Глобальные, региональные и национальные тенденции развития экономики России в XXI веке. Избранные труды

Главным следствием либерально-экономической политики в России стала высокая доля теневой экономики (по оценке ЦБ, около 30% ВВП), бюджетной коррупции, офшорного бизнеса и вывоза капитала. По данным ЦБ, незаконно обналичивается 1,5 трлн рублей в год, для этой цели ежегодно создается до 1000 фиктивных юридических лиц. Наличная денежная масса составляет в России до 12% ВВП (в США – 6,6%) – четверть денежного оборота. По мнению представителей Сбербанка, Россия теряет на этом из-за коррупции и уклонения от налогов 1% ВВП в год. По оценке Института экономики РАН [8], до 10% бюджета составляют прямые откаты (оплата поставок по завышенным ценам и невыполненных работ), а еще столько же – нецелевое и неэффективное использование средств бюджета. Вложения физических и юридических лиц в зарубежную недвижимость в 2007–2011 гг. выросли с 5,5 до 12 млрд долл.

По данным Te price of Оfshore, на офшорных банковских и инвестиционных счетах (без учета недвижимости, яхт и т. д.) в мире хранится до 32 трлн долл. (совокупный ВВП США и Японии). Только развивающиеся страны в 1970–2010 гг. вывели на эти счета 7–9 трлн долл. По расчетам McKinsey, из России за последние 20 лет с помощью фиктивных ценных бумаг и внешнеторговых контрактов, фирм-однодневок и брокерских контор, организующих многократную фиктивную перепродажу активов, вывезено 800 млрд долл. – больше, чем из Ю. Кореи (779 млрд долл.), Бразилии (520 млрд), Украины (167 млрд), Казахстана (138 млрд) и т. д. До 90% крупных компаний России зарегистрировано в офшорах. Инвестиции в финансовые активы превышали вложения в основной капитал в 2000 г. в 1,2, а в 2008 г. – уже в 3,6 раза.

Институт монетарных и экономических исследований в Токио [9] показал, что роль цен, налогов и кредита в современной экономике существенно изменилась. Это подтверждает математическое моделирование финансово-долгового кризиса. Не оправдали себя основанные на новом неоклассическом синтезе идеи таргетирования инфляции как режима монетарной политики, ориентированного на модели общего равновесия. В публикации Оксфордского университета [10] обоснована необходимость глобального регулирования финансового рынка.

Сторонники неоклассической концепции, основываясь на теории финансового мультипликатора, связывают выход из кризиса с уменьшением вмешательства государства в экономику. В серии статей Lee E. Ohanian (Университет Калифорнии в Лос-Анджелесе) в Journal of Economic Perspectives утверждается, что и в 1930-х, и в 2000-х годах сокращение кредита не имело решающего значения, так как собственные средства корпораций были достаточны для инвестиций. Российские либеральные экономисты также видят выход из кризиса в сокращении расходов госбюджета (в 2008–2012 гг. они выросли с 7 до 12,7 трлн рублей, причем 18,4% доходов уходит на пенсии и пособия), банкротстве неэффективных собственников и отказе от субсидирования инвестиционных проектов за счет избыточной задолженности, стимулировании сбережений [11]. По оценке Boston Consulting Group, в Европе делают сбережения половина, в Индии – 70%, а в России – только четверть домохозяйств.

Сторонники неошумпетерианской концепции, напротив, исходят из определяющей роли немонетарных факторов – развития технологий и инноваций, в том числе в сфере услуг, институтов рынка труда [12]. Особое внимание уделяется экологическим основам устойчивого развития [13], а также управлению экономическими, технологическими и экологическими рисками [14].

Новое звучание обрели идеи К. Маркса о всеобщем интеллекте, индивидуальном и социальном знании, науке и общественных производительных силах. Переход от неомарксистских к постмарксистским аналитическим концепциям рыночного социализма и политической экологии связывается с идеями Грамши [15]. Однако анализ абстрактного труда, прибавочной стоимости и средней нормы прибыли, проведенный Г. Карчеди [16], не объясняет природу нынешнего кризиса. При исследовании перспектив развития экономической науки в 2009 г., в частности в работах В. Т. Рязанова [17], а также К. К. Рихтера и Н. В. Пахомовой [18], было отмечено, что кризис вызван не циклическим перепроизводством товаров, а несоответствием системы управления новой экономике. Долговые проблемы и рецессия в еврозоне – лишь верхушка айсберга структурных проблем многовекторного мирового развития.

Весьма важна роль Китая в международном экономическом дисбалансе [19]. В ближайшие годы Китай уже не сможет покрывать торговый дефицит США, так как переориентирует свою экономику на внутренний спрос, в том числе за счет роста внутреннего долга. По оценке ЦБ Китая, он достиг 1,7 трлн долл. (в Греции – 350 млрд, в Испании – 630 млрд, в Италии – 2,4 трлн долл.) и превышает годовой бюджет (1,6 трлн долл.). По оценке Boston Consulting Group, среднемесячная зарплата городских рабочих Китая достигла к 2013 г. 345 долл. – больше, чем в Мексике [20]. Это привело к перемещению иностранных инвесторов в Индонезию, Бангладеш, Вьетнам и т. д. При этом душевой ВВП остается низким (8,5 тыс. долл. по сравнению с 49 тыс. в США и 17 тыс. в России), особенно в сельских регионах, а темп прироста ВВП снижается (2010 г. – 10,3%, 2011 г. – 9,2%, 2012 г. – 8%).

Экономика США удерживается на плаву за счет монетизации долга. В 2008–2012 гг., по данным Федеральной резервной системы (ФРС), эмитировано около 2 трлн долл. и еще столько же востребовано для пополнения зарубежных золотовалютных резервов. При этом 9 крупнейших финансовых корпораций США имеют рискованные вложения в деривативы на сумму более 300 трлн долл.

В 2001–2012 гг. в США было закрыто более 56 тысяч промышленных предприятий. Более 49 млн граждан США, по оценке Gallup, живут в семьях, где хотя бы один человек получает финансовую помощь от государства. По данным Forbes, 400 богатейших жителей США имеют большее состояние, чем суммарно 150 млн граждан со средним доходом. Исследование Pew Research Center показало, что доля среднего класса за последние 30 лет сократилась из-за снижения доходов с 61 до 51%, причем 85% заявляют, что им труднее поддерживать привычный образ жизни, чем 10 лет назад. За эти годы выросла с 14 до 20% доля высшего класса и с 25 до 29% – семей с низкими доходами.

В ходе глобального кризиса не были разрешены системные противоречия между:

– ростом производства товаров и состоянием водных ресурсов, почвы, атмосферы, ростом природных и техногенных угроз;

– глобализацией экономики и ее устаревшим национально-региональным регулированием;

– ростом ликвидности крупного финансового комплекса и снижением рентабельности производственных инвестиций на затухающей фазе технологического уклада;

– ростом хронической безработицы и социальной дифференциации в развитых странах при увеличении экологической нагрузки в быстроразвивающихся регионах;

– социальной несправедливостью и утратой традиционной системы христианских ценностей.

В последние годы резко выросло число публикаций о системном кризисе капитализма [21] и необходимости перехода к новой системной модели [22]. В публикациях MIT [23] и Гарварда [24] системный кризис связывается с изменением глобальных условий хозяйствования в сфере энергетики, водных, лесных, нефтегазовых и иных ресурсов, с новой парадигмой глобального здоровья, кризисом парламентской демократии и новой ролью ислама в современном мире. Частные ТНК не могут заменить глобального регулирования, обеспечить переход к неиерархической демократии и новой экономической стратегии (Dominant strategies).

В докладе Всемирного экономического форума (2011 г.) выделены три категории экономических рисков, с распознаванием и предотвращением которых не может справиться действующая система: 1) макроэкономические, связанные с безудержным ростом финансовых рынков; 2) коррупция, организованная преступность и незаконная торговля; 3) истощение природных ресурсов.

При индустриальном капитализме деньги выступали в основном как средство обращения по формуле «товар – деньги – товар». При нынешнем рентно-долговом капитализме банки выпускают под виртуальные активы квазиденьги, а под их залог выдают реальные кредиты по формуле «деньги – деньги». По оценке американских экономистов, корпоратократия – союз правительств, банков и корпораций – приводит ко все большему несоответствию между системой управления и фундаментальными целями общества, к обогащению немногих и обнищанию большинства [25]. Усиление ТНК, как показано в публикации Пенсильванского университета [26], подорвало роль глобального свободного рынка, обострило его провалы в развитии АПК как одного из глобальных и системообразующих секторов экономики. Рост межрегионального неравенства (space compression) и терроризма сопровождается превращением экономики производства в экономику удовольствий (Economy оf Pleasure) и коллапсом экологии (Collapsing Ecologies) [27]. При усилении макроэкономического хаоса и социально-политической конфликтности лоббизм крупнейших ТНК позволил им приватизировать прибыль, нередко получаемую за счет «пустотной добавленной стоимости» (по образному выражению В. Якунина), национализировать убытки и возложить глобальные риски на общество. Скандал с крупнейшими банками мира по поводу ставки, определяющей будущую стоимость денег, ипотечных и других кредитов, подтвердил, что манипулирование конфиденциальной информацией о действительном состоянии рынка приносит триллионы долларов прибыли от торговли деривативами.

Еще полвека назад в розничной торовле США и других стран преобладали небольшие семейные магазины, продававшие товары местных производителей. В 2012 г. четверть всего продовольствия в США реализует Wall-Mart. Торговые сети развивают культ престижного потребления и навязывают покупателям через агрессивную рекламу ненужные товары и услуги.

Медицина еще недавно находилась в руках врачей, практикующих самостоятельно или в партнерстве. В 2012 г. две трети врачей США по оказанию первой помощи из-за высоких административных издержек стали сотрудниками крупных медицинских корпораций, требующих от них извлечения прибыли за счет увеличения оплачиваемого времени, сокращения срока приема пациентов, назначения излишних процедур и препаратов фармацевтических монополий. Реальная конкуренция уступает место договоренностям и лоббизму ТНК.

Системный кризис, социальный по своей природе, проявляется в росте хронической безработицы (Кейнс предвидел, что эта проблема станет главной в ХХI в.), социального неравенства и иждивенчества, экологических угроз, кризисе духовных ценностей взаимного доверия и культуры из-за беспредельного индивидуализма, погони за наживой и манипулирования общественным сознанием. По расчетам консалтингового сайта Shadow Stats.com, безработица в 2012 г. превысила в еврозоне 11% (в Испании – 24%, в Греции – 22%, в США – 8%), но с учетом потерявших надежду найти работу или вынужденных работать неполный рабочий день – 11–20%, т. е. 23 млн человек. Число получателей продовольственных талонов увеличилось в 2000–2013 гг. с 20 до 46 млн человек. В России, по данным Минэкономразвития, доля пособий в совокупном доходе населения выросла в 2007–2011 гг. с 11 до 17,8%.

По данным Boston Consulting Group, 123 трлн долл., т. е. 40% мирового богатства (средства на депозитах, в акциях и облигациях без учета недвижимости и других материальных активов), принадлежит всего 0,9% домохозяйств. Россия занимает четвертое место в мире (после США. Великобритании и Германии) по числу ультрабогатых (более 100 млн долл.) семей. Их число в 2011 г. выросло на 13% (с 607 до 686), а богатства (1,3 трлн долл.) – на 21%. По данным газеты РБК-Daily, в компаниях, принадлежащих двадцати миллиардерам, работает 878 тыс. человек, в том числе в офшорном холдинге «Базовый элемент» (100% акций у О. Дерипаски) – 112 тыс. человек. От них зависят доходы 15% населения России. Миллиардеры контролируют 20% ВВП (в США – 6,5%, в Китае – 4%). При этом все крупнейшие компании (с капитализацией более 10% от самой крупной из них – Газпрома) возникли в ходе приватизации 1990-х годов. Таких компаний всего 18 (в Китае – 22, в США – более 300).

Либертарианцы выступают против перераспределения общественного богатства, за отказ от социального государства, которое уже не в силах предоставить обещанные избирателям блага, и соединения экономической свободы c социальной справедливостью. Это усугубляет системный кризис, оторванность власти и средств массовой информации от общества. По данным Gallup, рейтинг доверия теленовостям в США в 2003–2012 гг. упал с 64 до 21%. Существенные различия трех форм экономики представлены ниже. Объекты классификации (источник роста ВВП, форма капитала, тип фирмы и т. д. характеризуются в условиях индустриальной (1), рентно-долговой (2) и социально-инновационной экономики (3)).

Тип экономики: индустриальная, рентно-долговая, социально-инновационная.

Главный источник роста ВВП

1. Численность рабочей силы, производственный капитал, природные ресурсы.

2. Финансовые и другие непроизводственные услуги и виды ренты.

3. Развитие и эффективное использование общественных производительных сил.

Преимущественная форма капитала

1. Частные предметы и средства труда.

2. Нерегулируемый финансовый капитал в виде производных ценных бумаг, валюты и т. д.

3. Инновационный, человеческий, социальный, организационный, инфраструктурный капитал.

Главный тип фирмы

1. Автономные, корпоративные, семейные, государственные компании.

2. Глобальные финансовые группы, контролирующие ТНК.

3. Цепи поставок и создания стоимости, альянсы, кластеры при общественно-государственном партнерстве.

Тип конкуренции

1. Всеобщее состязание за снижение издержек и увеличение масштабов производства при антитрестовском регулировании.

2. Ограничение справедливой конкуренции глобальными финансовыми группами и местными кланами.

3. Совместные инновационные проекты конкурирующих компаний при гибкой системе контрактов, ценообразования и распределения прибыли на базе социальных стандартов, экологических и технологических нормативов.

Система общественных ценностей

1. Стремление к максимальной рентабельности при сохранении традиций социальной справедливости.

2. Развитие радикальной исламской нерыночной системы ценностей и финансовой ориентации.

3. Рациональное сочетание социальной справедливости и конкурентоспособности производства, развитие непосредственной демократии на базе социальных сетей, привлекающих граждан к принятию управленческих решений и контролю за их выполнением.

Capitalism as we know it is dead. What will take its place? – этот лозунг, сформулированный в журнале Te Economist [28, p. 38], отражает крах системы, которую Ф. Фукуяма в своей работе «Te end of history» (1992 г.) считал венцом развития общества.

Инновационная экономика и новая индустриализация

Инновационный капитализм, сменяющий индустриальный (ХVIII–ХХ вв.) и рентно-долговой (конец ХХ и начало ХХI в.), также направлен на максимизацию капитала. Его можно назвать постиндустриальным и социально-рыночным [29, с. 218–243]. В публикациях английских [30] и американских [31; 32] экономистов развиваются идеи Й. Шумпетера, Дж. Гелбрейта, Н. Валлерстайна. М. Кастельса, Дж. Стиглица, Эрнандо де Сото, Я. Корнаи о трансформации глобальных технологий труда, собственности, государства.

Политическая экономия нового капитализма [33] – междисциплинарная наука о поведении экономических агентов, включая государство, в современной глобальной экономике отвергает концепцию о всевластии рынка на базе рациональных ожиданий, свободной конкуренции, полной информированности его агентов, надежной оценки активов и хеджирования рисков. Соединение экономического, социологического, экологического и правового подходов позволяет разрабатывать не абстрактные модели, а практические рекомендации по решению структурных проблем. Еще А. Смит назвал «Исследование о природе и причинах богатства народов» политэкономией. Ныне политические факторы, а не игнорирующие политику квантифицированные эконометрические модели определяют управленческие решения.

Дискуссия Дж. Кея и Дж. Вудфорда [34; 35] показала, что современные модели базируются на всестороннем анализе структур социальных связей, определяющих поведение экономических агентов. Новый капитализм – далекая от равновесия сложная адаптируемая система. Эконометрические методы призваны не только предсказать траекторию экономических переменных на основе теории статистических колебаний, но и объяснять качественные свойства системы с помощью конструктивных численных методов [36]. Анализ переходных экономик привел к пересмотру взглядов на роль государства, социальных институтов и политики, политических элит и банковского капитала [37]. Эволюционная теория, основанная на наследии Й. Шумпетера, становится базой новой политэкономии [38].

По данным исследования Pew Research Center, в 2012 г. лишь менее трети американцев, 16% европейцев и 7% японцев считали, что их экономика развивается правильно. В рыночную модель капитализма верят 34% мексиканцев, 44% греков и 47% испанцев. Только в 11 странах из 21, где проводился опрос, этот показатель превышает 50%. В Германии эта доля составляет 67%, но в Восточных землях она еще меньше – 48%. Клиенты банка Sparkasse в Хемнице (бывш. Карл-Маркс-Штадт) избрали К. Маркса из 10 претендентов на изображение на новой банковской карте. Резко снизилось доверие к современному капитализму в Польше и Чехии. Лишь в Турции (57%), Бразилии (65%) и Китае (83%) большинство удовлетворено развитием экономики страны. В России только 35% опрошенных считают, что при действующем экономическом строе напряженная работа улучшит их благосостояние.

Постиндустриальный капитализм связывается с развитием глобального общественного управления, государственно-частным партнерством, но не с возвратом к советской экономике, к капитализму без конкуренции (Crony Capitalism), при котором чиновники устанавливают привилегии для связанных с ними фирм. Основные тенденции при переходе к социально-инновационному капитализму изложены ниже.

1. Изменение структуры факторов развития экономики. При индустриальном капитализме среди них преобладали материальные средства производства, находящиеся в частной собственности. К началу ХХI в. в ряде стран, прежде всего в США, Великобритании и России, сформировался рентно-долговой капитализм. Главную роль в экономике стал играть финансовый капитал, растущий за счет различных форм ренты – перераспределения национального богатства с помощью монополии на дефицитные ресурсы, инсайдерскую информацию, властные полномочия и патенты.

Финансовая рента выступает, прежде всего, как прибыль от эмиссии мировой резервной валюты (США), ценных бумаг (по данным Всемирного банка, их оборот достиг двух квадриллионов долларов, причем четыре пятых обращается вне бирж по прямым договорам ТНК и финансовых посредников) и продажи инсайдерской информации на фондовом, валютном и земельном рынках.

Основные доходы российских капиталистов формируются за счет присвоения природной, земельной и административной ренты – платы за допуск частного бизнеса на рынки, предоставление ему различных льгот и ограничения конкуренции. Ее взимают чиновники и связанные с ними мафиозные структуры. Технологическая рента при рыночной патентной системе обрекает на отставание развивающиеся страны. При инновационном капитализме основой экономики знаний становятся развитие и эффективное использование глобальных общественных производительных сил, которые преимущественно не могут находиться в частной собственности. К ним относятся не только наука, образование, глобальная инфраструктура (климато-метеорологическая, экологическая, энергетическая, водохозяйственная и т. д.), Интернет и другие глобальные информационные сети, но и социальная культура. Как показано в публикации Йельского университета [39], устойчивое развитие экономики ныне связано с состоянием образования, общественного здоровья, личной и экономической безопасности, окружающей среды и занятости (Multipurpose Solutions, Multidimensional Concept of Sustainability). Долгосрочное моделирование призвано учесть новые связи между монетарным и структурным анализом [40].

2. Возрастание роли сферы услуг (до 70–80% ВВП) на базе удов летворения не только стандартных естественных нужд (питание, жилье, одежда), но и ранее не известных и вновь созданных потребностей человека (развитие и самореализация личности, увеличение продолжительности трудоспособной жизни, мобильный, оперативный и практически бесплатный доступ к информации и коммуникациям). При этом ограничение избыточного потребления приводит к снижению прироста ВВП в развитых странах с 4–5 до 1–2%, а в развивающихся – с 9–10 до 6–8% в год.

3. Формирование нового технологического уклада, соединяющего нано-, био-, информационные и когнитивные (управление деятельностью и поведением человека) технологии. Механическая обработка предметов труда заменяется их преобразованием на атомно-молекулярном и клеточно-генном уровне. Новый Кондратьевский цикл, по прогнозу экспертов, позволит размещать производство безотносительно к источникам традиционных видов природного сырья, заместить гигантские заводы высокотехнологичным малым и средним бизнесом в малых городах и селах. Это особенно важно для России, где из 150 тысяч деревень в 30 тысячах уже не осталось постоянного населения. Главное место в себестоимости займут не материальные и транспортные издержки, а обучение кадров, энергообеспечение, оплата труда и социального пакета специалистов, создающих в том числе дома без применения наемного труда, алгоритмы для производства материалов и готовой продукции по индивидуальным заказам.

4. Преобразование природы и структуры капитала как самовозрастающей стоимости. Наряду с материальным (основные фонды) и финансовым особое значение приобретает нематериальный капитал – инновационный (новые технологии, методы организации производства и управления), социально-организационный (уровень самоорганизации и взаимодоверия хозяйственных субъектов), человеческий (образование, квалификация, здоровье, трудовая и предпринимательская активность и этика), репутационный (гудвилл, измеряемый разностью капитализации и цены материальных активов).

Человеческий и социальный капитал определяет различия в производительности труда, секторальной структуре экономики и рынке труда. Это подтверждают конкретные исследования [41] и эконометрические модели, разработанные в Гарварде [42]. Россия по уровню образования и гендерного равенства занимает 41–42-е места, но по общему развитию человеческого потенциала – лишь 65-е место среди 109 стран из-за низкой средней продолжительности жизни, патентной и публикационной активности. Нематериальные активы на балансе фирм США и ЕС достигают 50–80%, а в России лишь 1–3%.

Реформы образования в России пока не привели к существенному улучшению его качества. Университеты должны органично соединять функции конкурентных производителей услуг для рынка труда и некоммерческих проводников новой инновационной культуры.

Экономика нематериальных активов требует нового правового механизма, при котором пучок прав собственности включает социально-экологические обязательства по использованию общественных ресурсов в интересах общества. К 2012 г. действовало более трех тысяч международных инвестиционных соглашений с обязательствами по корпоративной социальной ответственности, экологии и устойчивому развитию региона. Развивается третий (наряду с частным и публичным) сектор экономики – некоммерческое социальное предпринимательство.

5. Новая природа конкуренции и модель фирмы, которая превращается из автономной отраслевой микроэкономической структуры, производящей и реализующей товары и услуги, в участника мезоэкономической цепи поставок и создания стоимости. На базе долгосрочных контрактов здесь планируется и организуется научно-производственный цикл на определенном сегменте рынка. Иерархическая система вертикального подчинения заменяется сетевой структурой – договором равноправных агентов сети (кластера) о ценах и условиях взаимопоставок, распределения общей прибыли и т. д. Отраслевая специализация (по происхождению и методам обработки сырья) уступает место сегментной (по рынкам потребления продукции).

Современная сетевая теория фирмы [43] связывает ее устойчивость с освобождением от бюрократии клик фондового рынка (stock market bureaucracy) и формированием новой корпоративной системы. Аутсорсинг, сетевая логистика, специализация на ключевой компетенции создают гибкое производство (Agile Manufacturing) [44], освобожденное от вспомогательных и обслуживающих цехов. От вертикальной интеграции, при которой поставщики товаров и услуг фиксированы и использовать преимущества глобальной конкуренции невозможно, крупные компании переходят к горизонтальной, оставляя за собой лишь стратегическое планирование, инжиниринг, логистику, сборку конечной продукции, ее послепродажное обслуживание, выбор на конкурсной основе поставщиков из различных стран. Всемирный банк в 2012 г. впервые провел анализ неакционерного сектора мировой экономики, представленного цепями поставок, альянсами фирм, управляющими компаниями и другими сетевыми структурами. Они объединены общностью логистики и нематериальных активов, а не имущества.