Полная версия
Я пойду за тобой
Красивая брюнетка с дерзким взглядом, одиноко сидящая за столиком у окна, привлекала внимание, и многие мужчины в зале поглядывали на нее с нескрываемым интересом, но сегодня был не их день, Иза знала это определено точно.
Телефон снова завибрировал, и девушка недовольно поморщилась, капризная гримаска придала ее лицу непередаваемое очарование. Звонить могли только Саша или Поля, ну может пара-тройка ребят, которым она недавно давала свой номер, так, для того чтобы присмотреться и пристреляться, но сейчас это было не важно. Подождут.
Мужчина сидел в углу зала, в его затемненной части, в обществе двух пожилых джентльменов. Вероятно, это был деловой ужин – они неспешно о чем-то говорили, время от времени протягивая друг другу какие-то документы.
Спокойный, уверенный, с броской внешностью, он не мог остаться незамеченным, и Иза с немалой долей ревности наблюдала, как женщины и девушки бросали на него выразительные взгляды.
Он же, казалось, не замечал никого и, тем не менее, внимательно слушая своих визави и не забывая поглощать заказанный ужин, цепким взглядом обводил зал и Иза могла поклясться, что ему уже все понятно о ней и ее интересе, как известно и обо всех других красотках, томящихся в ожидании его внимания.
Улыбка время от времени появлялась на его лице, совершенно преображая и придавая некоторую мягкость чертам, но глаза оставались холодными и взгляд жестким, ничто не могло смягчить его.
Он сильный, такой не дрогнет и не перед кем не прогнется. К тому же чертовски красив. Куда до него толстопузому депутату или протезисту с писклявым голосом и вечно потными руками.
Он не был красив той правильной красотой, когда можно говорить о безупречности и гармоничности черт, но его лицо привлекало внимание и уже не отпускало. Губы, изогнутые в едва ироничной улыбке, уверенный взгляд цепких карих глаз, волнистые темные волосы и легкая едва проглядывающая щетина на квадратном подбородке.
Харизма, которой он обладал, казалось, наэлектризовала помещение до упора, и в воздухе искрило от напряжения.
Когда телефон завибрировал в третий раз, Иза выругалась себе под нос, не забывая при этом мило улыбаться, и полезла в карман, чтобы узнать, кто этот настырный абонент, не желающий понимать намеков и мешающий сейчас ей устраивать свою личную жизнь и прекрасное будущее.
Это оказалась Сашка, и раз уж она перезванивает после того, как ее недвусмысленно проигнорировали, значит, дело серьезное. Иза решила ответить.
– Алло, я вас слушаю, – произнесла она глубоким низким голосом, поднеся телефон к уху, предварительно отбросив волосы с плеча.
Краем глаза она уловила шевеление за заветным столиком. Шатен, в очередной раз пройдясь сканером внимательного взгляда по пространству, задержал пристальный взгляд на ней, и Иза приосанилась, картинно поведя хрупкими плечами.
– Изка, это я, ты чего трубку не берешь?
– Я сейчас немного занята, – промурлыкала девушка, демонстрируя свои зубки, талантливо подправленные бывшим любовником. Она, кстати, помогла и своим подружкам подлечить свои тридцать два с существенной скидкой, пока ее дантист практиковал в городе.
– У меня проблема, очень большая, и у Польки тоже. Вернее, только у нее, и я не знаю, как ей помочь. Ты мне срочно нужна!
– Сегодня не смогу встретиться. Давай завтра, – брюнетка достала сигарету и прикурила от золотой зажигалки, сувенира последнего виртуозного «игрока».
– Какое «завтра», ты что! И что мне делать сегодня? – возмутилась Саша. – Иза, ты не понимаешь, но дело очень, очень серьезное. Ты не представляешь, что произошло. Знаешь, Сережка…
Красотка не дала ей договорить, ее сейчас не интересовал никто вне стен этого ресторана, тем более какой-то неизвестный Сережка.
– Послушай, Сашенька, – перебила она, выдыхая в трубку облако сигаретного дыма, – у меня сейчас практически судьба решается, поэтому давай перенесем наш важный разговор на завтра, хорошо?
– У Польки тоже решается судьба, так что выслушай меня! – Сашу было не так-то просто остановить. Упорности и упертости ей было не занимать.
– Ну чего там у нее стряслось? – Иза заметила, как официант принес счет за столик ее брутала, тот жестом отмел желание своих спутников поучаствовать в его оплате и достал из внутреннего кармана пиджака портмоне.
– Ей муж изменяет, вот что, – выпалила Саша и голос ее дрогнул.
– Да ты что, – Иза сбросила пепел с сигареты в хрустальную пепельницу. – А я ведь говорила, предупреждала, что этим все закончится, но вы мне не верили, даже не слушали. Считали негодяйкой и завистницей.
– Да, да, да, ты оказалась права, или просто накаркала, – буркнула Саша. – И что делать-то теперь?
– Что-что, разводиться, – брюнетка даже плечами пожала – это же очевидно, о чем тут можно еще говорить. Официант как раз проходил мимо ее столика, и она попросила у него счет. – Слушай, Саш, я правда сейчас не могу говорить. Мне надо бежать, а завтра все конкретно обмозгуем, хорошо? Что-нибудь придумаем. Все, отдыхай.
– Но…
Девушка хотела что-то возразить, но Иза уже отключила трубку, внимательно следя за шатеном, пожимающим руки своим сотрапезникам.
ГЛАВА 3
Хотела бы Саша отложить все до утра, как посоветовала ей подруга. Иза вообще всю сознательную жизнь пыталась жить по принципу Скарлетт О'Харра – «Я не буду думать об этом сегодня, я подумаю об этом завтра». Она постоянно твердила подругам, что с проблемой надо «переспать», прежде чем начинать искать пути ее решения. На самом деле она просто ожидала, когда все разрешится само собой, или кто-то большой и богатый взвалит ее трудности себе на плечи, освободив, таким образом, ее, хрупкую и слабую, от непосильной ноши. И оказывалось, что переспать надо было всего-то с мужчиной, который и начинал заниматься ее проблемой.
Для Саши этот принцип не подходил. Видимо, ее проблемы не годились для могучих плеч настоящих мужчин, и все приходилось тащить на себе. У нее никогда не выходило отложить на завтра то, что мучило и заставляло внутренности трястись от волнения. Организм не подчинялся, здравый смысл изменял, и мозг постоянно работал, бился над задачей, искал единственно верное решение, лишая своего носителя покоя и сна.
Вот и эта проблема, возникшая на пустом месте из-за случайно подслушанного разговора, не просто приоткрыла перед Сашей завесу тайны в супермаркете в соседнем дворе, показавшись во всей своей неприглядности, но заявилась к ней в дом буквально сразу после телефонного разговора.
Открыв дверь, Саша опешила, узрев на пороге квартиры собственно саму виновницу своих переживаний и беспокойств – Полину Медведеву.
Сияющая и умиротворенная, Полина стояла с большим пакетом в руках. В расстегнутой куртке, с яркими от ноябрьского мороза щеками, вьющиеся локоны выбились из косы. Вот и здрассте, вот и переспи тут с проблемой…
– Держи, это тебе, – улыбнулась она, шагнув в теплую прихожую и вручив пакет онемевшей подруге. Под руками перекатывалось что-то круглое. – Ты знаешь, а я ведь решила изменить свою жизнь, – поясняла она причину своего прихода, неторопливо расстегивая молнию на куртке. – Все, прямо сегодня начала все сначала. То есть по новой. Короче, теперь все будет иначе. Сажусь на диету, начинаю заниматься спортом, меняюсь внутренне… Нет, а что ты так удивляешься? – Полина заметила, наконец, округлившиеся глаза хозяйки квартиры. – Похвалила бы меня за такое рвение.
– Нда… и по какому поводу все это веселье?
– Как по какому? Хочу быть красивой и счастливой! – Полина повесила куртку, взяла пакет обратно и первой направилась на кухню.
– Так ты и так вроде… и та, и… эта, – Саша последовала за ней.
Она не знала, что ей делать. Совершенно определенно, Польке она сегодня ничего не скажет, но мысль, что она будет весь вечер врать, вызывала изжогу. Ну и ситуация. И хорошо, кстати, что Изки не будет. Вот уж кто может рубануть правду-матку в глаза, а потом хоть стой хоть падай. Что ж, придется отложить мозговую атаку до утра. Говорят же, что утро вечера мудренее. Только как продержаться сейчас?
Полина тем временем извлекла из пакета фрукты, высыпала их в раковину и неспешно намывала эти дары садов, поглядывая на каждый с любовью, которую излучала постоянно, двадцать четыре часа в сутки.
Она все делала обстоятельно и не спеша. Саша любила смотреть, как та готовит, или шьет, сидя за старинной машинкой. У Поли все выходило красиво и плавно, и результат неизменно оказывался блестящим. Нет, ну как такого человека можно было предать и так обидеть!
– Понимаешь, я вдруг осознала, что могу стать лучше, что должна что-то изменить в себе, – делилась своими выводами Полина. – И потом, Сережке всегда нравились худенькие. Ты же помнишь, какой я была, когда мы с ним познакомились? – и она с задорной улыбкой обернулась к Саше, грациозно повернув голову. Это было так естественно, что на ее фоне подобные жесты Изы выглядели ужимками и кривляньем.
– Ага, перемотина, маленький пленник Бухенвальда, – кивнула Саша.
Она уселась на кухонный уголок, согнула ногу в колене и положила на нее подбородок. Ей отчаянно стыдно было смотреть в глаза подруге, а упоминание о ее муже вызывало практически ноющую боль в груди.
Домовитая гостья переложила фрукты в большую декоративную миску и водрузила ее в центр стола, не забыв постелить клеенку.
– Вот, угощайся. Кстати, ты будешь меняться вместе со мной, – и уселась напротив озадаченной хозяйки, подоткнув щеку кулаком.
– И что, я прям тоже сразу стану красивой и стройной? – Саша рассматривала мандарины, яблоки и бананы, прикрытые сверху кистью крупных лиловых виноградин.
– Не совсем, – Полина вдруг поднялась, словно хотела взлететь, взмахнув руками, как пава, и через мгновение уже включала газ и ставила чайник. – Ты еще должна пойти со мной на занятия.
– На какие? Поль, что ты задумала?
– Тебе чего: грушу или яблоко? – Саша не шевелилась, и Полина решила за ней поухаживать. – Ты хоть и худышка, но подточить фигурку тебе не помешает.
– Мне киви, и ножик, чтобы очистить. А, и еще валерьянку, чтобы прийти в себя – я-то полагала, что я идеальна, – и она иронично улыбнулась. – Так что за занятия? Аутотренинг? «Я самая обаятельная и привлекательная»?
– Почти. Тренинг, только не ауто, а физический. Я записала нас на шейпинг.
– Чего? Поля, ну ты даешь! У меня на работе такой шейпинг каждый день, что до дома еле доползаю, ты чего творишь-то! – возмутилась Саша.
Это хорошо, что им сейчас есть о чем поговорить, избегая сложной и ужасно деликатной темы. Да и какая она к черту деликатная! Отвратительно грязная тема, и Сашка уже не знает, куда девать свои глаза. Как же тяжело хранить страшную тайну и не понимать, как ею распорядиться.
Все же Изкина помощь ей необходима. Спасла же она ее саму, когда случилось… то, что случилось. Только методы у нее слишком уж радикальные, а от того болезненные. Была бы Изка хирургом – у нее был бы только один метод лечения: ампутация!
– На меня даже не рассчитывай, – буркнула она.
Получив свой заказ, Саша с головой ушла в процесс очистки фрукта в прямом смысле слова, склонившись над тарелкой так, чтобы Полина не смогла увидеть ее глаза.
– Да тут не далеко, и не поздно. Начало в восемь вечера, два раза в неделю, – информировала ее подруга, заваривая чай. Только что произнесенный вслух отказ она проигнорировала. – Уж два-то дня в неделю можешь помучиться ради счастья своей подруги, а? В нашей бывшей школе, кстати, представляешь?
– Представляю. Прямо в спортзале?
– Не говори-ка – ностальгия, да? Сколько лет прошло…
– … а мы все такие же глупые. И несчастные, – пробормотала Саша, перестав улыбаться.
Полина внимательно на нее посмотрела. В ее взгляде промелькнуло ставшее уже привычным беспокойство. С некоторых пор оно охватывало ее при мыслях о подруге.
– Ты опять о своем бывшем грустишь? – произнесла она тихонько, пытаясь объяснить причину внезапной печали. В последнее время Саша часто замирала с застывшим взглядом, уходя в себя, и было видно, что кое-что из разглядываемого ей очень не нравилось и даже причиняло боль.
– Ты что! Еще чего не хватало. Я нарадоваться не могу, – загробным тоном, опровергающим собственные же слова, произнесла девушка, откусив половину киви и отвернувшись к окну.
– Ну и славно, ну и прекрасно. Я рада, что все закончилось хорошо, – Полина не стала распространятся на эту тему, уже пожалев, что вообще ее коснулась.
Они с Изкой помнили, как переживала Саша расставание с Пашкой. С ярким, громким, деятельным Пашкой, умеющим устроить фейерверк в любом месте, где он оказывался. Человек-праздник, харизматичный удачливый проходимец. Саша обожала его, и долгое время даже не понимала, что он с ней делает, как ее ломает, а когда глаза ее раскрылись, разочарование ее было так сильно, что девчонки по очереди ночевали с ней почти неделю, не доверяя помощи Федора в столь деликатном деле, как утешение при расставании с любимым человеком, неожиданно оказавшимся подлецом.
Сейчас Саша и не думала вспоминать о делах минувших дней, вычеркнув этого человека из памяти и со спокойным удовлетворением убеждаясь, что в ее сердце он не оставил такого уж большого следа, и что очарование им оказалось намного меньше и слабее, чем разочарование.
На первом плане сейчас был Сергей и его подлость. Если Сашу и Пашку связывали ничем не закрепленные отношения, то Полина пребывала в прочном и как всем казалось, надежном браке вот уже третий год, и была счастлива. Безумно любя своего мужа, она не замечала ничего, на что Иза постоянно пыталась обратить ее внимание.
Помаду на вороте своей рубашки муж объяснял неудачной попыткой помочь секретарше собрать выроненные из рук папки с документами, запах духов – пребыванием в обществе коллег-женщин на затянувшемся совещании.
Саша закрывала глаза на это все так же как и Полина, не желая верить в то, что близкий человек способен на измены и обман, и вот пришло время, когда жестокая правда встала во весь рост, готовая обрушиться на несчастную девушку, обожающую своего мужа.
Сергей никогда не знал и не пытался узнать, что и где находится в его доме. Купив вполне приличную квартиру и позволив жене обставить ее с завидным вкусом, он не заботился о том, где хранятся его носки, белье и даже мыльные принадлежности. За все в доме отвечала Полина. Подать тапочки пришедшему за полночь мужу – ее прямая обязанность. И она неслась как угорелая в коридор, пошатываясь спросонья. Как же – муж всю ночь заседал, устранял аврал или вырабатывал стратегию предприятия, и ее долг как любящей жены – обеспечить ему уют и покой, перестроив его крепость в милый дом, полный красоты, чистоты и запаха пирогов. Он же под пулями каждый день ходит, а она дома отсиживается. Ну как дома – по магазинам и рынкам бегает, полы намывает, белье стирает, новые рецепты изобретает.
Его цель – спасти мир и обеспечить семью, а ее намного скромнее: накормить повкуснее, спинку потереть, массажик сделать и на ночь сказку рассказать.
Как оказалось, главным сказочником в семье Медведевых был все же Сергей.
И как Полине все это теперь принять? Что с ней будет, когда откроется, что ее уют и счастье оказались ненастоящими, а забота – никому не нужной, что авралы и заседания проводились не на работе, а в сауне или на чьих-то съемных квартирах?
Иза сразу заговорила о разводе, Саша же пока воздерживалась по поводу какого-либо решения, а Полина… Полина наверное простит его, если Сережка решит сохранить брак. А он наверняка так и сделает. Где ему еще найти такую чтобы готовила, стирала, на ночь чистую рубашку с собой давала, накрахмаленную и надушенную. Как же – ведь Сереженька устанет и вспотеет, когда заполночь будет спорить с начальством о перспективах развития и стратегии производства, а выглядеть должен всегда свежим и представительным!
Его-то шалавы-студенточки и не умеют, наверное, борщ сварить или стрелки на брюках отгладить. Да им это и не надо, они больше по другой части промышляют и мастерство оттачивают, а Сережка – он к уюту привык, вниманием жены избалован, без нее ничего не может.
Нет, за Польку он будет бороться до конца, и наверняка еще постарается выставить ее подруг в таком свете, что они окажутся просто подлыми завистницами, готовыми оклеветать честного человека. Нда, дела…
– Хорошо, Поля, я пойду с тобой на эти занятия, – вздохнула Саша, отодвигая тарелку с кожурой. – Только при одном условии…
– Давай, говори уже, чего потребуешь взамен? – вздохнула девушка с притворной досадой, откидывая густую длинную косу на спину. – Но имей в виду – коллекцию календариков и кофеварку я тебе все равно не отдам, ни при каких условиях, даже не проси.
– Ладно, кофеварку свою с календариками можешь оставить себе, что я зверь какой-то, что ли. Но пообещай, что пироги ты печь не перестанешь. Обещай! – сделав страшные глаза, потребовала Саша. – Клянись на мукЕ, что плюшки и курники по-прежнему будут встречать нас в твоем доме.
– Ох, Сашка, без ножа режешь, – теперь Полинин вздох не казался наигранным. – И зачем тогда нам шейпинг, если потом пирогами будем набивать животы, подготовленные для шашечек пресса?
– А вот надо, потому что вкусно. Даже Иза готова злоупотреблять ими, а ты знаешь, как она печется о своей фигуре.
– Да уж, ее фигура – ее хлеб, – кивнула Полина, подвигая подруге чашку с чаем.
– Но даже от этого хлеба она отказывается ради твоих пирогов. Так что, мать – да здравствует сдоба! Из твоих рук – что угодно!
– Отлично, завтра без двадцати восемь буду ждать тебя у входа в школу. В спортивном костюме.
– Что, уже? Так быстро? И надышаться перед смертью не дашь?
– Конечно! У нас соглашение, ты забыла? Я твое условие выполню, и дело теперь за тобой.
– А мужчины-то там хоть будут? – Саша умела делать такие умильные мордочки, что не рассмеяться было не возможно, и Полина не удержалась, хихикнула.
– Только один – тренер.
– Правда? А конкуренток, то есть занимающихся, много?
– С тобой – человек двадцать.
– Многовато. Ладно, на месте прикинем, разберемся.
Полина обошла стол, желая заключить подругу в свои объятия, как делала всегда, но Саша вдруг дернулась и отстранилась. Она отвела взгляд, смущаясь от того, что ее действия выглядели по меньшей мере нелепо и странно, но не могла сейчас обниматься с подругой, пока скрывала от нее страшную правду. Девушка деликатно сделала вид, что ничего не заметила.
– Все будет хорошо, Сашка, – проговорила она тихим голосом, будто это Саша нуждалась в поддержке.
Саша заставила себя улыбнуться, но улыбка вышла неестественной и какой-то жалкой. На бледном лице горели только глаза. Полинка ее успокаивает, а пройдет совсем немного времени, и эта печальная обязанность ляжет на ее плечи.
ГЛАВА 4
Низкое блеклое небо выглядело как небрежно раскрашенный акварельный набросок, на который пожалели серой краски, и то тут то там зияли светлые проплешины – обрывки чахлых облаков. С утра моросило, и заплаканное окно закрывало неприглядность общей картины потеками мокрого снега по стеклу.
Саша страдала: отчет не складывался, потерянные цифры рвали так ловко выстроенную систему, а искать эти чертовы единицы ужасно не хотелось.
С раздражением оттолкнув бумаги, она подперла лоб ладонью и шумно вздохнула.
– Черт тебя дери, – сказала она скорее устало, чем грозно.
В кабинете царило безмолвие, все давно убежали на обед, и только она героически боролась за право вовремя сдать работу, уже понимая, что сегодня ей это сделать скорее всего не удастся.
Нервов никаких не хватает: Иза не отвечает на телефонные звонки, с Полиной не понятно как себя вести, и отчет вот этот дурацкий. Еще и шейпинг вечером до кучи.
Ну, с Изкой-то все как раз понятно – видимо, охота удалась на славу (судьба в который раз решилась успешно и благополучно), и сейчас победительница наверняка полирует свой «трофей» в уютной спальне, забив на всех и вся. Чего с нее взять – не ругаться же из-за этого.
Шейпинг – ладно, эту беду Саша тоже переживет. Костюм есть, кроссовки – тоже. Уж часик-то подергаться она сможет, продержится как-нибудь, ради счастья подруги. Но вот опять оставаться наедине с Полиной, глаза в глаза, когда за пазухой камень… Не ее камешек-то, но незавидная участь гонца с худой вестью досталась, почему-то, именно ей.
А тут еще и отчет этот не складывается. Нет, ну все одно к одному, ну так не честно! Впору пить «Ново-Пассит»!
– Черт же тебя подери на мелкие части! – проговорила она уже громче. Все равно никто не услышит, так что можно немного выпустить пар, хоть капельку.
Нет, ей не на шейпинг сегодня вечером надо идти, а в секцию бокса, и чтобы ее оставили наедине с какой-нибудь самой жирной сочной грушей, и дали крепкие перчатки, чтобы она отволтузила эту самую грушу так, чтобы мама не узнала… ее или грушу.
– И кого же вы решили отдать на растерзание чертям? – голос был не громким, но Саша подскочила на месте, не столько от неожиданности, сколько от осознания того, что ее опять почтил своим вниманием сам Граф. – Я могу войти, пока экзекуция не началась?
Не дожидаясь ответа, Роберт шагнул в кабинет. Невысокий, стройный, в безупречного кроя темном костюме, руки спрятаны в карманы, в глазах задумчивость. Впрочем, нет, Саша разглядела в них лукавство. Мелкие лучики разбегались от светло-карих глаз, суженных в веселом прищуре. Он мило улыбался, кривя один уголок губы. Выходило, будто он подмигивал Саше.
Она поднялась, замерев перед высоким начальством. Не отдавая себе в этом отчета, она понимала, что волнуется. Впрочем, любая другая на ее месте испытывала бы те же чувства. Граф же все-таки.
– Роберт, добрый день, я… извините, я тут поругалась сама с собой немножко, но ничего страшного, я обещала Марине, что сдам отчет в срок, и это только ускорит его завершение.
– Ничего-ничего, я не по этому пришел, – мужчина махнул в ее сторону холеной рукой, как бы останавливая поток извинений, и прошел к окну, прямиком к своему цветку. – Ну, как он тут поживает? Вижу, ему нравится ваше общество.
Он обернулся, и Сашу накрыла новая волна восторга. Что это значит? Почему она так реагирует на него? Это он что-то делает с ней сейчас, или голодная одинокая девушка увидела красивого мужчину? Боже, что за мысли, что за бред!
Саша нахмурилась, почувствовав, как запылало ее лицо. Ну вот, она покраснела! Стыд-то какой, сейчас он все поймет… А собственно, что тут понимать? В чем вообще дело? Мало ли от чего может покраснеть девушка в своем кабинете? Неужели он настолько самоуверен, что отнесет это на свой счет?
Граф никогда не создавал впечатления самонадеянного гордеца, но не мог не понимать, как реагируют на него женщины, даже если они его подчиненные.
Это здание полно мужчин и женщин, объединенных в одну рабочую группу с регламентированным порядком отношений и правилами, прописанными моральным кодексом и уставом компании. Но, к сожалению, это не избавляет никого от реагирования на гендерные различия. Что бы ни гласил устав и правила поведения в обществе, а ярко выраженные половые различия порой вклиниваются и в ход рассуждений, и в линию поведения. И женщины, даже если это бухгалтер, юрист или экономист, не могут равнодушно проходить мимо красивых мужчин, будь то охранник, ведущий менеджер или тем более сам основатель компании. Это называется природа, физика, да хоть распутством назови – чего же тут поделаешь.
Боже, что она несет, о чем только думает! Саша покраснела еще больше и вдруг ринулась в угол кабинета, где, отделенный от общего помещения прозрачной перегородкой из матового стекла, находился столик для чаепития.
– Роберт, могу я предложить вам чаю? – донеслось до мужчины из-за этой перегородки, и в следующую секунду послышался шум включенного чайника.
Видели бы ее в этот момент девчонки – с ума бы сошли от такой дерзости: поить босса чаем из банального электрочайника, когда еще и заварка из пакетиков неизвестного происхождения и сомнительного содержания! Иза называет ее «пылью грузинских дорог», предпочитая приобретать чай на развес в элитных бутиках у «проверенных поставщиков».
Кто знает, может и Роберт, являясь истинным сыном туманного Альбиона, довольно ревностно относится к такому мероприятию как чаепитие, недаром у них существует такое явление как «файв о клок». Но что ей было делать, если этот способ скрыть свое макового цвета лицо оказался сейчас единственным, который пришел ей в голову. Не русскими же блинами его кормить, в самом деле! А так будет английское чаепитие на российском ландшафте.
Босс не оскорбился.
– Отлично, самое то для обеденного времени, – легко согласился он. – А кстати, Саша, почему вы не на обеде вместе со всеми?
– А… а у меня диета, да.
– Диета? В самом деле? – Роберт вышел на середину комнаты, чтобы заглянуть за перегородку и смерить бедную девушку прицельным взглядом.