bannerbanner
Ленинград в борьбе за выживание в блокаде. Книга первая: июнь 1941 – май 1942
Ленинград в борьбе за выживание в блокаде. Книга первая: июнь 1941 – май 1942

Полная версия

Ленинград в борьбе за выживание в блокаде. Книга первая: июнь 1941 – май 1942

Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
На страницу:
2 из 8

А. Р. Дзенискевич, автор трех крупных глав в пятом томе «Очерков истории Ленинграда», посвященных жизни города в 1943–1945 гг., опубликовал затем серию книг о ленинградских рабочих в период блокады[31]. Его работы являются наиболее надежным источником о численности, составе и положении ленинградских рабочих в годы войны и блокады.

Со второй половины 80-х годов, особенно в 90-е годы, когда вместе с партийным диктатом ушла в прошлое и цензура, в изучении истории обороны и блокады Ленинграда произошли качественные и количественные изменения. По подсчетам отечественных историков, за последние 20 лет число публикаций о блокадном Ленинграде увеличилось не менее чем на 250 названий[32]. Как установил американский историк профессор Ричард Бидлак, давно занимающийся историей ленинградской блокады, на середину 90-х годов по этой теме было опубликовано свыше 400 монографий, многие из которых, по его мнению, «сильно пострадали от тяжелой руки цензуры»[33].

Сильные и слабые стороны исторической литературы о блокаде Ленинграда стали в последние годы предметом откровенного и объективного анализа историков[34]. Поэтому отмечу здесь наиболее существенные достижения отечественных и зарубежных исследователей истории блокады Ленинграда. В первую очередь следует назвать книгу «Блокада рассекреченная», основу которой составили материалы состоявшейся в январе 1992 г. в Ленинграде широкой научной дискуссии под эгидой «Международной ассоциации блокадников города-героя Ленинграда». Участники этой дискуссии, а их было около 200, обсуждали вопросы, которые ранее не могли быть официально предметом рассмотрения: какие факторы привели к блокаде Ленинграда? Кто несет ответственность за выпавшие на долю ленинградцев лишения и страдания? В чем (и в ком) причины неудачных попыток деблокировать Ленинград? Каковы были взаимоотношения между властью и населением в критическое время блокады? Каковы были реальные потери в рядах защитников осажденного города? Участники дискуссии не предлагали готовых ответов на эти непростые вопросы и сходились в том, что ответить на них объективно можно только на основе новых архивных документов, засекреченных и запрятанных в различных архивах[35].

В 1994 г. Ассоциация историков блокады и битвы за Ленинград в годы Второй мировой войны, созданная в период перестройки и объединившая вокруг себя как известных, так и начинающих исследователей, выпустила коллективный труд «Ленинград в борьбе: месяц за месяцем»[36]. Построенная по хронологическому принципу книга месяц за месяцем давала систематическое представление о том, что происходило на фронте и в самом городе. Основываясь на богатом документальном материале, авторский коллектив[37] создал общий очерк, в котором были показаны и героизм защитников осажденного города, и трагедия населения в самые трудные месяцы голодной блокады. По мнению рецензента, «книга была свидетельством того, что историки, изучающие историю обороны Ленинграда, в трудной обстановке начала 1990-х годов сохранили свою готовность продолжать исследовательскую работу»[38].

Вышедший из печати в 1995 г. сборник статей «Ленинградская эпопея» стал убедительным свидетельством того, что изучение истории обороны и блокады Ленинграда идет по пути расширения как проблематики исследования, так и круга источников. Как отмечалось в предисловии к этой книге, «основной особенностью сборника является попытка всех без исключения авторов рассматривать события исключительно с позиций научной объективности»[39]. В том, что это не дежурная фраза, присутствующая обычно в каждом предисловии, убеждаешься по прочтении всех статей сборника. Наряду с научными сотрудниками Санкт-Петербургского Института истории РАН авторами статей стали историки других научных учреждений и вузов. Высоко оценивая научный уровень всех статей, хотелось бы все же выделить статьи Н. А. Ломагина «Настроения защитников и населения Ленинграда в период обороны города, 1941–1942 гг.» и М. В.Шкаровского «Религиозная жизнь Ленинграда в годы войны», написанные на основе изучения новых источников. Нельзя не обратить внимание на появление в коллективном труде ленинградских историков статьи американского историка, профессора Ричарда Бидлака «Рабочие ленинградских заводов в первый год войны», что хотелось бы воспринять за начало складывающегося единого с зарубежными учеными историографического пространства.

Важное значение в дальнейшем исследовании различных проблем истории обороны и блокады Ленинграда имеют вышедшие в это время работы В. А. Иванова[40].

Начало XXI в. стало и началом нового этапа в историографии обороны и блокады Ленинграда. И связано это в первую очередь с выходом в свет в 2002 г. фундаментального исследования Н. А. Ломагина «Неизвестная блокада» в двух книгах[41]. В этом исследовании автор поставил и рассмотрел принципиально новые и фактически не изученные проблемы: «Кремль и Смольный в годы блокады», «Власть: смысл жертв и ожидание перемен. 1942–1945», «Политический контроль над населением блокированного Ленинграда», «Роль НКВД в политическом контроле», «Настроения населения в годы войны и блокады», «Моральный фактор в битве за Ленинград». Эти важные проблемы исследованы автором на основе изучения и введения в научный оборот новых документов, ранее не доступных историкам. Работы Н. А. Ломагина положили, таким образом, начало качественно новому измерению блокады[42].

Новое направление в изучении блокады Ленинграда открыла вышедшая в 2001 г. коллективная монография «Жизнь и смерть в блокированном Ленинграде», посвященная историко-медицинскому аспекту блокады и в первую очередь изучению медицинских последствий блокады[43]. В подготовке этой монографии участвовали медики, биологи, демографы, историки и др., и по своей проблематике эта работа вышла за рамки чисто медицинских проблем, органически соединив исследования специалистов в разных отраслях науки. В том же году в Петербурге состоялась по этой теме международная научная конференция, основными докладчиками на которой были авторы коллективной монографии[44]. Английский историк Джон Барбер, выступивший на этой конференции с докладом «Блокада Ленинграда в исторической ретроспективе», предложил рассматривать блокаду Ленинграда «в контексте многовековой борьбы человечества за выживание перед лицом основных опасностей, постоянно угрожающих населению планеты, – голода, войн и болезней». Предлагая посмотреть на блокаду глазами ученых-медиков, он считает, что такой угол зрения поможет ответить на целый ряд важных вопросов: кто умирал в осажденном Ленинграде в первую очередь? Кто смог выжить? Какие физиологические и психологические особенности помогли ленинградцам в борьбе за жизнь? Каковы основные факторы массовой смертности? В чем проявлялись непосредственные и отдаленные последствия голода, продолжавшие оказывать свое негативное воздействие много лет спустя[45]?

Ответы на эти важные вопросы содержатся в вышедших в последние годы монографических исследованиях А. Р. Дзенискевича, С. В. Магаевой, В. Б. Симоненко, Л. И. Тервонен, Л. П. Хорошихиной[46]. Некоторые из названных выше авторов (С. В.Магаева и Л. И. Тервонен) пережили ленинградскую блокаду в детском возрасте, испытали сильное психоэмоциональное воздействие обстрелов и бомбежек, страшного голода зимы 1941–1942 гг. На основе анализа большого фактического материала и своего блокадного опыта они сформулировали представления о блокадном характере, который способствовал выживанию в экстремальных условиях.

Проблема смертности в блокированном Ленинграде является центральной и в опубликованной в 2003 г. книге М. И. Фролова «Салют и реквием. Героизм и трагедия ленинградцев. 1941–1944 гг.». Констатируя чрезвычайную сложность выяснения и уточнения потерь населения осажденного Ленинграда от голода, автор считает, что приблизиться к решению этой задачи может помочь анализ таких первичных документов, как домовые книги, а также социологических опросов переживших блокаду ленинградцев. Проделанный им анализ домовых книг Василеостровского района за период блокады показывает, что это перспективный источник. М. И. Фролов высказывает мнение, согласно которому жертвами голодной блокады с учетом смертности населения во время эвакуации стали не менее 800 тыс. ленинградцев[47]. Тем самым он солидаризируется с другими исследователями, которые определяют потери населения Ленинграда от голода в 700–800 тыс. человек[48].

Соглашаясь с М. И. Фроловым в том, что уточнение потерь ленинградцев от голода связано с привлечением новых источников, следует отметить, что дальнейшего критического изучения требуют и документы, казалось бы, давно известные, но не ставшие тем не менее объектом специального исследования. Материалы Ленинградской городской Комиссии по установлению и расследованию злодеяний немецко-фашистских захватчиков и их сообщников впервые стали предметом обстоятельного изучения в кандидатской диссертации С. Б. Бизева в 2001 г. Главный вывод, к которому пришел молодой исследователь в результате анализа документов этой Комиссии, состоит в том, что установленная ею цифра потерь ленинградцев от голода – 649 тыс. человек – является не точной из-за ошибок, допущенных при составлении именных списков[49]. С. Б. Бизев пришел также к выводу, что в блокированном Ленинграде погибло еще около 100 тыс. человек, не учтенных в районных именных списках, и общая цифра потерь мирного населения Ленинграда, Пушкина и Петродворца составляет не менее 770 тыс. человек[50].

К вопросу о жертвах голодной блокады вернулся в своей монографии «900 дней блокады: Ленинград 1941–1944» В. М. Ковальчук, занимающийся изучением этого вопроса многие годы. В своей новой работе он обстоятельно рассматривает основные проблемы, прямо или косвенно связанные с причинами столь длительной осады города, с тяготами и лишениями, выпавшими на долю его жителей. Определяя цифру погибших в блокаде ленинградцев от голода, холода, болезней, обстрелов и бомбежек в 750 тыс. человек, В. М. Ковальчук подчеркивает, что эта цифра – «результат многолетнего анализа, главным образом, ленинградских историков, занимающихся изучением истории блокады, самых разных документов, в том числе и тех, которые раньше не было доступны исследователям»[51].

Если объективное изучение блокады Ленинграда в нашей стране тормозилась с самого начала негласным запретом на публичное обсуждение ее трагических страниц, то зарубежные авторы, особенно те, кто побывал в блокированном Ленинграде, не стеснялись в выражении своего восхищения подвигом ленинградцев. Здесь в первую очередь необходимо назвать имя английского журналиста и историка Александра Верта, находившегося в годы войны в СССР в качестве корреспондента «Санди Таймс» и радиовещательной компании Би-би-си. Александр Верт – один из немногих западных журналистов, которым удалось посетить Ленинград в период блокады. Его книга, вышедшая в Лондоне в 1944 г., «Ленинград» проникнута чувством восхищения перед ленинградцами, перед их мужеством в борьбе с фашистскими захватчиками. Английский журналист побывал на ряде предприятий Ленинграда, в том числе на Кировском заводе, беседовал с летчиками и артиллеристами, оборонявшими город, посетил школу на Тамбовской улице, присутствовал на приеме в Ленинградском отделении Союза советских писателей, был принят председателем Исполкома Ленсовета П. С. Попковым. Верт пишет, что повсюду, где бы он ни бывал, с кем бы он ни беседовал, его не оставляло чувство того, что он является свидетелем исключительного события. С восхищением предает Верт слова 15-летней девушки – работницы Кировского завода, которая в ответ на вопрос, не хочет ли она работать в более безопасном месте, сказала: «Нет, я кировка, а мой отец был путиловцем, и худшее теперь позади, так что следует держаться до конца»[52]. Обобщая свои впечатления от посещения осажденного Ленинграда, Верт пишет в заключительной главе своей книги: «Я видел человеческое величие и ранее. Я видел его в Испании, затем во время массированных бомбардировок Лондона; я видел его в том страшном арктическом конвое, который привез меня в Россию в мае 1942 г., я видел генералов и солдат, выигравших битву за Сталинград… но величие Ленинграда имеет свое особое свойство»[53].

В 1964 г., через 20 лет после выхода книги «Ленинград», Александр Верт опубликовал новую книгу – «Россия в войне 1941–1945», одна из частей которой под названием «Ленинградская эпопея» посвящена героической обороне Ленинграда[54]. В предисловии к русскому изданию своей новой книги Александр Верт пишет, что в опубликованной им ранее книге «Ленинград» он «дал по-человечески правдивый, полный и точный отчет о том, что происходило там во время голода»[55]. Вместе с тем, отмечает автор, в то время нельзя был располагать теми ценными материалами, в первую очередь статистическими, какие теперь изданы в СССР. Первая половина «Ленинградской эпопеи» написана Вертом на основе изучения советских источников, вторая – на основе личных впечатлений, которые нашли свое отражение в его книге «Ленинград». Личные впечатления, подкрепленные теперь знанием документов и литературы, позволили Верту через 20 лет не только остаться в своих оценках на прежних позициях, но и в ряде случаев их развить. Верт особенно отмечает товарищескую взаимопомощь, коллективизм защитников города, поддерживавших друг друга, их высокий моральный дух[56]. В заключительной главе «Ленинградской эпопеи» Верт отвечает на вопрос, почему Ленинград выстоял. «Самое замечательное в истории ленинградской блокады, – пишет он, – это не сам факт, что ленинградцы выстояли, а то, как они выстояли»[57].

Вместе с тем нельзя не заметить, что изучению блокады Ленинграда за рубежом мешали узость Источниковой базы, состоявшей по преимуществу из трофейных материалов, а также отсутствие доступа к советским архивным документам. В условиях «холодной войны» находилось немного энтузиастов историков, которые хотели и могли преодолеть эти препятствия. Тем не менее западные исследователи значительно раньше своих советских коллег поставили целый ряд вопросов, связанных с масштабами смертности среди ленинградцев, взаимоотношениями населения блокированного Ленинграда с властью, массовыми настроениями в период осады города и др., хотя их выводы в силу узости документальной базы носили часто односторонний характер, о чем можно судить по вышедшей в США в 1962 г. книге Леона Гуре «Осада Ленинграда»[58]. Главный тезис, который развивает автор этой книги, состоит в том, что лояльность ленинградцев режиму была предопределена страхом перед полицейским аппаратом советского государства[59].

«Самым выдающимся и информативным американским исследованием», по мнению Ричарда Бидлака[60], является книга знаменитого американского журналиста Гаррисона Солсбери «900 дней: осада Ленинграда», которая была опубликована в США в 1969 г. и стала бестселлером[61]. Привожу здесь в первую очередь мнение американского историка потому, что в свое время советские историки, мягко выражаясь, пристрастно отнеслись к выходу книги Солсбери – определенно под давлением партийной номенклатуры. Это объясняет тот факт, что переведенная на русский язык и изданная в Нью-Йорке в 1980 г. книга Солсбери появилась в нашей стране только в середине 90-х годов[62]. На самом деле автор этой книги с большим сочувствием пишет о ленинградцах, пытается показать весь спектр их настроений в различные периоды блокады, подчеркивая при этом, что доминирующими были патриотизм и готовность к самопожертвованию.

Будучи в годы Второй мировой войны корреспондентом агентства «Юнайтед Пресс Интернэшнл» в Советском Союзе, Гаррисон Солсбери вместе с группой американских журналистов посетил в феврале 1944 г. только что освобожденный от блокады Ленинград. С того времени он «заболел» ленинградской блокадой и стал активно искать и собирать о ней самые разные материалы. Работая над своей книгой четверть века, Солсбери создал яркое и глубокое произведение, и это следует признать нам, отечественным исследователям, пускай и с большим опозданием. «Думается, такие книги, как “900 дней”, не просто интересно читать сегодня, но и необходимо, – написал в предисловии к русскому изданию этой книги Алесь Адамович. – Ведь Солсбери уже тогда проделал то, что нам самим приходится и придется сделать: под мертвой маской Системы он отыскал, обнаружил живое – человека, его бессмертную душу, его не уходящую красоту – и показал это миру. А теперь показывает нам. Чтобы знали, где искать и что искать?»[63]. И с этим нельзя не согласиться.

Хотя немецкие историки по сравнению со своими западными коллегами имели существенные преимущества в изучении истории блокады Ленинграда – наличие значительного комплекса документов, историческая наука в ФРГ в течение многих лет предпочитала не заниматься этой проблемой. Тема борьбы за Ленинград и последствий блокады не относилась к числу поощряемых и в ГДР. Переведенные на немецкий язык книги Д. В. Павлова «Ленинград в блокаде» и Гаррисона Солсбери «900 дней: Блокада Ленинграда», по свидетельству современного немецкого историка Герхарта Хасса, «на многие годы остались единственными источниками информации о том, что происходило по ту сторону кольца блокады, в каких ужасных условиях умерли от голода сотни тысяч горожан и какие тяжелые последствия на всю жизнь оставила блокада оставшимся в живых ленинградцам и военным»[64]. Отсутствие исследовательской литературы о блокаде Ленинграда в немецкой историографии компенсировалось изданием большого количества документальных источников и мемуарной литературы[65]. Особое значение для историков, занимающихся рассмотрением планов и попыток немецкого командования овладеть Ленинградом, имеют опубликованные в 1976 г. военным историком Георгом Мейером ежедневные записки главнокомандующего группы армий «Север» генерал-фельдмаршала Риттера фон Лееба с января 1941 по январь 1942 г. В отличие от послевоенных трудов немецких генералов в этой публикации, содержащей многочисленные ссылки на документы и историческую литературу, имеются указания на планы немецкого командования в случае захвата Ленинграда, а также информация о положении в осажденном городе, которой располагал главнокомандующий немецких войск[66]. Выделяющаяся из мемуарной литературы книга Веранера Хаупта «Ленинград. 900-дневная битва. 1941–1944», воевавшего на Восточном фронте под командованием генерал-фельдмаршала Георга фон Кюхлера и генерал-полковника Георга Линдеманна, отличается стремлением его автора выйти за рамки личных воспоминаний и опереться на документы. Тем не менее отсутствие характеристики использованных источников и «зачастую очень субъективные оценки» автора, по мнению Герхарта Хасса, «не позволяют отнести его книги к разряду научной литературы»[67]. Подводя итоги изучению блокады Ленинграда в немецкой историографии, он приходит к выводу о том, что обстоятельные исследования об осажденном Ленинграде, массовой гибели его населения от голода и стойкости ленинградцев в Германии «еще отсутствуют»[68].

В январе 1942 г. выпускник исторического факультета Ленинградского университета, участник обороны Ленинграда М. Б. Рабинович записал в своем дневнике с надеждой: «Будет же когда-нибудь написана история осады Ленинграда, где много героического и глупого, мужественного и трусливого»[69]. Спустя многие годы он, уже известный историк, с горечью констатировал, что «настоящая книга о блокаде так и не появилась»[70]. Академик Д. С. Лихачев вообще считал, что «правда о ленинградской блокаде никогда не будет напечатана»[71]. Другой известный блокадник, писатель Лев Успенский, веривший в 1942 г., что «когда-нибудь про время то, что нам в удел досталось… напишут люди много книг», одновременно выразил сомнение в том, что эти книги смогут передать правдиво блокадную жизнь ленинградцев:

Не им постигнуть то,Что сам ты знаешь,Как ты, мой современник,Умираешь, как дышишь ты,Что видишь, чем живешь[72].

В самом деле, книг о блокаде Ленинграда написано теперь много, но и сегодня остается открытым поставленный блокадниками вопрос: можно ли вообще постигнуть то, что пришлось пережить тогда ленинградцам? И все же опубликованные в последние годы новые источники – документы, дневники, воспоминания – позволяют приблизиться к этому пониманию. И здесь велика ответственность историка, который не должен в угоду политической конъюнктуре перечеркнуть результаты достижений его предшественников, пренебречь одними источниками и проблемами в пользу других, более созвучных новому времени. Только объективное изучение всех известных на сегодня исторических источников приблизит нас к «горькой правде» о блокаде Ленинграда.

Мне как историку блокадного времени очень хочется верить, что когда-нибудь в нашей стране придут к пониманию очевидной для специалистов необходимости опубликовать все документы, имеющие прямое или косвенное отношение к истории обороны и блокады Ленинграда. Без этого вряд ли можно понять и объективно исследовать это уникальное явление в истории Второй мировой войны. Начать надо с публикации всех документов директивных органов, определявших судьбу Ленинграда. Необходимо также опубликовать документы из личного фонда А. А. Жданова, хранящегося в Российском государственном архиве социально-политической истории; документы Военных Советов Ленинградского и Волховского фронтов из Центрального архива Министерства обороны РФ; документы Ленинградских городского и областного комитетов партии из Центрального государственного архива историко-политических документов Санкт-Петербурга; документы Ленинградского городского совета депутатов трудящихся и Ленинградской городской комиссии по расследованию злодеяний немецко-фашистских захватчиков и их сообщников, хранящиеся в Центральном государственном архиве Санкт-Петербурга; документы Управления НКВД и НКГБ по Ленинграду и Ленинградской области, хранящиеся в архиве Управления Федеральной службы безопасности РФ по Санкт-Петербургу и Ленинградской области.

В идеале это должны быть фондовые публикации, как это принято в мировой практике при изучении важнейших событий, а пока мы имеем несколько разрозненных тематических публикаций документов, выход каждой из которых зависел от политики КПСС в области идеологии и потому был связан с преодолением цензурных барьеров (разумеется, это в первую очередь относится к публикациям, вышедшим в советское время).

Первые сборники официальных документов, регламентировавших жизнь в осажденном Ленинграде, были изданы небольшим тиражом еще в годы войны и блокады. Это был «Сборник указов, постановлений, решений, распоряжений и приказов военного времени», который вышел в трех выпусках в 1942–1945 гг.[73] В 1944 г. был опубликован первый том сборника документов и материалов «Ленинград в Великой Отечественной войне», подготовленный сотрудниками Ленинградского Института истории партии под редакцией С. И. Аввакумова. Хотя это издание состояло в основном из материалов ленинградской печати, в нем были и редкие документы, как, например, впервые опубликованные сведения о нормах выдачи хлеба населению Ленинграда в 1941–1943 гг.[74] Второй том этого сборника, подготовленный под редакцией К. Г. Шарикова и охватывавший события 1943–1944 гг., также затрагивал некоторые стороны жизни блокадного Ленинграда, хотя основное внимание в нем уделялось, как и в первом томе, деятельности Ленинградской партийной организации[75]. Такой же характер носил и выпущенный в 1945 г. сборник «Ленинград дважды орденоносный»[76].

Можно утверждать, что партийное руководство Ленинграда во главе с А. А. Ждановым намеревалось дать этой публикаторской работе определенное направление, что видно из принятого 5 января 1944 г. решения Ленинградского обкома ВКП(б) о подготовке и издании сборника статей и материалов, освещающих опыт работы трудящихся Ленинграда за годы войны и блокады. Темы для этого сборника поручалось наметить А. А. Жданову, А. А. Кузнецову, Я. Ф. Капустину и П. С. Попкову[77]. К сожалению, о судьбе этого так и не вышедшего из печати сборника можно строить только предположения. Скорее всего, он так и не был подготовлен, хотя нельзя исключать, что его материалы могли быть уничтожены в результате «Ленинградского дела».

В 1945 г. были опубликованы два важных документа – «Акт Ленинградской городской комиссии о преднамеренном истреблении немецко-фашистскими варварами мирных жителей Ленинграда и ущербе, нанесенном хозяйству и культурно-историческим памятниками города за период войны и блокады» и «Доклад об итогах расследования злодеяний и учета ущерба, причиненного немецко-фашистскими захватчиками и их сообщниками Ленинграду». Созданная в мае 1943 г. под председательством А. А. Кузнецова Ленинградская городская комиссия, в которую наряду с партийными и советскими работниками вошли известные деятели культуры и науки, проделала огромную работу, обобщив данные от 6445 комиссий, созданных на предприятиях, в учреждениях и организациях. Эти данные нашли достаточно полное отражение в опубликованных в 1945 г. документах Ленинградской городской Комиссии по расследованию злодеяний немецко-фашистских захватчиков, за исключением сведений о смертности населения от голода, хотя в представленном в Чрезвычайную государственную комиссию докладе об итогах расследования злодеяний немецко-фашистских захватчиков отмечалось, что «в результате голодной блокады в Ленинграде погибло 632 253 человека».[78] По-видимому, было решено, что сводные данные о смертности ленинградцев от голодной блокады должны были быть впервые оглашены на Нюрнбергском процессе, и в этом был определенный политический и психологический расчет: эти данные должны были стать обвинением Международного трибунала в адрес немецко-фашистских захватчиков, исключая другие толкования и сомнения.

На страницу:
2 из 8