина» растёт в Китае, и порой её называют «Жемчужиной дракона».
– Как романтично, – закатил глаза Валерий Алексеевич. – Люблю, когда обеденная церемония сопровождается легендами.
– В данном случае, Лерочка, не обеденная – чайная, – заметила Анна Семёновна.
– Не спорю, не спорю. – Валерий Алексеевич повернулся к жене и поцеловал ей руку.
– Но почему же «Жемчужина»?
– Потому, что молодые побеги скручивают в маленькие шарики, – ответил Олег Александрович.
– Ты говорил, внутри этих шариков находятся распустившиеся почки, – добавила Татьяна Леонидовна.
– Да, так рассказывал продавец.
– Олег покупает чай только в специальных магазинах – он не любит подделок.
– Кто же их любит, любезная Татьяна Леонидовна? Другое дело, не все могут отделить зёрна от плевел. – Валерий Алексеевич взял очередное пирожное. – Вы уж извините меня, Олег Александрович, но я скажу. Такого светлого ума, как у вас, не встречал. Нет, не встречал.
– Помилуйте, так и захвалить можно, – воскликнула Татьяна Леонидовна. – Начали с чая, закончили умом.
– Что есть, то есть, Татьяна Леонидовна. Не постесняюсь милой барышни, которая, к слову сказать, украшает наше чаепитие, – выскажу своё мнение: Олег Александрович – выдающийся учёный.
– Давайте лучше поговорим о чае, – улыбнулся Олег и положил в тарелку Валерия Алексеевича три пирожных.
– Спасибо, друг мой. Слаб я на сладкое, ох как слаб! Анна Семёновна не даст соврать.
– Будем считать, это твой единственный недостаток, – заметила Анна Семёновна, поправив салфетку на коленях мужа.
– Я вам не рассказывала, кто Риточкины родители? – спросила вдруг Татьяна Леонидовна.
– Интересно, интересно.
Стряхнув крошки с колен, Валерий Алексеевич умилённо посмотрел на хозяйку.
– Ритин папа – знаменитый лётчик-испытатель, а мама – искусствовед
– Что вы говорите?! А как имя-отчество вашего батюшки? – обратился ко мне Валерий Алексеевич.
– Владимир Максимович Белых, – ответила я.
– С удовольствием познакомился бы.
– Он погиб, когда мне исполнилось семнадцать лет.
– Как это ужасно!
Анна Семёновна в волнении подняла пухлые ручки и прижала их к шее, переходящей в три подбородка.
– У Маргариты были славные родители, – продолжил разговор Олег Александрович. Он сделал ударение на слове «славные» и посмотрел в мою сторону. – К сожалению, они так мало пожили.
– Милая вы моя, как вам одиноко! – Валерий Алексеевич потянулся через стол и сочувственно пожал мою руку.
Я вздохнула. Острая боль меня уже отпустила, однако чувство утраты ещё не прошло.
– Мама Маргариты, Елена Павловна, имела благородное происхождение. – Олег Александрович обнял меня за плечи.
Он сидел рядом и прижимался ко мне своим большим телом.
– Она из рода Лопухиных.
– Бог ты мой! В это трудно поверить.
– Лерочка, ты сказал бестактность, – воскликнула Анна Семёновна и строго посмотрела на мужа. – Что значит «трудно поверить»?
– Язык мой – враг мой. Право, не думал сомневаться.
– Покойная бабушка Маргариты – урождённая княжна Лопухина, – заметил между тем Олег Александрович.
– Это не имеет никакого значения, – вмешалась я. – О своих корнях я узнала недавно. Мама рассказала бабушкину историю только перед смертью.
– Какая скромность! – Анна Семёновна сладко посмотрела на меня и обхватила руками уже не шею, а полные щёки.
– Думаю, в своём молчании Елена Павловна была абсолютно права, – проговорила Татьяна Леонидовна. – Разве вы забыли, в какое время мы жили?
– Как же, как же… Меня, например, при поступлении в институт просили заполнить анкету… – Валерий Алексеевич округлил глаза и сделал паузу. – Одним из пунктов было: «ваше социальное происхождение».
Анна Семёновна перевела взгляд с тарелки на мужа:
– Тоже мне вспомнил! В каком году ты поступал в институт?
– Сразу после войны.
– После войны от дворян и памяти не осталось. Те, кто остался в России, сменили фамилии и постарались забыть о своём происхождении.
– А те, кто не забыл, очутились в ГУЛАГе, – добавила Татьяна Леонидовна.
– Слава Богу, сейчас другие времена.
Валерий Алексеевич выпрямил спину и обвёл присутствующих блестящими глазами.
– В наше время благородное происхождение в моде. Я читал, что появились Российское Дворянское Собрание и Геральдический совет.
– Да-да, – перебила Татьяна Леонидовна. – Моя знакомая даже заказала составление своего генеалогического дерева.
– Интересно, – улыбнулась Анна Семёновна. – Вы тоже изучаете генеалогию?
– Я? Нет, у меня и других дел достаточно. – Татьяна Леонидовна бросила на Анну Семёновну взгляд кобры и обиженно замолчала.
– Что говорить, проблема существует, – не замечая пикировки дам, заявил Олег Александрович. – Однако, если ею заняться, родственников Маргариты можно найти.
– К сожалению, у меня нет в России родных, – вздохнула я.
– Откуда ты знаешь? Может, кто-то и остался, – возразил Олег Александрович. – Не здесь, так за границей.
Не скрою, внимание к моим корням было приятно. Я с симпатией взглянула на людей, сидящих вокруг стола, и благодарно улыбнулась.
– Отыскать родственников – ваш долг, Риточка, – сказала Татьяна Леонидовна. – Долг перед предками.
Она встала с кресла и заходила по комнате. Её полная фигура излучала такую решительность, что я подумала:
«Несмотря на рыхлость, она энергична».
– Надо пораскинуть мозгами, – продолжала Татьяна Леонидовна. – Если постараться, можно найти тех, кто имеет отношение к поиску родственников.
– Вот это правильно! – вскочил со своего места Валерий Алексеевич. – Тогда Маргарита Владимировна будет не так одинока.
– По-моему, Рита не одинока, – одёрнула мужа Анна Семёновна. – У неё есть Олег Александрович.
Я смутилась и покраснела.
– Очаровательно! – рассмеялся Валерий Алексеевич. – Будто тургеневская барышня. – Внимательно посмотрел на меня и добавил: – Какие у вас тонкие черты лица! Сразу видно благородное происхождение.
Олег Александрович прижался ко мне, а Татьяна Леонидовна с гордостью посмотрела сначала на меня, затем на сына.
Глава 3
С тех пор прошло тринадцать лет. Мои родственники так и не нашлись, Олег Александрович по-прежнему жил у меня, а я, забросив учёбу в аспирантуре, стала работать в лицее преподавателем литературы. За это время Олег защитил докторскую диссертацию, написал множество научных статей, возглавил отдел института теоретической математики. Казалось, всё хорошо. Однако на подсознательном уровне я понимала: в моей жизни, что-то не так. Мир, окружавший меня, был зарегулирован и размерен. Дом, лицей, ежедневное общение с Олегом Александровичем, подруги – Лялька и Нюта. Я чувствовала, что чего-то не хватает. Тысячу раз задавала вопрос: «Чего?» Сначала думала, не хватает собственных детей и официального статуса жены. Затем поняла – эти проблемы вторичны. Первична другая – нет любви. Настоящей мужской любви.