Верность (сборник)

Аткай

Верность (сборник)

© Аткай, наследники, 2007

© ИД «Эпоха», 2007

Слово о себе

Сейчас, когда я собирался написать «слово о себе» для этой книги, вдруг заметил, вернее, еще раз вспомнил, что у меня почти нет стихов, написанных от первого лица, от «лирического я».

Разве только те, где говорю о своей неудавшейся первой любви…

Но сам я еще с детства любил слушать кумыкские песни героя о своем подвиге и читать стихи, в которых автор выражает свое «я».

Песни героя о себе – как на черкеске газыри! Я говорю о тех газырях, которые полны порохом. Песни героев о своих подвигах – это не хвастовство. Песня и подвиг – близнецы.

Если станет аргамак похваляться,Скажет: «Был я в походе первым».Если сокол станет похваляться,Скажет: «Сбил я на лету лебедя».Если станет герой похваляться,Скажет: «Много я по свету странствовал,но вернулся в отчий дом».

Поскольку я, автор этой книги, в походе первым не был, на лету лебедя не сбил, много по свету не странствовал – похваляться мне нечем. Я еще в дороге. Мое желание другое: сохранить в себе вечное удивление миром, людьми. Первозданно, как в детстве.

Был я маленьким. Зеленое поле. Дорога ровная. Но вдруг линейка покачнулась, спускаясь в неглубокую, не очень широкую балку, свернула с дороги и выехала на цветущий луг. Как удивительно бесшумно покатились колеса!

Никогда не забыть бы мне это диво – мягкую, зеленую тишину!

Был я маленьким. Бахчевое поле. Как Млечный Путь, протянулся длинный тонкий стебель арбуза. Боже, какой он огромный! Как целая луна с зеленым ореолом.

Никогда не забыть бы мне это огромное, круглое, полосатое чудо!

Был я маленьким. Вернулись домой к вечеру. Вошли в комнату, в ней оказалось темно. Я маленький, радостный – комната печальная. Моя бабушка Бы-кый-абай зажгла большую лампу. Алла-лалай, валла-лалай! Как я удивился волшебному свету!

Удивление – начало моей жизни,Удивление – середина моей жизни,Удивление – пусть станет концом моей жизни.

Находясь в дороге, как бы я хотел в своем поэтическом пути сохранить вечную молодость восприятия.

Мне бы к людям заглянуть,Тихой строчкой прошептать,Нежность в девушку вдохнуть,Парня к мужеству призвать;В дом за домом бы суметьПостучаться по пути —Ухо каждое задеть,В сердце каждое войти!АТКАЙ

Стихи

Певец и каменотес

Перевод Л. Миля

Гранит у нас такой,Он полон тайной жизни,Сожмешь его рукой —Не влага, песня брызнет.Коль встретиться пришлось,Поймет и без расспросовПевца – каменотес,Певец – каменотеса.И воин на войне,Захваченный врагами,Как камень каменел,Чтоб стать немым, как камень.К нам в горы не пройти!И мой народ спокоен:Ведь камень на путиУ ворога,Как воин.А если уж беда —В часы большой печалиГранитные устаПо-нашему кричали.Вот почему всегдаПоймет и без расспросовКаменотес – певца,Певец – каменотеса.

«Дом мой на распутье двух дорог.»

Перевод С. Сущевского

Дом мой на распутье двух дорог.Лишь окно открою, предо мноюСиний Каспий плещется у ног,Тарки-Тау[1] встала за спиною.Густ, как мед, в низине летний зной,Над волнами чайка проскользила.А к вершине близится предзимье,И сентябрь осыпал желтизнойЗаросли багряного кизила.Там кипят на склонах родники,Песни их снимают утомленье.Мудрые, как время, старики,Речи не спеша ведут в селенье.Канет день, туманится вода,Море перекатывает камни.И маяк далекие судаОбнимает белыми руками.Голуби воркуют за окном.Тополя поблескивают влагой.Тень листвы раскачивает дом,Просится на белую бумагу.Обо всем подумай – и пиши.Но стою я снова на пороге:Не сидится никогда в тиши,От души пишу яЛишь в дороге.

Гора Тарки-Тау

Перевод С. Сущевского

Ветками стреножены ветра,Строже белый город у подножья,По тропе извилистойС утраЯ опять спешу к тебе, гора.Для кумыка ты всех гор дороже.Много шрамов на твоих бокахСаблями оставили века.Кровь теклаПо склонам, будто реки.Помнишь ты, гора, наверняка,Как страдали и любили предки.Помнит каждый каменистый скатПосвист пуль и батарей раскат.На поживу грифам и шакаламЗдесь швыряли бунтарей со скал,Развлекая хмурого шамхала[2].Ты растила истинных мужчин,Что могли пришельцев проучить,Зная цену дружбы нерушимой.Наскочив на острые мечи,Захромал сильнее Темучин[3],Так и не добравшись до вершины.Путь закрыла ворогам гора,Но, к друзьям приветна и щедра,Дагестан с Россией породнила,Хлебом-солью встретила Петра.И недаром с той поры в Тарках,Русого приветив кунака,В честь него, под перезвон стаканов,Мальчиков аульских нарекатьСтали О-Рус-бием, О-Рус-ханом.Пролетели над тобой века.Но вгляжусь – и вижу в час заката:Подплывают к склонам облака,Будто бы петровские фрегаты.

Весенняя песня о новорожденном

Перевод С. Сущевского

Ливни скалы кресалиИ высекли мак,И фиалки средь скалРасплескали.Так навруз мубарак! [4]Настежь двери, кунак!Мир тебе!Берекет [5] этой сакле.Крепнет запах сосныНа полянах лесных.Клин гусиныйНад синей долиной.Стены сакли просторнойНам нынче тесны.Два байрама настали,Две горных весны:Длинный путь бытияНачинает твой сынВ зыбкой лодочкеЛюльки старинной.В жар мангалов стекаетДымящийся жир,И сверкают ножи.А зурна ворожитИ на пир нас скликаетНедаром.Рог чеканный пускаютПо кругу мужи.В дар джигитуКинжал в колыбель положив,Внука дед нарекаетЭльдаром[6],Пусть рожденный ВеснойВ мир войдет, как весна!Пусть данаЕму будет удача!Пусть на скачках горячихВсегда скакунаПервым к целиПриводит Эльдарчик.Будет добр его взгляд,Но крепки кулаки.Как идет в ДагестанеОт века,Да поднимут клинкиВ честь него кунаки,И, венчая победу,Парча и платкиУкрашают коняЭльдарбека!Слова он не нарушит,Друзей не предаст.В трудный часОн отдаст им и душу.От степей до КурушаПрославят у насЗа радушиеДом Эльдаруша.Ни пред кем не согнет онУгодливо стан,Слабых собственной силойНаделит.День придет,Как папахи отцы, ЭльдарханГермошлем космонавтаНаденет.Но, добравшисьДо дальних планет, ЭльдарбийНе забудет обычаи наши.Будет скалы рубить,Будет камни дробить,Расчищая участокДля пашни.Говорится у нас:Как тропа ни крута,ВысотаПокорится отважным.В добрый часМы за сына Эльдара-атаТост на звездахПоднимем однажды.Барабанщик!Почаще-ка ритм выбивай!Выше чашиС бузою кипящей!Так навруз мубарак!О, малыш,Подрастай,Будь джигитом всегдаНастоящим,Эльдарбай!

Один шаг

Перевод С. Сущевского

Над звонким перекатом в час закатаМне аксакал преданье рассказал.Купец богатый мастеру когда-тоСковать кинжал булатный заказал.Чтоб прочен был клинок, как эти горы,Семь раз кузнец,В работе зная толк,То раскалял его в ревущем горне,То погружал в бушующий поток.Немало дней прошло в труде упорном,Но наконец заветный срок настал:Клинок покрылся трепетным узором,И, как струна, поет под пальцем сталь.Купец клинок достал из узких ноженИ осторожно рукоятку сжал.– Но он в бою пронзить врага не сможет!Мне жаль, Лукман, но слишком мал кинжал.И вот кузнец в усах улыбку прячетИ мальчика зовет: – Взгляни, сынок,Не чересчур ли строг у нас заказчик,Вот говорит, что короток клинок.– Прекрасней нет кинжала в Дагестане,А о клинке одно сказать могу:Он в нужный миг длиннее вдвое станет —Достаточно лишь сделать шаг к врагу.– Дарю кинжал, юнец! Все дело в шаге. —Поет с тех пор недаром мой народ,Что нету лучше меры у отваги,Чем шаг мужчины, трудный шаг вперед.

Девушка и воин

Перевод В. Потаповой

ТавжанТы шел, богатырь, кандалы волоча,И не было к тяжким оковам ключа.Болотистый путь, даже зимней порою,Спасительной не покрывался корою.Высокой стеной подымался бурьян.Посевы глушило недоброе семя.И тело твое ослабело от ран,Как ты одолел непосильное бремя?НартЯ ржавчиной стал, и мои кандалыРассыпались горстью железного праха.Я стал быстротой. Из трясины, из мглыЯ вырвался, топь рассекая с размаха.Я стал буйнокрылым пожаром, Тавжан,Чтоб дочиста выжечь бурьян окаянный.Бальзамом я стал для бесчисленных ран,И зажили кровоточащие раны.По грязи я брел в кандалах, а теперьСтал чистым, как соболь, свободным, как птица.Врагу моему не исчислить потерь.Тяжелому времени не возвратиться.Свой меч, торжествуя, вложил я в ножны:Пускай отдыхает клинок мой булатный.Отныне мне новые силы нужны, —Я буду трудиться для блага страны,Для блага отчизны моей необъятной.

Нарт из аула Нар

Перевод С. Сущевского

Когда по кручам над аулом Нар,Пригнув к земле стволы дерев могучих,Клинками молний рассекая тучи,Неслась гроза, как яростный Тулпар[7], —Родился мальчик. Предрешая участь,Гром рокотал: в горах родился нарт.Ушла гроза к далеким перевалам,И ливень стих, но эхо средь стремнинПророчество стократно повторяло,Чтоб радовался каждый осетин.Пел в церкви хор, как исстари ведется.И, словно родники в узорах солнца,Напевы плавно древние текли.Суля в грядущем лавры полководца,Коста —Ребенка горцы нарекли.Но ты на плечи не надел погоны.Как суетны литые вензеля!Дымком костров с осенних перегонов,Хрустальным звоном родников нагорныхЗвала тебя родимая земля.На бедных пашнях, у костров пастушьих,Когда свирель старинная звучит,В ночи ее раздумья ты подслушал,Сумел постичь ее живую душу.Ее напев протяжный заучил.Деля с народом горестную участь,Зажег ты в сердце для него очаг.Недаром стих, как сирота, задумчив,Как горы снеговые – величав.И не ошибся тот из аксакалов,Что в детстве славным именем нарек.Настал твой срок: сквозь вековые скалыПробился к свету песенный поток.И расступились над горами тучи.Певец народный из аула НарОтточенными саблями созвучийСумел рассечь их, как могучий нарт.

Кумуз Казияу Али

Перевод С. Сущевского

Не зря говорится в родной стороне:Коль дом перестраивать нужно,То старые гвозди и в новой стенеСослужат хорошую службу.Не сложно и новые гвозди забить.Но с памятьюБудь осторожней!Кто сможет старинные песни забыть,Тот новых мелодий не сложит.Ты древний напев непокорной землиСберег нам для сакли просторной.Тропинка твоя, Казияу Али,Навеки останется торной.Ты нас, как садовник, любовно растил,Мнил шумную славу обузой.И сам мастерил, и с улыбкой дарилНам столько певучих кумузов.Бывало, лишь дом разберут земляки,Спешишь ты, как праведник в Мекку,Чтоб гвозди сухие найти на колки,Бруски постарее – на деку.У нас говорят:«И былинка – струна,Коль песни душа захотела».У нас говорят:«Не слышна и зурна,Коль сердце не вкладывать в дело».По цвету вино узнает тамада.Взяв дерево в чуткие руки,Ты песню угадывать мог без трудаВ обычной чинаровой чурке.Ты тело платана любовно ласкал,Искал в его кольцах детали.Кумузы из рук ты, как птиц, выпускал,Чтоб к людям средь скал долетали.Пусть помнит кузнец, начиная клинок:Однажды сверкнет он из ножен.Кто сделал кумуз, тот надежду сберегИ радость людскую умножил.Надолго простившись с родимым селом,По тихим дорогам и бурнымЗаветный кумуз ты возил за седлом,Укутав, как девушку, буркой.Казак[8] – это сердце кумыкских степей,И споры об этом излишни.А ты же, всей песенной сутью своей,Биение жаркое слышал.Ты слышал дыхание нашей землиИ щедрую душу народа.Ты сеял добро, Казияу Али,Пусть нет тебя с нами,Но годы прошли —И щедрыми выдалисьВсходы.

Землетрясение и собака

Перевод Г. Ладонщикова

В горах Дагестана,Вблизи Ахатлы,Где с тучами рядомЛетают орлы,Где луг на коверРазноцветныйПохож,РасположилсяВременный кош.Овцы паслисьУ подножья горы,Собака скрываласьВ тени от жары,А возле кошарыМалышкаВ коляскеСосала пустышку…Вдруг камни с горы,Грохоча, полетели.В земле появилисьПровалы и щели.Земля,Что дремала веками,Дрожала, трясласьПод ногами.Буйвол от страхаК реке прибежал,Волк заметался,Гриваст и поджар,Не знал, где найдет онСпасеньеОт ужасаЗемлетрясенья.Коляска качаласьТуда и сюда.Момент – и случитсяС ребенком беда:Рядом расщелина —Страшно смотреть.Коляска в расщелинуМожет слететь!..Ребенку на выручкуМать прибежала.Схватила коляскуИ тут увидала:Под неюСобака лежалаИ крепко коляску держала.

Каменная колыбель

Перевод С. Сущевского

Мгла окуталаАул Кумторкала.Заткала заряТаркалы[9] по низинамИ, роняя росы алыеС крыла,Как фазан, скользнулаВ заросли кизила.Льется в рогГорбатой улочки покой,И долины за рекойПоголубели.Молодая матьУсталою рукойПоправляет дочьВ старинной колыбели.Пахнет в саклеТеплым хлебом и дымком.За распахнутым окном —Дыханье пахот.Но пустует нынчеГвоздь над очагом,Где висит всегдаХозяйская папаха.Продубленный ветром бешенымВершинИ чабанскими кострамиОпаленный,Перегон отарУспешно завершив,Он спешит домойС кошары отдаленной.Только дрогнул руль —Над логом у реки,Разгораясь,Как под пеплом угольки,Сквозь туман зрачкиСверкнули на дороге.Круторогий турИ толстые суркиНа отроге горномМечутся в тревоге.Напролом летятСквозь рощи секачи.Льются полчищаТушканчиков, как сели[10].С легким шелестом,Что черные ручьи,Змеи плавно вытекаютИз расселин.Беззащитный царь природы,Не взыщи!Там, где мнимое спокойствие обрящешь,Ящер кожеюОпасность ощутит,Щитоморднику подскажетКаждый хрящик.На виду аул.А путник как в бреду.Непонятное вокруг него творится:Почему-то смолклиПтицы вдруг в саду,Воют псы,Как будто чувствуя беду,В степь бредутС тоскливым ревом буйволицы.В дом шагнул он,Но раздался грозный гул.Люльку в руки —Но земля взревела глухо.Прочь! На улицу! —Но вздыбился аул.Закачался дом,Как лодочка, —И рухнул.Стала склепом сакля мирная.Конец!Но, приняв на плечиКаменные груды,Обессиленный,Израненный отецКолыбель успел закрытьСвоею грудью.В лапах бедствияХребты хребтов трещат.Тщетно все,Когда, фундаменты ощерив,Гнутся скалы,Как огромная праща,Сакли сбрасываяВ черные ущелья.Все надежды на спасениеОставь!Но под ношеюРазрушенного зданьяОн стоит,Как арка горского моста,Над ручьем чистейшимДетского дыханья.Слышит —Плачет над развалинами мать,Только силы не хватаетОтозваться.Зубы сжать,Но только ношу удержать!Умереть и камнем стать,Но не сдаваться.А костякПод страшной тяжестью хрустит.Дочь проснулась и заплакала.– Родная,Скоро утро,И тебя должны спасти,Спи спокойно, моя Айна,Баю-баю!Рассветало.Над рекой туман белел.Под обломками,Под грудами щебенкиОтыскали люди утром колыбель,В ней нашлиСпокойно спящего ребенка.Есть могила на распутьеДвух дорог.Колыбель над нею высекСтарый резчик.Есть поверье: люльку древнюю сберег —Значит, род свойСохранить сумел навечно.Если только, люди,Грянет смертный бой,Всю любовь,В кулак все силы соберите,Если нужно будет,Жертвуя собой,Колыбель,Чтоб род не умер,Сберегите!

Улица Эффенди Капиева

Перевод В. Портнова

Улица короткая, как жизнь,На подъемах спину гнет упрямоИ тяжелой лестницей бежитТам, где нужно не в обход – а прямо.Тыщей ног давно истерт асфальт,Обнажив зазубренный булыжник.Будто здесь прошла волна атак,Смертная волна во имя жизни.Вешним ульем детский сад гудит,А напротив старый дом с балконом.Здесь ты жил когда-то, Эффенди,Дом стоит, тебя же – нету дома.Где-то рядом жил и Аурбий —Критик, полный рвения и чванства,По тебе снарядом критиканстваИз недальновидной пушки бил.В правоте не сомневался он,Но сумело время подытожить:Аурбий забвеньем уничтожен,Эффенди признаньем вознесен.Улица Капиева – как честь,Улица Капиева – как память.Можно мало жить – но дел не счесть,Долго жить – но память не оставить.Улица Капиева… Но где жКустари веселые, как дети,С неизбывною казной надежд,С жаждой поделиться всем на свете?Здесь царили запах чеснокаС кислотою в мастерских подвальных.Старые подвалы на замках…Нет лудильщиков, нет мастеров кинжальных.Не кинжал – а время нам судья,И не потому ль, кинжальщик старый,Прежний промысел ты свой оставил,И теперь – часы твоя судьба.Часовая мастерская,СтрогСтесанный порог твой под ногами.Время черновых не пишет строк,Все навечно, как резьба на камне[11].Время ходит в наших башмаках:И в ботинках модных, и в чарыках,А еще в солдатских сапогах —И живых солдат, и тех – убитых.Девушка идет, собой горда,Но на полушаге замирает —И, нагнувшись, корку поднимает,Как птенца, что выпал из гнезда.Удивительного в этом нет:Повелел намус ей, а не голод.Корка хлеба – тоже берекет,Трижды берекет, когда ты молод.Эффенди, ты знал получше нас:Разными бывают берекеты —Ты сумел сдружить зурну и саз,И открылись людям два поэта.Тащит камни горная река —Так и ты трудился неустанно.Словно поводырь, твоя рукаПривела в Россию Сулеймана[12].Сколько раз бывало, Эффенди,Ночи над столом рабочим висли.А под утро из твоей грудиВылетали птицы слов и мыслей.Аурбиевы кричат: скандал —На народное купил он славу!Да, в народе взял, ему ж отдал,Все помножив на талант и право.Право сметь идти на бой и смерть,Право вопреки щедротам лживымТак сберечь народное суметь,Что в тебе оно навеки живо.С чем я щедрость мудрую сравню?.. —Словно ты наперекор недугуХлеб свой честный отдавал коню,А коня потом дарил ты другу.Ты сумел по крохам собирать.Нынче ж есть ревнители такие —Что бледны пред ними аурбии —Так они умеют разбросать.Эффенди, ты малому знал счет,Может быть, не понятый иными —Чтобы оказать ручью почет,Вброд идя, закатывал штанины[13].Цада-юрт, Шуни и Ахсай-юрт —Горные, низинные селенья…Хлеб везде по-разному пекут,Но любой – достоин уваженья.Золотые двери мастеря,Деревянные держал в почете[14],Ничего не делая зазря,Почерк свой чеканил ты в работе.Ты в труде обрел упругость крыл,И орлино-зорким стало око:Русской песне двери ты раскрыл,Горской песне распахнул ты окна.…Путь начав от площади вождя,Как Сулак в горах набравши силы,Улица, между домов гудя,К морю верный путь себе пробила.Безмятежна дрема древних вод,И дорожка лунного свеченья —Будто улицы короткой продолженье,Тянется за самый горизонт.

Был ты щедр

Перевод С. Сущевского

Абуталибу Гафурову

Был ты щедр, как летние                    рассветы,Чист душой, как росные                    цветы,Жил и пел, как должно                    жить поэтам,Сторонясь тщеславной                    суеты.Музыкант, ремесленник                    и пахарь,Ты себе ни в чем не                    изменил,Старую овчинную                    папахуНа каракуль все же не                    сменил.Трость в руках – и таПод стать владельцу:Узловата, согнута,                    крепка.Не любил изысканных                    безделиц,Все, что делал, делал                    на века.Тверд, надежен, как                    родные скалы,Как земля родимая,                    простой.Сочетал ты мудрость                    аксакалаС детскою сердечной                    простотой.Твой напев правдивый —                    как дыханье.Те стихи, что людям                    ты слагал,Были крепки, как вино                    в духане,Сочны, словно травы                    на лугах.Взял размах ты                    у весенних пахот.Строк твоих певучая зурнаЧебрецом,                    степной полынью пахлаИ была, что рощи,                    зелена.Был ты чист, как                    летние рассветы,Ненавидел суету и ложь.Жизнь прожил, как                    должно жить поэтам,На стихи свои во всем                    похож.

Родник Кайырхана

Перевод С. Сущевского

Где рдеют маки и стрекозы реют,Где над водой склоняются цветы,Прозрею вновь,Земляк из Эндирея, —Нет ничего мудрее доброты.Не потому ли, чтя обычай горский,Чист, как дитя, в ненастье и в туманИ дом, и душу путнику, как гостю,Распахивал с улыбкой Кайырхан.– Бузу на стол! Гость в доме не обуза! —И с радостью, и с грузом горьких бедТвоя семья, как три струны кумуза,По вечерам влекла людей к себе.Любую грусть участье друга лечит.С веселой песней легче перевал.Пусть у других покрепче были плечи,Но ты всегда их первым подставлял.Ты говорил: «Неистребима зависть.И зло повсюду на земле живет.Но коль улыбка в сердце завязалась,То плод любви созреет в свой черед».Но этот мир устроен так нелепо!Людской бедой он не бывает сыт.Шальною пулей на исходе летаСмертельно ранен был любимый сын.Ты ждал любви, но вот к тебе под кровлю,Как волк в кошару, ворвалась беда.Родня твердила: «Кровь смывают кровью.Мсти, Кайырхан, чтоб выполнить адат.Спусти курок, пусть кровь из раны брызнет!»Но мстить легко, труднее во сто крат,Нет, не убийцу, а жестокость жизниСвоею добротою покарать.За днями дни текли в труде упорном.И там, где сын издал последний крик,Среди камней струею непокорнойВ ауле горном зазвенел родник.Стареем мы, и все вокруг стареет.Лишь струи, как душа твоя, чисты.Да, ты был прав, земляк из Эндирея, —Нет ничего мудрее доброты.В дни горьких бед, в минуты неудачи,Когда на сердце слишком тяжело,Приду сюда, склонюсь к воде прозрачной,Чтоб силы взять – воздать добром за зло.

«Словно паласы хучнинской раскраски.»

Перевод С. Сущевского

Расулу Гаджиеву

Словно паласы хучнинской раскраски,Утро туман на песках расстилает.Синьку насыпало в ласковый КаспийИ облака, что пеленки, стирает,Пену взбивает у низкого мола,Гонит кефаль на раздольные тони.Горец на отмели, взор – будто море.Глянет красавица – сразу утонет.Вспомнилась мне поговорка невольно:«Звезды и днем синеглазый заметит».Смотрит задумчиво горец на волны,Шаг ненароком пред ними замедлил.Что он средь них отыскать уповает?Там, где баркасы гуляют вразвалку,Быстрыми взмахами вдаль уплывает,Может быть, женщина, может, русалка.Может, конец это, может, начало.Может, разлука, а может, и встреча.Может быть, чайки кричат у причала,Может быть, слышатся нежные речи.«Клонится низко луна над водою,Но все равно никогда не утонет,Гонится быстро волна за волною,Но все равно никогда не догонит.Гонятся все за далекой мечтою,Ловят, искусные сети расставив.Может быть, рыбкой сверкнет золотою.Но, вероятней, бесследно растает».Волны играют у берега в салки.Прячет с улыбкою ласковый Каспий,Может быть, женщину, может, русалку,Может быть, явь, а может, и сказку.

Крылья таланта

Перевод С. Сущевского

Братьям-близнецам худож никам Сунгуровым

Прощайте!Прощайте, два друга, два брата!Навеки два мастера нас покидают.Гасан и Гусейн – словно крылья таланта,А птицы – всегда на лету погибают.Еще не просохли веселые кисти.Звенят на полотнах весенние реки,Луга зелены, распускаются листья,Но стужа сердца вам сковала навеки.Согретые вашим кипучим талантом,Поют на полотнах гармони и бубны,Выходят с чунгурами в круг музыканты…Но люди рыдают – вас больше не будет.Две жизни зажглись, как две радуги вместе,И мать в колыбели вас вместе качала.Но годы промчались, и вместо невестыЖестокая смерть в вашу дверь постучала.Прогоркла буза, что для свадьбы варилась.Склонитесь в печали, родимые горы.Нежданное горе на плечи свалилось,И горькие слезы сжимают нам горло.Промчатся над вашей могилою годы.Вы рано ушли, но так много успели.Поэтому живы в душе у народаДва имени светлых: Гасан и Гусейн!

В Грузии

Перевод С. Сущевского

Гул Куры летит над горной кручей.Круче тропы облачных отар.Я, подручный в кузнице созвучий,На певучей родине Шота.В чаши башенЩедро льется солнце.Замки над кипящею водой,Словно рог, – как водится у горцев, —В честь гостей,Кавказских стихотворцев,Грузия подъемлет тамадой.На пирах рекой струятся вина.Воды рек здесь, как вино, хмельны.Леки[15], полонившие Давида[16],Картлией[17] навеки пленены.Лозами дороги вьются в дали.Рад гостям,Встречает нас, как брат,Старший виноградарь Цинандали,Он и сам усат,Как виноград.Усадив друзей в тени чинарыИ пустив по кругу турий рог,О далеких временах ТамарыРечь ведет,Что истинный знаток.Садовод и мастер дел шашлычных,Вина воспевает, как поэт;Винодел,В стихах иноязычныхС первой строчки чувствует букет.А пока вокруг звучали тосты,Любовались малышами гости.(Мне они напомнили внучат),Схожи меж собою, словно гроздья,И курчавы, как цветущий чай.А отец детишек сгреб руками,На жену скосил лукавый взгляд:«Я не агроном,И черенкамиРазводил с Нателой этот сад».Дым костра плывет над росным лугом.Час прощанья.Мы стоим, грустим.Дальний край,Где повстречались с другом,Стал отныне близким и родным.Тронул вечер позолотой листья,Кисти ветра обмакнув в закат.Мы стихи о Грузии в ТбилисиНа своих читали языках.Об одном мы только сожалели:Здесь не знают горских языков,Та любовь, что высказать хотели,Не согреет наших кунаков.Но грузинский академик вышел,И тогда, доволен от души,Турчидагский диалект услышав,Аксакал усищи распушил[18].И, гостей навеки покоряя,Не спеша, грузины повелиПо-даргински речь о Батырае[19],По-лезгински речь о Шарвили[20].Вновь пленен я четкостью созвучий.Для меня еще дороже сталМой язык певучий, словно ключикУ грузинки молодой в устах.Для грузина дружба не для тостов.Тут закон гостеприимства чтут.Языком родным приветив гостя,Честь его народу воздадут.

Памяти Галактиона Табидзе

Перевод С. Сущевского

Вскачь потоки мчат со скал высоких,Рассекая склон неустрашимо.Если стойкость и любовь в истоках,Строки песен вспять текут к вершинам.Чтобы к струям тина не пристала,Легкий путь искать им не пристало.Скалы – в прах, в песках – не иссякают.Если ночь настала, как кресало,Молнии из сердца высекают.Сталью строф хребты столетий руша,Станут морем, той стихией вечной,Что от смертной стужи равнодушьяУкрывает души человечьи.Я открыл нежданно эту тайнуНа туманных улицах Тбилиси.Дым кутанов в раннем небе таял,И с платанов облетали листья.Обнажив вершины, как кинжалыДеды обнажали для обета,В час рассвета горы провожалиВ плаванье последнее поэта.Выше жизни песни здесь ценили.Ими и целили, и карали.Вирши здесь всегда цари кропали,А поэты в Картлии царили.На плечах у юношей печальных,Чуть качаясь на волнах канона[21],Вверх по склонам, к вечному причалуУплывал корабль Галактиона.Над поэтом женщины рыдали.Встав рядами, скорбные грузиныНа горе земле его предали,Будто в море песен погрузили.Чтоб с заветной высоты Мтацминды[22]Видел он свой город на рассвете,Где гурьбой курчавой гиацинтыВ скверы выбегают, словно дети.Чтобы пахот вешнее дыханьеС песнею волынки долетело,Чтоб, услышав звон стихов в духанах,Знал поэт, что чтут его картвелы.Вскачь потоки мчат со скал высоких,Рассекая склон неустрашимо.Если стойкость и любовь в истоках,Строки песен вспять текут к вершинам.Но мудра, заботлива природа.Воды ливнем в горы возвратятся.Став душою своего народа,Песни в новых песнях возродятся.