Наследство капитана Немо

Мы дошли до взорванной галереи и припомнили, насколько могли, направление пути от главной шахты копей до этого заваленного прохода. Мы все были согласны в том, что проход должен лежать на юго-запад от шахты; оставалось определить расстояние от шахты до прохода.

– Давайте припомним каждый в отдельности эту дорогу и запишем длину каждой галереи на листках бумаги, – предложил инженер, – иначе, если кто-нибудь сперва скажет вслух свой расчет, это собьет других с толку.

Так мы и сделали. Я записал на своем листке:

«Расстояние от начала заброшенной галереи до поворота – около восьми километров.

Расстояние от поворота до места, где мы ныряли, – сто метров.

Длина прохода, заваленного взрывом, – шестьдесят метров.

Весь путь от шахты до нас – восемь километров сто шестьдесят метров».

Оказалось, что у Марица получилась почти та же цифра, у Питера – восемь километров триста двадцать метров, у Марселя – около восьми километров, и только у Джиджетто цифра сильно отличалась от наших – он определил весь путь в пять километров.

Мы решили остановиться на цифре, бывшей у меня и Марица; таким образом географическое положение нашей точки отправления – заваленного прохода – было определено, и нам оставалось двинуться к маленькому гроту, точно измеряя веревкой длину пути и все время отмечая по компасу направление нашей дороги.

– Когда же мы будем строить машины? – не мог дождаться Джиджетто.

– Погоди, еще нужно разыскать железную руду и каменный уголь, построить печь и выплавить железо, – сказал Мариц.

XI. Ихтиозавр

Вымеривая каждую пядь земли, не сводя глаз с компаса и не выпуская из рук карандаша и записной книжки, мы подвигались к гроту, которому суждено было стать порогом к нашему освобождению. Мы миновали знакомые места и вошли в залитую светом пещеру.

– Видите, – сказал старик, – там, под самым сводом, черный пролом? Это и есть проход в тот грот. Придется нам вскарабкаться туда.

Это было нелегкое дело: приходилось лезть по почти отвесной стене, цепляясь за каждый выступ, за каждый камень; к счастью, в стене кое-где были трещины, которые могли служить опорой ногам. Головокружение здесь было бы совсем некстати. Выручал Джиджетто: он карабкался впереди всех и, поднявшись немного, брал у нас из рук ящик с барометром, потом ждал и, когда мы обгоняли его, передавал его нам снова, опять забирался выше и, уцепившись одной рукой за стену, держал в другой драгоценный прибор.

– Неужели вы здесь бывали? – спросил я Хозяина.

– О, еще сколько раз! Сколько лет я здесь бился, как мышь в мышеловке, ища выход!

Наконец мы добрались до небольшой площадки, скинули с плеч ранцы с картами, атласом, веревками, компасом, лампами и другими вещами и сели передохнуть.

– Вперед! – немного погодя скомандовал Хозяин.

Мы двинулись за ним. Идти стало легче; здесь можно было идти вдоль стены, по излому пласта песчаника, выступавшему из лежавших вокруг него слоев известняка; это была тропинка, которая подымалась кверху значительно менее круто, чем прежний путь. Прямо под нашими ногами расстилалось сверкающее озеро.

Местами тропинка суживалась, и двигаться приходилось боком, прижавшись грудью к скале; местами расширялась настолько, что можно было сесть, перевести дух и отдохнуть.

Старик шел впереди; я с удивлением увидел, как ловко он миновал опасное место, где стена выдавалась вперед и где очень легко можно было сорваться вниз, в озеро. В десятке метров от него был Котенок, рядом с ним – Марсель, метрах в пятнадцати от него был я с Питером, позади нас – Мариц. Бедный Питер обливался потом, неся за плечами ящик с барометром и стараясь уберечь его от толчков; я старался помочь ему.

Вдруг раздался крик. Я обернулся и оцепенел от ужаса: Джиджетто сорвался вниз!

Сверкающая вода была прозрачна и, казалось, едва покрывала каменистое дно.

«Он непременно разобьется! Мне туда не допрыгнуть!» – пронеслось у меня в голове. Я зажмурил глаза, услышал всплеск и сейчас же вслед за ним – второй.

Я взглянул вниз. Джиджетто неподвижно лежал на поверхности воды; чудовищный зверь, похожий на крокодила, плавал вокруг него с открытой страшной пастью; Марсель, одной рукой держа ранец с веревками, изо всех сил работал другой, стараясь держаться между мальчиком и чудовищем.

Зверь, заметив новую добычу, бросился к Марселю, выдвинув, как два коротких рога, странные глаза, вздымая хвостом сверкающие пенистые валы.

Марсель подождал мгновение, перехватил ранец в правую руку, швырнул его в пасть чудовища и в ту же минуту скользнул вдоль бока страшного зверя. Чудовище попыталось сжать челюсти, но не смогло; Марсель тем временем подоспел к неподвижно лежавшему Джиджетто и стал плыть с ним к берегу.

В это время раздался выстрел.

Это стрелял Питер, наполовину обернувшись, каким-то чудом сохраняя равновесие. Пуля его большого револьвера без всякого результата погрузилась в тело чудовища.

Между тем Марсель успел вытащить мальчика на камни. Я и Хозяин спустились немного ниже, на площадку, лежавшую над ними.

– Это ихтиозавр, – смог наконец вымолвить Мариц. Ихтиозавр успел уже проглотить ранец и с удвоенной быстротой бросился плыть к берегу.

Мы переглянулись. Что было делать?

Марсель отвязал револьвер с пояса Джиджетто, улегся за глыбой камня и стал ждать врага. Когда зверь был в двух шагах от скалы, он протянул руку и выстрелил, но пуля стукнулась в кость над левым глазом чудовища, сплющилась и упала, сильнее прежнего разъярив ихтиозавра.

Тут на площадку, где был я с Хозяином, спустились Питер и Мариц.

– Нужно скорее спустить ему револьвер! – воскликнул Питер.

Я сбросил рубаху, Питер выхватил нож, и мы в одно мгновение нарезали ее на полосы.

Между тем Марсель, ни на миг не теряя присутствия духа, пускал пулю за пулей в приближавшегося зверя; наконец ему удалось попасть чудовищу в глаз, зверь начал кататься от боли, и Марсель едва успел отскочить в сторону.

Мы связывали полосы рубахи в одну веревку, но руки у нас дрожали, и это мешало нам работать.

Еще два выстрела, и Марсель выбил пулей второй глаз зверя. Слепое чудовище изогнулось и бросилось в воду. Марсель оттащил Джиджетто глубже на берег и спокойно глядел на корчи и прыжки зверя, на страшный хвост, рассекавший воду и взметавший кверху потоки пены.

– Марсель! Держи револьвер!

Он обернулся к нам. Мы привязали револьвер к концу веревки и стали осторожно спускать его.

Но тут ихтиозавр перестал бесноваться и поплыл к середине озера. Мы вздохнули свободней. Марсель бросился к мальчику и прижал ухо к его груди.

– Жив! жив! – закричал француз. – Он дышит! Он, верно, только оглушен ударом о дно!

Но тут мы услышали крик старика:

– Зверь возвращается!

Марсель подскочил и сорвал с веревки револьвер.

Ихтиозавр с бешеной быстротой плыл к берегу, тупо наткнулся на него, выскочил на сушу и стал метаться по берегу.

Марсель увернулся от страшного хвоста, подбежал, выстрелил в упор в кровавую глазницу зверя и бросился в сторону.

Это был конец: пуля пробила череп животного – ихтиозавр опрокинулся и стал недвижим.

Марсель брызнул водой в лицо Джиджетто, мальчик открыл глаза. Еще несколько минут, и он пришел в себя.

Теперь перед нами была задача: втащить наших друзей на площадку. Из рубах и штанов мы связали толстый крепкий канат, но он оказался короток – не хватало по меньшей мере трех метров. Мы грызли пальцы с досады.

Но Джиджетто, уже совершенно оправившийся, нашел выход: он взобрался Марселю на плечи, привязал к веревке свою куртку, сделал на конце каната петлю и ухватился за нее. Две минуты спустя он был на площадке.

Его штаны удлинили канат настолько, что Марсель смог ухватиться за него и привязать к нему свою одежду. Он продел руку в петлю, и мы стали тащить его наверх. Но на половине подъема послышался жуткий звук: что-то трещало.

Марсель занял такое положение, чтобы в случае беды иметь возможность оттолкнуться от стены и прыгнуть в воду. К счастью, до этого не дошло: канат выдержал, и Марсель очутился между нами.

Мы все были утомлены до крайности и решили передохнуть, прежде чем идти дальше.

– Какой странный зверь этот ихтиозавр! – сказал Марсель, – тело у него, как у кита, пасть – крокодилья, голова плоская, как у ящерицы!

– Он замечателен не только по внешнему виду, – за-. метил Мариц, – но и по своему строению: его позвоночный столб похож на позвоночник его предшественников – рыб, а грудная кость его очень напоминает грудную кость птиц. Несомненно, что ихтиозавр – предшественник теперешних пресмыкающихся, птиц и млекопитающих. Но изумительнее всего все-таки его глаза: они так устроены, что зверь видит так же хорошо ночью, как и днем, может выдвигать их, бросаясь на добычу, и втягивать в минуту опасности.

– Маленькое удовольствие встретиться со стадом таких зверьков! – воскликнул Джиджетто.

– Сомневаюсь, чтобы их было здесь много, – сказал Мариц, – это слишком неуживчивый народ, они постоянно нападают друг на друга и разрывают на части своих же родичей; да и враги у них есть не маленькие – взять хотя бы плезиозавров!

– А посмотреть бы на такую драку! – сказал Джиджетто.

– Ну, знаешь, с меня хватит, – улыбнулся Марсель.

Так, в болтовне, незаметно прошло несколько часов. Мы отдохнули и со свежими силами двинулись вперед. После двух часов утомительнейшего подъема, измученные, голодные, с изломанными о камни ногтями, мы достигли желанного грота, свалились как мертвые наземь и крепко уснули.

Мариц, едва открыв глаза, взялся за карты; когда он сопоставил наши наблюдения и показания барометра с данными атласа, оказалось, что мы находимся на глубине ста шестидесяти четырех метров под котловиной, лежащей у реки Тужелы, на границе Наталя.

XII. Труд

Мы вернулись домой, передохнули и снова двинулись в путь – на этот раз в сторону Штромберга, где мы думали найти нужные нам руды и минералы. Железняк мы нашли очень скоро: при тщательном осмотре светлой части пещеры мы заметили, как резко скачет стрелка компаса; оказалось, что мы наткнулись на залежи магнитного железняка, содержащие до 70 процентов чистого железа. Также легко мы нашли и залежи каменного угля; зато много томительных дней ушло у нас на поиски медной и свинцовой руды, олова, платины, гипса и других минералов.

Тогда начались долгие месяцы жестокого упорного труда. Работа грузчика следовала за работой рудокопа, за постройкой доменной печи шло приготовление форм для кипящего металла; работы литейщика, кузнеца, токаря, шлифовальщика, химика, электротехника сменяли одна другую. Мариц не уставал чертить детали и части машин, строить модели, выверять готовые приборы. Очень полезен нам оказался Котенок: его навыки и сноровка в самых разных ремеслах пришлись как нельзя более кстати.

Ряд конденсаторов лучей Герца, мощная динамо и могучая сверлильная машина были результатом нашего труда. Конденсаторы были установлены в светлой части пещеры, машины подняты в грот; медная проволока соединяла конденсаторы с динамо-машиной. Громадный алмаз – находка Питера – сверкал на конце бурава. Машины были пущены в ход – этот день был лучшим днем в нашей жизни. Бурав, свистя и скрипя, врезался в известняк, шипел и медлил, дойдя до гранитного слоя; порох, приготовленный нами в большом количестве, весело ухал и помогал работе машины.

Двадцать пять месяцев одиннадцать дней прошло с тех пор, как мы отправились к Штромбергу на поиски нужных нам минералов.

* * *

В наших невольных прогулках по подземному царству, мы убедились вполне в том, что мы были единственными его обитателями, единственными людьми, заброшенными в недра земли.

Отпечаток человеческой ноги, найденный нами в пещере, точно совпал с отпечатком ноги Хозяина: его след сохранился в течение нескольких лет вследствие полной и неизменной тишины воздуха и отсутствия дождей.

Произошло в это время еще одно очень важное для меня событие: старик рассказал мне свою историю. Он рассказал ее мне одному – в часы отдыха, в часы совместной работы, в те часы, когда мы вместе дежурили у сверлильной машины. Он рассказал мне ее не сразу, урывками, понемногу, и его голос сливался то с клокотанием расплавленного металла, то с размерным гудением динамо-машины, то со свистом нашего освободителя – бурава.

XIII. Важное поручение

– В 1864 году, – начал свой рассказ старик, – столица Италии была перенесена из Турина во Флоренцию. Это вызвало сильные волнения в Турине, которому в отношении развития промышленности это было невыгодно; ряд волнений, менее ожесточенных и менее кровопролитных, имевших совершенно другие причины и цели, поднялся в объединенных областях нового государства. Эти волнения вызваны были людьми, жаждавшими освобождения Рима от папского ига, которым казалось, что остановиться на Флоренции значит идти на уступки и понапрасну терять время.

Республиканская партия примкнула к ним. Но – потому ли, что народ устал от двадцати лет борьбы, потому ли, что носились слухи о возможном вмешательстве французов, если восстание докатится до Рима; потому ли, наконец, что народный вождь, Гарибальди, не мог двинуться с острова Капреры, – эти волнения не привели ни к каким результатам.

Тогда республиканская партия, к которой принадлежал и я, решила вызвать такое положение вещей, чтобы правительству пришлось занять Рим; в случае, если бы это не удалось, решено было собрать партию волонтеров, которая под начальством Гарибальди двинулась бы к Риму.

Ливорно недаром находится недалеко от Капреры: на нас лежала обязанность поддерживать связь с героем. Нет-нет, кому-нибудь да удавалось обмануть бдительность правительственного надзора, на легоньком челноке проскользнуть мимо наблюдательных судов и пробраться на остров.

В марте того же года республиканский комитет города Ливорно получил задание передать Гарибальди весьма важное для народного дела послание и значительную сумму денег. Это было поручено твоему отцу и мне.

Обычно поручения такого рода выполнял Карло Гаврелли, но за несколько дней до того его лодка была потоплена, и он погиб. Потому выбор пал на нас, лучших пловцов Ливорно; кроме того, как рядовые работники, мы могли меньше других опасаться полицейского надзора. Однако все же мы не могли оставить город без всякой видимой причины, нужно было выдумать предлог.

И твой отец, и я – мы оба были завзятыми игроками, об этом знал весь город; этим-то мы и решили воспользоваться.

К нам в порт как раз пришел английский пароход, направлявшийся в Гамбург; Гамбург в то время славился своими игорными домами. Ничего удивительного ни для кого не было в том, что два старых игрока пользуются случаем отправиться поиграть. Капитан «Гринока» оказался сговорчивым человеком – мы взошли на пароход. У меня в сапоге лежало драгоценное письмо, у твоего отца в поясе – пачка английских чеков, которыми Гарибальди должен был расплатиться за закупленное им оружие.

«Гринок» отчалил к устью Бониграцио, чтобы оттуда держать путь на Гибралтар. Ночью, в виду Капреры, на море была спущена шлюпка; в ней был я с твоим отцом. Мы налегли на весла и поплыли к месту своего назначения. Но тут внезапно, как всегда, сорвался бешеный юго-западный ветер, и мы запрыгали с гребня на гребень, из провала в провал. Нас швыряло по волнам до утра, а утром мы были уже очень далеко от Капреры. Мы еле успевали вычерпывать из шлюпки воду. Этого было мало. Около полудня с бакборда показалось облачко дыма. Через час мы увидали военное судно, шедшее на нас на всех парах. Мы решили подплыть к нему – мы ничем не рисковали: бумаги наши были в порядке, мы ничем не навлекли на себя подозрений; выдумать причину нашего возвращения было нетрудно. Но скоро мы услыхали выстрел, и мимо нас пролетело ядро. Началось бегство – бесконечная скачка по волнам под непрекращающимся обстрелом. Вдали показалась Копрайя, тут ядро попало в цель, наша шлюпка пошла ко дну и мы остались одни на волнах. Отчаяние охватило нас, но мы не сдавались. Ветер, казалось, утихал, нам нужно было только продержаться возможно дольше. Мы помогли друг другу разрезать и сбросить одежду; я остался в сапогах, твой отец оставил на себе пояс, в котором был зашит кошелек с чеками. Настала ночь; мы плыли к востоку, по очереди поддерживая друг друга, стараясь расходовать возможно меньше сил. Один из нас лежал на спине, другой подталкивал его. На рассвете ветер утих, и море успокоилось. Но твой отец совсем обессилел, он посинел и стал захлебываться. Я напряг последние силы, чтобы поддержать его на воде, но мои усилия были напрасны: он скрылся под водой. Я сделал еще несколько взмахов руками, вода хлынула мне в горло, и я потерял сознание.

XIV. Тот, кто выполнил поручение

Я открыл глаза и увидел, что лежу в комнате, ярко освещенной небольшой лампой, висевшей под потолком.

Мне припомнилось сразу все – данное нам поручение, военное судно, крушение шлюпки; первое мое движение было – посмотреть, связан ли я.

Нет, я был свободен и лежал в удобной постели.

Я вспомнил о письме, которое нужно было передать Гарибальди. Где мои сапоги? Верно, кто-то успел прочесть послание и узнать драгоценную тайну.

«Где я? На военном корабле?» – мелькнула у меня мысль.

Нет, комната, в которой я лежал, была велика, а каюты на военных судах бывают обычно очень маленьких размеров. Да и мебель была красивей и удобней, чем обычная корабельная. Кровать была железная, с матрацем, с простыней, с одеялом, стол – письменный, у стола – стулья.

Лампа лила мягкий, ровный свет: это был не керосин, не газ, не масло – скорее, электричество.

Я готов был вскочить на ноги, когда открылась дверь, которой я прежде не заметил – верно, потому, что она была того же цвета, что и стены; вошел невысокий коренастый человек. Он принес мне одежду.

– Скажи, братец, где мы? – спросил я его.

Он взглянул на меня, но, не ответив ни слова, повернулся к выходу. Что он, глухой? Я спросил погромче:

– Где мы, товарищ?

Молчание. Дверь захлопнулась, и я остался один.

Я взял принесенную им одежду. Все – рубаха, кальсоны, куртка, штаны – было сшито из простой сероватой материи. Только я стал одеваться, немой вошел снова и поставил у постели высокие сапоги. Они были сделаны из тюленьей кожи и походили на сапоги китоловов.

Одевшись, я подошел к двери. Она была заперта – я был в плену.

Но где?

Я заметил, что не чувствуется ни качки, ни обычной на пароходе во время движения дрожи. Значит, судно причалило к берегу?

Сколько же времени я пролежал без сознания?

Я прикоснулся к стене; она была металлической. Но ведь на судах, даже военных, не делают между каютами перегородок из металла! Да и одежда моя не была похожа на морскую форму.

– Где же я? Где же я?

Дверь отворилась, и вошел высокий, сильный человек лет сорока; мне бросилось в глаза бледное открытое лицо, обрамленное черной бородой, живые глаза и высокий лоб.

– Добрый день, гражданин! – воскликнул он по-итальянски, со странным выговором. Он приветливо улыбался.

– Я в плену? – спросил я его.

– Вы – на борту свободнейшего в мире судна!

– Где мои сапоги?

– Герой уже получил письмо и десять тысяч лир.

– Вы спасли и… Он жив?

– Ваш спутник погиб. В письме было сказано о десяти тысячах лир; эта сумма вручена Гарибальди.

– В таком случае…

– Это вас не касается.

– Я свободен?

– Это зависит от точки зрения. Вы можете считать себя пленником, поскольку вы лишены прежней независимости; с другой стороны, вы можете пользоваться свободой, какая вам и не снилась.

– Я не понимаю. Вы говорите загадками.

– Вам станет все ясно очень скоро. Вы, верно, голодны.

Он нажал кнопку у дверей, и через пару минут мой прежний знакомец внес тарелку с дымящимся кушаньем. Я набросился на еду как зверь.

Потом мой собеседник стал расспрашивать меня о положении в Италии. Я заметил, как огорчают его рассказы о затруднениях и препятствиях к полному освобождению страны от угнетателей.

– Счастливцы вы! Освободить страну от ига! – воскликнул он вдруг с жаром.

– Скажите, откуда вы родом? – спросил я его.

– Моя родина – почти весь свет, – ответил он.

– Как вас зовут?

Он помедлил минуту, прежде чем ответить:

– Дхарматма.

Когда я кончил есть, он встал и сказал:

– Теперь идемте, посмотрите то, что будет вашей тюрьмой или вашим жилищем.

Мы вышли из комнаты.

Узким коридором мы прошли в просторную обеденную залу; длинный стол стоял посредине, вдоль стен тянулись высокие дубовые шкафы, полные прекрасной посуды. Свет, лившийся от трех небольших ламп, подвешенных под потолком, разбивался о блестящие блюда, тарелки и стаканы, и прихотливые зайчики бегали по всем углам комнаты. Пройдя столовую, мы вошли в библиотеку. Тот же странный белый свет струился с потолка; массивные полки палисандрового дерева были заполнены громадным числом книг; мягкие диваны стояли вокруг длинного стола, заваленного журналами. Мой собеседник предложил мне сигару. Я затянулся.

– Какой чудесный вкус! – воскликнул я. – Где вы достаете эти сигары?

– Там, где их еще никто не доставал.

Мое удивление росло с каждой минутой. Мы вошли в комнату, еще большую, чем те, где мы были прежде. По стенам висели полотна лучших мастеров; белоснежный мрамор и вечная бронза приковывали взгляд. Дхарматма с улыбкой смотрел на мое изумление.

– А как вам понравится это? – спросил он меня.

Совершенно неожиданно комната погрузилась во мрак; что-то скрипнуло, как будто открылась задвижная дверь, и два больших окна появились перед нашими глазами; зеленовато-синяя прозрачная стена скользила мимо окон, заливая комнату бледным матовым светом. Большая рыба метнулась перед окном и исчезла. Судно опускалось в глубину!

XV. Воспоминания

Я не удержался и прервал рассказ старика. Мы сидели на глыбе гранита, следя за огнем в доменной печи. Руда начала плавиться, и слышно было глухое клокотание металла.

Когда я услыхал слова: «Судно опускалось в глубину!», – ряд воспоминаний прорезал мой мозг, и я воскликнул:

– Этот корабль был «Наутилус»! Человека звали капитан Немо!

Старик на мгновение оцепенел от изумления, потом вскочил на ноги и схватил меня за руку.

– Как! Ты… ты… ты его знаешь?

– Нет, – ответил я, оторопев, – весь свет знает, кем был капитан Немо и что стало с его судном…

– Стало… Он погиб? – воскликнул старик, вздохнув.

– Да, много лет назад, в Океании.

Хозяин зашатался и чуть не упал. Он схватился за сердце и опустился на камень.

– Так ты говоришь, что он умер?

Две крупных слезы скатились по щекам старика.

– Как это случилось?

Я рассказал ему, как умер этот необыкновенный человек и кто поведал о его чудесной смерти. Несколько смельчаков бежало во время американской войны за независимость из Ричмонда на воздушном шаре; их постигло крушение, и только немногие из них спаслись, добравшись до потухшего вулкана в Тихом океане, окрестили его островом Линкольна и поселились на нем. Какая-то неведомая, чудесная сила незримой рукой помогала им в их трудной жизни. Однажды один из них, инженер Смит, получил таинственное послание; чтобы исполнить заключавшуюся в нем просьбу, Смит с товарищем отправился в указанное место, и в небольшой бухте они увидали «Наутилус». Капитан Немо, одинокий, умирающий, был внутри. Он рассказал им свою жизнь и скончался.

Я припомнил и рассказал Хозяину также и то, что было известно от профессора Ароннакса, его слуги и китолова Нед-Ланда об их жизни на «Наутилусе» и о том, как им пришлось побывать в водовороте Мальсгрема на подводной лодке.

Марсель и Питер сменили нас в тот день у топки, мы вернулись к товарищам и прервали разговор. Мариц, пользуясь отдыхом, рассказывал любознательному Котенку, как от пресмыкающихся отделилась ветвь, давшая начало птицам, как появились на Земле простейшие из млекопитающих и как, путем долгого, медленного развития, была пройдена лестница от них до наиболее высокоорганизованного живого существа – человека.

XVI. Пленники океанов

– Я спросил Дхарматму, – продолжал свой рассказ Хозяин несколько дней спустя, – каким образом ему удалось спасти меня от смерти.

– Я был вблизи Сардинии, – ответил он, – когда увидал, как английский пароход остановился и спустил шлюпку. Вы стали грести к Капрере и скрылись из виду. Между тем на горизонте появилось итальянское военное судно – тюремщик Гарибальди. Англичанин послал к нему шлюпку, которая сейчас же вернулась назад. Мне стало ясно, что вы пробирались к герою, и капитан английского судна донес о ваших намерениях. Я ждал шквала и пошел вам на помощь. Буря помешала мне найти вас вовремя: когда я ударил носом «Наутилуса» о борт военного судна, ваша шлюпка была уже разбита. Вы затерялись в волнах, и, когда я разыскал вас, было уже поздно: помощь была нужна одному.