Полная версия
Мой Ванька
– Понял… – и заявляет ехидно: – Настанет и мой час. Ты посмотри, как сам-то ходишь. Чуть ли не бомж. Устроюсь, заработаю и тоже буду тебя таскать за шмотками.
– А я не возражаю.
– Слушай, а давай сегодня отпразднуем?
– Ну тогда едем в супермаркет!
…Сидим с Ванькой на кухне и празднуем.
– Ну, за твоё возвращение, хоть и запоздало… – и поднимаю «нашу» рюмку.
– Угу… – он неуверенно кивает. – Только я сам ещё не понял, вернулся ли, а если вернулся, то куда и кем? Знаешь, когда я болел, а ты, бедняга, пытался один поспеть по всем делам, оставляя меня одного, мне оставалось только лежать и думать. Думать о нас с тобой… Понимаешь, мы оба за это небольшое время стали совсем другими! Мы изменились, Сашка. И наверное, к сожалению, возврата к прежнему состоянию быть не может! Тогда, давно… ты окружил меня такой заботой, таким теплом, что действительно стал мне всеми утраченными родственниками в одном лице. Чисто подсознательно я воспринимал тебя как любящую няньку, что ли… Ты меня тогда просто упаковал в ласку и тепло. Я каждый момент чувствовал тебя рядом, даже если ты был где-то. Но я же всё это сам и сломал там, в Булуне… – это говорится очень взвешенно и с нотками горечи.
– Ты хотел бы вернуться к тому состоянию?
– Не знаю… – Ванька поднимает на меня глаза. – То состояние требовало от меня меньшего. Сейчас же всё по-взрослому. Но это и справедливо! Так и должно быть! И вместе с тем, Сашка, мне порой хочется прижаться к тебе и так стоять, стоять… Я так жажду твоего тепла!
Надо же! Прозвучало именно слово «жажду»…
– Оно от тебя никуда не делось и не денется, хотя и я тоже изменился. Теперь есть Даша, есть мой сын… Может, тебя именно это смущает?
Задавая этот вопрос, ощущаю в себе некоторый напряг.
– Как ты мог такое подумать? – звучит укоризненно. – Я готов всем пожертвовать ради твоего душевного комфорта и покоя. Ты это заслужил. Я в этом убеждён!
Чокаемся и пьём. Какое-то время сидим молча. Ясно, что все эти вопросы Ваньку грызут давно и он не может найти на них ответы. А я тоже их не знаю.
– Саш, – нарушает он это молчание, – я снова спрошу тебя о том же. Скажи мне честно, ты сможешь быть со мной прежним?
– Тебе это действительно необходимо? – отвечаю я вопросом на вопрос.
Задумывается, и молчание длится долго. Понимаю, что это наверняка последние брызги его прошлой жизни. Убеждён в необратимости происшедших в нём изменений!
– Я тебя очень люблю, Ванюха, как самого близкого мне человека, – не дождавшись ответа, прекращаю паузу. – Это совсем не потому, что ты мой брат, а потому, что это – ты! Ты же сам сказал, что мы с тобой изменились. Давай принимать это как данность. И твоя выходка в Булуне здесь совсем ни при чём. Свету можно даже поблагодарить. Она повернула тебя на правильные рельсы, открыв по сути новый мир. Согласен?
Он молча задумчиво кивает.
– Ты действительно вернулся. Вернулся, потому что ты тоже… «моё всё». Ты должен знать, что я люблю тебя и никогда не позволю ничему плохому с тобой случиться. Это я тебе говорю как старший в тандеме.
– Понял, – опять кивает и продолжает: – Но и ты должен знать, что и я очень тебя люблю и никогда не позволю ничему плохому с тобой случиться. Говорю тебе это как младший в тандеме. Я за тебя отвечаю не меньше, чем ты за меня. Так и знай! – делает паузу и с улыбкой меняет тему: – Короче, когда ты мне племянника покажешь?
– Как с Дашей договорюсь…
– Если честно, то я этого жду с нетерпением, – и опять меняет тему, подводя своеобразную черту: – Ты обратил внимание, что мясо я сделал совсем по-другому?
– Не знаю… Мне очень нравится.
– На тебя только продукты переводить. По-моему, даже если тебя кормить каждый день одним и тем же, ты этого не заметишь, – звучит ехидное замечание.
Теперь, когда братишка пришёл в норму, я наконец могу спокойно заняться другими делами. Пришлось снова составлять на работе рваный график, поскольку начались практические занятия по травматологии. Этому по книжкам не научишься и экстерном не сдашь. Интересная штука! Например, те же кости, которыми я раньше занимался на интуитивном уровне. Теперь я учусь их совмещать после перелома и ставить гипс. Ещё много другого – и тоже интересного. Причём интересного настолько, что я упросил преподавателя задержаться со мной и закидал его разными вопросами. По-моему, это его даже порадовало. Всё-таки заниматься тет-а-тет куда приятнее и полезнее, нежели в толпе.
А насчёт Ваньки… Сейчас главное – помочь ему встать на ноги. Если он почувствует себя сколько-нибудь значимым в этой жизни, то сразу должна измениться его самооценка, а значит, возможно, и энергетика. Забавно… Это даже походит на эксперимент.
Захожу в квартиру. На кухне вовсю шкворчит, ведь Ванька там воцарился снова.
– Ну, чего у тебя? – интересуюсь из прихожей.
– Да опять непруха! – ворчит он. – Обошёл три фирмы, и везде вежливый отказ.
– Слушай, Ванюха, а может, тебе начать готовиться в университет? Голова у тебя варит, надо высшее получать!
– Сашка… Дорогой ты мой… – подходит и заглядывает мне в глаза. – Я больше от тебя жертв не приму. Стыдно мне! Понимаешь?
– Ну какие там жертвы… – даже не знаю, что ему ответить.
– А такие! Ты что, будешь вкалывать на пяти работах и тянуть взрослого обалдуя? Не забыл случаем, что у тебя теперь есть Даша и Серёжа?
– На всех хватит, не волнуйся, – бурчу я.
– Нет, Сашка… Я буду учиться вечером, а днём буду работать! Я найду работу!
* * *– Саша, – завотделением останавливает меня в коридоре. – Сергей Петрович хочет с вами встретиться и поговорить о ваших успехах.
– Да какие там успехи! – машу я рукой.
– Вы неправы. Если поставить опыт на двух пациентах, где одного оставить контрольным, то есть лечить его традиционно, а другого будете лечить вы, сроки и качество исцеления будут в вашу пользу. Я исподволь сравнивал.
– Юрий Степанович! Теперь я отвечаю вам как представитель точных наук, то есть как инженер. Опыт, о котором вы говорите, в любом случае будет, если хотите, нестрогим. Разные организмы, разное течение болезни. Для большей строгости вам пришлось бы взять двух клонов.
– Знаете, Саша, вы рассуждаете, как учёный, – он говорит задумчиво, – Может, поэтому мне с вами и интересно. Но всё-таки найдите время и позвоните ректору.
А что я, собственно, сделал в этой больнице? Если честно признаться, то у Кирилла Сергеевича мне было интереснее, потому что там были разные случаи и обстановка была доброжелательная. Здесь я тоже работаю увлечённо, и кажется, мои пациенты относятся ко мне очень тепло, но не могу понять, чего тут не хватает. За почти пять месяцев работы я всерьёз попользовал только шестерых. Остальные были как-то не так… Правда, результаты, наверное, неплохие. Даже тот самый охранник, которому я лечил простуду, долго жал мне руку и говорил, что практически сразу поправился. Но всё равно…
В кабинете Сергей Петрович предлагает сесть за отдельный стол.
– Это чтобы мы не разговаривали как начальник с подчинённым, – поясняет он. – Должен вам сказать, Саша, что я распорядился докладывать мне о ваших делах. Поэтому наслышан. Всё на «отлично» – это прекрасно! Мне даже рассказали, как вы мучили вопросами вашего преподавателя по травматологии.
– Извините… Мне было очень интересно.
– Так это же и хорошо! Повторяю: если хотя бы половине наших студентов было интересно так, как вам, у нас были бы лучшие в мире врачи. Короче – так держать! Кстати, на Николая Васильевича вы тоже произвели впечатление.
– В пульмонологии?
– Да. Не хотите поменять специализацию? – ректор, шутя, хитро прищуривается.
– Знаете, если я пациенту для лечения буду предлагать спать с собой в обнимку, то думаю, меня неправильно поймут.
Сначала смеёмся вместе, а потом Сергей Петрович становится серьёзным.
– А вот с этого места прошу поподробнее.
Рассказываю, как лечил Ваньку своим полем, лёжа с ним рядом. Рассказываю про маленького Вовку. Про свои умозаключения на эту тему.
– Слушайте, опять вы меня удивляете. А Ваня – это тот, о ком писал Кирилл?
– Да, это он, мой сводный брат по отцу.
– Ну и как он сейчас себя чувствует?
– По здоровью – нормально. Снова гантели стал таскать, а вот с его настроением – проблема. На работу устроиться не может. Он программист. Колледж закончил. Хочет поступать в университет на вечерний. Думаю, из него толк выйдет. Серьёзный парень.
– Серьёзный, говорите… А на работу устроиться не может. Ну и времена нынче! – ректор вздыхает и неожиданно бросает: – А давайте его к нам, в академию? – и видя мой непонимающий взгляд, объясняет: – Мы начали создавать у себя корпоративную сеть, и ваш Ваня может пригодиться. Устроит это его? Зарплаты ведь у нас не ах…
– Конечно, устроит! Ему бы хоть зацепиться!
Меня охватывает радостный энтузиазм, оттого что есть возможность пристроить Ваньку. И не просто пристроить, а дать ему возможность поучаствовать в деле с самого начала. Более чем уверен, что потом у него всё получится. Может, я опять в будущее заглядываю? Ведь моя уверенность, как мне кажется, проистекает не от головы…
Влетаю в квартиру.
– Вань! Ванюха! У тебя есть работа!
– С чего это вдруг ты так решил? – недоверчиво спрашивает он из кухни.
– На! – я протягиваю ему листок бумаги, где написано, куда и к кому Ваньке надо завтра подойти в академии. – Сам ректор написал! У них там корпоративная сеть создаётся. Так что ты сможешь с самого начала…
Коротко рассказываю Ваньке про встречу с Сергеем Петровичем.
– Сашка… Спасибо! Всё! Завтра с утра бегу туда! – поднимает на меня глаза и так ехидненько заявляет: – Теперь по очереди на кухне дежурить будем… А?
– Тебе же хуже, если я снова займусь готовкой! – отвечаю ему в тон.
– А вот об этом я не подумал… Я же гурман! – смеётся братишка.
Вместе с Дашей и Серёжкой гуляем. Я качу коляску, а Даша держит меня под руку.
– Ой, Сашка… Хорошо-то как! – и прижимается к моему плечу.
– И мне очень хорошо.
– Ваня-то как? Устроился?
Мне приятно, что она проявляет интерес к Ваньке. Я о нём ей много рассказывал. Даже про его неудачный роман в Булуне.
– Да. Уже целых четыре дня работает. Аж светится весь! Вечерами там сидит. Ему сейчас всё в охотку. Истосковался.
– Я очень рада и за него, и за тебя. Ещё одну проблему тебе удалось разрулить.
– Дай бог, не последнюю. Без проблем жизнь пресна и тосклива.
– Я тоже так думаю, но большого количества проблем тебе не желаю. Вообще займись наконец собой! Отощал, осунулся… Если ты мне своего брата представишь, я ему накажу, чтобы за тобой следил, – со своей замечательной улыбкой говорит Даша.
– А ведь Ванька всё просит ему племянника показать. Разрешишь?
– Я не против. Как-нибудь приезжайте вместе. Заодно и познакомишь меня.
…Сегодня суббота, мой день дежурства по кухне. Ваньки не видно и не слышно. Вернее, слышно только, как клавиши компьютера щёлкают. Заглядываю в комнату и вижу затылок и слегка ссутулившуюся фигуру. Балдею от вида работающего братишки. Он резко переменился. Энергия бьёт ключом. Таскает работу домой и сидит вечерами. Парень ловит кайф от востребованности. Моя бухгалтерия аккуратно лежит стопочкой на том же столе, где он работает. Подхожу и забираю документы, чтобы заняться самому.
– Так! А ну-ка положил на место! – тихо приказывает Ванька, не отрываясь от клавиатуры.
– Ванюха, у тебя же нет времени, – оправдываюсь я.
– А вот это уже я сам разберусь! Понял? Я сказал, что буду тебе в этом помогать – значит, буду. Давай, давай… Клади назад! – он сам берёт бумаги из моих рук и кладёт на место. – Кстати, обедать когда будем?
Я понимаю, что попал. Это действительно мой брат. Те же гены. Он тоже умеет командовать, когда это нужно. С этим надо считаться. А вообще-то это здорово!
За обедом рассказываю Ваньке про гуляние с Серёжкой и про приглашение Даши.
– Ну как? Съездим?
– Отлично! Только без подарков не поеду. Надо обязательно что-нибудь купить.
Даша гуляет с Серёжкой подальше от своих окон, чтобы отец не увидел нашей встречи. Он до сих пор меня видеть не хочет. Не знаю, как выстраивать с ним отношения.
Подходим. Она медленно катит коляску.
– Привет! – я слегка обнимаю её и целую.
– Здравствуйте… – осторожно здоровается Ванька.
– Ой, здравствуйте! – Даша улыбается и, увидев в его руках цветы, которые выбирал он сам, всплёскивает руками. – Спасибо!
– Тут вот Серёже ещё… – смущённо бормочет братишка, показывая свёрток.
– Ну и подари племяннику! Сам! – предлагает она.
Вынув из полиэтиленового мешка, он протягивает Серёжке ярко-красную погремушку, которую долго и придирчиво выбирал, всё мне объясняя про китайские вредные игрушки, которые дети суют в рот. Требовал сертификат… Дальше происходит невероятное. Серёжка, отдав должное погремушке, улыбается и тянет к нему обе ручонки!
– Он что? – оторопело оборачивается Ванька к Даше.
– Просит, чтобы ты взял его на руки. Я такого ещё не видела. Он улыбается!
Она, видимо, тоже озадачена Серёжкиным поведением. У меня на руках сын сидит спокойно, но сам не просится. А чтоб он улыбался, я вообще вижу в первый раз.
– Давай, если ребёнок просит! – подсказываю я.
Братишка осторожно вынимает малыша из коляски и берёт на руки. Серёжка тут же начинает трогать за воротник Ванькину куртку, мочку его уха, тычет пальчиком в нос.
– Бы!.. Бы!.. – повторяет он при этом.
– Что бы это могло значить? – спрашиваю я Дашу.
– Думаю, что Ваня ему понравился больше, чем мы с тобой, – с улыбкой объясняет она. – А если человек ребёнку сразу понравился, то это ему лучшая характеристика.
Ванька, наверное, этого и не слышит, потому что вовсю занимается племянником. Даёт ему подержать свой палец, целует в нос… Короче, они довольны друг другом.
Едем обратно, домой. Ванька сосредоточенно молчит, сидя на правом сиденье.
– Ты чего погрустнел? – интересуюсь я.
– Классный у вас сын. Так бы всю жизнь и таскал его на руках. Я даже Светиного Кольку вспомнил. Так мне приятно с детишками возиться!
– Так сделай своего.
– Сашка… Ты же всё знаешь! Когда ещё у меня кто-нибудь… случится… – он грустно вздыхает. – Ну как я определю, что не ошибся? Я уже понял: вероятно, есть женщины, которые не созданы для семьи. Света, например. А Даша… Она совсем другая!
– Откуда ты знаешь? Ты же её видел только час, да и то всё время с Серёжкой занимался. Кстати, ты точно ему очень понравился.
– Насчёт Даши я сразу всё понял. А Серёжка… Я уже его люблю. Ты меня иногда бери с собой, если можно…
– А чего ж нельзя! Можем и вместе ездить.
– Знаешь, как мне хочется иметь сына или дочку… Чувствовать ручонку, которая держит твой палец. Держать за эту ручку, когда дитё топает рядом. Знать, что, когда ты придёшь с работы, на тебя влезут и будут играть с тобой в лошадки…
Теперь молчу я, ведь мне это тоже недоступно. Даша не хочет, чтобы мы жили вместе. Да и Ванька как же? Да, разбередил братишка своими мечтаниями…
Сегодня наступит Новый год.
К Даше и Серёжке мы с Ванькой уже съездили и поздравили. Я был в роли пассажира. Ох и натерпелся! Старался не показывать своих впечатлений от его езды, чтобы он не закомплексовал. Подарили подарки, шампанское. Дома позвонили Кириллу Сергеевичу в Булун и тоже поздравили. Сейчас трудимся на кухне. Командует, конечно, братишка.
– Ты можешь резать мельче? Это же салат, а не суп! Ох, Сашка… Сколько тебя учить? Если бы ты так постигал свою медицину, то я бы тебя к больным на пушечный выстрел не подпустил! Ты – кухонный коновал! Понял?
– Согласен быть коновалом, но только на кухне. Так что терпи! Перед курантами поднимаем рюмки с водкой.
– Ну, Ванюха… Ещё один год прошёл. И снова… трудный.
– Да уж, – со вздохом соглашается он. – Саш, давай не будем вспоминать то плохое, что было в этом году. Хорошо?
– Вообще-то я и не вспоминаю.
Хрустальные рюмки приятно звенят…
– А вот когда шампанское из стекла будем пить, то звук будет, как у морских камушков под водой, – задумчиво улыбается Ванька. – Родители меня возили в детстве. Пока живы были… Жаль, в этом году я так и не приезжал на кладбище.
– Я там был. От тебя цветы положил.
– Сашка… – он выдыхает, замолкает и только смотрит на меня своими глазищами. Грудь у него ходит ходуном – вот-вот разрыдается. Подхожу к нему и обнимаю…
Под куранты открываю шампанское.
– Ну, Ванюха, с Новым годом!
– С Новым годом, Сашка! Пусть в этом году Бог убережёт нас от потрясений!
– Точно. Не хотелось бы… повторений, – ворчливо соглашаюсь я, хотя и понимаю, что жизнь штука такая, что никогда не знаешь, где она тебя с размаха припечатает к какой-нибудь стенке.
* * *Странный у меня пациент. Вроде лечу ему позвоночник, но вижу тёмное пятно в районе лёгких. Оно совсем не такое, как я привык видеть при всякого рода воспалениях, и именно это пятно втягивает мои пальцы, мои руки… Чуть не всего меня самого. Ещё даже и холод оттуда… Дышит он плохо, и цвет его лица какой-то землистый. Так устаю после него! Сил никаких нет. Пытаюсь восстановиться, как это делаю обычно, и не получается! Что-то тут не то. Даже страшновато. И интуитивных подсказок я никаких не ощущаю, кроме неосознанного страха.
Еле еду. О-ох… Будто что-то навалилось. Скорее бы наш двор. Надо парковаться. Не могу… Иначе, чувствую, до дома не доберусь. Ага… Сигнализация… Что же лифт так ползёт… Такая тяжесть… И холод… Как ватный весь… Ноги подгибаются. Скорее бы… наш одиннадцатый этаж… О-ох… Нажимаю кнопку звонка. Ключи достать сил нет.
– Сашка! – Ваньку вижу как в тумане.
– Ваню… ха… О-ох-х… Плохо…
Пол летит на меня… Видно, братишка меня всё-таки поймал…
– Сашка… Что с тобой? Скажи хоть слово!
Сказал бы, если б мог. Только язык будто примёрз. Он тянет меня в комнату. Проваливаюсь… Темнота… Душно!
…Открываю глаза. Сквозь пелену вижу Ваньку. Холодно…
– Сашка… Ну скажи что-нибудь…
– Холодно…
– Ты же не дышал почти совсем! Белый весь… Что с тобой? Ну скажи же!
– Плохо… мне… Очень…
Опять наваливается такая тяжесть! И себя я не чувствую.
– Плохо… Помираю я, похоже… Ухожу…
Свой шёпот слышу будто со стороны. Такой безразличный…
– А вот хрен тебе! – неожиданно зло выкрикивает братишка. – Не отпущу! Ты меня спросил?! Не отпущу! Понял? – наваливает на меня всё, что можно. Приоткрыв глаза, я вижу, что он стоит в растерянности. – Я сам буду тебя греть!
Лезет под все покрывающие шмотки ко мне. Так, прижал… Он тёплый… Опять куда-то проваливаюсь. Темно… Ничего не вижу. Что же со мной? Как мне тяжко! И холодно… Надо соображать. О-ох… Думай, голова, думай… Похоже, заигрался я с энергетикой. Это не совпадение… с этим больным… Так там же рак! Точно! Мои руки так втягивало… И невозможно было накачать… Пытаюсь открыть глаза. Всё плывёт…
– Сашка… Что я могу сделать? – братишка заглядывает мне в глаза и вдруг решительно: – Я буду звонить Юрию Степановичу! Где его телефон?
– В книжке… – и опять проваливаюсь.
…Рука на лбу. Какие веки тяжёлые…
– Саша… Что с вами? Что чувствуете? – кажется, это Воронов. Запах какого-то лекарства. Видимо, уколы…
– Холодно… Темно…
– Ваня, наполняйте все пластиковые бутылки, какие есть, горячей водой и обкладывайте его. Быстро! Пульса почти нет. Надо ещё адреналин колоть!
Теплее стало…
– Юрий Степанович… Коха надо сюда… – бормочу я. – Илью… Анатольевича… Коха… Телефон в книжке…
Опять проваливаюсь…
– Саша, ты меня слышишь? – звучит знакомый скрипучий старческий голос.
– Да… – и опять проваливаюсь. Пытаюсь открыть глаза. Не могу…
– Вот до чего себя довёл… – доносится до меня. – А силища-то какая у него! И всё поле в дырах. Не уберёгся… Хорошо, я того отключил. Ведь так и вытягивал…
Что-то странное со мной творится. Будто летаю… Теплее стало…
– Знаете, Юрий Степанович, он, не умея почти ничего, до многого дошёл сам. Но силища какая! Без подготовки всё… Вот и образовался ток к больному. Хвост целый!
Значит, при онкологии они тянут из лекаря… по этому хвосту… Надо учесть. Может, и другие болезни?
– Ваня, давайте ему много пить. У него будет жажда. Вон губы какие сухие.
Пытаюсь открыть глаза, ведь мне уже стало легче. Туман… Силуэты…
– Смотрите, Илья Анатольевич! Глаза открыл! А ведь вы сказали, что поставили запрет! И порозовел слегка. А то, как труп, был зелёный, – слышу голос Воронова.
– Я же говорю – силища. Саша! Ты нас видишь?
– Почти… – шепчу я, пытаясь рассмотреть силуэты.
Юрий Степанович и Илья Анатольевич… Руками водит…
– Здравствуйте… – шепчу я. – Спасибо…
– Одним «спасибом» не отделаешься, – ворчит Кох, продолжая водить руками. – Уже сутки над тобой колдую. Да и все мы тут… Вон, Ваня всего четыре часа спал за это время. Всё твое роскошное поле в дырках! Выучиться надо было сначала, юноша, а потом уже… Да ладно… Вот когда встанешь, придётся снова ко мне на уроки ездить. Чтобы по крайней мере знал, как защищаться, чтоб на себя не брать.
– Ну-ка, Саша, давайте я вас послушаю и пульс посмотрю, – Воронов садится на край тахты и начинает тыкать в меня фонендоскопом, потом щупает пульс. Почему-то у меня в голове возникают две цифры – девять и пять…
– Девяносто пять… – шепчу я.
– Да… Девяносто пять, – несколько оторопело говорит Юрий Степанович. – А откуда… Ах да! Опять вы со своим…
– Я же говорю – силища! – с каким-то смаком произносит Кох. – Даже в таком состоянии…
– Ну сердце вроде пошло нормально. Правда, частит…
– Это от слабости, – комментирует Илья Анатольевич и обращается ко мне: – Саша, не надо мне сопротивляться. Посмотри мне в глаза, и потом ты будешь спать крепко и хорошо, – он оборачивается к Ваньке. – Ваня, вы ложитесь или садитесь рядом, спать вам сегодня, наверное, опять не придётся. Надо наблюдать и слушать. Проснётся – дадите попить. Есть пока не давать! Я сейчас поеду домой, отдохну, но завтра, а вернее, уже сегодня, если будет нужно, приеду опять. Юрий Степанович, вы меня отвезёте?
– Конечно, Илья Анатольевич!
– Саша, смотри сюда!
Смотрю на Коха и вижу тёмное пятно в левом подреберье.
– У вас что-то с поджелудочной? – тем же шёпотом спрашиваю я.
– Саша! Я пришёл сюда не на диагностику! – взрывается он. – И смотреть я просил мне в глаза, а не на меня! Про панкреатит я и сам знаю. И то, что ты это даже сейчас видишь, конечно, прекрасно, но у тебя не будет никакого будущего, если ты сам не будешь лечиться, в том числе и от своих глупостей! Ясно?
– Ясно… – я вздыхаю, пытаясь улыбнуться.
– Смотри мне в глаза. Ты лежишь на песчаном пляже… Светит яркое солнце, и ты чувствуешь, как его энергия вливается в тебя… Наполняет тебя…
Смотрю в глаза Коху. Веки тяжелеют…
– Ваня, от вас зависит всё! То, что он сейчас такой, не должно успокаивать. Всё может вернуться. Делайте всё, как я сказал. Традиционная медицина тут не поможет. В случае чего – мой телефон знаете…
Проваливаюсь, но совсем не так, как перед этим. Так хочется спать… …Просыпаюсь. Ванька сидит рядом. Два глаза внимательно смотрят на меня.
– Проснулся, – выдыхает братишка и вскакивает. – Давай попей… – приподнимает мою голову одной рукой, а другой подносит стакан с соком. – Твой любимый…
Пить действительно хочется. Пью жадно.
– Сколько я спал?
– Всего пять часов. Сейчас почти десять утра.
– Почему ты не на работе?
– А ты не понял? Глупеешь прямо на глазах, – едко заявляет Ванька.
Мои губы сами растягиваются в улыбке.
– Наклонись, – прошу я, понимая, что наконец-то говорю почти нормально. – Ниже… Ещё ниже… – обнимаю…
– Сашка… Я так за тебя испугался, – жалобно говорит братишка, ложится рядом и тоже обнимает. – Боялся, что ты умрёшь. Ты был зелёный! И губы синие…
– Куда же я от тебя денусь… Кто же, если не я, скажет тебе, что ты идиот?
– Никто… – и… он целует меня в лоб. – Давай спи!
– Ты тоже.
– Фигушки тебе! Я следить за тобой буду, как Илья Анатольевич велел.
– Спи! Ничего со мной больше не случится.
– Заткнись и спи!
– Затыкаюсь… – я улыбаюсь. Мои прежние слова, сказанные во время Ванькиной болезни, ко мне же и вернулись.
Просыпаюсь. Вроде голова стала на место. И вижу отчётливее.
– Сашка… Хочешь пить? – Ванька наклоняется надо мной.
– Хочу встать.
– Фиг тебе! Зачем?
– А ты потом кровать сушить будешь? – ехидно отвечаю я вопросом и командую: – Давай помоги…
– Ну ладно… А вообще могу надеть тебе подгузник. Один ещё от меня остался.
– Иди ты… вместе с подгузником, – беззлобно ругаюсь я и пытаюсь встать сам.
– С подгузником – это извращение, – догадывается Ванька о смысле недоговорённой фразы. – Обопрись на меня…