Рабыня Малуша и другие истории

Несчастье в этой доброй и мирной семье случилось в один из теплых весенних дней.

Истопив баню, первыми в нее пошли мыться Вита и Малуша. По привычке Вита сняла с себя оберег, который был подарен ей отцом мужа, Антом. Молодой Ант был ратником Олега, когда тот еще княжил в Новгороде, и в один из походов на зырян как раз и добыл эту безделицу.

Был он и в том знаменитом походе к Днепру, когда князь обманом и хитростью уничтожил здешних правителей, Аскольда и Дира, отняв у них Киев. Здесь Ант и женился, здесь у него и родились сыновья. А когда старший сын женился, он подарил невестке этот оберег, который она приняла с благодарностью, нанизала на льняную нитку и постоянно носила на груди.

Оставив дочь в избе одну, Вита вернулась в баню к мужу. Девочка долго рассматривала оберег и решила примерить его на себе, нацепив на шею. Когда родители пришли из бани, она попросила:

– Матушка, можно я немного поношу?

– Поноси, поноси, – ответила распаренная от банного духа Вита.

Утром следующего дня, когда солнце едва поднялось из-за леса и еще не сошла утренняя роса, Вита отправилась в лес собирать лекарственные травы.

Корж с Малушей не волновались, – Вита не впервые ходила за травами, и занялись привычными домашними делами.

Но когда солнце начало свой сход за Гору, Корж и Малуша забеспокоились.

– Оберег она оставила у меня, – едва не плакала девочка.

– Не хотела тебя будить, когда уходила, – рассеянно ответил ей отец.

Работа валилась из рук. Наконец Корж бросил все дела и сказал дочери:

– Уж не случилось ли какой беды? Надо идти искать…

– Я с тобой, батюшка! – встрепенулась Малуша.

– Куда тебе, сиди дома, жди.

– Может быть, она зашла к дядьям Остеру или Кожеме поболтать с Праскевой или Радой? – бросила ему вдогонку Малуша.

– Я зайду к ним, – отозвался отец и вышел, прикрыв за собой дверь.

Малуша, оставшись одна, взволнованно ходила из угла в угол. Зажав в руке оберег, она обращалась ко всем богам, чьи имена помнила, прося их помочь отыскать матушку.

Корж вернулся один, когда взошедшая луна заглянула в слюдяное окошко и спорила своим светом с тусклым огоньком горящей лучины. По грустному лицу отца Малуша поняла, что матушка не отыскалась.

– Ходили с Остером и Кожемой в лес, не нашли, – коротко ответил он на немой вопрос дочери. – Ложись спать, поздно уже.

– Зачем я только выпросила этот оберег, – девочка заплакала, сняла безделушку с шеи и положила ее на столешницу.

Корж присел на лавку рядом с дочерью, обнял ее и молча поглаживал по головке.

– Ничего, отыщется, – слабо утешал он ее. – Обязательно отыщется…

Незаметно для себя Малуша уснула, и Корж осторожно отнес ее на лежанку, а сам сел подле окна. Сон не шел к нему…

Рано утром следующего дня, едва начали светлеть редкие облака на небе, возле жилища старейшины собрались все взрослые члены рода. Пришла даже Рада с младенцем на руках.

Всем сходом люди начали обсуждать, где искать пропавшую Виту. Беда была в том, что никто не видел, в какую сторону она отправилась за травами. Наконец, решили, что далеко она уйти не могла, искать ее нужно в ближнем к селению лесу.

Вместе со всеми собралась идти и Рада, но Корж остановил ее:

– Куда ты побредешь с сосунком? Побудь лучше с Малушей, – боюсь, как бы она не увязалась за нами.

На опушке леса люди выстроились в цепь и пошли, постоянно перекликаясь друг с другом и выкрикивая имя Виты.

Когда ночная роса начала окончательно сходить, по цепи раздались выкрики: «Нашли!»

В яру, заросшем высоким кустарником и подростом, лежала жена Коржа. Одежда на ней была порвана, лицо и грудь были в крови. Глубокие царапины прорезали голову и щеки. На помятой траве отчетливо выступали большие и маленькие медвежьи следы.

– Набрела на медведицу с сеголетком, – тихо проговорил Остер.

– Она голодная и злая после зимней спячки, – согласился Кожема. – Да еще и с медвежонком…

Женщины завыли в голос: добрую и обходительную жену старейшины рода любили и почитали все.

Вырубив из подроста жерди, мужчины соорудили носилки и, водрузив на них тело мертвой женщины, направились в селение.

Согласно языческим обрядам, Виту похоронили в тот же день. Когда тело опускали в могилу, начал накрапывать дождь. А возвращающихся с похорон родичей накрыл настоящий ливень.

– Даже боги плачут по Вите, – произнес кто-то в толпе…

В светелке княгини Ольги, расположенной на втором этаже терема, мать-правительница и священник Григорий пытались вразумить юного Святослава принять христианскую веру. Молодой уноша, у которого заметно пробивались темные усики, был насмешлив и непреклонен.

– Вы молитесь на образ Христа, намалеванный на деревянной доске, – издевательски усмехаясь, обращался он преимущественно к священнику. – Так и мы обращаемся к деревянным или каменным идолам. Где отличие? Вы придумали сказку о его жизни, но и у нас есть свои розмыслы о наших богах.

– Христос – святой человек, принявший страдания за всех людей, – настаивал священник. – Он милосерден и готов отпустить прегрешения всем покаявшимся… – Ваш Христос – слабый человек, – отмахнулся Святослав.

– Почему ты так считаешь? – вмешалась в разговор мать.

– Он не стал бороться за свою веру, а позволил себя убить. И позволил не абы как, а в компании с двумя преступниками. А потом, – обратился Святослав к Григорию, – посмотрите на лики святых, которые вы привозите из своей Греции. Глядя на них, плакать хочется. А наши боги – веселые и, как и Христос, в то же время милосердные. У вас – малопонятные людям и скучные молитвы, а у нас:

Славься Перун – бог Огнекудрый!Он посылает стрелы в врагов,верных ведет по стезе.Он же воинам честь и суд, праведенОн – златорун, милосерд!

Или вот еще:

Только греет одно солнце ясное.Как благодетельно к нам оно! —Световид! Мы тебе поклоняемся,Имя твое вознося.Коль велик, велик Световид,Шествуя в бедствах утешить людей!Царю звезд, тебе поклоняемся,Пред тобою мы подвергаемся!

– Мы с тобой серьезно разговариваем, а ты шуткуешь, – упрекнула сына мать.

– Это вы не понимаете, что нельзя заставить целый народ делать то, что ему противно, – не уступал княжич. – В каждом жилище вы увидите наших богов. Вон даже у тебя, матушка, на рушнике вышита богиня Мокошь.

– Экий ты упрямый да своенравный. Весь в отца, – упрекнула его мать. – Серчаешь по пустякам…

– Да как не серчать, глядя на тебя, – вспылил Святослав. – Вместо того, чтобы думать о расширении княжества и умножении его могущества и богатства, ты разумеешь только об одном: как бы сделать так, чтобы этот посланец Христов был доволен. Одно на уме – народ обратить в чуждую веру христову. Одумайся, матушка!

– Как ты с матерью и княгиней разговариваешь, уноша! – всплеснул было руками Григорий, но Ольга остановила его:

– Что ты задумал?

– Вятичи – останнее славянское племя, которое платит дань хазарам. Эти дикие степняки и нам покоя не дают. Надо пойти на вятичей, заставить их платить дань нам. Возьмем у них воев и пойдем на хазар. Подумай об этом, матушка…

Долгим взглядом Ольга окинула висящие на стене помятый щит, меч, копье и шлем покойного Игоря и наконец, словно очнувшись, сказала сыну:

– Скажи Асмусу, чтобы отыскал Бразда. Пусть позовет его, и оба – ко мне.

Святослав молча поклонился матери и вышел.

– Иди, Григорий, помолись за меня, – обратилась она к священнику.

Уходя, тот бросил:

– Вырос Святослав. Молвит не аки уноша, но как зрелый муж…

Ольга, в волнении сжав руки, нервно ходила по комнате, а потом остановилась перед доспехами мужа и некоторое время смотрела на них.

Через некоторое время в двери показались Асмус и Бразд.

– Здрава будь, княгиня, – поклонились они Ольге.

– Садитель, – Ольга кивнула в сторону стоявшей возле ее кресла скамьи. – Что можете молвить о Святославе?

– Серьезный уноша, – начал было Асмус, но Ольга его перебила:

– Мыслит о походе на вятичей, а вслед и на хазар. Готов ли он к ратным делам?

– Мечом владеет, как своей десницей. С сулицей[24] ловко управляется… В седле крепко сидит, задирист, телесней[25] не робеет… Ратать[26] способен, – проговорил Асмус.

– Рынды[27], почет[28], комонники, гридни и протчие любят княжича, – вместе с ними у кострища снедает вяленую конину, спит вместе со своими дружинниками на траве, подложив под себя войлочную попону, а под голову седло… – перечислил Бразд.

– Не о том веду спрос, – оборвала его Ольга. – Готов ли он вести дружину?

Асмус и Бразд посмотрели друг на друга и одновременно кивнули.

– Рядом с ним всегда бывалые ратники, – начал было Бразд, но княгиня остановила его и махнула рукой, отпуская от себя служивых мужей.

Уже на следующий день Ольга призвала в Людную палату княжьего терема мужей нарочитых, каждый из которых опирался на высокий посох, а на темных опашнях[29] висели гривны. Воеводы были при мечах. Здесь же в сторонке стояли старшие и младшие бояре.

Княгиня поднялась в палату в сопровождении сына Святослава, воеводы Свенельда, тысяцкого полевой стражи Любомира и ларника[30] Меркуши.

Ольга села в кресло, расположенное возле дальней стены палаты, справа и слева от нее расположились Святослав и Бразд, в углу незаметно пристроился ларник с чистыми свитками.

– Здравы будьте, воеводы, бояре, мужи! – поприветствовала княгиня подданных.

– И ты будь здрава, княгиня, – нестройным хором ответили те, склонившись в поклоне.

– Тысяцкий Любомир говорит, что печенеги перебрались через Итиль-реку[31]и стали беспокоить наши передовые заставы, – начала разговор Ольга. – Слыхали ли вы об этом?

Слыхали! Ведомо! – раздались нестройные голоса.

– Поведай нам, Святослав, что ты задумал, – обратилась княгиня к сыну.

– Который раз печенеги не дают нам покоя, – начал тот. – Мыслю так: нам следует пойти на братьев-славян вятичей, освободить их от дани хазарской и вместе с ними пойти на печенегов, а затем и на хазар, кои тоже не дают нам покоя.

Воеводы, бояре, князья, тысяцкие разом загомонили, склоняясь друг к другу. Их разговор напоминал громкий шелест листвы под ветром.

Выждав некоторое время с тем, чтобы присутствующие смогли обдумать и обсудить предложение, Ольга обратилась ко всем:

– Что скажете, мужи и бояре? Где князь черниговский Ставр?

– Я здесь, матушка, – тот встал, подошел к креслу Ольги.

– В твоих землях, князь Ставр, объявились печенеги. Почему допустил их? – сурово спросила княгиня. – Они прошли через всю Северскую область, видели их под Любичем и Остром. Как ты мог допустить такое?

– Не ждали мы их, матушка княгиня, – начал оправдываться черниговский князь. – Налетели, словно пурга в зиму.

– Почему заслоны не упредили? – не отставала Ольга.

– Они не полем шли. Стража стоит на горе, а они крались оврагами…

– Так что же не помыслили овраги стеречь? Не подумал, что бережешь не токмо северян, но и Киев?

– Людишек не хватает, чтобы всюду стражу ставить, – продолжал оправдываться Ставр. – Тяжко ныне работать людишкам…

– А ты им землю дай, пусть каждый на своей земле себя охраняет, да и нам заступом станет, – стояла на своем Ольга.

– Да где же взять вольной земли, матушка? – всплеснул руками князь. – Вся земля тебе принадлежит.

Подумав, Ольга обратилась к собравшимся:

– Что решаем, мужи и бояре?

– Надо дать смердам черниговскую землю, – раздались разрозненные голоса. – Пусть боронят от печенегов клятых.

– Все ли согласны?

– Согласны… Все… Разом… Едино, – зазвучало со всех сторон.

– Так и решаем, – заключила Ольга. – Пустим ли в поход княжича Святослава, как он разумеет?

– Дело задумал княжич…

– Пора наказать клятых…

– Засиделись…

– Так и решаем, – твердо произнесла Ольга. – Закончим полюдье, зачнем собирать воев.

Осень окрасила золотом сжатые поля и начала раскрашивать деревья в лесу. Смерды радовались – урожай удался как никогда.

Корж с помощью подросшей Малуши и братьев управился с урожаем до дождей, уже начавших изредка кропить землю и луга. И вправду, было чему радоваться: и сена для коровы, коня и вола было припасено вдосталь, ячменя и ржи должно хватить до нового урожая, да и князю отдать его долю можно было без всякой ужимки…

В один из таких дней в селении Коржа появились всадники. «Кто бы это мог быть, – подумал Корж, заслонив от солнца глаза ладонью. – Полюдью вроде бы рановато…»

В подъехавших ближе всадниках он разглядел старого знакомого тысяцкого Любомира. Тот, подъехав ближе, слез с коня и воскликнул:

– Ты ли это, славный Корж?

Он обнял Коржа за плечи и трижды расцеловал его.

– А кто эта красавица? – спросил он, кивнув на стоявшую здесь же Малушу.

– Дочка Малуша, – с гордостью объявил Корж.

– Хороша, ох, хороша! – продолжал тысяцкий, откровенно любуясь девушкой. – Сколько же тебе годков, красавица?

– Тринадцатую весну встретила, – смущаясь, ответила та.

– Невеста! Небойсь, уже и женишка приглядела? – Любомир окончательно вверг Малушу в смущение, отчего ее щеки густо зарделись.

– Не думает она еще о женихах, – ответил Корж. – Времени нет, урожай нужно было собрать, да и по дому работы много. Жену-то мою летось медведь задрал.

– Охти, беда какая! – посочувствовал мужику Любомир. – То-то виски у тебя заснежились.

Потом он обратился к девушке:

– А мы ведь с твоим батюшкой ратоборствовали еще с князем Игорем у Искоростеня.

– Так-то так, только вспоминать это бывает срамно, – ответил Корж.

– А ты и не поминай, коли так, – отмахнулся Любомир. – Пригласишь ли в избу?

– О, милости прошу, – пригласил хозяин.

– Я сейчас меды достану, – вспорхнула Малуша и первой нырнула в жилище.

– Вправду, хороша дочка у тебя, – Любомир погладил усы. – Многие уноши засохнут, глядя на нее

– Полно тебе, совсем засмущал девку, – отмахнулся Корж.

– Добро, поговорим о серьезном, – перевел разговор Любомир. – В черниговские земли все чаще наведываются печенеги. На днях княгиня Ольга собирала ближних воевод, князей и протчих мужей.

– О чем шел разговор? – Корж разлил в ковши хмельной мед.

– Княжич Святослав сватал нас идти на вятичей, а потом с их помощью на печенегов и хазар.

– Широко размахнулся, – покачал головой Корж. – Порты не лопнут?

– А ты не шуткуй, дело серьезное. Решение принято, – нахмурился Любомир.

– И когда?

– Да вот полюдье закончим, так и в поход. Ты не разучился еще ратать?

Корж помолчал, потом негромко сказал:

– Руки-то не забыли, как меч держать. Да только вот не знаю, как с Малушей быть. Можно, конечно, ее с братьевыми женами оставить, да ведь у них своих забот хватает. Остера и Кожему тоже возьмешь?

– Возьму, добрые вой нужны будут.

– Вот то-то…

– Погодь. А давай на время похода Малушу пристроим к княгине. Она, чать, помнит тебя.

– Помнит ли?

– Как не помнить! Мы же дрались рядом с князем Игорем до последнего, пока нас не разоружили. А потом мы оружие и тело его привезли.

– Память-то не шибко радостная…

В это время к жилищу Коржа подскакал ябедьник и крикнул в раскрытое окно:

– Любомир! Дань собрана, обоз уже отправлен.

– Ну, добре, – Любомир встал и начал прощаться. – Вскоре за воями приедут гридни, скажут тебе, как княгиня распорядилась Малушей.

Когда тысяцкий уехал, Малуша с тревогой проговорила:

– Ой. Боюсь я ехать к княгине…

– Не трусь. Она хоть и строга, но справедлива. Не съест же она тебя.

В это время к избе Коржа верхами подъехали его братья Остер и Кожема.

– На какую рать-то собирают? – встревоженно проговорил Остер.

– Княжич надумал идти на вятичей, а с ними на печенегов и хазар, – ответил старший брат.

– Разом на всех? – поразился Кожема.

– Да нет, – усмехнулся Корж. – В очередь. Да что тут толковать: нас, подневольных, не спрашивают.

– Это так, – согласился Остер. – Погонят, аки скотину, и не спросят. Так что пора готовить оружие и коней.

– О-хо-хо! – вздохнул Кожема. – Как Рада с дитем-то управится?

– Род поможет, – успокоил его старший брат.

– Я накажу Праскеве, чтобы приглядела за ними, – сказал Остер. – Добре, поехали по дворам…

Едва закончили засыпку зерна нового урожая в лари, убрали последнее сено в стога и на сеновалы, поправили хлевы для скотины, как в селении появились три гридня. Они остановились у жилища старейшины рода, один из них спешился и постучал рукоятью плети в переплет узенького окошка.

На стук вышел Корж и, увидев гридня с огненно-рыжими волосами и короткой бородкой, воскликнул:

– Никак ты, Вогул!

– Здрав будь, старый! – засмеялся тот.

– Коли я старый, пошто за мной пришел? – улыбнулся в ответ Корж.

Старые товарищи обнялись и троекратно расцеловались.

Вогул махнул оставшимся гридням, и те поскакали вдоль конца[32], колотя мечами о щиты.

– Любомир велел кланяться, – сообщил гридень.

Корж выжидательно посмотрел на него.

– Ну?

– Толковал он с княгиней. Та вспомнила тебя, лестно отзывалась. Помнит, помнит…

– Ну, ну! – поторопил его Корж.

Вогул засмеялся и положил руку на плечо товарища.

– Берет она твою дщерь в помощницы ключницы. Меланья стареть стала, неторопка. Ольга давно уже о замене ее помысливала. Считай, дело сладилось.

Помолчав немного, Вогул лукаво прищурился и спросил:

– Бают, у тебя дочка зело баска[33]!

– А тебе, старому, какой интерес? – засмеялся Корж.

Постепенно к хижине Коржа начали стягиваться селяне, одетые кто во что: кто с копьем, кто с мечом, в разномастных шлемах, ведя в поводу таких же разномастных лошадей. Рядом с ними шли прижавшиеся к ним матери, жены, сестры, дети.

Корж, одетый в начищенную кольчугу, в шлеме, с мечом на боку, с копьем и щитом, выглядел, словно былинный богатырь. Он подал руку Малуше, и та, уцепившись за стремя, потом за руку отца, вспорхнула и словно приросла к луке седла впереди отца.

– Ну, с помощью Перуна, двинулись, – попросту скомандовал Вогул.

Разделившись попарно, отряд двинулся вперед, оставляя позади рыдающих женщин и стариков. Отъехав от селения, Вогул, ехавший впереди вместе с Коржем, оглянулся и насмешливо произнес:

– Ну и войско! Печенеги увидят – либо утекут в страхе, либо окочурятся от смеха.

Пока ехали знакомыми местами, Малуша вслушивалась в разговор взрослых.

Но как только начались незнакомые места, она забыла, о чем говорят отец с Вогулом, и с любопытством осматривала окрестности.

Недолгое время они ехали низиной по Оболони, на которой раскинулись убогие хижины и землянки. По обеим сторонам дороги стали появляться огороды, отделенные друг от друга частоколом. Как сказал отец, эти огороды принадлежали князьям, а возделывались уставными смердами[34].

Малуша с удивлением смотрела на видневшиеся впереди три горы, на которых лес был частью вырублен или выжжен, а на порубах золотом отсвечивала золотистая стерня и темнели редкие жилища людей.

Наконец впереди зазолотились крыши княжеских теремов. Ниже, окружая Гору кольцом, теснились темные дворища бояр и воевод, а внутри этих дворищ были видны хижины служилых людей – ремесленников, холопов, рабов.

У самого подножья Горы, уходя к Днепру, тесно, словно ласточкины гнезда, лепились хибарки и землянки простого люда – чади. Здесь же, среди этого селища, на небольшой площадке стояло деревянное изваяние Волоса, вокруг которого грудилась и суетилась людская толпа.

– Чего это там? – спросила Малуша отца. – Молятся никак?

– Да нет, – усмехнулся тот. – Им не до Волоса сейчас. Это большой торг.

Дорога пошла в гору, словно змея ползучая, к единственным воротам в частоколе на Горе. Вот уже копыта лошадей застучали по деревянному настилу подъемного моста…

При виде грозных вооруженных людей у ворот девушка съежилась и теснее прижалась к отцу.

– Не пужайся, – успокоил Корж дочку. – Никто тебя здесь не обидит.

Кто-то из стражников, разглядев прячущуюся за щитом девушку, крикнул:

– Гляньте, люди добрые! Еще в поход не пошли, а этот ратник уже полонянку волочет!

Стоявшие рядом с ним гридни захохотали, отчего совершенно смутили девушку.

На широком дворе было разбросано несколько строений, возле одного из них сгрудились гридни в полном облачении. Увидев приехавших, один из них отделился и подошел к всадникам. Это был тысяцкий Любомир.

Приехавшие сошли с коней и остановились в растерянности, не зная, как поступить далее. Обращаясь к ним, Любомир распорядился:

– Располагайтесь в гридне, места всем хватит.

Тепло поздоровавшись с Коржем и Малушей, он сказал:

– Ты, Корж, располагайся со своими, а Малушу я поведу представлять княгине. Пошли, красавица!

Малуша растерянно посмотрела на отца, но тот слегка подтолкнул ее, усмехнувшись:

– Иди, иди, я здесь, рядышком…

Девушка медленно пошла за тысяцким, постоянно оглядываясь на отца. Они поднялись по ступеням княжеского терема, и, войдя в него, Любомир придержал Малушу:

– Погодь здесь, я упрежу княгиню.

Он прошел дальше в покои и поднялся по лестнице в светелку Ольги. Через некоторое время он появился в дверях и сказал:

– Поднимайся наверх.

У Малуши от страха заколотилось сердце и стало сухо во рту.

– Давай, давай, не робей, – подбодрил тысяцкий девушку.

Когда они поднялись на второй этаж, он приоткрыл дверь, из которой только что вышел, и слегка подтолкнул Малушу внутрь.

Помещение, в котором она оказалась, было довольно большим, со многими окнами, пропускающими много света. Возле одного из окон стояла княгиня, одетая в красное платно, которое девушка никогда не видела, с узорочьем на шее. На ногах ее были надеты такие же красные черевьи[35].

Малуша опустила глаза и поклонилась княгине в пояс.

Внимательно оглядев девушку, Ольга произнесла:

– Хороша собой, но молода больно.

– Она осталась без матери и вела все хозяйство у Коржа, – заступился за девушку Любомир.

– Кликни ключницу, – приказала княгиня тысяцкому.

Когда тот вышел, княгиня спросила:

– Тебе сколь годков, унотка?

– Пятнадцатый, – еле выдавила из себя девушка.

– Что умеешь делать?

– Стряпаю, шью, вышиваю, полощу платно…

– Хворости какие есть?

Малуша удивленно посмотрела на княгиню и отрицательно помотала головой.

– Ну, да. В таком возрасте какие хворости могут быть, – в раздумье проговорила Ольга.

В этот момент в помещение вошла ключница Меланья и низко поклонилась.

– Ты скорбела, что твои девки не очень расторопны, – обратилась к ней княгиня. – Вот тебе помощница. Пристрой ее к делу.

– Слушаю, – поклонилась ключница и внимательно оглядела девушку.

– Идите, – отпустила их Ольга.

Выйдя от княгини, женщины едва не столкнулись с княжичем Святославом. Тот остановил их и, обращаясь к Меланье, спросил:

– Кто такая?

– Княгиня прислала новую помощницу, – ответила та.

– Как зовут? – обратился княжич к девушке.

– Мала, Малуша, – пробормотала та.

Святослав взял Малушу за подбородок, приподнял ее голову и внимательно посмотрел ей в глаза. Потом повернулся и пошел к матери.

– Кобель, – вслед ему тихо сказала Меланья и, обращаясь к девушке, добавила:

– Стерегись его, старайся не попадаться на глаза.

Ключница повела Малушу в дальний конец терема, где к нему было пристроено помещение кухни и каморки для прислуги.

В центре достаточно просторной пристройки на каменной кладке догорал костерок, на красных углях в глиняных горнцах что-то варилось, испуская незнакомый Малуше приятный запах. Стройная и красивая девушка, которую, как оказалось, звали Праскена, деревянной ложкой помешивала варево. Огонь поддерживал невзрачный мужичонка с пегой бороденкой и сбитыми лохмами на голове.

Ключница немедля включила Малушу в работу, заставив ее носит воду из родника, протекающего невдалеке, помыть несколько горнцев, корыто, деревянные мисы, ложки. Малуше пришлось еще и вымести сор из трапезной, с дресвой[36] почистить огромный трапезный стол, помыть стоявшие возле него лавки.

Меланья время от времени проверяла ее работу и удовлетворенно кивала головой. Заметив это, Малуша старалась исполнить порученную ей работу с еще большим тщением.

Когда работа в трапезной была закончена и все в ней блистало чистотой, Меланья обратилась к девушке:

– Приглядывай, как я буду выносить и расставлять яства.

Тем временем ключница взяла деревянную ложку и стала пробовать варево из кипящих горнцов.

Через полуоткрытую дверь в трапезную было видно, как в помещение начали заходить и рассаживаться вокруг стола князья, воеводы, бояре…

Ключницу словно подменили – она выпрямилась, стала строже. Шепотом она начала подгонять девушек, уполовником разливающих похлебку в мисы, бросали в них куски мяса и расставляли мисы на огромном серебряном подносе. На другое блюдо устанавливались ковшики с медовым взваром.