Вольный странник

Со стороны раздались другие тревожные возгласы – в отдалении кричали их друзья. Что-то неладное творилось с Джипом и с Джимо. Лампи брызгал водой на Джо и Джема, но дети не приходили в сознание.

Терра вбежала в сад. Лицо ее было пепельно-серым.

– Со всеми детьми что-то произошло, – сказал Роун, изо всех сил стараясь сохранить спокойствие. – Но все они пока живы. Помоги перенести их к Аландре.

Роун осторожно положил Лону на руки Терры, а сам поднял Баба. Он нес его к озеру, осторожно ступая по знакомой тропе, защищая мальчика от нависавших веток. От воды, из леса и со стороны поля шли Лампи, Билдт и Меррит. Каждый из них так же бережно нес на руках ребенка. Мрачные опасения Роуна усилились, но то, что он увидел, когда принес мальчика в их жилище, было страшнее всех его печальных предчувствий, и он чуть не поддался панике. Лорен и Селдон поспешно стелили постели новым жертвам. Лампи стоял рядом с Джо, глаза его были полны слез, он беззвучно молил парнишку прийти в себя. Терра, осторожно положив на кровать малышку Лону, подошла к Аландре, которая давала ей указания, что делать с детьми.

– Всех положи на спину! Головы им немного подними! Убедись, что им легко дышать! Терра, принеси мне лекарственные соли!

Убрав прядь волос со лба Баба, Роун окинул взглядом комнату – все четырнадцать кроваток, на которых неподвижно лежали дети, и сделал над собой усилие, чтобы унять нараставшую панику. Эти дети сейчас балансировали на грани жизни и смерти, и ответственность за их жизнь была возложена на него.

– Я пока не понимаю, что с ними случилось, – сказала Аландра. – Дай мне день, чтобы поставить диагноз.

Она взяла запястье Баба, щупая ему пульс, пытаясь определить его состояние. По тревожному выражению ее лица Роун понял, что положение крайне серьезное.

– Они что, так будут лежать целый день? – спросил он.

– Сон очень глубокий, но они живы, – ответила Аландра и добавила: – А теперь все уходите, нам с Террой надо работать.

Лампи сжал руку Джо, потом отпустил ее и встал. Роун молча вышел с другом из комнаты. Меррит с Билдт бросились к Роуну.

– Ну что там?

– Пока ничего, ей нужно время…

– Раньше я такого никогда не видел.

Билдт вздохнула.

– Ты, Меррит, и детей таких раньше никогда не видел.

– Мне все это совсем не нравится, – сказал дюжий плотник.

– Доверимся Аландре, – ответила Билдт с дрожью в голосе.

– Да, Билдт права, – заметил Роун. – Выбора у нас все равно нет. Остается только ждать… Аландра сделает все, что в ее силах.

Пришельцы из Оазиса, понурив головы, расходились. Роуну очень хотелось им доверять. Было ясно, что они чувствуют себя подавленно, но Роун был уверен в том, что они знают больше, чем говорят.

– Не хочешь прогуляться? – спросил он, обернувшись к Лампи.

Друг понуро брел с ним к берегу озера, время от времени смахивая слезинки.

– Прости. Не думал, что это так тяжело… Они ведь еще дышат, Аландра о них заботится. Она поставит детей на ноги… – Глаза его покраснели, как и шрамы на лице.

Он все время проводил с Джо и Джемом, они стали неразлучными друзьями, и эта дружба облегчала ему душевную боль после кончины Лелбит. Лампи долгие годы бродил по Дальним Землям, ему многое довелось пережить, а потом встретил Лелбит, тело которой, как и у него, было обезображено шрамами от лесных клещей. Как и Лампи, она единственная осталась в живых из всей семьи, погибшей от этих смертельных насекомых. Он восхищался ее храбростью, они относились друг к другу с искренней нежностью. Роун даже представить себе не мог, как остро воспринимал Лампи ее утрату, – друг никогда не делился с ним своим горем. Есть ли предел, думал он, тому, что мы в состоянии перенести?

– Знаешь, – сказал Роун, страстно желая поверить своим словам, – Аландра обязательно найдет какой-нибудь выход.

– Сдается мне, что ты сам не очень в это веришь.

У Роуна были на этот счет свои соображения, хоть он затруднялся выразить их словами. Он не был вполне уверен, что ими вообще с кем-то надо делиться – даже с Лампи. Но и душой кривить ему не хотелось. Потому он и решил, что лучше всего в этой ситуации промолчать.

– Если ты что-то знаешь…

– Она просила дать ей один день. Давай так мы и сделаем.

Но его постоянно тревожили и беспокоили слова, которые много месяцев назад он услышал в Оазисе от сказителя Камьяра. Задавай больше вопросов. Ничего не принимай на веру. Опасайся ловцов видений.

Они сидели в молчании, глядя, как на поверхности воды мерцают солнечные блики. Вскоре спустились сумерки. Друзья хранили надежду на лучшее. Из кармана Роуна выполз сверчок и затянул свою песню.

– Ну ладно, ладно, – сказал Лампи другому сверчку, с маленькими черными пятнышками на крылышках, зашелестевшему у него на груди, и вынул его из кармана. – Иди, поиграй со своим приятелем.

Когда они пришли в эти земли, их поразило многообразие обитавших здесь редких насекомых. Вскоре к Лампи привязался белый сверчок. Он был этому рад, потому что хорошо помнил чувство к тому утраченному снежному сверчку, который когда-то спас ему жизнь.

Вскоре пение сверчков стало доноситься до них со всех сторон.

– Как думаешь, это им поможет? – спросил Лампи.

– Во всяком случае, не помешает.

Когда взошла луна, они распрощались. Роун прошел по селению, глядя на постройки, дорожки, посаженные ими сады. Они успели сделать очень много – гораздо больше, чем он рассчитывал. Но если дети не выживут, все их труды пойдут прахом, все окажется никому не нужным.

По выложенной белым камнем дорожке Роун поднялся на вершину холма, с которого открывался вид на лес и озеро. Теперь, в одиночестве, его переполняли мрачные предчувствия. Он снова и снова вспоминал сестру, возвращаясь к той ночи три года назад, когда ее ручонка выскользнула из его ладони, а он упал лицом в снег и с тех пор больше ее и не видел. Ему доверили сестру родители, а он их подвел – и ее подвел. Эти дети тоже полностью ему доверяли, их жизнь зависела от него. А теперь получалось, что и их надежды он обманул.

Может быть, этот райский уголок был заражен каким-то вирусом или микробом, против которого у детей не было иммунитета, и их одолела неизвестная напасть. Но все его предположения были беспочвенны, соображения ни на чем не основывались. В глубине души он знал, где кроется ответ. И Аландра тоже догадывалась, потому и попросила день на раздумья.

Внезапно и холм, и вода, и лес – все исчезло. Перед ним во влажном воздухе возникли ветви, покрытые оранжевой, местами отслаивающейся корой. У одного из них стоял мальчик, который был на несколько лет моложе самого Роуна, с открытым загорелым лицом.

«ОТКУДА ТЫ ЭТО ЗНАЕШЬ?» – СПРОСИЛ МАЛЬЧИК.

«ЧТО ЗНАЮ?»

«КАК ТЕБЕ УДАЛОСЬ МЕНЯ ПОЗВАТЬ?»

«Я НЕ ЗВАЛ ТЕБЯ».

«И ТЕБЕ НЕ НУЖНА МОЯ ПОМОЩЬ?»

«ПОМОЩЬ МНЕ ОЧЕНЬ НУЖНА».

«МОЖЕТ БЫТЬ, Я ЗНАЮ ОТВЕТ НА ТВОЙ ВОПРОС».

Мальчик исчез, и видение прекратилось так же неожиданно, как возникло. Роун снова в одиночестве стоял на вершине холма, с неба ярко светила луна, внизу раскинулось озеро, и юноша ощутил уверенность, что мальчик тот был от мира сего, что он непонятным для Роуна образом явился ему, преодолев пространство и, может быть, даже время. То, что с ним сейчас произошло, сильно отличалось от тех картин, которые являлись ему у ловцов видений, когда он попадал в Край Видений. Это было что-то другое. Мальчик показался ему простодушным и естественным. А в голосе его звучала надежда.

НАША СТОУВ

НАША СТОУВ, ДИТЯ ИЗ СВЕТА,

ОДАРИ НАС ВЗГЛЯДОМ,

МИЛОСЕРДНЫЙ ВЗГЛЯД ТВОЙ – ЭТО

МИЛОСТЬ И НАГРАДА.

МЫ ТОБОЙ БЛАГОСЛОВЕННЫ

И БЕЗМЕРНО РАДЫ

ПОД ЗАЩИТОЮ ТВОЕЮ

ОБРЕСТИ ОТРАДУ.

ЛИТУРГИЯ МЕГАПОЛИСА

Здесь душно, – хмуро бросила Стоув.

Водитель вздрогнул. В тот же миг зашуршал вентилятор. Никому не нравилось, когда Стоув начинала хмуриться.

– Дело не в том, дует воздух или нет. У меня ноги затекли. Я хочу размяться, мне надо выйти из машины и пройтись. – Она сердито взглянула на вмонтированную в машине видеокамеру, отслеживавшую каждое ее движение. – И это платье тяжелое, которое я должна носить, мне жарко в нем, неудобно, оно жмет и натирает – вот почему мне и душно! Выпустите меня из машины. Хочу пройтись до фабрики пешком.

– Мне очень жаль, Стоув, но ты ведь знаешь, что твое длительное пребывание на всеобщем обозрении запрещено службой безопасности.

– Но, Виллум, меня ведь все в Городе любят.

– Тебя все очень любят, но поблизости могут оказаться чужаки…

– Бунтовщики? Неужели у нас все так из рук вон плохо, что бунтовщики уже сотнями слоняются по Городу, только и думая о том, как бы совершить на меня покушение?

Виллум взглянул на видеокамеру.

– Нет, конечно же нет. Но мы обязаны соблюдать необходимые предосторожности.

– Ты прекрасно знаешь, что я сама могу за себя постоять. Кроме того, меня защищает вот это.

Она постучала рукой по передней части платья – раздался такой звук, будто она стучит по кольчуге. Девочка взглянула на непромокаемый, непробиваемый материал с таким выражением лица, будто он был изобретен исключительно для того, чтобы обречь ее на мучения.

Она украдкой перехватила взгляд Виллума, и ей показалось, что тот с величайшей осторожностью подбирает слова для ответа.

– …При определенных обстоятельствах это действительно так. Но нас беспокоят непредвиденные ситуации, которые могут возникнуть в связи с необычайным притоком людей из Дальних Земель.

– Это же надо! И что, все они тоже представляют для меня угрозу?

– Нет, нет, конечно.

– Тогда вели остановить машину.

– Стоув, нам следует остерегаться толпы. Ты ведь знаешь, как люди на тебя реагируют.

– Но мы же на мосту, Виллум, здесь никого нет! Останови машину.

– Это нежелательно.

– Мне нужен воздух. Я задыхаюсь!

Стоув видела в зеркальце заднего обзора, как взгляд водителя нервно перескакивает с нее на Виллума, а блокиратор у него над ухом пульсирует сильнее обычного. Он должен был подчиниться – но кому? С тяжким вздохом Виллум кивнул головой. Клирик с явным облегчением остановил машину и выключил электрический двигатель. Машины сопровождения, следовавшие за ними и впереди них, тоже остановились, дверцы их распахнулись, и на мост повыскакивали клирики в синей форме. Они тут же разбежались по обе его стороны, высматривая подозрительных личностей.

– Погуляй, но только несколько минут, – сказал Виллум. Он всегда шел навстречу разумным пожеланиям девочки.

Дверца со стороны сиденья Стоув распахнулась. Она вышла из машины на мост. Порыв сильного ветра ударил ей в лицо, поднял все ее четыре юбки, даже жесткий стоячий воротничок склонился под напором воздушного потока. Стоув нравилось, когда дул ветер. Его порывы приглушали слова, которыми она собиралась обменяться с Виллумом.

Внизу зеленела вода залива. Вверху синело бездонное небо. А по обе стороны залива ввысь уходили десятки куполов небоскребов, выстроенных в эпоху Консолидации, когда отряды повстанцев то и дело нападали на Город и часто шли красные дожди. Когда-то эти купола использовались для защиты элиты от обрушивавшейся с неба разрушительной заразы, отравлявшей все живое. Теперь под этими куполами располагались лаборатории, созданные для того, чтобы поддерживать жизнь одряхлевших старцев. Возвышавшиеся за ними здания новой архитектуры Владык Города отражали их победу над предателями и изменниками. Сверкающие остроконечные шпили, башни, напоминавшие очертаниями памятники, и возвышающаяся над всеми зданиями Великая Пирамида – шедевр архитектуры из стекла, пульсирующее сердце Города.

Вот какой он, Город – единственный Мегаполис, переживший эпоху Консолидации, и он ее обожает. Ее образ здесь повсюду – на плакатах, указателях, даже на таких гигантских рекламных щитах, как тот, который возвышается в конце этого моста. Она – истинная дочь самого Города, образ его будущего. Для граждан она – само совершенство, сострадание, милосердная красавица, возможность и надежда. Такой ее сделал Дарий, и кем же он стал для нее теперь? Лжецом. Город – его творение, а горожане – его подданные. И он контролирует их так же, как контролирует ее.

На некотором расстоянии от процессии росла и удлинялась выстроившаяся очередь машин. Судя по их цветам, многие принадлежали частным владельцам. Такая привилегия предоставлялась лишь гражданам, вносившим вклад в прославление Города, – дизайнерам, инженерам, архитекторам, докторам и им подобным. Но, как и в других аналогичных ситуациях, имевших место в Мегаполисе, никто не жал на гудок, не возмущался ни один водитель. Все терпеливо ждали, сколько бы времени это ожидание ни занимало. В Городе никто никогда ни на что не жаловался. А если вдруг кому-то хотелось пожаловаться, он куда-то почему-то очень быстро пропадал.

– Ладно, – сказала Стоув, – теперь мы можем поговорить.

– Тебя уже ждут на фабрике.

– Знаю, в центре нашей цивилизации. Виллум, мне нравятся эти визиты. Я понимаю, какой важный вклад вносят рабочие, и согласна с тобой, что не надо заставлять их ждать. Но…

– Охрана очень нервничает. И ветер здесь такой сильный.

– Это недолго, – настаивала она, повернувшись к спутнику. – Мне приснился дурной сон, Виллум.

– Тебе и раньше снились плохие сны, – ответил он ей.

Тем не менее в его невыразительном тоне девочка расслышала нотку интереса.

– Те сны были не такие. – Она внимательно вглядывалась в выражение его лица, пытаясь точно определить, что ему известно и как много она ему может рассказать. – В этом сне мне привиделся человек в накидке из разноцветных перьев.

Собеседник казался невозмутимым, но теперь ей было совершенно очевидно, что он слушает ее с напряженным вниманием.

– И кем же был этот оперенный незнакомец?

– Это он принес в Негасимый Свет смерть и разрушение.

– Стоув, когда тебе будут сниться такие кошмары, всегда мне о них рассказывай.

Он сказал это таким тоном, каким говорят родители, души не чающие в своих чадах. Почему, интересно, это вызвало у нее одновременно и радость, и раздражение?

– Ты смогла после этого снова заснуть?

Она подогрела его любопытство, не сводя с Виллума пристального взгляда:

– В том кошмаре человек-птица говорил с Хранителем. Он чем-то вызвал недовольство Старейшего. Не выполнил какое-то его задание. Но был за это наказан.

Виллум смотрел на нее не мигая.

– Ясно как день, что твой дар сновидений продолжает набирать силу.

Да, он явно был заинтригован. Подозрения его усиливались. Интересно, поделится ли он с кем-нибудь своими соображениями?

– Ты когда-нибудь встречал такого человека-птицу, какого я видела во сне?

– Мне известно лишь то, о чем мне рассказывали, а это совсем немного. Когда я работал в пустынных землях внешнего предела, мне что-то говорили о таком человеке. – Он смолк, поймав настороженный взгляд одного из клириков. – Пойдем. Они будут следовать за нами.

Пока они шли по пешеходной дорожке под массивными канатами, на которых над пенистыми бурунами был подвешен мост, клирики разбежались во все стороны, стремясь неукоснительно сохранять порядок, предписанный инструкцией по охране.

– Его зовут Ворон.

– Надо же, какое имя замечательное. Оно совершенно не соответствует тому ушлому, жалкому подлецу, который валялся на полу в зале Хранителя.

Он что, улыбнулся? Слишком натянуто. Ну ничего, она еще его поймает. Игру его разгадает, правду его выведает.

– Говорят, он очень плохо учился в семинарии. Природа его обделила способностями к учению.

– Но ведь по заведенному регламенту семинаристам в закрытых семинариях вживляют блокираторы, а потом они становятся клириками.

– Дарий приказал отменить имплантацию. Ворон был необычайно умен и изворотлив, поэтому Хранитель дал ему задание присоединиться к новому движению, зарождавшемуся в Дальних Землях.

– Поняла – это были братья. Получается, что один из первых последователей Святого был доносчиком Дария. Совсем неглупо.

– Но и не очень умно. Хоть Ворон и сумел успешно тебя доставить под защиту Старейшего, он не смог выяснить, где был твой брат. Или так ему сказал.

– Я должна быть ему вечно за это благодарна, – сказала Стоув с приторной улыбкой. – Дарий мне как отец родной. Его великодушие не знает пределов.

– Потом стало ясно, что все это время Роун был вместе с братьями прямо под носом у Дария.

– Получается, что Ворон оказался предателем?

– Выглядело это именно так. Ворона привезли к Дарию, допрашивали, пытали, но виновность его так и не смогли доказать.

– Ты не веришь ему?

– Нет.

– Получается, он может знать, где мой брат.

– Может быть, знал когда-то, но теперь не знает.

Стоув обхватила рукой поручень, глядя на бурливший внизу поток.

– Спасибо тебе, мой добрый Виллум, – произнесла девочка с улыбкой.

– Я здесь лишь для того, чтобы служить тебе, Стоув.

– Знаю.

Как же он потом на нее посмотрел? Она готова была поклясться, что с радостью, если не с восторгом. Но нет – ей надо контролировать свои чувства и ни в коем случае нельзя видеть в других то, что она ощущала сама. Беспечно она поступала, легкомысленно, позволила себе показать ему свое торжество. Она оказалась права в отношении Ворона и пришла от этого в восторг, но демонстрировать это Виллуму было совсем без надобности. Она ни перед кем не должна раскрывать свои истинные чувства, даже перед ним, всегда должна быть начеку, постоянно постигая тайное, скрытое явным. Потому что явное, лежавшее на поверхности, всегда оказывалось ложью, которой Владыки хотели запудрить ей мозги.

– Это Наша Стоув! Наша Стоув!

На пешеходной дорожке с другой стороны моста стояли мужчина и женщина и энергично махали ей руками.

– Наша Стоув! – кричали они, лица их светились ликованием.

Стоув подняла тонкую ручонку в приветственном жесте, губы ее сложились в натянутую улыбку. Какой же беззащитной и уязвимой она должна была казаться на фоне изображавшего ее гигантского плаката, где ее невинная ангельская улыбка была призвана согреть мир. Огромными буквами на плакате было выведено: «Наша Стоув».

О да, Город от нее без ума. Жители поклоняются ей как божеству. Но подчиняются они не ей. Их подлинный владыка – Дарий.

Пока.

ЗАДАНИЕ

КОГДА-ТО ТАМ ОКАЖУТСЯ

ЧЕТЫРНАДЦАТЬ ДЕТЕЙ.

ОНИ ПРЕКРАСНО БУДУТ ЗНАТЬ

МЕЧТАНЬЯ ВСЕХ ЛЮДЕЙ.

ТУДА ИХ ГРЕЗЫ ПРИВЕДУТ,

КУДА ОНИ ПОЙДУТ,

И ЗА СОБОЙ ВСЕХ УВЕДУТ —

ВСЕХ, КТО НЕСЧАСТЛИВ ТУТ.

КНИГА НАРОДА НЕГАСИМОГО СВЕТА

Главный зал располагался в самом большом бревенчатом доме, где находились кухня и столовая. Утром Роун, Лампи и люди из Оазиса печально сидели за одним из столов; стулья, стоявшие рядом с двумя другими, оставались пустыми. Селдон поставил перед ними кастрюлю с кашей, и каждый наполнил себе миску. Молчание нарушил Лорен.

– Вы видели их сегодня утром?

Селдон покачал головой.

– Я принес детям завтрак, но к ним не заходил.

Терра сказала оставить его у двери. Выглядела она как привидение. Я так понял, что они работали там всю ночь.

– Судя по всему, не только они не спали этой ночью. – Роуну никто не ответил.

Действительно, заснуть не удалось никому.

– Тебя послушать, Селдон, – пробурчал Меррит, – дело там вообще никак не продвинулось.

– Должен вам признаться, что подслушивал под дверью, – смущенно сказал повар. – Но расслышал только голоса двух женщин.

– Самое разумное сейчас, – проговорил Лампи, повторяя вывод, сделанный прошлым вечером Роуном, – всем нам вернуться к своим обязанностям, а они пусть делают свое дело.

По лицам людей было видно, что всех охватило безысходное настроение. Если бы только понять причину того, что случилось с детьми, можно было бы что-то делать, а не чувствовать беспомощность и отчаяние.

После видения, явившегося ему на вершине холма, Роун достал меч-секач из тайника, в который его раньше упрятал. Юноша просидел с ним у своего укрытия, как ему казалось, долгие часы и лишь потом достал его из ножен. Ему удобно было держать меч в руке, он казался легким. Слишком легким. Он надеялся, что вряд ли когда-нибудь вновь им воспользуется, но чувствовал себя как-то увереннее от того, что оружие было рядом.

Завтрак окончился – все придвигали за собой стулья к столу и расходились по делам. Это и вывело Роуна из задумчивости. Он без промедления и даже с облегчением принялся за работу в саду. Обливаясь потом под лучами яркого солнца, он вскапывал плодородную землю. Ладони его покрылись волдырями, отчаянно ныла спина, но он продолжал ворочать лопатой тяжелые пласты земли. Работа его успокаивала.

Не думая о времени, он останавливался только для того, чтобы напиться, надеясь в глубине души, что каким-то чудесным образом этот кошмар рассеется.

– Она готова! – крикнул Лампи из-за ограды.

Роун бросил лопату на землю, ополоснул у рукомойника лицо и под косыми лучами закатного солнца направился с другом в сторону жилища. Лампи тихонько постучал в дверь, она чуть-чуть приоткрылась. Терра сделала им знак войти.

Все четырнадцать детей лежали в кроватках, от бровей до пальчиков на ногах утыканные многочисленными поблескивавшими иглами. Было ясно, что они дышат, но других проявлений жизни в детях Роун не заметил – они лежали совершенно неподвижно. Аландра склонилась над одной из самых маленьких девочек – Дани, аккуратно капая ей на губки какую-то жидкость. Целительница взглянула на Роуна – от бессонницы под глазами ее образовались большие темные круги.

– Им ничего не помогает – ни травы, ни примочки, ни ароматические средства.

– Даже иголки? – спросил Лампи, кивнув в сторону Джо.

Аландра бросила на него полный отчаяния взгляд.

– Ничего.

– Мы оба знаем, что это не болезнь.

Она покачала головой.

– Ты заблуждаешься, Роун.

Роун еле сдержался, чтобы не закричать на нее. Как она могла отрицать очевидную истину даже теперь? Почему она не хотела даже признавать такую возможность?

– А в чем Роун не прав? – озадаченно спросил Лампи.

– Я брала их с собой в Край Видений, хоть он и говорил, что это может плохо кончиться, – ответила ему Аландра.

Лампи в недоумении перевел взгляд на Роуна.

– Но ведь это была необходимая часть их подготовки, разве не так?

– Если верить ловцам видений. Они на этом настаивали. – Обернувшись к Аландре, Роун спокойно, но выразительно добавил: – А я с этим никогда не соглашался.

– Но мне казалось, ты ничего против такого решения не имел.

– Очень удобная для тебя позиция.

– Они уже были к этому готовы.

Разрываясь между двумя друзьями, Лампи пытался сообразить, в чем состояла суть проблемы.

– Но, Роун, ведь эти путешествия были неотъемлемой частью их подготовки, разве не так? У этих детей невероятный потенциал. И мы привели их сюда, чтобы помочь им его развить!

– Теперь ты видишь результат, к которому это привело.

– Нет, – решительно заявила Аландра. – Мы не знаем, почему так случилось. Почему вообще это как-то должно быть связано с Краем Видений? Я соблюдала все необходимые предосторожности. Брала их туда с собой только во внешние пределы, где они не могли подвергнуться никаким воздействиям.

– Очевидно, этого им вполне хватило.

– У тебя нет никаких доказательств.

– Вспомни, сколько раз ты сама мне говорила, что воздействие Края Видений и снадобья причинило моей сестре большой вред!

Аландра в ответ набросилась на него:

– Неужели ты считаешь, что я вытворяла с детьми то же самое, что Обращенные делали с твоей сестрой? Или ты думаешь, что я поступала безрассудно после всего, что мы вместе пережили, после всего, что мне довелось повидать?

Роун не ответил. Ему хотелось ей верить, но именно в этом вопросе его все время терзали сомнения. Он был настолько уверен в ее любви к детям, что никогда не оспаривал ее решений, даже когда чувствовал, что должен был это сделать. Но вместе с тем он никогда не забывал о том, что лишь часть Аландры пребывает в этом мире. Другая ее часть оставалась с ловцами видений, причем он был совершенно уверен, что именно они сказали ей устраивать детям эти проверки. Они даже могли ее обманывать в отношении риска, а она, должно быть, верила их доводам. Да и сейчас, наверное, верит.

– Мне кажется, Роун, Аландра говорит правду, – сказал Лампи.

– Он может думать все, что ему заблагорассудится, – заявила Аландра.

– Аландра, – мягко проговорил Роун, – ты очень заботишься о детях. Я знаю, как много сил ты им отдаешь. Прости меня.

Она приняла его извинения прохладно.

– Но, – добавил Роун, – еще мне кажется, что ты можешь не знать всей правды, которая скрыта за полученными тобой указаниями.

– Какая же это, по-твоему, правда?

– Об этом я должен спросить ловцов видений…