Поток алмазов. Мелодия смерти

Он был бы не человеком, если бы не поддался на эти слова. Ни душой, ни телом он не был похож на Сеттона-исследователя, на человека, участвовавшего во многих экспедициях, но он унаследовал от отца жажду знания, которая лежит в основе каждого такого предприятия.

В эту минуту все предостережения его сестры улетучились и были забыты. Картина, которую она обрисовала ему, исчезла из его памяти, и то, что он сейчас видел в Лэмбере, было: благодетель, заступник, деловой человек. Он видел теперь все яснее (так он говорил сам себе), без предрассудков (это он мог бы сказать сестре): это дело нужно обстоятельно взвесить и обдумать. Все прошлое, в котором он не знал лишений лишь благодаря почти материнской заботливости и самопожертвованию сестры, теперь было забыто.

– Я… я право не знаю, что мне сказать на это, – заикаясь, произнес он, – само собой понятно, я с удовольствием стал бы продолжать начатое отцом дело, с большим удовольствием, меня всегда влекло к такого рода рискованным предприятиям.

Возможности, которые ему открывались, захватили дух. Когда затем Лэмбер протянул ему руку, он с горячностью схватил ее и с благодарностью пожал – он, который явился сюда с твердым намерением прекратить знакомство.

– Он как масло, – заметил после его ухода Уайти, – держи его подальше от льда, и ты в нем можешь быть вполне уверен… Лед – это и есть затруднение.

Лэмбер с сомнением покачал головой.

Глава V

Фрэнсис Сеттон кончил свой доклад и старался теперь с невероятным спокойствием изменить взгляды сестры.

Она стояла у окна, пальцем рисовала фигурки на полированном столе и смотрела на улицу.

Во время своей попытки убедить сестру Фрэнсис становился нелогичным и слишком громким, что действовало на нее. До сих пор она держала себя спокойно, и когда он в пятый раз привел свои доводы, он ее злобно упрекнул в упрямом молчании.

– Ты мне не давал возможности говорить, Фрэнсис, и я совершенно сбита с толку переменой твоих взглядов.

– Видишь ли, Синтия, – перебил он ее нетерпеливо, – напрасно ты снова об этом начинаешь; Лэмбер светский человек, и к нему нельзя подходить с меркой, которую употребляют в монастырях и женских пансионах; и если ты со мной часами будешь спорить, ты меня не убедишь. Я поставлю на своем. Это случай, который никогда не повторится. Отец, наверное, дал бы свое согласие.

Он укоризненно замолчал, но она не воспользовалась возможностью возразить ему.

– Ради бога, Синтия, доставь мне удовольствие, не дуйся.

Она обернулась.

– Ты помнишь, в каком состоянии ты недавно вернулся домой? – спросила она, и юноша покраснел.

– Некрасиво с твоей стороны напоминать об этом, – сказал он поспешно, – мужчине позволительно иногда сделать глупость.

– Я не об этом, – возразила она, – я просто хотела напомнить, что тебя привел домой джентльмен, который Лэмбера знал лучше нас с тобой… а? Ты хотел что-нибудь сказать?

– Продолжай, – ответил юноша торжествующе. – Я тебе после скажу кое-что по этому поводу.

– Он говорил, что Лэмбер представляет собой нечто худшее, чем кутила и жуир; он говорил, что Лэмбер – преступник, человек без совести и чести.

Когда она кончила, на лице Сеттона появилась улыбка.

– А знаешь ли ты, кто был этот джентльмен? – спросил он, радуясь. – Это Амбер… ты никогда о нем не слыхала?

Она отрицательно покачала головой.

– Он вор, известный вор, неделю тому назад выпущенный из тюрьмы, – вот кто этот Амбер.

– Мистер Амбер, – доложила в эту минуту горничная.

Амбер, как цивилизованный человек, был одет по всем правилам моды. Его наглухо застегнутое пальто было скроено по последнему фасону. Цилиндр блестел, белье ослепляло своей белизной, и так же белы, как лаковые перчатки, были его гетры на лаковых ботинках.

Он выглядел таким элегантным, будто его только что взяли из витрины конфекционного магазина.

Он улыбнулся юноше, который его появлению ни в какой степени не был рад, и протянул руку девушке.

– Приглашен в гости, – сказал он лениво, – зашел по дороге: автобусы проходят мимо дверей, очень удобно; что мне в Лондоне нравится, это легкость, с которой попадешь из одного конца города в другой. Разрешите положить шляпу?.. Благодарю вас. Ну а как вы поживаете?

Сеттон промычал что-то в ответ и направился к двери.

– Одну минуту, Фрэнсис.

Синтия при появлении Амбера побледнела, и ее пальцы, рисовавшие на столе фигурки, немного задрожали; теперь она снова вполне овладела собой, хотя и была бледней обыкновенного. Юноша остановился и посмотрел предостерегающе на сестру.

– Мистер Амбер, – начала она, не обращая внимания на сигнализацию Фрэнсиса, – думаю, что поступлю справедливо, если повторю то, что только что услышала о вас.

– Синтия, прошу тебя! – перебил Сеттон сердито.

– Говорили, что у вас дурная слава.

– Мисс Сеттон, – ответил Амбер серьезно, – у меня действительно дурная слава.

– И… и что вас только недавно выпустили из тюрьмы, – пролепетала она, избегая его взгляда.

– Если вы под «недавно» подразумеваете почти неделю, то и это правда.

– Что я тебе говорил! – крикнул Сеттон и ликующе засмеялся.

Амбер повернулся к нему.

– Милый мой Сеттон, – сказал он с упреком, – зачем смеяться? Не так уж смешно сидеть в этой самой тюрьме, так чего же вы радуетесь, мой Сеттон? – он вопросительно поднял брови.

Что-то заставило Синтию взглянуть на него. Она ожидала увидеть смущенное, полное стыда лицо; вместо этого она удостоверилась, что упрек, который он бросил ее брату, вполне серьезен.

– Все мои прежние неудачи и несчастья вас не могут интересовать, мисс Сеттон, – сказал он немного печально. – Когда я в ту достопамятную ночь вошел в двери известного вам заведения, в которое я не пригласил бы даже подневольных людей, если у них есть хоть капля самоуважения, например, орудие исполнительной власти судебного закона – тюремного сторожа, – я не припоминаю, чтобы в ту ночь вы требовали от меня удостоверение личности или доказательства моей хорошей славы.

Затем он обратился к юноше.

– Мистер Сеттон, – сказал он кротко, – мне кажется, что вы немного несправедливы и опрометчивы: я явился сюда, чтобы со всей предосторожностью, какая требуется в этом деле, покаяться в своих преступлениях, уловках, трюках, подкупах, арестах, дав при этом пояснение, с какой легкостью молодой упрямый кавалерийский офицер может очутиться на краю пропасти – пропасти, которая ожидает каждого безрассудного ездока, если он скачет на малопригодных лошадях.

Все это он произнес не переводя дух и, по-видимому, был доволен собой и описанной им картиной своей прежней жизни. Он выпрямился и вставил в глаз монокль. Затем он поклонился молодой девушке и забавно улыбнулся молодому человеку.

– Одну минутку, мистер Амбер! – К ней снова вернулся дар слова. – Я не могу допустить, чтобы вы так от нас ушли, ведь мы ваши должники, Фрэнсис и я…

– Сохраните обо мне добрую память, – сказал Амбер тихо, – это будет для меня большой наградой, мисс Сеттон.

Она быстро направилась к нему и протянула ему руку, которую он взял.

– Мне очень жаль. – Это было все, что она сказала, но по пожатию руки почувствовала, что он ее понял.

В то время как они пожимали друг другу руки, Сеттон выскользнул из комнаты, так как ожидал гостей и услыхал в коридоре звон колокольчика.

Они не заметили, что остались одни.

Синтия взглянула на Амбера, и в этом взгляде отражалось бесконечное сострадание.

– Вы слишком порядочны, слишком порядочны для такого образа жизни, – сказала она.

Амбер покачал головой, и она заметила на его лице грустную улыбку.

– Вы ведь не знаете, – сказал он учтиво, – не расточаете ли вы даром свое сострадание… я кажусь себе подлецом, когда вы жалеете меня.

Она не успела ему ответить, как в комнату ворвался Сеттон; за ним следовали щегольски одетый Лэмбер и неизбежный Уайти.

Увидев пришельцев, Синтия была в первую минуту смущена. Привести этих господ в ее дом было чересчур большой смелостью со стороны ее брата. Она и без того приняла бы их лишь по необходимости; но теперь, когда она угадала, что их сюда привели, чтобы окончательно смутить Амбера, она едва сдерживала свое раздражение.

Первые же слова Сеттона подтвердили ее предположение.

– Синтия, – сказал он, не скрывая своего ликования, – вот те джентльмены, которых заподозрил мистер Амбер. Не подтвердит ли он свое обвинение?

– Молод, очень еще молод, – возразил терпеливо Амбер, учитель, бросающий упрек молодежи в том, что они молоды. – И вот вам доказательство, – он указал на Лэмбера и его спутника, которых он так глубоко обидел. – А теперь, мой Лэмбер, что вы можете нам поведать интересного, чего бы мы не знали?

– Я знаю, что вы вор, – ответил Лэмбер.

– Правильно, о король! – весело согласился Амбер.

– Знаю, что вас три или четыре раза судили за различные преступления.

– Звучит, как детский лепет. Продолжай, мой Лэмбер.

– Мне кажется, этого достаточно, чтобы выгнать вас из порядочного общества.

– Достаточно, больше чем достаточно, – сознался не смущаясь молодой человек, меланхолически улыбаясь. – Ну а что скажет мой бедный Уайти?

– Вы, Амбер… – начал Уайти.

– Я уже имел случай, – перебил его строго Амбер, – заметить вам, чтобы вы ни при каких обстоятельствах не позволяли себе вольностей с моим именем; я для вас мистер Амбер, мой Уайти.

– Мистер или не мистер, вы мошенник…

– Что такое?

Выражение лица Амбера смутило даже такого опытного человека, как Уайти.

– Я хочу сказать, вы самый обыкновенный вор, – поправился он.

– Это уже звучит лучше, – сказал Амбер, – другое выражение неприлично, и джентльмену не следовало бы его употреблять, ну а что же еще?

– Этого достаточно, – ответил тот.

– Да, по-моему, тоже достаточно, – подтвердил Амбер, он насмешливо посмотрел на каждого из мужчин. – Больше чем достаточно, – повторил он. – Мы уличены, опозорены, у-ни-что-же-ны, как сказал бы один мой добрый приятель.

Он расстегнул свое пальто и вынул из бокового кармана изящный, сафьяновой кожи, бумажник. Своей серебряной отделкой этот бумажник привлекал внимание даже тех, кто его никогда раньше не видал. Но один из присутствующих слишком хорошо его знал. Лэмбер быстро подскочил и хотел его взять.

– Это принадлежит мне! – крикнул он.

Но Амбер предупредил его.

– Нет-нет, – сказал он, – тут присутствует дама, сохраните эту грубую шутку на другой раз.

– Он принадлежит мне, – злобно рычал Лэмбер, – он был у меня украден в ту ночь, когда вы ворвались к «Уайстлерам». Мистер Сеттон, на прошлой неделе он покинул тюрьму, сегодня он в нее возвратится! Будьте так добры, прикажите позвать полисмена.

Юноша стоял в нерешительности.

– Не трудитесь – не устраивайте скандала, – сказал спокойно Амбер. – Вот ваш бумажник – вы найдете в нем все деньги в целости. – Он передал бумажник. – Я только оставил себе, – продолжал он, – как бы в награду за мою честность, как бы на память случайной шутке – всего только одну пятифунтовую бумажку… комиссионные, что ли…

Бумажка зашелестела у него в руках.

Синтия, смущенная, смотрела то на одного, то на другого и ясно заметила, как лицо Лэмбера покрылось от страха смертельной бледностью.

Глава VI

Лэмбер и Уайти не обменялись ни единым словом, пока ехали в автомобиле в контору толстяка. Они неожиданно и поспешно распрощались с Сеттонами и вышли сразу за Амбером.

Контора уже была закрыта, и Грен уже успел уйти, когда Лэмбер, затворив за собой дверь своего кабинета, бросился в кресло.

– Ну что ты скажешь? – спросил Уайти, пристально глядя на Лэмбера.

– Фу! – простонал Лэмбер, отирая пот с лица.

– Ну? – повторил Уайти строго.

– Уайти, этот парень нас поймал.

Презрительная улыбка скривила лицо Уайти, когда он своим пронзительным голосом ответил:

– Тебя легко победить, ты баба, тряпка, ты…

– Послушай, Уайти, – перебил его Лэмбер, боявшийся больше всего на свете припадков бешенства своего коллеги, – мы должны быть готовыми ко всему; надо войти с ним в соглашение – подкупи его!

– Подкупи! – презрительно засмеялся Уайти. – Подкупить Амбера – дурак! Разве ты не видишь, что он честен! Да, этот парень честен, и этого нельзя забывать!

– Честен… то есть как?..

– Честен, честен, честен! – кричал Уайти и бил кулаком по столу. – Ты что, ослеп, не видишь, что ли? Неужели ты не замечаешь, что поступки этого арестанта, вора – порядочны?

Наступило молчание. Уайти подошел к окну. Лэмбер сидел с поникшей головой и занялся маникюром. Через некоторое время Уайти снова обратился к Лэмберу.

– Как обстоят дела? – спросил он.

Лэмбер пожал плечами и ответил:

– Дела обстоят очень скверно; мы должны во что бы то ни стало обработать это алмазное дело; ты гений, Уайти, тебе удалось уговорить этого мальчика; если нам удастся послать его туда осуществить наши планы, мы спасены.

– Ничто нас не спасет! – заорал на него Уайти. – Мы попались, Лэмбер; речь идет не об алмазных россыпях – это все ерунда, а об уголовном преступлении, которое может окончиться для нас с тобой двадцатью годами; полиция по всему свету рыщет в поисках человека, умеющего изготовлять такие банкноты, и Амбер может навести на след.

Наступило опять долгое молчание, причем каждый погрузился в свои собственные мысли. Оба измышляли планы своего спасения.

– Надеюсь, у тебя здесь ничего нет? – нарушил наконец тишину Уайти.

– Нет… да, – нерешительно ответил Лэмбер, – пара пластин.

– Идиот! – прошипел Уайти. – Тварь безмозглая! Здесь! Здесь, где они прежде всего будут искать…

– В моем личном сейфе, – сказал толстяк, оправдываясь, – ни у кого, кроме меня, нет ключа к нему.

– Завтра же мы должны их уничтожить, Лэмбер; скорее я соглашусь находиться в руках Амбера, чем зависеть от такого идиота, как ты.

Лэмбер молчал. Уже успело стемнеть, и Уайти угрюмо заметил:

– Нет никакого смысла торчать здесь, пойдем ужинать, в конце концов, может быть, мы напрасно волнуемся.

Он снова занял свое старое положение подчиненного. Лишь в минуты злобы он возвышался над своим господином. Эта частая перемена была характерной чертой в их взаимоотношениях.

Лэмбер же снова занял положение начальника.

– Ты слишком много ругаешься, – сказал он, когда они спускались по лестнице. – Ты слишком легко поддаешься пессимизму, и, кроме того, когда ты ругаешься, ты становишься неприятным.

Они отправились ужинать в первый попавшийся ресторанчик на Флит-стрит.

– Все равно, – сказал Уайти, садясь к столу, – мы во что бы то ни стало должны избавиться от этих пластинок. Что касается банкноты, то мы уж как-нибудь вывернемся; тот факт, что она находится у него, скорее на пользу нам, чем ему, – он личность подозрительная и значится в списках.

– Это верно, – согласился Лэмбер, – мы их завтра спрячем; я знаю одно место…

– Сегодня! – определенно заявил Уайти. – Нет никакого смысла ждать до завтра; нас могут арестовать завтра – завтра же мы можем очутиться в тюрьме.

– Значит, сегодня после ужина, – поспешил согласиться Лэмбер, так как чувствовал приближение припадка Уайти. – Скажи, пожалуйста, что ты знаешь об Амбере – кто он такой?

Ранее было высказано много мнений и взглядов относительно Амбера, но все они, за исключением одного, исходили из уст самого Амбера. Правдив ли рассказ Уайти, покажет дальнейшее.

– Амбер? Он сумасбродный оригинал. Он перепробовал все профессии, начиная от ковбоя до артиста. Он ворует, потому что это доставляет ему удовольствие, так же как другие увлекаются филателией. Это в нем самое существенное. Он был осужден за спекуляцию, которую начал ради шутки, и после отбытия наказания у него вошло в обыкновение заниматься тем же делом, только каждый раз видоизменяя его.

Они еще не успели закончить ужин, когда стрелки многочисленных часов на Флит-стрит показывали половину десятого.

– Ну пойдем, – предложил Лэмбер, – к счастью, около конторы нет сторожа.

– Ключ от парадного у тебя? – спросил Уайти.

Лэмбер утвердительно кивнул.

Они пошли медленно вдоль Флит-стрит, которая в это время всегда бывает пустынна, прошли мимо полисмена, проверявшего замки дверей и пожелавшего им доброго вечера, и, дойдя до своей конторы, остановились.

– Я все больше и больше прихожу к убеждению, – сказал Уайти, – что эта экспедиция молодого Сеттона наше счастье. Ах, если бы дело уж так далеко подвинулось, что мы могли бы достать денег, чтобы прикрыть все эти подлоги и обманы и забыть о них.

– В свое время я тоже об этом думал, – ответил Лэмбер, – но я захотел тогда быть слишком умным. Эх, черт!

– В чем дело? – спросил Уайти.

– Да вот замок… никак не привыкну к нему… ага, вот!

Ключ повернулся, и дверь отворилась, он запер ее за собой и зажег спичку, освещая путь. Дойдя до верхнего этажа, он остановился, попросил Уайти зажечь спичку, а сам достал ключи от конторы.

Почему-то замок не поддавался.

– Вот странно, – пробормотал Лэмбер и попробовал еще раз повернуть ключ, но тщетно.

– Дай я попробую, – сказал Уайти и старался силой повернуть ключ, но также напрасно; тогда он нажал на ручку двери, и она открылась.

– Не заперто, – заметил он, а Лэмбер стал ругаться.

– Идиот Грен, сколько раз я ему говорил, чтобы он проверял, заперта ли дверь, прежде чем уйти.

В первой комнате не было электрического освещения, поэтому он зажег спичку, чтобы найти дверь в свой кабинет.

Он достал другой ключ и, отпирая дверь, сказал:

– Пойдем сюда, помоги мне достать вещи из сейфа… Кто тут?

Кто-то находился в комнате. Он это скорее почувствовал, так как в помещении было темно и в комнату падала лишь узкая полоса света от уличного фонаря.

– Держи дверь, Уайти! – крикнул он и зажег спичку.

По прошествии нескольких секунд, пока его глаза привыкали к темноте, вдруг послышалось его проклятие.

Сейф… его личный сейф был взломан.

Затем он различил у письменного стола согнувшуюся фигуру мужчины; он бросился к нему, и спичка выпала из его рук.

В мерцании гаснувшей спички он увидал, как фигура выпрямилась, и в то же мгновение получил такой сильный удар стального кулака в лицо, что потерял равновесие и упал с шумом на спину. Уайти, стоявший у двери, подскочил, но чьи-то руки схватили его за горло, подняли, как кошку, в воздух и с силой швырнули об стену…

– Зажги же спичку! – свирепо заорал первым очнувшийся Лэмбер. – Свет, зажги же свет! У окна есть газовый рожок. Черт его побери, чуть не убил меня.

Уайти дрожащими руками зажег газовый рожок; Лэмбер поднялся, он был растрепан, а по лицу струилась кровь. При падении он ударился головой об острый край письменного стола.

Он подбежал к сейфу и стал лихорадочно выбрасывать оттуда разные бумаги; вдруг он зарычал, как зверь.

– Нету! Пластины пропали, не так ли? – Уайти это сказал полушепотом. – Тем лучше, это свернет шею Амберу… Амбер, – повторил он хрипло. – Я узнал его, ты знаешь, что это означает?

– Амбер, – пробормотал ошеломленный Лэмбер.

– Амбер, Амбер! Что ты, оглох, что ли? – прокричал Уайти.

– Что же нам делать? – беспомощно спросил Лэмбер.

– Что делать! – засмеялся Уайти, и в этом смехе чувствовалась вся его ненависть. – Мы должны разыскать Амбера, должны его уличить и должны покончить с ним. К черту его!

Глава VII

Петер Муск занимал верхний этаж в доме № 19 по Редкоу-Курт-стрит и считался хозяином дома идеальнейшим жильцом, так как аккуратно вносил деньги за квартиру.

Из трех комнат одну занимал Петер, другую Амбер («Мой племянник из деревни», – говорил он всем), а третья была спальней Петера.

Петер как раз дочитал книжку до захватывающей главы, в которой описываются похождения прекрасного Хейка, грозы Техаса, когда вошел Амбер.

Он торопливо вбежал в комнату и громко расхохотался, когда за ним закрылась дверь.

Петер посмотрел на него поверх очков и опустил роман на колени.

Амбер вынул из кармана два плоских и тяжелых пакета, завернутых в газетную бумагу, и положил их осторожно на стол. Затем он подошел к камину, на котором горела лампа, и стал внимательно осматривать свой костюм.

– В чем дело? Что ты ищешь?

– Кровь, мой Петер, – ответил Амбер, – пролитую человеческую кровь. Я вынужден был немного круто обойтись с одним джентльменом, имея при себе лишь оружие первобытного человека, а именно кулак!

– Что?

Петер вскочил на ноги, Амбер же сказал, продолжая улыбаться:

– Читай дальше, больше я тебе ничего не скажу.

Петер остановился как вкопанный, услышав эти неожиданные слова, но Амбер своей улыбкой смягчил впечатление.

Он продолжал тщательный осмотр своего костюма и затем его снова надел.

– Предательских пятен не имеется, – сказал он и подошел к столу, где лежали пакеты. Он вынул из кармана еще одну плоскую круглую коробку, нажал на пружину, и крышка отскочила.

Петер с интересом следил за ним.

– Да это ведь компас, – сказал он удивленно.

– Правильно, мой Петер, это компас, и он имеет тот недостаток, что безбожно врет и неправильно указывает путь. Это чертовский инструмент, сбивающий с пути людей. Одним словом, невероятная дрянь.

Он повертел его в руках, покачал головой и положил рядом с собой на стол. Затем он развернул принесенные им пакеты. В них оказались две стальные пластинки со странной гравировкой. Он нагнулся над ними, осмотрел их внимательно и затем громко, торжествующе засмеялся.

– Амбер, – сказал Петер, беспокойно глядя на него, – ты что-то затеваешь, чего я не знаю. Я, который до сих пор знал о всех твоих похождениях.

Это было не совсем так, но Петеру нравилось быть соучастником всех его бессовестных побуждений.

– Да, я затеваю кое-что, – ответил Амбер, тщательно завертывая пластинки. – И то, что я затеваю, – такого сорта, что, если бы полиция нашла у меня здесь эти штучки, я лет на семь попал бы под замок, да и ты не меньше как соучастник.

Возможно, что комната была плохо освещена, но казалось, что Петер побледнел от такой перспективы.

– Это дело немного опасно? – спросил он боязливо. – Если ты так много ставишь на карту – что это?

– Фальсификация, – ответил Амбер спокойно. – Фальсификация банкнот, денежных знаков Англии.

– Закопать, – пролепетал, шатаясь, Петер.

– Я тоже так думаю, – заметил Амбер. – Я отнесу их в надежное место.

– Куда? Будь осторожен, не попадись и не втяни меня в эту историю, после того как я уже столько лет не был в тюрьме. Брось их в реку; найми лодку внизу на площади Ватерлоо, – советовал он полушепотом, пока Амбер не ушел.

Амбер завернул на Боруг-стрит и пошел по направлению к Лондонскому мосту. Он должен был пройти мимо полисмена, и судьбе было угодно, чтобы тот его знал; полисмен подозвал его, и Амбер, в планы которого как раз не входили расспросы полицейского, не знал, что делать; идти дальше и сделать вид, будто он не слыхал, значило разозлить его, поэтому он остановился.

– Ну, мистер Амбер, – подразнил его полисмен, – как я вижу, вы опять на свободе. Ну что же, мы теперь исправимся?

– Настолько, – сказал Амбер, – что вы, сэр, сможете с меня пример брать.

Он знал, что из его кармана выглядывают завернутые пластинки, и чувствовал, что полисмен сейчас начнет его расспрашивать относительно содержания пакетов, поэтому он, ища спасения, оглянулся по сторонам; он увидал медленно приближающийся автомобиль и поднял руку.

– Вы что же, теперь хотите на более опасные авантюры пуститься? – неодобрительно спросил полисмен.

– Вот именно, – согласился Амбер и обратился к шоферу, который в это время остановил машину. – В Скотланд-Ярд, – приказал он и затем обратился снова к полисмену с вопросом: – Как вы думаете, застану я сейчас главного инспектора Фелса?

– Инспектора Фелса? – переспросил тот с уважением. – Не смогу вам сказать, мы мало что знаем о чиновниках Скотланд-Ярда… А зачем он вам нужен?

– Очень сожалею, что не могу удовлетворить вашего любопытства, – ответил Амбер, садясь в машину, – но я сообщу инспектору, что вы это очень хотели бы знать.

– Слушайте, Амбер, – заторопился полисмен, подойдя ближе, – вы этого не сделаете?

– Нет, – успокоил его Амбер, – я только пошутил.

Машина тронулась, и Амбер видел через маленькое окошечко сзади, как полисмен с сомнением покачал головой.

Когда машина отъехала, Амбер облегченно вздохнул: одна опасность миновала. Ему оставалось не больше десяти минут обдумать план действий, и раньше чем машина скользнула по Вестминстерскому мосту и загнула к Скотланд-Ярду, он уже принял определенное решение.

За письменным столом сидел дежурный инспектор и писал какие-то бумаги; он вопросительно посмотрел на вошедшего.

– Я бы хотел видеть мистера Фелса, – сказал Амбер.