Седьмой Совершенный

Правитель засмеялся.

Врач вежливо улыбнулся, а остальные подхватили смех.

Правитель понизил голос и спросил:

– Ну, скажи, к примеру, чем лечить шишки в заднице?

– А, геморрой, – весело отозвался врач, – это просто. Олово надо растереть на камне с выпаренным вином и оливковым маслом и втирать этот порошок. Еще помогает мышьяк с маслом или можно взять ярь-медянку, растолочь, смешать с укропным соком и розовым маслом и втирать.

– Куда втирать? – спросил правитель.

– В больное место, – улыбнулся Каддах.

– Ну, что же, – сказал правитель, – медицины на сегодня достаточно, прервемся, наступило время трапезы. Мы дозволяем тебе остаться, и разделить ее с нами.

– Благодарю тебя повелитель. Разреши мне отнести лекарства и отдать необходимые распоряжения своему помощнику, он ждет меня.

– Иди и возвращайся.

Лекарь поклонился и вышел из зала.

* * *

Примерно в это время сахиб аш-шурта, совершив омовение, оставил обувь при входе и вместе с другими людьми вошел в молитвенный зал. Боковым зрением он увидел Абу Хасана, идущего вдоль галереи, но виду не подал.

Нижние части колонн, поддерживающих своды потолка, были обернуты ковровыми дорожками. Ахмад Башир сел возле одной из них, подальше от деревянного минбара[41]. Через каменные решетки окон, расположенных над михрабом[42], лился свет, в котором плавали пылинки. Мусульмане сидели на коврах, в которых преобладал красный цвет. В зале из-за недостаточного освещения было сумеречно, но медные рожковые светильники зажигались только по вечерам. Подумав об этом, сахиб аш-шурта поднял голову и увидев, что сидит прямо под одной из них, переместился в сторону. Он сидел, скрестив ноги и опустив глаза долу. Ему было тридцать шесть лет. Пятнадцать из них он отдал службе в полиции и достиг неплохого положения. Большей властью в этом городе обладал лишь правитель, но треть прислуги во дворце была завербована полицией. Чиновника из Багдада все еще не было. Ахмад Башир закрыл глаза и привалился к колонне. Он уже знал о том, что Ибрахим, исмаилитский даи, находится во дворце и ждет встречи с человеком по имени Каддах, который выдавал себя за глазного врача. Сомнений не оставалось, это был именно он – махди, за которым прибыл Абу Хасан, и о поимке которого лично его, начальника полиции, просил сам халиф, но Ахмад Башир еще не принял решения. Халиф далеко, а ссориться с правителем, гостем и лечащем врачом, которого был махди, ему не хотелось. ы не прощают таких вещей, султаны вообще ничего не прощают. Сахиб аш-шурта вздохнул, тяжелый был сегодня денек. С самого утра жена устроила скандал из-за того, что он вторую ночь подряд провел с новенькой рабыней. Супруга была дочерью влиятельного человека, главы дивана переписки в Кайруане. Надо признать, что это тесть сделал его начальником полиции. В этом мире будь ты хоть семи пядей во лбу, ничего не добьешься без нужных рекомендаций. Что говорить, если даже Али, племянник пророка Мухаммада, не смог получить принадлежащей ему по праву власти. И главное, что больше всего выводило из себя начальника, жена при каждом удобном случае спешила заявить, мол, это мой отец сделал тебя человеком. Конечно, если бы не ее отец, Ахмад Башир скрипнул зубами, он не мог себе ничего позволить в отношении жены. К тому же, он не любил перемен, а приезд этого человека из Багдада мог привести к переменам. Услышав шорох, Ахмад Башир открыл глаза и, скосив их, увидел, как рядом на колени опускается Абу Хасан. Сахиб аш-шурта кивнул ему и обратил лицо в сторону минбара, откуда раздался зычный голос имама. Настало время молитвы, – салят аль-аср.

Все встали, подняли ладони и вслед за имамом произнесли «Аллах акбар», затем, продолжая стоять и, вложив левую руку в правую, молящиеся стали вполголоса повторять «Фатиху» – первую суру корана:

«Во имя Аллаха милостивого, милосердного! Хвала – Аллаху, Господу миров, милостивому, милосердному, царю в день суда! Тебе мы поклоняемся и просим помочь! Веди нас по дороге прямой, по дороге тех, которых Ты облагодетельствовал, – не тех, которые находятся под гневом и не заблудших». После этого имам приступил к молитве. Отговорив положенные слова, он сделал паузу для того, чтобы смочить себе горло. В зале в это время возник негромкий гул от того, что верующие принялись переговариваться друг с другом. Затем имам перешел к хутбе[43]. «Каждый пророк до пророчества был верующим в своего господа, – сказал имам, – знающим о его единственности, либо в следствии умозрительных доказательств, либо в следствии религиозного закона предшествующего пророка. О нашем пророке говорят, что до нисхождения на него откровения он следовал вероучению Ибрахима – мир ему! Это допустимо разумом, но об этом нет предания. Утверждали также, что он следовал религиозному закону Исы – мир ему. Это допустимо, но об этом нет предания…»

– Какие новости? – вполголоса спросил Абу Хасан.

– Все прошло успешно, – ответил Ахмад Башир, – Имран исчез вместе с исмаилитским проповедником. Теперь ждем от него известий.

– Как бы он совсем не исчез.

– Человек не птица, а городские ворота под наблюдением.

– Хорошо.

– Вот список людей, прибывших в город за истекшие сутки.

Сахиб аш-шурта протянул бумажный свиток. Чиновник принял список и спрятал в рукаве.

– Посмотрю в кайсаре, – сказал он, – а вы смотрели?

– Я сам его писал, – заметил Ахмад Башир.

– Есть какие-либо соображения? Подозрения?

Сахиб аш-шурта покачал головой:

– Ничего определенного. Я вот что думаю, может назначить вознаграждение, пустить по городу глашатая?

– Не надо раньше времени, а то мы его спугнем.

– Раньше какого времени? – с некоторым сарказмом спросил начальник полиции.

– Раньше того времени, когда это будет необходимо, – невозмутимо ответил чиновник из Багдада – дока в канцелярских формулировках, – подождем сведений, которые добудет ваш человек.

– Не следует обольщаться насчет моего агента, – сказал сахиб аш-шурта.

– Что это значит? – ледяным голосом спросил чиновник.

– Это обычный крестьянин. Не думаю, что он проявит чудеса расторопности. Я смотрел его уголовное дело. Он проломил голову налоговому инспектору, кстати, я бы на его месте сделал то же самое, а затем пошел и сдался мухтасибу, а мог бы скрыться. Кто бы стал его искать? Наивный сельский житель.

– Странно слышать все это из уст начальника полиции, – недовольно сказал Абу Хасан. – Я полагал, что вы отнесетесь к этому делу с большой ответственностью.

– Прошу прощения, – сказал привыкший к вседозволенности начальник полиции, упустивший из виду, что его собеседник – столичная штучка, – у меня плохое настроение, все видится в черном свете. Жена, будь она неладна, пьет мою кровь. Не беспокойтесь, к вашему делу я приложу все силы.

Абу Хасан кивнул.

– Да, – смягчаясь сказал он, – понимаю вас и сочувствую.

В это время имам, приводя слова Посланника возвысил голос: «Всякий раз, как мы отменяем стих или заставляем его забыть, мы приводим лучший, чем он, или похожий на него».

Этими словами он закончил проповедь. Люди стали подниматься и выходить из молитвенного зала.

* * *

Сахиб аш-шурта взял у дежурного сводку происшествий по городу и, не заходя в свой кабинет, вышел во внутренний дворик и крикнул евнуха. Появился Али, почтительно поклонился и замер в ожидании распоряжений.

– Где госпожа? – спросил хозяин.

– Спит, – ответил Али.

– Приведи наверх Анаис.

– Слушаюсь, господин.

Сахиб аш-шурта поднялся по винтовой лестнице на крышу дома, где был навес, закрытый от посторонних глаз. Здесь лежал толстый индийский ковер, конфискованный у мошенника-торговца, и несколько продолговатых подушек. Башир снял сандалии, скинул кабу и лег, подложив под голову подушку. Подумав, он бережно снял чалму, обнажив плешь на макушке, и положил рядом. Голову приятно захолодило. Здесь на крыше было не так жарко, к тому же веял легкий ветерок. Ахмад Башир с наслаждением потянулся и лег на бок, держа перед глазами сводку. Вскоре послышались шаги, и на крыше появилась молодая красивая девушка. Она была в длинной до колен рубашке и шароварах. Голову покрывал голубой платок.

– Здравствуйте, господин, – робко сказала девушка.

– Садись, милая, – пригласил Ахмад Башир.

Девушка поблагодарила и присела на край ковра.

– Не бойся, ближе садись. Сними платок и распусти волосы.

Девушка все выполнила и стала еще моложе и красивей. Но Ахмад Башир знал, что ей уже пятнадцать лет. Он купил ее у работорговца за сто динаров, не торгуясь, хотя мог бы просто забрать. Начальник полиции мог позволить себе все, что угодно. Новая рабыня понадобилась жене для ведения хозяйства. Ахмад Башир зашел на рынок и увидел, как подняв платок, работорговец предлагал ее купцу. Такой красивой женщины у него еще не было.

– Какова ей цена? – спросил начальник.

– Вам, раис, она ничего не будет стоить, – тут же забыв про купца, сказал работорговец.

Глаза девушки смотрели на начальника. Сахиб аш-шурта понимал, что это глупо, но все же решил произвести на нее впечатление.

– Скажи цену, – повторил он.

– Восемьдесят пять динаров, – дрожа от страха сказал работорговец. Он не понимал, почему сахиб аш-шурта хочет заплатить, и ожидал подвоха. О крутом нраве начальника полиции знали далеко за пределами Сиджильмасы.

– Вот тебе сто динаров, – сказал Ахмад Башир, – отправь ее ко мне домой.

В первую же ночь разразился скандал. Жена Ахмад Башира словно обезумела, увидев новую рабыню, хотя к другим женщинам она вообще не ревновала. Когда сахиб аш-шурта за неуважение к мужу толкнул ее, жена завопила как резаная и пригрозила пожаловаться отцу.

Закон был на стороне Ахмад Башира. Но кто знает, как дело обернется. Ведь это только пророк Мухаммад мог отправить дочь обратно к мужу, когда она пришла жаловаться на него. Ахмад Башир не имел за спиной влиятельной родни и был вынужден опасаться необдуманных поступков.

– Что это? – поднеся палец к ее виску, спросил начальник. Там была свежая царапина.

– Госпожа побила меня сегодня утром, – сказала девушка. Её звали Анаис.

– Я поговорю с ней, – угрожающе сказал Ахмад Башир.

– Не надо, прошу вас, – взмолилась девушка, – будет еще хуже.

– Иди сюда, – притягивая ее к себе, сказал Ахмад Башир. – Я весь день думал о тебе и знаешь, какие стихи пришли мне на ум?

– Нет, господин.

«Прохладу уст ее, жемчужин светлый рядОвеял диких трав и меда аромат»[44].

– Вы хотите сейчас, господин? – покраснев, сказала девушка.

– Да, сейчас хочу, – зашептал ей в ухо Ахмад Башир.

– Здесь очень светло, – нерешительно, также шепотом, ответила девушка, – я не могу.

– Глупости, – запуская руку в ее шаровары, шептал Ахмад Башир.

Анаис начала вздрагивать, слабо сопротивляясь. Когда сахиб аш-шурта навалился на нее всем телом и коленями разжал ее ноги, снизу раздался пронзительный крик:

– Анаис! Где эта нечестивица?

Анаис вздрогнула и с неожиданной силой высвободилась.

– Успокойся, – сказал Ахмад Башир, – сюда она не посмеет прийти.

– Простите меня, господин, я должна спуститься вниз.

– Нет, ты останешься здесь.

– Я умоляю вас, господин, разрешите мне спуститься к госпоже. Я боюсь ее.

– Ты боишься ее больше, чем меня?

– Да, господин.

– Вот как, почему же?

– Вы добрый.

Сахиб аш-шурта улыбнулся.

– Порасспроси обо мне в городе, вряд ли кто согласится с тобой.

– Вы добры ко мне, а до города мне дела нет. Разрешите мне спуститься.

Ахмад Башир подумал, что сейчас уже все равно ничего не получится.

– Ну, хорошо, можешь идти.

Анаис спустилась вниз. Ахмад Башир, выглянув с крыши, увидел свою супругу, которая, подбоченясь, стояла во дворе у водоема, глядя на рабыню.

Анаис она схватила за волосы и рванула с такой силой, что бедняжка вскрикнула. Затем госпожа при помощи других невольниц стала ее бить, толкать, царапать, пока, наконец, не сбросила Анаис в водоем. Видя это безобразие Ахмад Башир понял, что стычки не избежать. Он спустился вниз как был, без чалмы, босиком и в расстегнутых шароварах. Невольницы при виде хозяина потупили глаза. Он рявкнул: «Вон отсюда», и они исчезли.

– Что здесь происходит? – тихо, стараясь держать себя в руках, спросил Ахмад Башир.

– Салям алейкум, – с насмешливым почтением произнесла госпожа. – Я, ваша рабыня, надеюсь, что вы хорошо провели время. Не слишком ли скоро я проснулась?

– Замолчи, женщина, – яростно сказал начальник полиции, понимая, что крики доносятся до здания полиции и инспектора, бросив работу, с любопытством прислушиваются к скандалу.

Лицо супруги побагровело, она оставила насмешки и стала кричать, как бешенная:

– Машаллах! Машаллах[45]! Да как же? Кто я теперь для вас? Даже с собакой больше считаются. Ты смеешь предпочитать мне нечистую служанку. Что я тебе сделала, кроме того, что вышла за тебя замуж и вывела тебя в люди, когда ты был жалким мухтасибом и у тебя за душой ничего не было. Как же, теперь ты человек, тебе все кланяются. Да я…

Госпожа не договорила, получив раскрытой ладонью в лоб, она, как птица взмахнула руками и полетела в водоем. Это на нее подействовало. Она замолчала, изумленно глядя на мужа, посмевшего ударить ее. Анаис стояла сзади нее, изо всех сил удерживаясь от смеха. Но это было еще не все, тыча указательным пальцем, сахиб аш-шурта объявил:

– Женщина, я даю тебе развод. Талак! Талак! Талак! Собирай вещи и убирайся из моего дома.

– Ну, смотри, – потрясая ладонью перед собой, сказала супруга, – ты все потеряешь. Дай только мне доехать до Кайруана. Улицы будешь подметать, никто тебя на работу не возьмет.

Сахиб аш-шурта повернулся и зашагал к себе в кабинет. Пути назад не было. Он вызвал Бахтияра и приказал послать за Абу Хасаном. Решение было принято.

* * *

Каддах и Ибрахим стояли друг против друга в небольшой комнате, отведенной под покои врача. Ибрахим медлил с уходом, хотя Каддах выражал нетерпение. Даи все казалось, что он забыл спросить что-то важное.

– Вчера полиция устроила облаву, – сказал он, – едва удалось бежать.

– Будь осторожен.

– А на собрание каким-то образом попал богослов. Затеял со мной спор.

Каддах презрительно усмехнулся.

– Догадываюсь, что он утверждал. То, что исмаилиты хотят опрокинуть устои шариата и сделать общими жен, уничтожить ислам и возродить учение Зардушта.

– Нет, учитель, он обвинил имама Джафара в том, что Джафар отказался возглавить восстание против Омейядов, когда Абу-Муслим предложил ему это.

Вот как, – насторожился Каддах, – что еще говорил богослов?

– Он обвинил имама Джафара в то, что он предал Абу-л-Хаттаба.

– Странно, – задумчиво сказал Каддах, – похоже, неспроста он там появился. Не нравится мне все это. Прекрати пока проповеди.

– Хорошо, наверное, мне нужно уходить учитель?

– Иди с Богом.

– Какие будут указания?

– Пошли доверенного человека в Кабилию, пусть найдет Абу Абдаллаха и скажет, что я жду его здесь.

– Будет сделано, учитель.

– Иди и будь осторожен.

Ибрахим поклонился и вышел из комнаты.

* * *

Оставшуюся часть дня Имран слонялся по городу. Когда солнце побагровело и опустилось к западу, он пошел к северным воротам. Там царило оживление, люди толпились у выхода, где полицейские проверяли каждого, кто проходил ворота. Имран увидел начальника полиции, сидевшего на лошади и возвышавшегося над толпой. По тому, как изменилось выражение его лица, Имран понял, что он замечен.

– Не подавай виду, – сказал кто-то рядом. Имран скосил глаза и узнал Ибрахима.

– Незаметно следуй за мной, – приказал даи, – что-то мне все это не нравится.

Имран повернулся и вслед за Ибрахимом стал выбираться из толпы. Сахиб аш-шурта, наблюдавший за этой сценой, сделал знак рукой Бахтияру, который достал свисток и выдал несколько коротких трелей. Тотчас из ближайшего переулка появился отряд полиции, который рассыпался по площади в разрозненное кольцо. По следующему свистку цепь полицейских стала сужаться, сжимая круг.

– Закрыть ворота, – скомандовал начальник полиции.

Стоявший у стремени мухтасиб бросился выполнять приказание. Цепь полицейских сомкнулась, оставив лишь небольшой выход из круга. Увидев это, Ибрахим схватил Имрана за руку и сказал:

– Слушай внимательно! Если меня схватят, пойдешь в Кабилию, к племени Котама. Найдешь Абу Абдаллаха и скажешь, что тот, кто его послал находится в Сиджильмасе. Ждет, когда за ним придут. Запомнил?

Имран кивнул.

– А теперь иди вперед, – Ибрахим подтолкнул неофита в спину.

Имран перестал сопротивляться течению толпы и вскоре оказался у выхода из оцепления, где два инспектора внимательно осматривали проходящих людей. Только один из них стал расспрашивать Имрана, как полицейский, стоящий рядом, вскричал:

– Это убийца. Я его знаю, он бежал из тюрьмы!

Имран толкнул инспектора и бросился бежать. Но его догнали, повалили на землю и принялись избивать ногами. Сразу наступила тишина. Кто со страхом, кто с любопытством, люди смотрели, как корчится на земле человек, пытаясь увернуться от ударов. Затем избитого Имрана связали и, подталкивая тупыми концами копий, погнали в участок. Наблюдавший за происходящим Ахмад Башир подъехал ближе и приказал, указывая на Ибрахима.

– Этот человек был с ним. Арестуйте сообщника.

* * *

– Сахиб аш-шурта и катиб халифа ал-Муктафи, – громогласно доложил хаджиб и впустил названных лиц в аудиенц-зал.

После формул благопожелания, установленных этикетом, Абу Хасан достал из рукава свиток из черного дибаджа[46], завязанный шелковым черным шнуром, с печатью и протянул его со словами:

– Вот копия письма халифа своему наместнику в Кайруане.

Правитель сделал знак. Подошел секретарь, взял из рук Абу Хасана свиток, внимательно осмотрел печать, затем по знаку правителя стал читать.

Мир тебе! Султан верующих славит перед тобой Аллаха и утверждает, что нет божества, кроме него.

Далее. Да сохранит тебя Аллах и позаботится о тебе. Воистину по законам справедливости, которых придерживается султан верующих, охраняя их по заповедям Аллаха, повелитель вознаграждает добродетельного благодеянием. Каждому воздает он по заслугам, согласно тому, что известно об их преданности и поступках. Ты знаешь, да хранит тебя Аллах, и другим помимо тебя доподлинно известно то, что существует много лет и передается из поколения в поколение Аббасидская династия, с помощью которой Аллах утвердил истину и ради которой потушил огонь лжи. Но наступило время, когда Аллах решил испытать наших подданных в этой смуте, которую сеют враги наши. Один из тех, кто зажег пламя раздора в Сирии, исмаилитский даи по имени Убайдаллах находится сейчас в пределах твоего наместничества. По-нашему повелению он должен быть арестован, заключен в темницу, а люди, которые сделают это добро своими руками, и помощью которых установится благоденствие, – станут великими в веках и возвысятся над толпой. Пока существует халифат, никому из халифов не опередить в жизненном благополучии Ал-Муктафи.

Ответь эмиру верующих, что ты получил это письмо, что выполнишь то, что, написано в нем, и что будешь среди идущих прямым путем и среди самых благоразумных, если Аллаху угодно. Мир тебе и милосердие божье!

17 джумада 290[47] г.

Секретарь закончив чтение. Правитель вопросительно посмотрел на посетителей. Абу Хасан достал из рукава второй свиток и протянул его хаджибу со словами: «Письмо от султана Кайруана». Хаджиб внимательно осмотрел печать, вскрыл письмо и прочел правителю. В этом султан Кайруана препоручал заботам правителя Сиджильмасы розыск государственного преступника Убайдаллаха и возлагал на него ответственность за его поимку.

Сахиб аш-шурта выступил вперед и сказал:

– По нашим сведениям, преступник находится во дворце под видом врача Каддаха.

– Этого не может быть, – высокомерно сказал правитель. Он недолюбливал Ахмада Башира, посколько тот был независим от него, должность начальника полиции утверждалась в Кайруане. – Целитель Каддах – человек достойный уважения.

– Это можно легко проверить, – заметил Абу Хасан, – пригласите сюда лекаря.

– Позовите целителя – приказал правитель и, обращаясь к начальнику полиции раздраженно спросил. – Скажи ради Аллаха почему я узнаю обо все этом в последнюю очередь?

– Я не мог докладывать о непроверенных сведениях. К тому же данная ситуация требовала особо тщательной проверки. Ведь речь шла о твоем госте.

– Напиши мне подробный отчет об этом деле.

– Будет исполнено, – сказал сахиб аш-шурта.

В зале появился лекарь и, кланяясь, спросил:

– Что-нибудь случилось, повелитель?

– Эти люди утверждают, что ты вовсе не тот, за кого себя выдаешь.

Врач изобразил на лице удивление, развел руками.

– Я в смятении повелитель, какие мои поступки вызвали подозрение. Могу я узнать, кто эти люди?

– Это начальник полиции – сказал правитель, – а это чиновник из дивана тайной службы халифа. Ответь же скорей на их вопросы, чтобы развеять наши сомнения. Приступайте.

Последнее относилось к посетителям. Абул-Хасан кивнул и выступил вперед.

– Назовите свое имя.

– Каддах. – ответил лекарь.

– Нам известно, что ваше настоящее имя Убайдаллах. Почему вы ввели в заблуждение правителя.

– Меня прозвали Каддах за мои операции по удалению катаракты. Я так привык к этому слову, что считаю его своим именем.

– Ваша профессия?

– Глазной врач.

– Место жительства?

– Саламия.

– На таможне вы заявили, что являетесь купцом, и в Сиджильмасе будете ждать караван, с которым прибудет ваш товар. Затем вы неожиданно оказались во дворце в качестве врача. Чем объяснить такую непоследовательность?

– До меня дошло, что правитель жалуется на боль в глазах, поэтому я предложил свои услуги, к тому же разве нельзя быть купцом и врачом одновременно?

– Можно, – согласился Абу Хасан.

Боковым зрением он отметил, что правитель начал ерзать на своем месте. Пока что ответы врача казались убедительными для окружающих, но не для Абу Хасана; основные доводы он приберег напоследок, чиновник не мог отказать себе в удовольствии растянуть допрос человека, уходившего от него в течение трех лет. Но медлить уже было нельзя. Правитель начинал терять терпенье. Абу Хасан, более не мешкая, ринулся в атаку.

– Известен ли вам человек по имени Ибрахим?

Врач помедлил, наморщив лоб, шевеля пальцами, словно силясь вспомнить.

– Мне не хотелось бы солгать, – сказал допрашиваемый, – у меня много знакомых с таким именем, это распространенное имя, например, одноименный пророк…

– Не надо столько слов, – остановил его Абу Хасан, – в этом городе у вас есть знакомый по имени Ибрахим?

– Нет, – твердо сказал врач.

– Прошу всех присутствующих запомнить ответ.

Правитель нахмурился, ему не понравилось, что косвенно он оказался приравнен ко всем присутствующим.

– Повелитель, – обратился к правителю Абу Хасан. – Позволь пригласить сюда свидетеля.

Дождавшись позволения, он подошел к двери и впустил в зал человека.

– Этот гулам стоял вчера у ворот дворца. Он утверждает, что человек по имени Ибрахим нанес визит врачу, назвавшись его помощником. – Чиновник сделал паузу, ожидая ответа врача, но тот молчал.

– Человек, по имени Ибрахим нами арестован. – Продолжал Абу Хасан. – На допросе он показал, что врач Убайдаллах есть никто иной, как именуемый себя махди, глава преступной организации ас-сабийа, – исмаилитов.

Убайдаллах посмотрел на правителя. Тот нахмурясь, ждал ответа. Врач невольно оглянулся, оценивая обстановку, он был один, и помощи ждать было неоткуда. Врач был сильным человеком, но даже если он свернет шею одному из стоящих у дверей, вряд ли ему удастся скрыться. Охрана стояла на всех этажах. Была еще надежда, что хариджитский правитель найдет в себе мужество и откажется выдать его аббасидским ищейкам.

– Допустим, что я тот, кого вы ищете, – сказал Убайдаллах. – Что дальше?

– Вы руководили карматским восстанием в Сирии в 285 году? – спросил Абу Хасан.

– Да.

– Затем, когда вы поняли, что проиграли, вы бросили восставших на произвол судьбы и бежали в Египет.

– Я уже не мог их спасти.

– Вы спасли себя.

– Они сами во всем виноваты. Слишком много ослов было в руководстве, мне приходилось убеждать их, спорить. Мы потеряли время.

Абу Хасан удовлетворённо кивнул и обратился к правительу.

– Прошу твоего позволения, о повелитель, арестовать этого человека. Он государственный преступник и вина его доказана.

Правитель знаком подозвал к себе вазира, и тот принялся шептать правителю на ухо. В зале наступила тишина. Все ожидали решения. Хариджитское государство Сиджильмаса всячески проповедовало свою независимость. Но пока это была лишь независимость суждений. Правитель был вынужден, подчинятся силе Аглабидов, которая, в свою очередь, признавала духовную власть Багдада. Поэтому султан Кайруана не стал сориться с халифом из-за смутьяна Убайдаллаха, приказав правителю Сиджильмасы выдать его в случае поимки.