Мой Ванька

– Вашими бы устами… Но почему вы так запросто со мной? Всё-таки незнакомый мужчина…

– Ну что вы… Вы совсем не тот человек, которого надо бояться. Вы не страшный. Думаю, вы сильный, а потому – добрый. Только какой-то потерянный…

– Неужели это так видно?

– Мне видно. Другим – не знаю. Извините, вас как зовут?

– Александр. Саша.

– А я – Лена. Вы не подумайте, что я клеюсь к симпатичному парню. Просто мне кажется, что вам сейчас нужно человеческое участие.

– Наверное, вы правы. Именно человеческое участие мне и нужно. Я привык всегда быть сильным, служить опорой… А получается, что опора сейчас нужна мне самому.

– Мне всегда казалось, что некоторые сильные люди как раз в пиковых ситуациях и нуждаются в поддержке. Они оказываются морально не готовы к серьёзным потрясениям, поскольку привыкли всегда повелевать ситуацией.

– Вы, наверное, психолог? – улавливаю в своём тоне лёгкую иронию.

– Я бы сказала – любитель психологии, – серьёзно отвечает Лена и улыбается: – Признаюсь, мои подруги часто приходят ко мне поделиться своими проблемами. Мы разговариваем, и им становится легче. Даже находятся выходы из сложных ситуаций.

– Знаете, в своей жизни я ещё ни разу ни с кем не делился своими проблемами. Как-то не получалось. Может, не находилось подходящего человека…

– Предположу, что вы сами этого не хотели или поводы были незначительными.

Она права! Если проанализировать мою жизнь последних лет, то скорее всего я не попадал в ситуации, которые поглощали бы меня полностью. А сейчас все мысли только о Ваньке. Почему я пошёл на эту авантюру с Наташей? Мне показалось, что, заполнив своё время, перестану о нём думать. Не получилось! Всё вернулось на круги своя.

Сосредоточенно молчу, углубившись в свои мысли, а Лена только смотрит на меня с участием.

– А можно, я вам всё расскажу? – задаю вопрос и сам себе удивляюсь.

До города ехать ещё почти полчаса, а поездные попутчики тем и хороши, что с ними можно, как у Розенбаума, «душой раздеться».

– Конечно! – очень спокойно соглашается она и прячет книгу. …Я уже выговорился. Рассказал всё. Моя слушательница молча смотрит на меня, будто вынашивает свой приговор. Наконец начинает говорить.

– Знаете, Саша, то, что вы мне рассказали, конечно, грустная история. Вы мне простите мою оценку происшедшего? Увы, она будет нелицеприятна для вас.

– Я за этим к вам и обратился. Помогите мне понять всё, а главное – себя самого.

– Понимаете… Главный-то виновник – вы. Если вы воспринимаете Ваню как младшего брата, любите, как младшего брата, то не лишайте его права на объяснение своих поступков. А вы даже не дали ему оправдаться, объяснить вам что-либо. С чего вы взяли, что сумели во всём разобраться? Судя по всему, в вашей истории, как в старой песне, «встретились два одиночества». А внутреннее одиночество куда хуже внешнего. Тут человек вроде и среди людей, но у него нет возможности к кому-то прислониться в тяжёлый момент. Даже если это сильный человек! По правде говоря, внутреннее одиночество – это зачастую следствие внутренней силы человека, а значит, его слабость. В природе всё должно быть в гармонии. Где-то выигрываем, значит, где-то должны и проиграть. Думаю, вы с Ваней взаимно нужны друг другу. Жизнь вас свела наверняка не напрасно. Вы потянулись друг к другу и стали дополнять друг друга эмоционально и интеллектуально. Причём он ради отношений с вами сам захотел изменить свою природу. Если это, конечно, природа, а не последствие всех его потерь. Это дорогого стоит! Вы же сейчас, я бы сказала, взбадриваете в себе чувство сомнения и даже обиды, а значит – любуетесь собой в этой истории. А любоваться-то нечем, да и некем. Вы – виновник. Парень хотел вам что-то объяснить, а вы его взяли и выгнали, не дав сказать ни слова. Если бы Ваня был вам по-настоящему дорог, то вас не интересовала бы ваша роль в ваших отношениях.

Сижу, слушаю и понимаю, что Лена во всём права.

– Саша! Вы обязаны найти Ваню и поговорить с ним. Не сомневаюсь, что у него были веские причины.

Поезд подходит к вокзалу. Жаль… Ловлю себя на том, что даже от её взгляда мне стало легче и спокойнее. Ещё бы с ней поговорил. Но не навязываться же!

– Жаль, что быстро приехали, – выдавливаю я тихо.

– Знаете, Саша, если у вас опять возникнет необходимость выговориться, то мы можем встретиться. Мне хочется вам помочь. Уверена, что не пожалею об этом. Только учтите, живу я в области, а работаю в городе, поэтому приходится рано вставать. Вообще-то я по профессии юрист и работаю юрисконсультом в строительной фирме. А нам, юристам, иногда случается быть и психологами.

Лена мне дружески улыбается, и я улыбаюсь ей в ответ.

– Я вам очень благодарен… Только, насколько понимаю, вы замужем, и боюсь, что ваш муж может это неправильно понять.

– А вы не бойтесь! Мы с Павликом очень любим друг друга и поэтому доверяем друг другу. Живём мы в посёлке Чистые Озёра. Это километрах в сорока от города. Только он в стороне от железной дороги, и до станции приходится добираться автобусом или маршруткой. Запишите на всякий случай мой телефон.

…Как она сказала? «Мы очень любим друг друга и поэтому доверяем друг другу». А я хорош, если из-за увиденного один раз вскипел и даже не дал Ваньке ничего сказать в оправдание. Сам себе рассказывал, что люблю его, как младшего братишку, а на деле выходит – и не люблю вовсе? Но ведь это не так! Если бы не любил, не думал бы о нём постоянно! Я же не дал ему оправдаться. Я должен с ним объясниться! Завтра же поеду к его дому и дождусь, ведь знаю, где он живёт. В квартире не был, а дом-то помню!

* * *

Больше недели вечерами дежурил у Ванькиного дома. Уезжал где-то в четыре утра… Май, ночи светлые – всё видно. А Ваньки нет! Где же он может быть? Беда…

Воскресенье. Набираю номер телефона с бумажки.

– Я вас слушаю, – звучит мужской голос в трубке.

– Здравствуйте… Можно Лену?

– Это, наверное, Александр?

Значит, действительно у них полное доверие, если он знает про наш разговор.

– Да… Это я…

– Знаете, Леночки сейчас нет дома, она к подруге пошла. А вы, если хотите, то прямо сейчас и приезжайте. Она скоро вернётся. Записывайте, куда ехать.

…Дверь мне открывает мужик лет тридцати пяти. Высокий, выше меня. Совершенно седой… и на протезе.

– Здравствуйте. Я – Саша… – представляюсь тихо, поскольку в этот момент меня буквально пронзает мысль о том, что он, наверное, хлебнул Чечни.

– А я – Паша! Заходите!

Переступаю порог. Пашино рукопожатие очень крепкое и тёплое.

– Пойдёмте в комнату, – приглашает он.

Снимаю в прихожей кроссовки и иду за ним.

– Вот так мы и живём! – хозяин разводит руками. – Садитесь. Честно говоря, я ещё ни разу не видел такого уюта и… такой бедности. Однако так всё аккуратно и с такой любовью устроено!

– Леночка сейчас уже придёт. Вы подождите, а я тем временем кофе сварю.

Почти сразу клацает замок входной двери.

– Вот и я, – слышится голос Лены, и Паша стучит протезом в сторону прихожей.

– Саша пришёл к тебе. Займись им, а я, раз ты пришла, схожу в гараж, чтоб вам не мешать беседовать, – доносится из передней.

– Здравствуйте, Саша! Правильно сделали, что приехали! Только давайте на кухне поговорим и заодно кофе попьём. Не возражаете?

– Нет, конечно! С удовольствием! – проходя через прихожую, вижу одевающегося Павла и не удерживаюсь от вопроса: – А что у вас за машина?

– «Нива» с инвалидным управлением. Только вот никак не могу её пристроить на ремонт ходовой. Не берут нигде! – с воодушевлением жалуется он.

Меня сразу же охватывает желание помочь этим милым людям.

– Запчасти купили?

– Да лежат уже два месяца! Пристроиться бы хоть куда-нибудь на ремонт!

Телефон здесь же, в прихожей на стене. Набираю через межгород номер Димки.

– Димон, мы завтра когда «семерку» отпускаем?

– В двенадцать где-нибудь, а что?

– У нас «Нива» на двенадцать будет.

– Большего геморроя ты придумать не мог? – мрачно издевается он, но потом вздыхает и неохотно соглашается. – Есть, шеф.

Поворачиваюсь к Паше. Немного неудобно, ведь голос в трубке звучал громко.

– Завтра в двенадцать становитесь на ремонт. Доедете?

– Так вы уже всё решили, – улыбается он. – Так что: «Есть, шеф!» Везёт тебе, Ленка, на хороших людей!

– У меня есть свой маленький автосервис, – решаю пояснить я.

– Только понимаете, Саша… Мы не сможем заплатить больше тысячи рублей… – осторожно предупреждает будущий клиент.

– Это будет вам совершенно бесплатно, – обещаю максимально твёрдо.

Сидим на кухне, пьём кофе. Как-то очень спокойно и уютно у них. Душой отдыхаю. Вот что значит любовь между людьми! И самим тепло, и другие могут погреться.

…Довольно потрёпанная «Нива» подъезжает к боксу. Ну слава богу! Я очень боялся, что Павел не найдёт. Открывается дверь, сначала появляется палка, а затем тяжело вылезает сам хозяин. При виде его протеза парни перестают зубоскалить.

– Заезжайте! – командует Димка, но вдруг осекается. – Товарищ капитан?

– Дима! – вскрикивает Паша и быстро ковыляет навстречу.

Я, не успев поздороваться, стою в сторонке и смотрю, как они тискают друг друга в объятиях. Димка очень неохотно рассказывал про первую чеченскую войну, которая его тоже зацепила, и то только тогда, когда дело касалось ранения. А тут такая встреча…

– Шеф! – поворачивается он ко мне: – Я с этой машиной буду работать бесплатно. Это мой командир, это он меня раненого вытаскивал.

– Дима, – улыбается Паша, – Саша сказал, что за ремонт с меня не возьмёт.

– Шеф, а у тебя, оказывается, бывают светлые мысли! – и это зубоскальство звучит как одобрение.

* * *

Ваньку я увидел давно и сейчас иду за ним. Вернее, ноги несут сами. Надо бы окликнуть! Только что-то мне мешает это сделать. Вышагивает… Те же старые джинсы и старые кроссовки с высунутыми языками. Одежда всё та же… А-а! Вот и цель. Какой-то мужик… Обнимает его. Хорошо хоть не целует при всех. Что-то говорит… Ванька улыбается. Насколько я вижу издали, как-то неестественно улыбается… Может, и ему плохо? А может, мне это показалось?

Конечно, показалось! Вон – опять улыбается! Ему, видно, хорошо, и у него нет проблем! Я ведь опять всё видел! Зря мне Лена тогда говорила! Я обязательно ей про увиденное расскажу. Тем более что теперь у них бываю.

За окном конец августа. Вечер. Как всегда, я дома один. Читаю свои книги…

Звонок в дверь. Кто это может быть на ночь глядя? Открываю… Ванька?!

– Здравствуй, Саша… – выдавливает он и опускает глаза.

Вернулся – блудный сын! Действительно, вся одежда та же… Всё то же! Глухое раздражение просыпается во мне. То с тем мужиком… А теперь сюда припёрся!

– Заходи. Забирай свои шмотки… и вали. Здесь не камера хранения, – угрюмо командую я и сторонюсь, давая ему дорогу. Его оставленные вещи так и лежат у меня.

Понуро проходит в комнату. Иду за ним.

– Держи и вали отсюда! – приказываю, повысив голос и подавая ему мешок, куда всё сложил ещё тогда. А так хочется его обнять, прижать к себе!..

– Саш… Я хотел тебе сказать… – бормочет Ванька, не глядя на меня.

– Сваливай! Слышишь? – сил терпеть у меня уже почти нет.

– Саш… Прости, но…

Всё! Терпение моё, видно, закончилось. Открытой ладонью со всей силой бью по этому дорогому мне лицу. Ванькины зубы лязгают. Сам он отлетает в угол, и слышу глухой звук удара о стену головы. Медленно и неуклюже оседает на пол… Тишина…

Отрезвление приходит сразу. Что же я натворил!

– Вань, – зову тихо, – Вань…

Он молчит, и глаза закрыты!

– Вань… – падаю на колени, подсовываю руку под голову, кладу её себе на согнутую ногу. – Ванюха, ответь… Прости меня, скота, – бормочу, гладя его по волосам.

Наверное, при этом напоминаю Ивана Грозного с известной картины.

Ох-х… Открывает глаза… Смотрит на меня, как с того света…

– Сашка, – звучит тихий шёпот разбитых губ. – Сашка… Прости меня… за всё… У меня, кроме тебя, никого нет… Поверь…

– Ладно… Давай вставать, – и пытаюсь ему помочь.

Беда… Встать он не может. Ловит воздух руками и пытается упасть. Беру его на руки и укладываю на тахту. Подкладываю под голову все подушки.

– Вот так… Лежи, я сейчас!

Весь лёд из морозилки, заготовленный для охлаждения соков, высыпаю в полиэтиленовый мешок. Почему-то мне кажется, что ему сейчас нужен холод. Возвращаюсь и пристраиваю эту холодную грелку на Ванькиной голове.

– Саш, – тихо произносит он, – ты не волнуйся… Я немного полежу и пойду… Я всё понимаю…

– Ничего ты не понимаешь, – и вытираю капли воды с его лба. – Я тебя никуда не отпущу. Ты остаёшься здесь.

– Нет, Саш… Мне всё равно стыдно… за всё… Уйду.

– Это мне должно быть стыдно… – бурчу недовольно, но вдруг меня будто прорывает и я начинаю на него кричать: – Да ты понимаешь, что я не могу без тебя? Ближе, чем ты, у меня в этой жизни нет никого! Идиот! Весь этот год… Да! Весь этот год я думал всё время только о тебе! Ты мне каждую ночь снился! Каждую!

– Знаешь… Чтобы такое от тебя услышать, я готов выдержать ещё одну… – Ванька, улыбаясь, шепчет матерное слово и тянет меня к себе. Тоже его обнимаю.

Раз шутит, значит, не так всё плохо. Только вроде он раньше не матерился…

– Ладно… Давай я постелю нам кровать. Посиди пока на стуле и держи мешок.

Ну вот… Сидит на стуле и держит на голове лёд…

Стягиваю с него кроссовки, джинсы, куртку и рубашку. Беру на руки и укладываю.

– Саш… – рука не отпускает мою шею. – Я так счастлив, что мы опять…

– Ванюха… – выдыхаю я и прижимаю его к себе. – Какой же ты дурак! Ты не представляешь, что для меня значишь. Ты же мне как…

– Да… Я – Ванька-дурак… – шёпотом прерывает он, и слёзы начинают катиться у него из глаз, будто я его опять ударил.

– Ты чего? Вань… Ну не надо… Всё будет хорошо!

– Мне стыдно… Ты не знаешь… многого…

– Прекрати… – и касаюсь губами плачущих глаз, глажу. – Ванюха мой…

– Да… Я только твой. И был только твоим… всегда. Постарайся мне поверить…

Кажется, после такого прошедшего года можно успокоиться. Ванька лежит рядом, пусть с разбитой головой, но главное, что он тут, со мной, а всё остальное образуется.

После работы, заскочив в магазин, прихожу домой.

Ванька полулежит на тахте, как я его и оставлял.

– Ну, ты как?

– Ничего… Даже ходил немного. Только голова всё ещё слегка кружится…

– Сейчас будем есть, – объявляю я и иду на кухню.

Что это? В моей пепельнице окурки? Вроде я после себя их выбрасывал…

– Саш, – слышу из комнаты, – это я курил. И сигареты у тебя стащил. Извини…

– Ты же не куришь… – вырывается у меня, и я подхожу к нему.

– Не курил, – несколько отрешённо поправляет он. – А теперь вот… Сядь рядом… Обещай меня выслушать. Пожалуйста…

– Конечно! Я слушаю… – и сажусь.

Долго смотрит на меня, будто не решается начать.

– Саш… У меня действительно теперь, кроме тебя, больше никого нет…

Что-то мне подсказывает, что сейчас надо молчать и молчать!!

– Понимаешь… – Ванька делает длинную паузу. – Я тебе говорил не всегда правду. Ты прости… Мои мама и папа погибли… в автокатастрофе. Я ещё маленьким был. Я тебе рассказывал… Меня воспитывала бабушка. Строго воспитывала. Можно сказать, пуритански. Она мне говорила, что у меня есть сводный брат по отцу. Кстати, тоже Саша… Но кто знает, где он, этот Саша… – и вздыхает.

Что-то сжимается у меня внутри от безумной жалости к нему.

– Первый раз это было… Я учился в восьмом классе. Неплохо учился. Мне было четырнадцать. У девчонок успеха не имел. Кроме как дохликом они меня никак не звали… А он у нас вёл занятия. Мне казалось, он меня понимает. Мне так хотелось ласки! Ласки, которой я практически не знал. А он был со мной ласков. Мне было хорошо с ним, и когда он предложил… я согласился. Привязался к нему… Я потом ушёл из школы. Он меня бросил, и я не мог его больше видеть… с другим парнем. Стал учиться в колледже. Бабушка болела… Она хоть и ветеран войны, но пенсия маленькая. На лекарства денег не хватало. А тут его снова встретил… Как-то рассказал всё… Он познакомил меня… с другом. Тот дал мне работу… и деньги… Мне было стыдно, но приходилось… работать… по оказанию… – Ванькин голос, звучащий отрешённо, вдруг спотыкается. – Я был рядовой шлюхой, Саша! Потом… познакомился с тобой. Дрался я тогда с парнями, которые меня выследили и решили отметелить за то, что гей. А в тебя я влюбился сразу! Ты для меня превратился в магнит какой-то… Но деньги на лекарства бабушке всё равно надо было зарабатывать. Я их и зарабатывал… как мог. Потом… всё получилось, как получилось… Осенью меня забрали в армию. В колледже я набил морду сыночку одного очень крутого… Меня выгнали… и сразу призыв. А через два месяца после призыва… бабушку парализовало. Инсульт… Мне соседка сообщила. Спасибо ей и военкомату – меня отпустили… через семь месяцев службы ухаживать за ветераном войны. Всё время моего отсутствия соседка за ней ухаживала. Я приехал. Опять нужны были лекарства, и много. Была надежда, что она выкарабкается. Пенсии не хватало. И я опять… Ну ты понимаешь… Я же ничего не умею! Чего не сделаешь в такой ситуации… В общем, бабушка всё равно умерла. Вернулся… с похорон и сразу пошёл к тебе. Теперь ты знаешь всё… Меня жжёт стыд! Человек с этим шёл ко мне, а я… Сгребаю его в охапку. Понятно теперь, почему в моём сне он был в военной форме. Действительно, связующая нить!

– Вань… Ванюха… Прости ты скотину… Ну… Я скот!

Всё-таки Лена была права! Надо верить! Я ведь сам во всём виноват. Выслушай его тогда – помог бы, и не пришлось бы ему быть Соней Мармеладовой в мужском обличье.

– Саш… У меня всё равно, кроме тебя, нет никого… – выдыхает он и, кажется, опять плачет. – Я весь перед тобой… Делай со мной, что хочешь. Мне так плохо…

– Вань, – стараюсь говорить спокойно, но не очень получается, – запомни: у тебя есть я. Мы с тобой – вместе! Нас теперь двое! Понял? Теперь я буду тебе вместо… бабушки, брата… Вместо всех! И жить ты будешь здесь, со мной. Мы всё преодолеем!

Ванька только молча прижимается ко мне. Буквально вжимается в меня…

– Саш… – он смотрит мне в глаза. – Я ведь тогда стану обузой для тебя…

Да… Парень повзрослел за это время! И такой мудрый, я бы сказал, взгляд…

– В таком случае ты… идиот, – улыбаюсь и опять бережно прижимаю его к себе. – Ты не обуза. Знаешь, как ты мне дорог? Может, ты моё счастье… Без тебя я многое понял… Наверно, для того, чтобы по-настоящему найти, надо сначала потерять…

– Я тоже многое понял без тебя… – эхом откликается Ванька и притягивает к себе мою голову. – Я тоже боюсь тебя потерять, но…

– Без «но». Если не сбежишь сам…

– Не надейся…

Обнимает меня и дышит мне в шею. Так мы полулежим долго. Мне действительно этого так не хватало! Однако надо кормить больного.

– Ладно… Лежи. Я пошёл готовить ужин…

– Я с тобой, – и это звучит по-детски. – Помоги мне встать, пожалуйста…

На кухне кидаю мясо на сковородку и начинаю чистить картошку.

– Дай я почищу, – просит Ванька из угла, куда я его усадил.

– Сиди уж…

– Дяденька, дай. Обещаю пальчик не порезать, – и ядовито хнычет.

Становится смешно, и я фыркаю.

– Серьёзно… Давай сюда, – это сказано уже нормально. – А то смотреть, как ты чистишь, – мучение сплошное. Наверняка по-прежнему концентраты жрёшь…

Попадание в самую точку. Да-а… Раньше он так со мной не говорил. Это уже совсем другой Ванька. Хорошо его тряхнуло. Но мне даже приятно, что он стал таким.

– На, трудись! – и отдаю ему миску с картошкой.

М-да… Чистит великолепно! Заметил мой взгляд.

– Бабушкина наука… Она часто болела, и когда я готовил… сидела и учила, – вздыхает и вдруг утыкается носом в руки.

Подхожу к нему и прижимаю к себе его голову. Трогаю русые вихры. Отрастил…

– Вань… Где она похоронена?

– На Богословском… Рядом с мамой и папой…

– Когда оклемаешься, я тебя туда отвезу… Хорошо?

– Ладно… – вздыхает он. – Плесни три столовые ложки воды в мясо, а то сожжёшь к… Ну понял, конечно…

Послушно исполняю.

– Слушай, а ты давно куришь? – спрашиваю, поскольку, это же не просто так!

– В армии начал. Жизнь заставила. Надо было быть как все… Там индивидуальности не прощают. Особенно у слабых…

Уже когда мы лежим, собираясь спать, Ванька вдруг приподнимается на локте и напряжённо смотрит на меня.

– Саш… Ты прости… Я действительно не буду для тебя обузой? Блин! Он думает, что я сказал и забыл! Ну погоди…

– Слушай… – изображаю вспоминающий вид. – Не помню, я тебе уже говорил, что ты клинический идиот с куриными мозгами?

Слушая сначала сосредоточенно, он расплывается в улыбке.

– Про идиота говорил… – и делает паузу. – А вот про куриные мозги ещё нет.

– Дорогой ты мой… – и, как когда-то, ерошу его гриву пятернёй. – Неужели ты подумал, что я тебя смогу бросить с твоими трудностями? Да и не только с трудностями.

…Открываю глаза. Ванька трясёт меня за плечо.

– Саша… Сашенька… Я здесь… Я рядом…

– Что случилось?

– Ты так кричал во сне…

– Что кричал? – спрашиваю недовольно.

– Звал меня… Я потому и проснулся. Кричал, чтоб я не уходил. Плакал даже…

Понятно… Мне действительно снилось, что Ванька уходит навсегда, вернее, как-то растворяется, а я пытаюсь его схватить и не могу! Да и лицо у меня мокрое…

– Значит, правильно кричал. Давай спать дальше… Наверно, это я за него схватился, как за спасательный круг в этой жизни…

* * *

– Сашка! Ты вовремя! – слышу я, едва войдя в квартиру, голос из кухни и только теперь замечаю, что пахнет удивительно вкусно.

Захожу туда. Ванька, одетый в мой халат, что-то переворачивает на сковороде.

– Сегодня я дежурный по кухне! – сообщает он радостно. – Давай ужинать.

Ничего себе! Такое… И коньяк на столе!

– Ну ты даёшь! Только зачем на улицу ходил?

– А я уже почти здоров. Даже голова не кружится, только шишка немножко побаливает. Мой руки и садись. Кстати, где теперь у тебя те рюмки?

Понимаю, что речь идёт о двух рюмках, из которых мы с ним пили год назад.

– Я их убрал.

– Достань. Я хочу, чтоб мы пили из тех рюмок, – и нажимает на слово «тех».

После первой хмель сразу шибает мне в голову. А вообще-то давно не пил…

– Знаешь… Кажется, только сейчас я почувствовал себя дома, – признаюсь я. – До этого всё было… ну как в гостинице, что ли… Никто не ждёт, не беспокоится.

– Сашка… – снова тону в его глазах. – Я счастлив, что сделал тебе приятное!

– Давай ещё выпьем! За тебя!

– Нет! – и снова нажим в голосе. – За нас! Если ты не возражаешь…

Не перестаю удивляться. Прошёл год, и человек так изменился… Эти жёсткие нотки в голосе, которые прорываются иногда, в ключевые моменты. Это ёрничанье и шутки… Но всё равно – это мой дорогой Ванька!

Наливаю снова. Чокаемся и пьём. В прихожей раздаётся звонок.

– Пойду посмотрю, кого это несёт, – и иду к двери. Открываю… На пороге неизвестный мужик, лет на десять постарше меня и покрупнее. Узнаю того, с кем видел Ваньку в городе.

– Иван здесь? – деловито спрашивает он.

– Да… – недоумённо отвечаю я, машинально пропуская его в квартиру.

– Привет, Ванёк! – весело здоровается мужик, запросто заходя на кухню. – Ну ты молодец! Так чувачка раскрутил! Талант! – гость смеётся и поворачивается ко мне. – А с тебя, чувачок, по таксе! За трое суток. По пять штук за сутки, итого – пятнаха!

При этом я вижу только одно Ванькино лицо. Оно совершенно белое, с огромными вытаращенными глазами. На нём написан обычный человеческий ужас. Этот вид заставляет меня включить мозги. Так… Его рассказ… Три дня назад появился… Мысли прерывает крик, переходящий в фальцет.

– Неправда! Я больше не работаю! Понял? – и Ванька начинает приподниматься с табуретки. – Иди отсюда! Слышишь? Деньги я тебе отдам… Заработаю и отдам!

– А ты сядь, Ванёк! – мужик небрежно толкает его обратно. – Когда бабло на похороны было нужно, так прибежал! А теперь…

Нет уж! Конечно, ты отдашь! Ты своей жопой, как и раньше, будешь отрабатывать, пока не отдашь, да ещё и с часиками! А их много! И клиентов у тебя будет тоже много. Это я тебе обещаю.

Всё говорится спокойно и уверенно, даже по-хозяйски. Ванька сникает. Мне становится кое-что ясно. Главное, понятно, что парень вляпался и его надо спасать.

– Так! – отодвинув гостя, вхожу на кухню тоже. – Сколько он тебе должен?

– А ты такой добрый! С часиками полтаху штук.

– Я отдам тебе эти деньги, а ты оставишь его в покое.

– Это другой разговор, – умиротворённо заявляет сутенёр и без приглашения садится на свободный табурет.

– Я должен тебе только тридцать! – выкрикивает Ванька.

– Часики, Ванёк. Часики! – и уже мне: – Но чтоб деньги сейчас!

– Деньги будут сейчас.