История похищения

Скандал, вызванный похищением, всколыхнул общественное мнение и внутри страны, и за рубежом, однако через некоторое время имя Марины исчезло со страниц газет. Маруха и Беатрис были прекрасно знакомы с Мариной, но сейчас узнали ее с трудом. То, что их привели к Марине в комнату, обе сразу восприняли вполне определенным образом: как помещение в камеру смертников. Марина не шелохнулась. Маруха схватила ее за руку и содрогнулась. Рука Марины была абсолютно безжизненной и не реагировала на прикосновения.

Из ступора их вывели звуки музыкальной заставки перед программой теленовостей. Новость о похищении вышла в телеэфир в 21 час 30 минут 7 ноября 1990 года. За полчаса до этого журналист Эрнан Эступиньян, сотрудник отдела национальных новостей, узнал о похищении от своего друга из «Фосине» и поспешил на место происшествия. Эрнан еще только возвращался на работу, собираясь сообщить подробности похищения, а режиссер и ведущий программы Хавьер Айала уже вышел в эфир с экстренным сообщением: «Генеральный директор «Фосине» донья Маруха Пачон де Вильямисар, супруга известного политика Альберто Вильямисара, а также его сестра Беатрис Вильямисар де Герреро были похищены сегодня в 19.30». Цель похищения выглядела очевидной: Маруха была сестрой Глории Пачон, вдовы Луиса Карлоса Галана, который в 1979 году, будучи еще довольно молодым журналистом, основал движение «Новый либерализм», чтобы обновить и модернизировать загнивающую либеральную партию. И это движение начало самым серьезным и решительным образом бороться с наркоторговлей, в частности выступая за экстрадицию своих граждан.

Глава 2

Первым из родственников о похищении узнал доктор Педро Герреро, муж Беатрис. Он в это время находился в Центре психотерапии и сексологии – примерно в десяти кварталах от места происшествия, – где читал лекцию об эволюции в животном мире, о том, какой путь пройден от примитивных реакций одноклеточных до человеческих чувств и эмоций. Речь его прервал телефонный звонок: полицейский казенным тоном осведомился, знаком ли он с Беатрис Вильямисар.

– Разумеется, – ответил доктор Герреро. – Это моя жена.

Полицейский немного помолчал и произнес уже более человечно:

– Хорошо. Вы, главное, не беспокойтесь.

Тут даже не такой заслуженный психиатр, как доктор Герреро, сообразил бы, что дело худо.

– Что случилось? – спросил он.

– На перекрестке 5-й автострады и Восемьдесят пятой улицы убили водителя, – ответил полицейский. – Светло-серый «Рено-21», номерной знак Боготы «ПС-2034». Вам знаком этот номер?

– Понятия не имею! – нетерпеливо воскликнул доктор Герреро. – Вы мне скажите, что с Беатрис!

– Пока понятно только, что она исчезла, – ответил офицер полиции. – На заднем сиденье нашли ее сумку, а в ней – записную книжку. Там написано, что в экстренных случаях надо звонить вам.

Сомнений не было. Доктор Герреро сам посоветовал жене указать его координаты в записной книжке. Он, правда, не помнил номер Марухиной машины, но, судя по описанию, это была она. Преступление совершили в двух шагах от Марухиного дома, у которого водитель обычно останавливался, высаживая хозяйку, а затем уже отвозил Беатрис. Доктор Герреро прервал лекцию, впопыхах объяснив причину, и хотя был вечерний час пик, уже через пятнадцать минут уролог Алонсо Акунья ухитрился доставить своего друга на место похищения.

Альберто Вильямисар, муж Марухи Пачон и брат Беатрис, находился всего лишь в двухстах метрах от места происшествия, но не подозревал о случившемся, пока ему не позвонил по внутреннему телефону портье. Альберто вернулся домой в четыре, проведя целый день в газете «Тьемпо», где занимался подготовкой выборов в Конституционную Ассамблею, которые предстояли в декабре; накануне он так утомился, что, придя домой, заснул, даже не раздеваясь. Около семи пришел его сын Андрес, а с ним – Габриэль, сын Беатрис, они с детства были не разлей вода. Андрес сунулся в спальню, ища мать, и разбудил Альберто. Тот удивился, что уже темно, зажег свет и в полудреме посмотрел на часы. Они показывали семь. Маруха еще не вернулась.

Это было странно. Они с Беатрис всегда возвращались раньше, какие бы ни были пробки на дорогах, а если вдруг почему-то задерживались, всегда звонили. Кроме того, Маруха договорилась с Альберто встретиться дома в пять. Встревоженный Альберто попросил Андреса позвонить в «Фосине», и охранник сказал, что они вышли чуть позднее обычного. Значит, сейчас приедут. Но когда Вильямисар пошел на кухню попить воды, раздался телефонный звонок. Андрес взял трубку. Альберто понял по его голосу, что стряслась беда. И правда: на углу улицы что-то случилось с машиной. Похоже, это машина Марухи. Портье сам толком не знал, что произошло.

Альберто велел Андресу оставаться дома на случай, если кто-нибудь вдруг позвонит, и выбежал из квартиры. Габриэль кинулся за ним. Лифт оказался занят, и они, вне себя от волнения, не стали его дожидаться, а помчались по ступенькам вниз.

– Похоже, там кого-то убили! – крикнул им вслед портье.

Улица была запружена народом, как во время праздничного гулянья. Соседи высовывались из окон жилых домов, на Окружной дороге образовалась пробка, водители возмущались, жали на гудки. На перекрестке полицейский патруль отгонял зевак от брошенного автомобиля. Вильямисара удивило, что доктор Герреро оказался на месте происшествия раньше его.

Действительно, это была машина Марухи. С момента похищения прошло как минимум полчаса, похитителей след простыл, остались только улики: пробитое пулей стекло со стороны водителя, пятно крови и осколки стекла на сиденье, а также влажное пятно на асфальте, с которого шофера подняли еще живым. В остальном вокруг была чистота и порядок.

Энергичный, подтянутый полицейский сообщил Вильямисару подробности похищения, которые удалось узнать у немногочисленных свидетелей. Показания были обрывочными и нечеткими, порой даже противоречивыми, но в том, что произошло похищение и что ранили только шофера, сомнений не было. Альберто допытывался, удалось ли у него выяснить что-нибудь, позволяющее напасть на след преступников, но оказалось, что это невозможно: шофер был в коме, никто не знал, куда его увезли.

Доктор Герреро, наоборот, впал от шока в состояние анабиоза и, похоже, не понимал всей серьезности происходящего. Он мгновенно опознал сумку Беатрис, ее косметичку, записную книжку, удостоверение личности в кожаной обложке, бумажник, в котором лежало двенадцать тысяч песо, и кредитную карточку. И пришел к выводу, что похитили только его жену.

– Видишь, Марухиной сумки тут нет, – сказал он Альберто. – Вероятно, Марухи в машине не было.

А может быть, доктор как профессиональный психиатр пытался его отвлечь, чтобы они оба могли немного оправиться от перенесенного удара. Но Альберто его не слушал. В данный момент для него было важнее всего убедиться в том, что кровь, обнаруженная в машине и возле нее, – это только кровь водителя, а пассажирки не ранены. Остальное казалось ему совершенно ясным, и его захлестывало чувство вины: как же он не предусмотрел, что такое может произойти?.. Он был абсолютно уверен в том, что таким образом пытались отомстить ему. И знал, кто это сделал и почему.

Альберто уже пошел в сторону дома, когда по радио, прервав программу, сообщили, что шофер Марухи умер в частном автомобиле, который вез его в больницу «Кантри». Вскоре на место происшествия приехал журналист Гильермо Франко, заведующий редакцией криминальной хроники на радио «Караколь». Услышав о стрельбе, он кинулся туда, но застал на месте только брошенный автомобиль. Гильермо подобрал с шоферского сиденья несколько осколков стекла и окровавленный клочок сигаретной бумаги и положил их в прозрачную коробочку, на которой были написаны номер и дата. Коробочка в тот же вечер пополнила богатую коллекцию криминальных трофеев, которую Франко собрал за годы работы в отделе.

Полицейский проводил Вильямисара до дома, расспрашивая о том, что, по его мнению, могло бы помочь следствию, однако Альберто отвечал рассеянно, думая лишь о том, какие томительно долгие, тяжелые дни ждут его впереди. Прежде всего нужно отдать распоряжения Андресу. Пусть занимается людьми, которые будут к ним приходить, а ему нужно срочно сделать несколько телефонных звонков и собраться с мыслями. Альберто удалился в спальню и позвонил в президентский дворец.

У него были прекрасные отношения с президентом Сесаром Гавирией, не только на политическом, но и на личном уровне. Президент считал Вильямисара человеком импульсивным, но добродушным и думал, что он даже в самых тяжелых обстоятельствах способен сохранять хладнокровие. Поэтому Гавирия был изумлен, когда Альберто, с трудом сдерживаясь, сухо сообщил, что его жену и сестру похитили, и добавил без обиняков:

– Вы в ответе за их жизнь.

Сесар Гавирия умел, когда надо, проявить жесткость. Сейчас как раз был такой случай.

– Я вам так скажу, Альберто, – лаконично ответил он, – мы сделаем все необходимое.

И так же холодно добавил, что немедленно поручит заняться этим своему советнику по безопасности Рафаэлю Пардо Руэде, который будет постоянно держать его в курсе происходящего. Развитие событий подтвердило, что решение было правильным.

Журналисты валом повалили в дом Вильямисара. Альберто знал, что тем заложникам, которых захватывали раньше, было позволено слушать радио и смотреть телевизор. Поэтому он выступил с обращением, в котором потребовал уважения к Марухе и Беатрис, заявив, что эти две достойнейшие женщины не имеют никакой связи с политикой и что отныне он посвятит все свое время и силы их освобождению.

Одним из первых к Вильямисару приехал генерал Мигель Маса Маркес, директор Государственного департамента безопасности, проводившего официальные расследования в случае похищения людей. Генерал заступил на этот пост семь лет назад, еще при Белисарио Бетанкуре; затем продолжал работать при Вирхилио Барко, а недавно и новый президент, Сесар Гавирия, подтвердил его полномочия. Это была беспрецедентная живучесть, ведь на таком посту на тебя валятся все шишки, тем более в тяжелейшие времена, когда государство объявило войну наркомафии. Среднего роста, крепкий, словно отлитый из стали, с бычьей шеей, какая часто бывает у военных, генерал был молчуном, но в кругу друзей отводил душу: короче, это была истинно крестьянская натура. Впрочем, что касается работы, то тут он всегда придерживался четкой линии, без нюансов. Война с наркомафией была для него личным делом, и воевал он с Пабло Эскобаром не на жизнь, а на смерть. Тот отвечал ему тем же. Эскобар израсходовал две тысячи шестьсот килограммов динамита, устроив одно за другим два покушения на генерала Масу. Такого больше не удостаивался ни один из врагов наркобарона. Маса Маркес оба раза остался цел и невредим, он приписывал свое спасение Младенцу Христу. Эскобар, кстати, тоже считал чудом Богомладенца тот факт, что Маса Маркес до сих пор его не убил.

Президент Гавирия всегда настаивал на том, чтобы вооруженные силы не предпринимали попыток освободить заложников без предварительной договоренности с их родственниками. Однако на политической кухне много судачили о том, что между президентом и генералом Масой существуют серьезные разногласия по данному поводу. Вильямисар решил подстраховаться.

– Хочу сразу предупредить: я против силовых операций, – сказал он генералу Масе. – Дайте мне гарантию, что их не будет. А если вдруг возникнут идеи на эту тему, то вы обязательно посоветуетесь со мной.

Маса Маркес согласился. А в конце долгого, весьма информативного разговора приказал поставить телефон Вильямисара на прослушивание: на случай если вдруг похитители попытаются связаться с ним ночью.

В тот же вечер Рафаэль Пардо сообщил Вильямисару, что президент назначил его посредником между правительством и родственниками заложниц. Соответственно только он уполномочен делать официальные заявления по поводу происходящего. Оба понимали, что похищение Марухи – хитрый ход наркомафии, которая рассчитывает надавить на правительство через сестру Марухи Глорию Пачон. И решили не строить больше домыслов, а перейти к действиям.

Колумбия не подозревала о том, какое важное место она занимает в мировом наркотрафике, пока наркобароны не вошли в большую политику через заднюю дверь: сперва приобретая все большее могущество благодаря коррупции, а затем решив напрямую удовлетворить свои политические амбиции. В 1982 году Пабло Эскобар предпринял попытку внедриться в движение Луиса Карлоса Галана, но тот вычеркнул его из партийных списков и разоблачил во время пятитысячной демонстрации в Медельине. Эскобар, правда, все равно вошел в палату представителей, заняв освободившуюся вакансию в крайнем крыле правящей либеральной партии. Но обиды не забыл и развязал против государства смертельную войну. Особенно ненавистно было ему движение «Новый либерализм». Представитель этого движения Родриго Лара Бонилья, назначенный министром юстиции в правление Белисарио Бетанкура, был застрелен на улице Боготы наемным убийцей-мотоциклистом. Его преемника Энрике Парехо киллер преследовал аж до Будапешта и там все-таки выстрелил в него в упор, но убить не смог. 18 августа 1989 года Луис Карлос Галан, которого охраняли восемнадцать телохранителей, был расстрелян из автомата на площади городка Соача, в десяти километрах от президентского дворца.

В основном война была развязана из-за того, что наркоторговцы страшно боялись экстрадиции в Соединенные Штаты Америки, где их судили бы за преступления, совершенные на американской территории, и дали бы гигантские тюремные сроки. Так, колумбийского наркоторговца Карлоса Лейдера, выданного в США в 1987 году, посадили на сто тридцать лет! Экстрадиция стала возможной благодаря договору, заключенному в правление Хулио Сесара Турбая, впервые разрешившего выдачу колумбийских граждан другим государствам. Президент Белисарио Бетанкур прибегнул к экстрадиции нескольких преступников после убийства Лары Бонильо. Наркомафия пришла в ужас от того, что у Америки такие длинные руки, и сообразила, что надежнее Колумбии для нее места нет, лучше скрываться в собственной стране, чем за рубежом. Юмор ситуации заключался в том, что для спасения собственной шкуры бандитам приходилось искать помощи у государства. Они и попытались ее получить не мытьем, так катаньем: с одной стороны, устроили беспощадный террор, нападая на всех без разбору, а с другой – заявили о своей готовности сдаться правосудию, вернуть в страну капиталы и вложить их в национальную экономику, лишь бы избежать экстрадиции в США. А надо сказать, что наркобароны уже представляли собой вполне реальную, хотя и теневую власть. В народе их прозвали Невыдаванцами, а девизом для них служили слова Эскобара: «Лучше могила в Колумбии, чем камера в Америке».

Бетанкур вступил в войну с наркомафией. Его преемник Вирхилио Барко вел ее еще более ожесточенно. Вот какой была ситуация, когда в 1989 году Сесар Гавирия, руководивший избирательной кампанией Луиса Карлоса Галана, стал кандидатом в президенты после его гибели. В ходе своей избирательной кампании Гавирия защищал принцип экстрадиции как совершенно необходимый механизм укрепления законности и объявил о своей готовности применить новаторскую стратегию в борьбе с наркоторговлей. Идея была проста: те, кто отдастся в руки правосудия и сознается в преступлениях (хотя бы в некоторых!), взамен получат возможность отсиживать срок на родине. Однако Невыдаванцы остались не удовлетворены формулировкой указа. Эскобар требовал через адвокатов безусловного отказа от экстрадиции и настаивал на том, чтобы признание вины и выдача сообщников не были обязательными. Кроме того, Эскобар добивался гарантий безопасности как для заключенных в тюрьме, так и для их родственников и приверженцев на свободе. Пытаясь террором и одновременно переговорами выкрутить руки правительству, он устроил целую серию похищений журналистов. За два месяца были похищены восемь человек. Так что исчезновение Марухи и Беатрис, судя по всему, являлось очередным витком зловещей эскалации насилия.

Вильямисар почувствовал это сразу, едва увидев пробитый пулей автомобиль. А чуть позже, когда в дом хлынул народ, он уже не сомневался, что именно от него, от его усилий теперь зависит жизнь жены и сестры. Эскобар еще откровеннее, чем раньше, бросил вызов лично ему. Это была дуэль, от которой Вильямисар не мог уклониться.

Вообще-то его уже могло и не быть в живых. В 1985 году, когда никаких законов против наркомафии еще не было, а при объявлении чрезвычайного положения издавались лишь отдельные, разрозненные декреты, Вильямисар, будучи членом парламента, добился принятия Положения о наркотических препаратах. Позднее Луис Карлос Галан подсказал ему, как воспрепятствовать принятию проекта закона, который дружки Эскобара пытались протащить через парламент, чтобы действующее соглашение об экстрадиции стало нелегитимным. Таким образом, Вильямисар подписал себе смертный приговор. 22 октября 1986 года два киллера в спортивных костюмах притворялись, что занимаются физкультурой перед его домом. И когда Альберто садился в автомобиль, выпустили в него две автоматные очереди. Он чудом уцелел. Одного из бандитов убила полиция, а его сообщников арестовали и через пару лет выпустили на свободу. Заказчик остался безнаказанным, но в том, кто он такой, этот заказчик, сомнений не было.

Галан уговорил Вильямисара на время покинуть Колумбию, и Альберто назначили послом в Индонезию. Через год его пребывания там американские спецслужбы поймали в Сингапуре колумбийского киллера, направлявшегося в Джакарту. Правда, цель его поездки так и осталась неясной, однако удалось установить, что в Штатах он считался умершим: свидетельство о смерти оказалось поддельным.

В тот вечер, когда похитили Маруху и Беатрис, в доме Вильямисара яблоку негде было упасть. Пришло много политиков, члены правительства, родственники похищенных. Владелица художественного салона и близкая подруга четы Вильямисаров, Асенет Веласкес – она живет в квартире над ними, – была за хозяйку. Не хватало только музыки, чтобы столпотворение в доме Альберто выглядело как обычная вечеринка в конце рабочей недели. Это неизбежно: если в Колумбии собирается больше шести человек, то, кто бы они ни были и в какое бы время ни собрались, это всегда заканчивается весельем и танцами.

К тому времени разбросанную по миру родню уже оповестили о случившемся. Алехандра, дочь Марухи от первого брака, находилась на далеком полуострове Гуахира, в городе Майкао и как раз доедала свой ужин в ресторане, когда Хавьер Айала сообщил о похищении. Алехандра вела популярную телепередачу «Угол зрения», выходившую по средам, и приехала накануне, намереваясь взять несколько интервью. Она побежала в отель, чтобы связаться с семьей, но домашний телефон был занят. Благодаря счастливому совпадению пару дней назад, в среду, она интервьюировала психиатра, который занимался лечением психических расстройств, вызванных пребыванием в тюрьме строгого режима. Услышав в Майкао известие о похищении, она подумала, что такая терапия может быть полезна и для заложниц, и вернулась в Боготу, собираясь поскорее воплотить свою идею в жизнь.

Глорию Пачон, сестру Марухи, представлявшую в те годы Колумбию в ЮНЕСКО, Вильямисар разбудил в два часа ночи по телефону словами: «У меня ужасные новости». Хуана, дочка Марухи, проводившая каникулы в Париже, спала в соседней комнате и узнала о трагедии буквально через пару минут. Николас, двадцатисемилетний музыкант и композитор, проснулся от телефонного звонка в Нью-Йорке.

В два часа ночи доктор Герреро и его сын Габриэль отправились к сенатору Диего Монтанье Куэльяру, председателю Патриотического союза, образованного при Компартии, и члену группы Почетных граждан, которую создали для переговоров между правительством и похитителями Альваро Диего Монтойи. Сенатор выглядел усталым и подавленным. О похищении он узнал из вечернего выпуска новостей, и на него это подействовало угнетающе. Герреро просил лишь об одном: чтобы Диего выступил посредником в переговорах с Пабло Эскобаром и убедил отпустить Беатрис, а взамен предлагал взять в заложники себя. Монтанья Куэльяр ответил в типичной для него манере:

– Не будь дураком, Педро, в этой стране все безнадежно.

Доктор Герреро вернулся домой на рассвете, но заснуть даже не попытался. Его снедала тревога. Около шести позвонил Ямид Амат, главный редактор выпуска новостей на радио «Караколь»; доктор Герреро, находившийся в ужасном расположении духа, наговорил в эфире много такого, что можно было расценить как безрассудный вызов похитителям.

Вильямисар, тоже не сомкнувший глаз, принял душ, оделся и в половине седьмого утра поехал к министру юстиции Хайме Хиральдо Анхелю, который поведал ему, как продвигается борьба с терроризмом наркоторговцев. Вильямисар вышел от министра, осознав, что борьба предстоит долгая и трудная, но был благодарен за двухчасовые объяснения, поскольку давно отстал от жизни и не представлял себе, как обстоят дела на этом фронте.

Про завтрак и обед он позабыл. Ближе к вечеру, проведя день в пустых хлопотах, он тоже встретился с Диего Монтаньей Куэльяром, и тот в очередной раз поразил его своей откровенностью.

– Попомни мои слова: это надолго, – сказал Диего. – По крайней мере до июня. Пока не пройдут выборы в Конституционную Ассамблею, Маруха и Беатрис будут для Эскобара разменной монетой в переговорах об экстрадиции.

Многим не нравилось, что Монтанья Куэльяр, входивший в группу Почетных граждан, не считал нужным скрывать перед прессой свой пессимизм.

– Да в гробу я видал эту группу! – не скупясь на выражения, заявил он Вильямисару. – Наша роль там абсолютно дурацкая.

В итоге Вильямисар вернулся домой выжатый как лимон, с ощущением, что он один на белом свете. Выпив залпом две рюмки виски, он впал в полную прострацию. В шесть часов его сын Андрес, который стал с того дня его единственной опорой, уговорил отца поужинать. Когда они сидели за столом, позвонил президент.

– Вот что, Альберто, – произнес он, стараясь говорить как можно дружелюбнее, – приезжайте сейчас ко мне, поговорим.

Президент Гавирия принял Вильямисара в семь часов вечера в библиотеке, в личных покоях президентского дворца, где он проживал уже три месяца с супругой Аной Миленой Муньос и двумя детьми, одиннадцатилетним Симоном и восьмилетней Марией Пас. Комнатка была небольшой, но уютной, рядом располагалась оранжерея, в которой произрастали яркие цветы, а по стенам стояли деревянные шкафы, ломившиеся от всяких официальных изданий и альбомов с семейными фотографиями. В комнате имелся и небольшой музыкальный центр с коллекцией любимых дисков: «Битлз», «Джетро Талл», Хуан Луис Герра, Бетховен, Бах… После утомительного рабочего дня президент именно здесь проводил неофициальные встречи или отдыхал в кругу друзей, потягивая виски.

Гавирия тепло приветствовал Вильямисара; тон его выражал сочувствие и понимание, но при этом беседа не лишена была суровой откровенности. Впрочем, Вильямисар к тому времени уже воспринимал все гораздо спокойнее, поскольку оправился от первого удара и собрал достаточно информации, чтобы понять: президент мало чем может ему помочь. Оба были уверены в том, что похищение Марухи и Беатрис преследует политические цели, и без обращения к гадалкам знали, что автор преступления – Пабло Эскобар.

– Но то, что мы знаем, это еще полдела, – сказал Гавирия. – Для безопасности заложниц главное – добиться, чтобы это признал Эскобар.

Вильямисар с первого же мгновения понял, что президент не выйдет за рамки Конституции, не будет ради него нарушать закон и не отменит разыскных мероприятий, которые должны проводить военные. Но с другой стороны, он и не предпримет попыток освободить заложниц без согласия их родственников.

– Такова наша политика, – подытожил президент.

Больше говорить было не о чем. Когда Вильямисар покинул президентский дворец, с момента похищения прошли целые сутки; будущее тонуло в тумане, но, во всяком случае, он знал, что правительство поддерживает его намерение провести частные переговоры об освобождении пленниц и предоставляет в его распоряжение Рафаэля Пардо. Хотя грубый реализм Диего Монтаньи Куэльяра внушал ему больше доверия.

В этой беспрецедентной череде похищений первое произошло 30 августа, без малого через три недели после заступления Сесара Гавирии на пост президента; жертвой похитителей стала проживавшая в Боготе Диана Турбай, главный редактор новостной телепрограммы «Криптон» и журнала «Ой пор ой», дочь бывшего президента и главного лидера либеральной партии Хулио Сесара Турбая. Вместе с ней похитили еще четверых членов съемочной группы: выпускающего редактора Асусену Лиевано, редактора Хуана Витту, операторов Ричарда Бесерру и Орландо Асеведу, а также немецкого журналиста, обосновавшегося в Колумбии, Эро Бусса. В общей сложности шестерых.

Похитители заманили журналистов в ловушку под предлогом встречи с падре Мануэлем Пересом, верховным командующим Армии национального освобождения (АНО)[2]. Немногочисленные люди, знавшие о приглашении на эту встречу, в один голос отговаривали Диану. В их числе были министр обороны, генерал Оскар Ботеро, и Рафаэль Пардо, которому президент объяснил, насколько рискованна такая поездка, и попросил передать это семейству Турбаев. Однако рассчитывать на то, что Диана откажется, мог лишь тот, кто ее совсем не знал. В действительности ее интересовало не столько интервью падре Мануэля, сколько сама возможность начать мирный диалог. Когда-то она втайне отправилась верхом на муле в район, контролируемый вооруженными отрядами самообороны: ей хотелось вступить с ними в переговоры и попытаться понять суть этого движения, понять как с политической, так и с журналистской точек зрения. Тогда ее инициативе не придали значения, результаты поездки так и не были обнародованы. Позднее она, несмотря на свою борьбу с М-19, подружилась с команданте Карлосом Писарро, к которому даже приезжала в лагерь, ища возможности мирного урегулирования конфликта. Тем, кто планировал заманить ее в западню, все это было, безусловно, известно. И они понимали, что в сложившихся обстоятельствах никакие причины, никакие препятствия, ничто на свете не может удержать Диану от попытки диалога с падре Пересом, одной из ключевых фигур, от которых зависел мир в стране.