Ветербург. Каждое дерево качается отдельно

Но скорее всего он видел, как залегли в траву две подруги, и потому глаза его весело блеснули.

Коралловый миф

У меня особые отношения с этим склоном, с этим зелёным прекрасным чудовищем. Он не суров, но и не романтичен. Он сам по себе. Он вытянут. Он беспечен. В нём живут родники. В родниках серебряная вода. Сосед Жора возил её на анализы в Петербург. Как будто склон болен, а Жора заботится о его здоровье, возит на анализы продукты его жизнедеятельности. (Порочный круг ассоциаций.) А Жоре стало интересно потому, что из Жоры вышел чудесный камень. Он всем его показывал: серо-коричневый, внешне похожий на коралловый риф, – с зазубринами и острыми вершинами. Все удивлялись: и как это он вышел из Жоры, проделав путь от почек до выходного отверстия! Жора всем предлагал потрогать этот его почечный риф, но все пугались и прятали руки за спину. А именинник радостно улыбался, и было видно, что он счастлив. Теперь Жора хранит ценный камушек за стеклом, в специальной коробочке. Кто хочет взглянуть и потрогать – звоните. А у кого есть подобные залежи в организме, советую узнать адресок.

А ещё из склона вытекает Святой ручей. Там раньше и часовня стояла, прямо над ручьём. В праздник Параскевы Пятницы сюда приезжал митрополит Новгородский, служил молебен. А вокруг ярмарка клокотала, народа тьма, и леса не было, а были сплошные поля. И народу в округе было только мужского пола 3 тысячи. Теперь-то и трёхсот не соберёшь обоих полов.

Пока я нащёлкивал эти строки, в небе из облаков сформировался огромный крылатый субъект, не знаю какого рода и звания, но довольно светлый. Заглянул в окно и весьма быстро удалился, а за ним проплыл облачный крест, как на Андреевском флаге.

Это стоит июль. Грозовые облака создают удивительный сериал года, не надоедающий, но притягивающий взгляды людей.

А с холма-то смотреть дивья, как говаривала моя мама.

Коммуналка

Настойчивые, а возможно и нагловатые, трясогузки верещат. Они, видите ли, поселились в нашем летнем домике под самым коньком, и теперь выражают своё недовольство тем, что мы приехали и тоже здесь поселились. Они вселились в апреле, а мы в мае, поэтому считают себя хозяевами дома. Недовольны даже тем, что я сижу перед окном на первом этаже, даже его не открывая, и скачут передо мной демонстративно, настойчиво и трепетно.

Птенцы, видите ли, у них вылетают…

Склонное

Длинное облако, почти отражение склона, сбросило десант дождя, но он такой мелкий, что я понял – это само облако. Но небо опять закудлатилось. Вдали вдруг распахивается синь. У нас здесь всегда так: какая бы погода ни стояла, но на закате всегда появляется солнце.

Ну, вот, посмотрел очередную серию. Пора идти ужинать. Не тут-то было – забарабанил дождь. Придётся переждать. Чуть косенький, но очень уверенный, колотит по крыше, как оратор на телешоу, дождавшийся, наконец, слова. Но синь, как нахрапистый телеведущий резко обрывает его и даёт слово не рекламной тишине.

Ожидание

Трава густая и высокая. Пройти трудно – путаешься, спотыкаешься, чертыхаешься. Влажное лето, высокая трава.

Скосишь её – просторно и пусто, но и в густой траве, у земли, у самых корней места много: и пробежать можно, и провилять, извиваясь, как змея, и затаиться, если ты маленький.

Этот тихий адреналин рождает чувство спокойной уверенности, как будто душа настраивается на приём света. И жизнь травы, деревьев, птиц, и неба, и земли становится понятной, и ты своим посвистом или шелестом участвуешь в этой симфонии, исполняя своё предназначение.

Выходишь на луг, ещё цветущий, но уже с жёлтыми стеблями травы, с сухими семенами.

Стрекочут кузнечики. Это не те птицеподобные телеприёмники, всё время ищущие и находящие нелепые поводы по поводу своего существования.

Стрекочу кузнечики – весёлый настойчивый народ, принимающий и этот жаркий полдень, и всё, что должно произойти на пути к осени.

Он приезжает на свой участок, в своё поместье в восемь с половиной соток. Каждый метр этого пространства знаком, каждый метр буквально полит его потом.

Взять эту калитку. Он переделывал её много раз. Или этот куст жасмина, притащенный за 300 километров. Или три этих можжевеловых дерева, выкопанных в лесу здесь и посаженных перед окнами. Три окна, три можжевельника.

Три куста крыжовника были здесь и до него. Им больше двадцати лет, за ними нет никакого ухода, а они живут. И даже плодоносят. И это несмотря на то, что во второй половине лета на них появляются мелкие гусеницы и объедают листья. Так и стоят голые прутики с мелкими ягодами крыжовника. Он темнеют и становятся вкусными. Из них варят вкусное варенье. Так и с людьми бывает. За ними нет никакого ухода, а они живут и работают. И ещё сами заботятся о ком-нибудь.

А вот и правда, через которую мы перешагиваем: по голым ногам деревьев проводят пилой. Деревья падают с глухим стоном. Это правда болезненная, но она не оставляет его печаль. И эта древесная тоска, и эта жизнь в деревянном убежище, которое надо отапливать дровами… Об этом уже писал знаменитый фантаст, но собственный опыт не даёт покоя, как больная голова покоя ногам не даёт.

Вот иван-чай отцвёл, и его рефлексия, итог его жизни, ватные семена, разносится ветром по свету.

Тоска свободного времени рождает много дурного и много хорошего. Главное – не загнать собственное сердце, его клапаны, пропускающие все эти печали через себя.

Небо очистилось, но солнце опять садится в тучи, и значит завтра будет чем оправдывать своё безделье. И поэтому он ждёт дождя.

Термос

Если девочка с аккордеоном взволнованно и сосредоточенно ждёт учителя, и вдруг покажется, что опять вернулись тридцатые годы двадцатого века, не спеши делать выводы.

В термосе тысячелетий всё сохраняется довольно долго. Дети щебечут, собираясь в кучки. Но ты тоже сумей сосредоточиться, как та девочка. И не надо придумывать аналогий. Даже если Гитлер и вернулся, хоть мысли и скачут, скажи «Чур меня!» Это древнее приветствие. Они его боятся. «Отведи от меня чары!»

Все задумались о крови. И не о запахе её, и не о цвете. О её близости. В кучки собираются по её близости. Рядят-судачат. Присматриваются друг к другу. Начинают говорить друг другу комплименты. Повторяют их. Потом ещё и ещё. Говорят, мол, как хорошо нам вместе, как мы хороши. Как хорошо мы поступаем. Поэтому надо что-нибудь построить. Можно канаву, можно стену. Главное, чтобы было в честь нас.

Мотивировки

– Одной моей родственнице всегда 25 лет, но я уже даже не помню, сколько ей точно. И новенькой её не назовёшь. Моей бабушке 75. Но ей на 12 лет меньше. Она почему-то прибавляет себе всегда только двенадцать лет, – говорит одна.

Другая знакомая убавила своей маме пять лет, чтобы на кресте стояла дата, удостоверяющая, что она была не старше, а моложе лежащего рядом мужа.

Операция

Вислоухое утро радостно повизгивало и посвистывало. Лаковые листья еще не шелестели, но уже распоряжались ветром. Майский тренинг напрягал чувства, проверяя их на свежесть, а на тропинках партизанили в засадах необыкновенно размножившиеся в этом сезоне клещи-националисты. Они казались таковыми, они были неприятны, как скачущие на площадях люди, забывшие своё достоинство, стянутые ниточкой бьющего в синей жилке пульса.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.