Смерть консулу!

Жорж Оне

Смерть консулу!

© ООО ТД «Издательство Мир книги», оформление, 2011

© ООО «РИЦ Литература», 2011

* * *

I

Море сильно шумело, разбиваясь о камни, которые образуют полукруглую бухту около нормандской деревушки Вервилль. Почерневшее небо, по которому бежали тяжелые облака, раскинулось над землей и над волнами, которые все чаще и чаще освещались молнией: со стороны Англии шла сильная гроза. Падал крупный и холодный дождь вперемежку с градом, хлеставшим как песок.

Человек, которого едва можно было различить, быстро шел по тропинке вдоль берега моря. Вдруг он остановился, ослепленный прорезавшим темноту зигзагом молнии. На мгновение кругом стало все видно. Вдали в открытом море показалось большое парусное судно. Осветило и человека на берегу. Это был крепкий мужчина в костюме крестьянина, в вязаной, нахлобученной на уши шапке. За плечами у него висел короткоствольный карабин.

Затем все опять потемнело. Незнакомец спустился к камням на берегу и начал выбивать огниво. Через минуту у него в руках затлел трут. Он наклонился к земле. Послышался треск вспыхнувшей травы, мало-помалу загорелся заранее припасенный хворост. Очевидно, то был сигнал, так как в ту же минуту и на судне показался яркий свет, и до берега донесся звук выстрела. Тогда незнакомец, не заботясь более об огне, вскинул на плечо карабин и по извивавшейся между камнями тропинке стал спускаться к морю.

После нескольких минут весьма опасного пути он очутился на груде мелких камней, которые лизала морская пена. Он подошел к торчавшему из земли четырехугольному камню и сел. Положив свой карабин у ног и прислонившись спиной к камню, он погрузился в ожидание.

Прошел по крайней мере час. Вдруг раздался глухой, едва слышный звук. Он становился все яснее и яснее. Наконец по ритму стало понятно, что идет на веслах лодка. Почти в то же время из темноты выступила какая-то черная масса, и по стуку дерева о валуны можно было догадаться, что это причалила лодка. Не поднимаясь с места, незнакомец ощупал свой карабин. Послышался сухой звук взведенного курка. В ту же минуту раздался тихий свист с особенным переливом, обычным среди моряков. Незнакомец двинулся к тому месту, где причалила лодка. В темноте раздался голос:

– Это вы, Паркэн?

– Да, это я. Пассажиры с вами?

– Да.

– Они могут высаживаться. Путь свободен, но нельзя мешкать. С минуты на минуту сюда могут нагрянуть жандармы.

– В таком случае вот и мы.

Один из пассажиров проворно спрыгнул на песок. Другой вылез из лодки с некоторыми предосторожностями. Третьего вынесли на берег матросы.

– Черт возьми! Будет ли этому конец? – сухо промолвил тот, который высадился первым.

– Ну, Жорж, торопиться незачем, – отвечал тот, которого вынесли на берег матросы. – Ведь, может быть, мы идем на смерть.

– Нечего бояться, что ваш парик потеряет пудру, – угрюмо возразил тот, кого назвали Жоржем.

– Ну, когда дойдет до дела, вы увидите, что я не отстану от других. А теперь вся задача в том, чтобы не промочить ноги.

Хозяин судна снес на берег несколько небольших свертков, принадлежавших пассажирам. Паркэн связал их веревкой и взвалил на плечо. Тот, с кем разговаривал Жорж, обернулся к хозяину судна и сказал по-английски:

– Благодарю вас за то, что без всяких приключений доставили нас на берег. Вот вам и вашим людям.

И он передал ему кошелек. Затем, не дожидаясь благодарности, он догнал своих спутников, которые под предводительством Паркэна взбирались уже по крутой тропинке меж камней. Через четверть часа эти четыре человека почувствовали под ногами скудную траву. Паркэн остановился и сказал:

– Если бы ночь не была так темна, можно было бы отсюда видеть ферму Бивиль. Через поле до нее будет не больше четверти лье.

– В таком случае тронемся в путь, – сказал Жорж. – Здесь страшный холод. К тому же я умираю с голоду. Вы собрались с силами, Сан-Режан? – спросил он четвертого из пассажиров, который все время шел молча.

– Я к вашим услугам, – отвечал тот тихо.

Скоро путники достигли ограды, которую образовала насыпь, засаженная вековыми буковыми деревьями. Лай собак дал знать о приближении маленькой компании. Кто-то открыл дверь, через которую хлынул на листья деревьев поток яркого света. Внутри дома хлопотали двое мужчин и женщина. Когда новоприбывшие вошли в кухню фермы, около камина, сидя на скамейке спиною к ним, грелся какой-то человек. Когда дверь захлопнулась, он повернулся вместе со скамейкой, предоставив камину греть его спину. Лицо его было гладко выбрито. Длинные черные волосы свешивались на воротник камзола. На голове была широкая черная шляпа, а на ногах кожаные гетры, доходившие до грубых башмаков.

– Пожалуйте сюда, господа, ночь холодна, и приятно будет взглянуть на огонь, – промолвил он вежливо.

С этими словами он поднялся и жестом, плохо подходившим к его бедному одеянию, предложил новоприбывшим свою скамейку.

– Черт возьми! Да это господин де Фротте, – сказал Жорж, протягивая руку крестьянину. – Неужели вы сами явились к нам навстречу? С нас было бы довольно и вашего Паркэна.

– Я так и думал, – отвечал главарь шуанов. – Но вы едете из Лондона, где вы виделись с принцами, и я хотел услышать прямо от вас инструкции, которые они мне посылают. Но прежде всего познакомьте меня с вашими спутниками.

– Господин Гид де Невилль, секретарь его величества, – почтительно поклонившись, начал Жорж, – кавалер де Сан-Режан. Оба имеют важные поручения для наших парижских друзей. Маркиз де Фротте, главнокомандующий армией в Нормандии, – продолжал Жорж, указывая на крестьянина.

Фротте бросил взгляд на хозяев фермы, и они сейчас же вышли. Когда четыре роялиста остались одни, главарь шуанов спросил:

– У вас есть какие-нибудь приказания?

– Его величество желает, чтобы враждебные действия были прекращены, пока мы не исполним данных нам поручений, – отвечал Жорж.

– Напрасно. Следовало бы навести страху на окрестности столицы, что мы уже и начали делать. Сжечь четыре фермы в смысле нравственного воздействия все равно, что выиграть сражение. Кроме того, задержание курьера, который вез казенные деньги… Вот что поражает воображение! Бонапарт даже заболел от ярости.

– Король хочет сделать последнюю попытку к примирению.

– И это поручение дано вам, Кадудаль? Я считал, что вы гораздо больше годитесь для битвы, чем для переговоров.

– Надо повиноваться, – отвечал предводитель вандейцев. – И я подаю пример, хотя это поручение мне совсем не по душе.

– Когда же вы думаете отправиться в Париж? – спросил Фротте.

– Завтра утром, до рассвета. С этими господами я имею возможность добраться до Парижа без особых затруднений.

– Отлично, – насмешливо сказал Фротте. – По эту сторону Луары, кажется, развелось немало этих примирившихся. Но ваш Морбиган еще упорствует, Жорж. Генерал Гедувилль не скоро примирится с вашими товарищами.

– Что делать! Нельзя скрывать от себя, что консулы значительно ослабили наше сопротивление, успокоив умы. Население нашей Бретани, восстававшее против принудительного займа, очень чувствительно отнеслось к уменьшению налогов. Бонапарт больше всего сделал для умиротворения тем, что навел порядок в стране.

– Ах, если бы только граф д'Артуа решился появиться в Бретани, мы были бы теперь хозяевами положения! – воскликнул Фротте.

– Нечего говорить об этом, – серьезно заметил Кадудаль. – Не исполнять просьбы роялистов принц, очевидно, имел свои причины, и, конечно, очень важные. Впрочем, принцы скучают за границей, и война была бы для них развлечением.

– Но тогда пришлось бы расстаться с мадам Поластрон… Агнессы Сорель не любят отпускать Карлов на войну, а Жанны д'Арк на этот раз не имеется.

– Жанны д'Арк теперь превратились в чулочниц и продают свой товар только якобинцам!

Все засмеялись.

– Итак, завтра, чтобы не возбудить подозрений, каждый переоденется и пойдет своей дорогой. Жорж как будто поедет за мукой, а Сан-Режан – за модными товарами! Третий наш товарищ превратится в торговца водкой.

– Отлично, – сказал Фротте. – Спокойной ночи. Меня ждут в Каэне. Нужно отправляться. Я ведь днем не езжу.

– До свиданья, маркиз, и в лучшие дни, будем надеяться.

Они пожали друг другу руки. Фротте открыл дверь, чтобы впустить Паркэна и хозяев, и, набросив на плечи тяжелый плащ, вышел.

– Господа, вероятно, не прочь будут отдохнуть, – обратился Паркэн к оставшимся. – Хозяин, покажите комнаты…

– Они все на нижнем этаже, и стоит только открыть окно, как вы во дворе. Советую господам не раздеваться. С полицией Фуше не знаешь, чего можно ожидать.

– Желаю вам приятных сновидений, – сказал Жорж. – Да приснится нам, что Бонапарту пришлось ознакомиться с ядром и что Францией управляет Лебрэн или Камбасарес…

Смеясь, они пожали друг другу руки и под предводительством фермера разошлись по своим комнатам.

С того времени, как революция разрушила в стране всякую власть, никогда еще французское общество не наслаждалось так спокойствием, как теперь. Когда Бонапарт сделался консулом, мало-помалу стала восстанавливаться торговля, развивалась промышленность, появилась даже роскошь. Безопасность была восстановлена в городах. Но на юго-западе шуаны еще свирепствовали. Дороги Бретани и Нормандии кишели разбойниками, которые останавливали дилижансы под тем предлогом, что они хотят отобрать казенные деньги, причем захватывали и деньги пассажиров. Шайки эти грабили даже окрестности Парижа и, не боясь полиции, появлялись в десяти лье от столицы.

Бо Франсуа наводил ужас на долину Шевреза и окрестности Шартра и Версаля, совершая преступления, которые оставались безнаказанными. Жандармы с ног сбились, и первый консул напрасно пробирал своего министра полиции за постоянные грабежи, которые становились все смелее и смелее. Бонапарт и Фуше были различного мнения относительно виновников этих преступлений. Фуше подозревал, что все эти беспорядки производят роялисты для того, чтобы создать правительству затруднения и дискредитировать режим, которым, по-видимому, страна была довольна. Бонапарт же был убежден, что тут тайный заговор якобинцев, которые не могли ему простить 18 брюмера.

Вот в это-то время и встретились на ферме комиссары партии примирения и партии насильственных действий. Если Гид де Невилль надеялся опутать первого консула благодаря сочувствию, которое он встречал у Жозефины, то Кадудаль и Сан-Режан решили убить его, если он не исполнит их требований. Им приходилось ждать результатов переговоров. Поэтому оба они направлялись теперь в Париж с решимостью не уезжать оттуда, пока они не достигнут благоприятных для их дела результатов.

Жорж, закалившийся в партизанской войне против войск республики, боялся только одного – как бы не наступило затишье. Сан-Режан также горел желанием отличиться. Происходя из знатной семьи, он отличался особой утонченностью и элегантностью, и ему хотелось бы сражаться в шелке и в кружевах. Молодой человек обладал красивым лицом, нежным голосом и привлекал к себе взоры женщин. Кадудаль, одаренный атлетической силой, с бычьей шеей, был земледельцем перед тем, как стать предводителем шуанов, и его друзья дали ему выразительную кличку Круглая Голова.

Предводители роялистов, отправляя к Бонапарту Невилля и Кадудаля, рассчитывали поразить его, показав ему наиболее типичных представителей своих сторонников. Невилль в качестве дипломата должен был напевать Бонапарту всякие соблазнительные обещания и льстивые похвалы, которые могли склонить его к примирению. Кадудалю предстояло демонстрировать перед генералом мощь и упрямство шуанов и таким образом дать ему понять, как опасно бороться с ними.

Жозефина, постоянно выказывавшая особую симпатию к роялистским семьям и хлопотавшая для них о разрешении вернуться во Францию, была всецело на стороне проекта, который везли в Париж Кадудаль и Невилль. Она бралась устроить им свидание с консулом.

Фуше не получал от своих ловких шпионов никаких известий о прибытии в Нормандию роялистских эмиссаров, которые, таким образом, могли спать спокойно до тех пор, пока солнце не озарит верхушки буковых деревьев, которые окружали ферму.

Среди деревенской тишины раздалось пение петуха. Паркэн сейчас же постучал в дверь Сан-Режана и Кадудаля. Бретонец уже встал. Он сменил свою одежду на более простую. Рыжая борода, обрамлявшая его лицо, красное от постоянного пребывания на воздухе, делала его неузнаваемым. В руках у него была толстая палка. Не говоря ни слова, он двинулся за Паркэном. Во дворе его ожидала крепкая лошаденка, привязанная к железному кольцу. Кадудаль осмотрел ее с видом знатока, пожал руку Паркэну, вскочил в седло и тронулся мелкой рысью. Для сибаритов Невилля и Сан-Режана был приготовлен кабриолет на огромных колесах.

– Вам нужно будет остановиться в Иветоте в гостинице «Черная Лошадь», – сказал Паркэн. – Если вы пожелаете ехать дальше в Руан, хозяин даст вам лучших лошадей и укажет гостиницу, где можно остановиться. Надеюсь, что кто-нибудь из вас умеет править.

Невилль взял свертки, которые Паркэн перенес на берег, и бережно положил их в кабриолет.

– Прощайте, товарищ, – сказал он, протягивая Паркэну руку.

Сан-Режан был уже в экипаже. Паркэн отпустил повод и сказал:

– Счастливого пути! Первый поворот налево, а там все прямо…

Кабриолет, которым правил Невилль, выехал на луг, миновал границу фермы и покатил по указанной Паркэном дороге.

II

Гостиница «Черная Лошадь» была переполнена, когда Невилль и Сан-Режан вышли во дворе из экипажа. День был базарный, и все ехали в город. Обед только что начался. Когда путники вошли в гостиницу, служанка накрыла для них столик в углу и принесла им оставшиеся еще кушанья. Сан-Режан принялся за еду, а Невилль решил прежде всего осмотреться.

Первым привлек его внимание невысокий человек с острыми глазами, одетый в зеленый каррик[1] с металлическими пуговицами. Он так и сыпал словами, обращаясь главным образом к добродушного вида человеку в коричневом плаще и в суконных гетрах. Остальные были фермеры – лошадиные барышники, приказчики из города. На почетном месте сидел жандармский унтер-офицер, которому служанки прислуживали с особой почтительностью.

– Вы, может быть, не поверите мне, но я проехал всю Францию, и нигде не было так спокойно, как в Нормандии, – говорил человек в зеленом плаще. – Тут может ехать даже женщина, не опасаясь дурных встреч…

– Женщина? Может быть, – возразил один из фермеров. – Эти господа с лилиями уж чересчур любезны с женщинами…

– Разве вы не слыхали, что еще вчера четыре человека в масках остановили дилижанс около Малонэ, – вмешался жандарм. – Похитили пятьдесят тысяч франков, которые везли из Диеппа.

– И все драгоценные вещи, принадлежавшие пассажирам, – добавил фермер.

– Черт возьми! – воскликнул человек в зеленом камзоле. – Неужели эти трусы не защищались?

– Они стреляли из пистолетов, по крайней мере те, которые были внутри дилижанса, – возразил незнакомец в плаще. – Но их пистолеты были, очевидно, разряжены кондуктором.

– Вот так история! Но что же сделали грабители?

– Они раскрыли чемоданы. Опорожнив их и карманы, они приказали кондуктору сесть на козлы и ехать дальше.

– Вы, гражданин, были, очевидно, из тех, которые защищались. Вы не испытывали никаких неприятностей оттого, что стреляли в разбойников?

– Никаких. Они вежливо поклонились мне и посоветовали другой раз не затруднять себя перевозкой огнестрельного оружия, которое на больших дорогах иной раз бывает совершенно бесполезно. Затем они пришпорили лошадей и исчезли. А самое-то драгоценное было у меня спрятано в гетрах…

– Гражданин, – перебил его жандарм. – Будет благоразумнее не рассказывать о таких вещах. Если бы среди присутствующих нашелся товарищ тех разбойников, это могло бы обойтись вам дорого еще сегодня вечером.

– Нет, они не решатся остановить второй раз дилижанс на той же самой дороге. Вероятно, они перебрались теперь на другой конец Нормандии.

– Опаснее всего между Руаном и Парижем, – возразил человек в коричневом плаще. – Вы можете считать себя в безопасности только тогда, когда доберетесь до Версаля.

– Вы пугаете меня, – сказал человек в коричневом плаще, бледнея. – Я возьму для себя отдельную карету. Один путник меньше рискует навлечь на себя внимание грабителей, чем омнибус.

– Стало быть, вы везете с собой крупную сумму? – спросил, посмеиваясь, человек в каррике.

– Нет, только… некоторые товары…

И он вдруг замолчал. Но человек в каррике, по-видимому, решился принудить его к дальнейшим разъяснениям.

– Дело, должно быть, идет о драгоценных камнях… В таком случае послушайтесь меня – возьмите провожатых, иначе вы сильно рискуете.

– В этом нет надобности, – вдруг сказал Сан-Режан. – Я и мой спутник также едем в Руан в экипаже, и я могу подвезти вас, гражданин.

Человек поднял глаза на Сан-Режана и, успокоенный его приятной наружностью, отвечал с жаром:

– С благодарностью принимаю ваше предложение. Но, может быть, я стесню вас?

– Мы немножко потеснимся. И так как ваши сокровища занимают немного места…

– Вам я могу сказать…

– Ни слова! Позвольте мне остаться в неведении. Может быть, вы везете контрабанду, и это нас поссорило бы с правительством.

– Правительству страшна не контрабанда, а заговоры шуанов и якобинцев, – сказал жандарм. – Они хотят свергнуть или убить генерала Бонапарта. Но это не удастся! Я видел его в Арколе, где мы все могли оставить свои шкуры в руках австрийцев…

– А вы, значит, служили в итальянской армии? – спросил Невилль, нарушая свое молчание.

– Да, гражданин. И, стоя рядом с генералом, я получил сильный удар штыком. После этого я попросился в жандармерию.

Обед кончился, и все вышли из-за стола. Человек в зеленом каррике, оставшись с жандармом наедине, указал ему на Невилля и Сан-Режана и прошептал:

– Потребуйте у них их бумаги…

– Надо еще доказать, что вы имеете право давать мне приказания, – недовольно отвечал жандарм.

Незнакомец вынул из-под полы бумажник, достал оттуда бумагу и сунул ее под нос жандарму. На листке стояло: «Министерство полиции», и выдан он был за подписью Фуше на имя некоего Браконно.

Жандарм взял под козырек:

– Виноват… Не признал… Слушаюсь.

Между тем Сан-Режан во дворе распоряжался закладкой экипажа. Жандарм хлопнул его по плечу и сказал:

– Я полагаю, что приезжий, которому так не хочется ссориться с правительством, исполнил все формальности как следует…

– Вы хотите взглянуть на мой паспорт? Как же! Он к вашим услугам…

Он порылся в своем плаще, достал оттуда бумагу, сложенную вчетверо, и передал ее бригадиру. Там стояло: «Виктор Леклер, торговец шелковыми товарами, жительствующий в Париже, по улице Прувер, № 7». Бригадир взглянул на подпись: все было как следует.

– Хотите также видеть паспорт моего спутника? – спросил Сан-Режан. – Я сейчас его позову.

– Нет надобности. У вас все в порядке.

– Пока мы добрались до Фекона, у нас требовали паспорта по крайней мере раз десять…

– Это все из-за этого проклятого Фротте. К счастью, дня два тому назад он удалился из этой местности, и теперь, говорят, он в окрестностях Аргентана.

Жандарм пересек двор и подошел к незнакомцу в каррике, который стоял, заложив руки в карманы.

– Вы напрасно их подозреваете, – сказал он, – это купец. Его имя Виктор Леклер, и он возвращается в Париж.

– Ну, платье еще не делает монаха.

И он громко свистнул. Из конюшни появился мальчик, ведя оседланную лошадь. Незнакомец ловко вскочил на нее, бросил мальчику монету и, жестом попрощавшись с хозяином, поехал сначала шагом, а затем рысью.

Сан-Режан, рассчитавшись с хозяином, хотел было сесть в кабриолет, как вдруг тот, потянув его за полу, тихо шепнул ему на ухо:

– Заметили вы человека в зеленом каррике? Жандарм мне сказал, что это полицейский и что он подозревает вас. В Руане остановитесь в гостинице «Великий Олень». Хозяин признает мою лошадь и не потребует от вас никаких объяснений.

– Спасибо.

Сан-Режан вскочил в кабриолет, где уже сидели два его спутника, и экипаж тронулся в путь.

В Руане хозяин принял их с распростертыми объятиями. Только тут Невилль узнал, что взятый ими с собой пассажир был торговец модными товарами из Парижа Франсуа Лербур.

Проведя спокойно ночь, спутники рано утром позавтракали и сели в экипаж, запряженный сильной черной лошадью.

– Вы остановитесь в Эвре, – шепнул им хозяин, – у почтмейстера. Он знает мою лошадь. Поклонитесь ему от меня и передайте, что я жду его на днях. Счастливого пути.

Между Руаном и Эвре переезд был без всяких приключений. Деревни были спокойны, крестьяне работали в полях. Гражданин Лербур, освободившись от угнетавшего его страха, пустился в разговоры, и скоро путники узнали все подробности его жизни. Ему было сорок два года, он был женат на молодой женщине из хорошей семьи, разорившейся вследствие революции. Оставшись одна на белом свете без всяких средств, Эмилия поступила к Лербуру в услужение, а потом согласилась выйти за него замуж. Благодаря жене дела его пошли хорошо, и он открыл модный магазин. В данное время он ездил за драгоценными кружевами из Англии, которые в темную ночь выбросили на берег контрабандисты. К сожалению, шуаны были не так снисходительны, как агенты полиции, и испортили все дело. Лербуру, однако, удалось спрятать самые лучшие вещи, предоставив грабителям забрать более ходкие товары. Кружева эти предназначены для мадам Бонапарт, его лучшей покупательницы, которая поддерживает парижскую торговлю.

Услышав эти слова, Сан-Режан и Невилль переглянулись. Такое знакомство было им как раз кстати.

Добравшись до Рамбулье, они остановились у фермера, рекомендованного им почтмейстером, и были приняты с такой же сердечностью, как и в Эвре. Ферма стояла совершенно уединенно, и им приходилось расспрашивать дорогу, чтобы до нее добраться.

Наступала ночь и надвигалась гроза, когда они сошли с экипажа. Старик фермер сам прислуживал им за ужином, так как слуги уже разошлись. Он говорил мало, казалось, был чем-то очень озабочен и с такой тщательностью запирал двери и ставни, что Невилль не мог удержаться и спросил его:

– Вы, кажется, боитесь воров? Нас сегодня здесь много.

Старик покачал головой и сказал:

– Неспокойно у нас. Бродят разбойники, – произнес он, понижая от страха голос. – Неделю тому назад они побывали на ферме у Бюиссере, убили там человека, унесли все ценное, подожгли ригу и разрушили дом.

– В Париже говорят, – заметил Лербур, – что это грабят шуаны.

– Не думаю, – отвечал фермер. – Образ их действий показывает, что это злодеи, а не партизаны. Кроме того, если бы это были шуаны…

Он хотел сказать, очевидно, нечто запретное, ибо Невилль вдруг прижал палец к губам. Старик очень удивился и круто переменил разговор:

– Позвольте отвести вас в ваши комнаты… Вы, вероятно, очень устали…

Лербур первым поднялся по лестнице на второй этаж.

Сан-Режан и Гид де Невилль остались одни. Когда хозяин вернулся, Гид сказал ему:

– Я перебил вас, потому что, сказать по правде, мы не совсем уверены в нашем спутнике. Он, очевидно, не нашего прихода, и мне не хотелось бы объяснять ему, кто мы такие…

Скоро вся ферма погрузилась в сон. Ночь была очень темная. Время от времени слышны были удары грома, и багровая молния прорезала темноту. Прошло около двух часов. Вдруг страшный крик нарушил тишину, и показались огни. К дому приближалась толпа человек в двадцать в солдатских мундирах. Пастух, которого волокли два человека, кричал не своим голосом, но сильный удар прикладом заставил его смолкнуть. Настала опять тишина, и слышен был лишь топот людей, столпившихся перед воротами фермы.

Сан-Режан, Невилль, Лербур и хозяин быстро собрались в комнате на первом этаже. Невилль и Сан-Режан хладнокровно осмотрели свои пистолеты, Лербур дрожащими руками вынул свои, фермер зарядил двуствольное ружье и положил на стол топор и саблю. Работники вооружились серпами.

Послышался сильный удар в дверь и крик:

– Отворяйте!

– Кто здесь? – спросил фермер.

– Отворите, тогда узнаете…

– Я не могу отворять ночью кому попало…

Дверь затрещала от сильного удара, от второго удара выскочил замок, от третьего дверь упала, и нападавшие с криком ринулись в комнату.

Человек высокого роста в сером суконном платье с трехцветным колпаком вышел вперед и сказал:

– Сопротивляться бесполезно! Я мельник из Лимура. Давайте ключи от шкафа! В пользу короля!

При этих словах Сан-Режан подошел к человеку, смерил его взглядом и властно сказал:

– Если ты собираешь на армию короля, то у тебя должен быть лист. Покажи…

– Вот он! – крикнул мельник, выхватывая из-за пояса пистолет. – Дай-ка ему ответ.