На горбатом мосту

«Я, скорее всего, просто-напросто недоустала…»

Я скорее всего просто-напросто недоусталаДля того, чтобы рухнуть без рифм и без мыслей в кровать.Что ж, сиди и следи, как полуночи тонкое жалоСлепо шарит в груди и не может до сердца достать.Как в пугливой тиши, набухая, срываются звуки —Это просто за стенкой стучит водяной метроном.Как пульсирует свет ночника от густеющей муки,Как струится сквозняк, как беснуется снег за окном.То ли это пурга, то ли – полузабытые числаБьются в тёмную память, как снежные хлопья – в стекло.Жизнь тяжёлою каплей на кухонном кране завислаИ не может упасть, притяженью земному назло.

Троллейбус

Неизвестным безумцем когда-тоПрямо к низкому небу пришит,Он плывёт – неуклюжий, рогатый —И железным нутром дребезжит.Он плывёт и вздыхает так грустно,И дверьми так надсадно скрипит,А в салоне просторно и пусто,И водитель как будто бы спит.И кондуктор слегка пьяноватыйНа сиденье потёртом умолк.Ни с кого не взимается плата,И на кассе ржавеет замок.Он плывёт в бесконечности зыбкой,В безымянном маршрутном кольцеС глуповато-наивной улыбкойНа глазастом и плоском лице.И плывут в городском междустрочьеСквозь кирпично-асфальтовый бредПарусов истрепавшихся клочьяИ над мачтами призрачный свет.

«Когда сквозь дым и суету…»

Когда сквозь дым и суету,Сквозь запах шашлыка и пиваРазмытым берегом заливаЯ безнадёжно побредуПо серому песку,ТогдаВ случайном и нестройном хореЯ вдруг услышу голос моря —Непостижимый, как всегда.Прорежет воздух птичий крик,И ветер, чешущий осоку,Очнётся и взлетит высоко.И запоёт иной тростник.Иной —о яростных мечтах,О чёрных кораблях смолёных,Мечах, от жажды раскалённыхИ медноблещущих щитах.О том, как, разбиваясь вдрызгИ возрождаясь без потери,Иные волны хлещут берегОсколками счастливых брызг.

«Воздух густ и влажно-фиолетов…»

Воздух густ и влажно-фиолетов.Как во сне, замедленно летишьСквозь него, сквозь питерское лето:Грозы – днём, а вечерами – тишь.Чуть слышны шагов глухие всхлипы,Да ещё, влюблённым на беду,Страстью и тревогой дышат липыВ обморочно замершем саду.

«Князь-Владимира сын Позвизд…»

Князь-Владимира сын Позвизд —Звёздный морок, стрелы посвист.Потревоженное моими —Столь чужими – губами имяДрогнет дудочкой тростниковой,Резко звякнет в ночи подковой,Разъярится в разбеге вьюжном,Вспыхнет на рукаве кольчужном,Чиркнет ласточкой острокрылой —Будто знала я, да забыла.Будто время от боли сжалось,Будто жизни на вскрик осталось…И – потухнет, замрёт… Позвизд —Звёздный морок, стрелы посвист.

Порхов

Медленно тающийЗыбким своим отражениемВ тихой реке,Чьё забытое имя – как вздох,Город, похожий наВоспоминанье о городе —Шорох дождя,Полыхающая бузина.Зябкая, хрупкаяБабушка с детской улыбкоюКротко вздохнёт,Отпирая тяжёлую дверьВ царство безмолвноеСтарых афиш, фотокарточек,Тёмных икон,Утюгов, самоваров, монет.Тихие заводи,Странные омуты времени,Тонкая связьНеисчисленных координат.Морщится гладь,И дробится моё отражениеПрежде, чем яУспеваю его разглядеть.

«Когда зацветёт «декабрист»…»

Когда зацветёт «декабрист»,И шторы раздвинутся шире,Мир, запертый в тесной квартире,Вдруг станет просторен и чист —Когда в декабре обветшаломЛучистым фонариком алымНевзрачный украсится лист.Когда на холодном окнеВ белёсой пустыне бесплоднойЦветок оживёт благородный,В морозы желанный вдвойне —Судьбы ненадёжные звенья,Рассыплются наши мгновеньяИ тень пробежит по стене.Когда «декабрист» зацветётНад тёмным и гулким колодцем,Наш маятник резко качнётся,Сметая костяшки со счёт.И всё повторится: метели,Печаль Рождества и веселье,И – к новой весне поворот.

«Звучат шаги размеренно и чётко…»

Звучат шаги размеренно и чётко,В неверном свете редких фонарейДрожат ограды кованые чёткиИ ветка, наклонённая над ней.Лишь хлопнет дверь, и снова только эхоНевидимым конвоем за спинойДа еле слышный отголосок смехаТам, на мосту, над чёрной глубиной.И плавится в ночном канале город,Изнемогая от дождей и смут…Объятия Казанского собораЕщё распахнуты, ещё кого-то ждут.

«Чай с вишнёвым вареньем – о Господи, счастье какое…»

Чай с вишнёвым вареньем – о Господи, счастье какое! —Розовеет окно за дремотными складками штор,Добродушнейший чайник лучится теплом и покоем,Тихо звякает ложечка о мелодичный фарфор.Чай с вишнёвым вареньем – о Господи, хоть на минутуЗадержи, не стирай эту комнату, штору, окно —Неизведанный мир, детский образ чужого уюта,Недосмотренный сон, дуновение жизни иной.

Гренадёрский мост

Спешит прохожий запоздалый,Звенит задумчивый трамвай,Волна баюкает усталоЛуны подмокший каравай.Дома, прищурясь близоруко,Сберечь пытаются тепло,Слезится в бесполезной мукеЧасов разбитое стекло.А мне, шепча чужое имя,Брести сквозь зябкий неуют,Пока душа навек не примет,Как боль последнюю свою,Глухую песню стен кирпичных,Посеребрённую луной,И минареты труб фабричныхНад Выборгскою стороной.

«Меж домами пространство сгущается, словно смола…»

Меж домами пространство сгущается, словно смола,Покрываясь ледком в предвесенние звонкие ночи.Вот в проулке луна желтоватую лампу зажглаИ тревожащим светом пугливых прохожих морочит.Написав пару глупостей на терпеливом листе,Я к стеклу прижимаюсь лицом и далёко, далёкоЗа морозными окнами вижу бескрайнюю степьИ всё той же луны желтоватое, круглое око.И матёрый бирюк[3], обманувший судьбу в сотый раз,

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Примечания

1

Не трогай мои чертежи (лат.).

2

Шишига – болотная нечисть (фольклор).

3

Бирюк – волк, живущий вне стаи.