Считалка для утопленниц

– Нужно разыскать Сергея Степановича Заботина и его жену. Выяснить, была ли замужем Лиза. И чей сын Митька. И вообще, где он прописан.

– Все завтра. Уже восьмой час, поздно, – взглянул на часы Агеев. – У меня сегодня междусобойчик с дружбанами, хочу рыбки купить по дороге. Пивко они закупят.

– Ладно, пройдемся только по соседям. Может, кто-то знает этого Митьку.

Еще не все соседи вернулись с работы домой. Но из тех счастливчиков, кто уже приступил к активному домашнему отдыху – готовил ужин, проверял уроки у детей-школьников, просто сидел у телевизора, не нашлось ни одного равнодушного. Деда Заботина в подъезде знали хорошо. Он был стариком активным. Много и добрых, и осуждающих слов услышали о нем сыщики. Хвалили его за то, что только благодаря ему во дворе сохранилась детская площадка, хотя на нее претендовали сразу несколько захватчиков. Замечательный скверик между домами тоже появился благодаря ему. Ругали те, с кем он успел схлестнуться и показать свой недобрый нрав.

– Заботин – боевой старик, – подытожил здоровый пузатый парень. – Жаль, что он умер. Мне казалось, что он будет жить вечно.

– А внука его вы знали?

Внука видели многие соседи. Он приходил к деду всегда с сумками. Видно, что носил старичку продукты. Но фамилию Мити не знал никто. Впрочем, о конфликтах между дедом и внуком тоже никто не упоминал. Получалось – внук заботился о деде.

– Прямо образцово-показательный этот Митька. За что ж его невзлюбила старушка из Совета ветеранов?

– Может, дед никому не жаловался, только ей, – предположил Агеев, который уже сильно запаздывал к своим дружбанам. В последней квартире на их звонок дверь не открыли. – Пора и по домам.

– Сильно не напивайся, – Турецкий на прощание добродушно похлопал Филиппа по плечу.

Агеев ухмыльнулся.

– С пива я никогда не напиваюсь. Будь спок!

Турецкий остановился на красный свет и, пока стоял у светофора, глазел по сторонам. На маленькой площади у метро раскинулся скромный рыночек. Бабульки торговали зеленью, девчушка лет четырнадцати со скучающим видом стояла над корзиной с крупными полевыми ромашками. Турецкий дождался зеленого света и вместо того, чтобы ехать дальше, повернул направо и припарковался, тесно прижавшись к тротуару. Вернулся к рынку и купил охапку ромашек. Их аромат напомнил, что на свете существуют поля и луга, леса и реки, и что пора бы выбраться на природу. Хоть на пару часов. Надо предложить Ирке. Он тут же подумал, что можно поехать на природу и с Алей. Какая жалость, что многоженство в нашей вполне толерантной стране не одобряется. А то бы можно было поехать всей компанией. Кстати, а кому он купил этот роскошный букет? Турецкий сел в машину и подумал, что Ире в последнее время он уделяет недостаточно времени. Посему, чтобы восстановить справедливость, букет нужно вручить именно ей. Как приз за долгое терпение.

Дома разгоряченная Ирина металась у плиты, где на всех четырех конфорках что-то жарилось и кипело.

– Привет, моя дражайшая, – подкравшись, Турецкий поцеловал ее в щеку. – Все хлопочешь?

– Ой! – вскрикнула от неожиданности Ирина. – Напугал! В следующий раз предупреждай громким топаньем о своем приближении.

Турецкий вынул из-за спины букет и торжественно протянул его Ирине. При этом он опустился на одно колено и смиренно опустил голову.

– Ой! Опять напугал! – Ирина взяла букет и подозрительно спросила: – Ничего не случилось? Ты ничего не натворил? И поза у тебя какая-то виноватая…

Турецкий поднял на нее смеющиеся глаза.

– Ничего, дорогая. Я просто демонстрирую смиренное почтение и вечную супружескую любовь.

– А, это… – с облегчением произнесла Ирина. – А я-то уже всякие ужасы подумала.

– Какие?

– Да всякую чушь. Что ты полюбил другую и принес мне отступные в виде букета.

Турецкий поднялся и картинно протянул к ней обе руки, глядя честно и открыто, как самый наичестнейший муж.

– Действительно, какая только чушь не посещает эту прекрасную головку!

И тут же сменил тему.

– Ну, к чему мы так готовимся? У нас гости?

– Катя придет, хочет представить нам своего жениха Гошу.

– А, так он все-таки существует, этот легендарный Гоша? А я, честно говоря, считал, что это плод ее буйной фантазии.

– Почему? – удивилась Ирина. – Он есть. Просто человек занятой, к тому же не любитель ходить по гостям. Она его едва уговорила.

– Ладно, пускай приходят. Нужно оценить его и вынести свой вердикт. А то женщина, которая долгие годы ищет пару, иногда бросается на первого встречного только потому, что он обратил на нее внимание. Главное, чтобы она сгоряча дров не наломала.

– Катя не дура, – обиделась за подругу Ирина. – Просто ей долго не везло.

– Я бы не сказал. Мужики ей попадались неплохие. Просто она не умеет ими разумно распорядиться. Вот наш патолог Теодозий Иванович. Чем он был плох? Ну худоват немного. Так подкормила бы его. Не слишком разговорчив – так это хорошо. Можно самой говорить беспрестанно, никто не остановит, чтобы слово вставить. А ведь она ему явно нравилась. Да и он ей – так мне казалось. Не зря же она к нему ходила на вскрытие, как на свидание.

– Хотела произвести впечатление. А потом встретила Олега, он ей показался поинтереснее.

– А Олег от нее быстро умотал. Потому что был не ее человеком. Вот оно – легкомыслие женщин. Что имеем – не храним, потерявши – плачем.

– Не плакала она вовсе, – вступилась за Катю Ирина, а сама тем временем перемешивала на сковороде какое-то крошево, щедро поливая его винным уксусом.

Турецкий закашлялся.

– Уйду подобру-поздорову, а то еще отравлюсь от этих испарений. Надеюсь, на вкус это блюдо будет лучше, чем на запах.

Турецкий повернулся, и Ирина, чихнув несколько раз подряд, объяснила:

– Иорданское блюдо, Ольга по телефону рецепт дала. Они неделю назад из Иордании вернулись, у тамошнего повара рецепт взяла. Говорит, уже проверяла, очень вкусно.

– Ну, раз Ольга осталась жива, значит, и мне ничего не грозит.

Турецкий включил телевизор и уселся на диван. В передаче о чрезвычайных происшествиях услышал последнюю фразу. «Это уже третий случай за последнее время на воде. Просим всех граждан проявить бдительность, а женщинам не купаться в одиночку».

Турецкий набрал телефон Никиты. Тот ответил не сразу.

– Извини, старик, душ принимал. Пока добежал до телефона…

– Только что по телевизору передавали о трупе женщины, той самой.

– Да знаю, я дверь в комнату оставил отрытой, видел.

– Ну что вы узнали? Есть подвижки?

– Есть. На одной лодочной станции узнали и лодку, и женщину. Но кто с ней был, не запомнили. Говорят – невыразительная личность, в отличие от нее.

– Свидетелей не нашли?

– Какие свидетели? Все отдыхающие. Кто там был, уже давно разъехались.

– А кто же узнал женщину?

– Кассир узнала, они билеты у нее покупали. И еще узнал ее по фотографии парень, который выдает лодки. Да, он еще запомнил, что тип с ней был с гитарой.

– Описать ее спутника смог?

– Крайне скупо. Человек среднего роста, лет тридцати пяти – сорока. Он даже не вспомнил цвет волос и глаз. Сказал, такое обычное лицо, ничего в нем запоминающегося. Ни усов, ни бородавки, ни родимого пятна, ни шрамов.

– А гитару запомнил.

– Как ни странно, да. Почему-то обратил на нее внимание. Может, потому, что сейчас мало кто с гитарами ходит. Музыканты их обычно носят в чехлах или футлярах. А эта довольно старая, светлая.

– И все?

– Все.

– Уже что-то… Медэкспертизу провели? Что вскрытие показало?

– Подтвердилось, что убийца ее изнасиловал. Смерть наступила от удушения. И у нас есть его ДНК. В ближайшее время эксперты обещали проверить его ДНК в базе данных судимых. На одежде жертвы обнаружены волокна его одежды. Медэксперт считает, что ее задушили гитарной струной. Из раны извлекли микрочастицы вещества, из которого делают струны.

– А вы много сделали! – приятно удивился Турецкий. – Как вам удалось так быстро провести экспертизу по определению вещества?

Никита довольно хмыкнул.

– Так я на тебя сослался. Сказал, что самый знаменитый сыщик генерал Турецкий заинтересован в быстрой экспертизе. Показал твою фотографию – на фоне лодки с убитой. Наш фотограф тебя зафиксировал для истории.

– Хитрецы, – покачал головой Турецкий. – Оказывается, мое имя работает лучше в отрыве от меня. Бывало, когда я лично просил ускорить экспертизу, не всегда удавалось.

– Вести себя надо понахальнее, – посоветовал Никита. – Забыл, что ли, наглость – второе счастье. Я всегда так веду себя с экспертами. Помогает!

Турецкий подумал, что, невзирая на положительные результаты наглого поведения Никиты, его отношение к бывшему однокашнику не изменилось.

– Убийца задушил ее струной, – вернулся к теме разговора Турецкий, – а вот потом снял петлю с шеи. Зачем, интересно? Он что, каждый раз так делал?

– Да, ни разу не оставил. То ли считал, что успешно заметает следы, то ли, блин, экономный. Оставлял на следующий раз. Я тоже не вижу никакой логики.

– Но она все-таки есть. Иначе он не стал бы трижды проделывать одно и то же.

Турецкий услышал звонок в дверь.

– Ну, успехов тебе. А я пойду открывать дверь, у нас гости.

Из кухни донесся голос Ирины.

– Шурик, я не могу отойти, у меня тут все горит!

– Я открою!

Турецкий распахнул дверь и прикрыл глаза рукой, словно ослепленный.

– Мадам, вы прекрасны! – воскликнул он, и Катя радостно рассмеялась. Она действительно долго чепурилась у зеркала, готовясь к встрече с друзьями, но главное, и Турецкий это понял, чтобы потрясти своего жениха. Рядом с ней стоял мужчина – вполне приличный на вид, что уже радовало. То есть руки-ноги на месте, голова большая, небось – умный. Глаза прищуренные – к жизни внимательный. Нос крупный, значит, и в любви удалец. Во всяком случае от женщин Турецкий не раз слышал такой неожиданный вывод относительно оценки размера мужского носа.

– Георгий, – подал руку вошедший.

И рука у него была крепкая и сухая, шершавая на ощупь, будто он занимался физическим трудом.

Ирина уже сбросила фартук и выскочила в коридор встречать гостей. Турецкий по выражению ее лица понял, что новый избранник Кати ей симпатичен.

Дальше все проходило, как обычно – возлияние, закуска обычная, а после нее дегустация нового блюда, настолько острого, что рот горел, и все едва успевали запивать огненную еду минеральной водой и вытирать слезы, непроизвольно струящиеся из глаз.

– У твоей Ольги гастрит, – заметил Турецкий, – как же она ест такую острую еду?

– Может, я переборщила с приправами? – сама удивлялась Ирина.

Георгий все помалкивал, говорил скупо. Понять, чем он занимается, было трудно. Но не зря Турецкому за свою жизнь пришлось провести тысячи допросов. Через час, добывая из скупой информации Гоши факты, Турецкий понял, что мужик продвигается по жизни скачками – от одной работы к другой, каждый раз более оплачиваемой. В данный момент он занимался поставкой дикого камня в Москву. И не откуда-нибудь, а из самой Италии. Сначала стесняясь и скрытничая, он под влиянием отличного вина разговорился и убеждал всех присутствующих, что его работа и полезна, и прибыльна. Полезна для заказчиков – из дикого камня нынешние богатеи стали не только оформлять свои угодья, но и облицовывать дома, на манер старинных замков Европы. И чем больше камня им нужно, тем выше прибыль Гоши. Поэтому мимоходом он написал и издал красочную книгу «Дом-замок на русских просторах». Все иллюстрации подбирал сам – что из Интернета, что из своих многочисленных поездок. Весь первый тираж разошелся быстро, он даже не ожидал. Готовит к переизданию дополненное и расширенное издание.

Катя явно гордилась женихом, и глаза ее лучились от счастья. Нет привлекательнее зрелища, чем счастливая женщина, – сделал вывод Турецкий. В кармане тихо загудел телефон, пришло сообщение. Турецкий вышел на кухню якобы за хлебом и прочитал текст: «Любимый, хоть ты и не со мной, все равно пью за твое здоровье». У Турецкого сразу упало настроение. Он очень не любил, когда Алька пила без него. Потому что знал – одна она пить не любила. В лучшем случае вместе с подружкой. А если рядом дружок? О своей жизни вне работы она распространялась мало, иногда выдавая кокетливым голосом какую-нибудь малоприятную крупицу информации из своей частной жизни. То о каком-то бывшем однокурснике, который не теряет надежды получить ее в жены, то о бывшем коллеге – молодом оперативнике с квартирой в центре, то о неком господине Лорее, французе, с которым ее связывала тесная дружба еще со времен работы на прежнем месте. Якобы ее прикрепили к нему переводчиком, когда он на короткое время приехал в Россию, в военную прокуратуру по обмену опытом. Турецкий подозревал, что со всеми поклонниками у Альки были слишком тесные отношения, но она хоть и отрицала сей факт, глаза ее хитро поблескивали. Турецкий ревновал, и Алька заверяла, что для нее существует только он. Хотелось бы верить, но разница в возрасте между ним и Алькой двадцать шесть лет… Он, конечно, уверен в себе как мужчина, но черт знает этих молоденьких женщин, может, им мало одного мужика…

Турецкий ничего не ответил на ее сообщение и, помрачневший, вернулся в комнату.

– А хлеб? – спросила Ирина удивленно.

– А я его не нашел, наверное, его уже нет, – нагло соврал Турецкий.

– Нет нарезанного, – уточнила Ирина.

– Пойду нарежу, – Турецкий опять пошел на кухню и, пользуясь моментом, послал сообщение Альке: «Не напивайся. А то убью». Пока нарезал хлеб, пришел коротенький ответ, состоящий всего из одного слова: «Ха!»

– Вот нахалка, еще и насмехается, – подумал Турецкий и принялся укладывать хлеб красиво, то есть стройными рядами.

– Куда так много? – удивилась Ирина, когда он вернулся с хлебницей в комнату.

– Кате дадим на дорогу, – мрачно пошутил Турецкий.

Гоша тем временем расписывал дивные качества дикого камня из последней партии. Он откровенно проводил рекламную кампанию, и Турецкий затосковал, хотя дамы слушали докладчика с интересом.

– А что, Кать, давай у тебя на даче дом обложим таким камнем. Будет маленький, совсем крохотный замок, прямо игрушечка! – предложила Ирина. – Гоша тебе скидку сделает.

– Я лучше за него замуж сначала пойду. Тогда мне этот камень даром достанется, – заявила практичная Катя.

Гоша смущенно хихикнул. Видимо, дармовая раздача камня в его коммерческие планы не входила. Даже в качестве подарка невесте на свадьбу.

Гости к иорданской еде больше не прикоснулись, зато подмели все остальное. Турецкий подумал, содрогнувшись, что придется доедать ему это жгучее блюдо завтра. Потому что Ирина обычно после ухода гостей принципиально ничего не готовила дня два. Считала, что нужно доедать то, что осталось. На дворе экономический кризис. Нечего разбазаривать деньги и еду. И ее труд тоже.

– Ну как тебе Гоша? – спросила она у Турецкого, когда гости ушли.

Но ответить он не успел. Зазвонил телефон. Голованов сообщил, что эксперты обнаружили в гречневой каше нитроглицерин в таком объеме, что можно было бы свалить слона, не то что старенького ветерана.

– А что сказал патолог?

– Он даст ответ только завтра.

– И так понятно, что эксперт найдет в желудке старика. Траванули дедушку. А родственницу старика Заботина в Митине нашли?

– Нашли, но уже покойницу. Бабушку убили, а потом злодеи устроили поджог, чтобы замести следы.

– Ничего себе! И когда же старушку убили?

– Два дня назад, как и деда.

– Так, может, это внук решил одним махом от престарелых родственников избавиться? День смерти устроил?

– Подозревать больше некого. И у деда, и у бабки он в тот день был – соседи видели. Правда, к бабке уже с компанией пришел. Они там гуляли – соседка музыку слышала.

– А как убивал, не слышала?

– Нет. Зато потом учуяла запах дыма, вызвала пожарных.

– Значит, и менты на месте побывали, а потом и Щербак. Он видел отчет ментов?

– Успел съездить в морг, но эксперты подготовят отчет к завтрашнему дню. Пока известно, что старушке нанесли восемь ножевых ударов, от чего она и скончалась. А к ментам он пойдет с утра. У них там какое-то мероприятие, проверка, все на ушах стоят. Дежурный сказал Николаю – не до нас. Сам знаешь, как они относятся к сыщикам из частных агентств. Считают, мы тут миллионы загребаем. Кстати, Николай сообщил, что Дмитрий – сын дочери Заботина. Осталось узнать ее фамилию по мужу… Как прошел прием? – как ни в чем не бывало спросил Голованов.

Сева был в курсе, что подруга семейства Турецких собирается замуж и нынче представляла жениха Турецким, будто они ей были ближайшие родственники. Свои-то, родные, у Кати жили в Томске, ехать туда слишком дорогое удовольствие.

– Катьке и Ирише жених нравится, а мне не очень. Какой-то скользкий тип. Как говаривала моя мама – продувной. Хитрый, расчетливый и, по-моему, жадноватый.

– Ну не тебе же с ним жить. Но я бы предупредил Катерину.

– Еще обидится…

– А ты действуй тонко, приведи ей в пример народную мудрость: перед замужеством смотри на жениха в оба глаза. А уж когда вышла – закрой глаза на все недостатки. Залог счастливого брака!

– Ну, Сева, ты, оказывается, специалист по счастливым бракам!

– Моя двоюродная сестра юрист по разводам. Вот где, я тебе скажу, человеческие страсти кипят! Рассказывала недавно – одна семья имущество делила, так жена себе почти все оттяпала! А не работала ни дня!

– Наверное, детей воспитывала…

– Ну и что? Подумаешь – большой труд! – со знанием дела парировал Голованов, у которого своих детей не было.

Турецкому не хотелось спорить, насколько это тяжелый труд, да бывает еще что и неблагодарный. Никогда не знаешь, что вырастет. Хотя ему лично грех жаловаться – их доченька Ниночка выросла хорошим человеком.

– Ладно, Сева, не будем на ночь о плохом. Давай о хорошем.

– И что же у нас хорошего? – без особого энтузиазма поинтересовался Голованов.

– Нашли пропавшего ветерана – раз. Установили причину смерти – два. Нашли его ближайшую родственницу – три. Правда, ближайшая – не значит кровная, но зато бывшая жена – почти что родственница.

– Да? – в голосе Голованова прозвучало сомнение.

– Естественно, у них же дети общие. Мы даже знаем их имена. Что тоже хорошо.

– Только плохо, что ближайшая родственница по странному стечению обстоятельств тоже сыграла в ящик.

– Согласен. Но квартира не выгорела, и если хорошо пошарить, может, хоть там мы найдем какие-нибудь следы Дмитрия. Тогда на этой оптимистической ноте и закончим. А то как начнем перечислять, сколько осталось неизвестного…

– Не надо! – твердо оборвал его Голованов. – Мы ж решили закончить на оптимистической ноте.

Турецкий по голосу почувствовал, что настроение у Голованова не ахти. Но он так устал за день, что ему теперь хотелось одного – лечь скорее в постель.

Ира гремела на кухне посудой. Хорошо бы ей помочь, но только не сегодня.

4

На следующее утро Турецкий в бодром настроении сбегал по лестнице и ощутил в заднем кармане джинсов назойливую вибрацию мобильного телефона. Звонил Агеев.

– Саша, ты сейчас куда?

– Я думаю еще раз наведаться в квартиру Заботина. А то мы вчера закопались в этих фотографиях. Меня не покидает чувство, что мы что-то пропустили. Кстати, Демидов тебе не звонил?

– Какое там звонил! Он же провожал Шихтера в четыре утра. Пока проводил, пока вернулся… Спит, небось, без задних ног. Пускай отсыпается. И сами справимся.

– Тогда езжай к экспертам. Отвези фотографии на экспертизу. Потом узнай, проверили ли в базе данных «пальчики», которые мы наснимали у Заботина. Может, внук Заботина действительно отбывал срок. Мне Щербак звонил спозаранку. Сказал – соседка вспомнила, что видела наколку на руке этого Мити. Кстати, а почему мы его так называем? Здоровый мужик, а он у нас все Митя.

– Потому что бабуля из Совета ветеранов нам сказала – внук Митя.

– С этой минуты он Дмитрий.

– А что за татуировка?

– Жук какой-то – сказала. Думаю, скарабей. Тогда он действительно сидел, если не понтуется.

– А к бабуле из Совета ветеранов не зарулишь?

– Собираюсь. Хочу поподробнее о внуке Заботина расспросить. Вчера как-то не очень удобно было. Она так за ветерана переживала. Да еще эта квартирка с запахом. Как только выдержала… Да, забеги к медэксперту. Конечно, надежды мало, но вдруг он уже сделал вскрытие. Ну ладно, – Турецкий уже подошел к машине и снял ее с сигнализации. – Будем на связи.

В квартире Заботина, несмотря на открытые окна, запах все еще не выветрился. Турецкий прежде всего уселся на диван и, стараясь не касаться затылком жирных пятен на обоях, стал раздумывать, где же ветеран мог хранить деньги. Не на антресолях, конечно. Хоть он и борец за права трудящихся, и деятельный, и самостоятельный, взобраться по лестнице под потолок не мог в силу своей старческой слабости. Скорее всего, он держал деньги в какой-то коробке или ящике. Вчера они с Агеевым уже порылись в традиционных местах, где обычно прячут деньги. В бельевом шкафу, хотя все знают, что воры первым делом шарят между бельем. Потом в крупе. Заглядывали в холодильник, в морозилку. Перетрясли книги, которых в доме было немного.

Он поднял ковер и простукал паркет, прощупал пространство под шкафами – все напрасно. Уже в прихожей на обувной полке увидел щетку и баночки с кремом для чистки обуви. Еще вчера он обратил внимание на то, что все это добро уместнее было бы хранить в коробке, а не на ее крышке. Но общий беспорядок в доме примирил его с этой странностью. Для очистки совести он снял крышку и заглянул в коробку. Пусто. На дне – скомканный клочок бумаги. Он развернул ее и увидел столбик цифр, которые перечеркивались по мере того, как под ними появлялись дополнительные цифры. В последней строке стояла корявая надпись – 250 000. Турецкий понюхал коробку. Пахло деньгами. В буквальном смысле слова.

В агентстве «Глория» он застал картину, которая одновременно заинтриговала его и позабавила. У экрана монитора рядом с Максом сидел Агеев и зачарованно наблюдал за действиями компьютерного гения. Отобранные накануне фотографии семейства Заботиных уже находились на экране монитора. Бородатый Макс с вдохновенным видом нажимал на клавиши, словно колдуя над фотографиями, отчего они менялись на глазах. Десятилетний мальчик мужал и постепенно приобретал черты взрослого человека. Наконец, Макс откинулся на спинку стула, любуясь творением своих рук, как маститый художник.

– Ну вот так он теперь навскидку выглядит… – скромно заключил он.

С возрастом у десятилетнего Мити нос стал абсолютно дедовским, хищным, небольшие, близко поставленные глаза смотрели обиженно и недовольно.

– Он что, такой же капризный, как в детстве? – удивился Филипп.

– Вряд ли это постоянное выражение его лица. Но я не стал менять. Только придал ему возрастные изменения. Вам же это нужно?

– Это… А волосы у него какие?

– Темнее, чем в детстве. Но это уже не суть важно. Важен общий облик. По этой фотографии Дмитрия узнают все, кто его видел.

– А теперь посмотри на похоронную фотографию, – попросил Агеев. – Где его мать хоронят. Хочу узнать, есть ли Дмитрий среди этих людей.

Макс увеличил фотографию и стал производить какие-то замеры, расчеты, укрупняя лица мужчин, которые столпились у гроба.

– Его здесь нет, – сказал он наконец.

– Сына нет на похоронах матери? – не поверил Турецкий.

– Может, это он фотографировал, – предположил Агеев.

– Такого быть не может, – возразил Макс. – Родственники своих умерших родных не снимают. Для этого нанимают профессиональных фотографов.

– Тогда почему он не приехал на похороны?

– Потому что не мог. Наверное, был слишком далеко, – высказал свое предположение Макс.

– Или сидел… – задумчиво произнес Агеев. – Макс, распечатай нам фотографию обиженного Дмитрия. Фамилию его матери не узнал еще?

– Сейчас займусь, при условии, что кто-то из вас сделает мне кофе.

Агеев пошел к кофемашине, которой совсем недавно разжились вскладчину сыщики. Пока он загружал программу, Турецкий похвастался обувной коробкой.

– Видал, что принес?

– Туфли? Коробка нефирменная, что это тебя на дешевку потянуло? – подколол его Агеев.

– В жизни не угадаешь. Это тайник нашего старикана.

– Да ты что? И в нем клад?

– Клад уплыл, но деньги точно хранились в коробке. Вот доказательство – старик вел учет поступлениям. А тот, кто спер деньги, бумажку скомкал и оставил за ненадобностью. Запах денег в коробке стопроцентно. Сейчас отвезу ее на экспертизу.

– А как теперь с нашей зарплатой? – обиженно спросил Агеев, наблюдая за процессом наполнения чашки горячей шоколадной жидкостью.

– Теперь у нас тем более есть стимул найти вора, – с некоторым злорадством в голосе ответил Турецкий.

– На твоем месте я бы не ехидничал, – огрызнулся Агеев. – Не одному мне нужны деньги.