Зима Джульетты

Когда Варе исполнилось восемнадцать лет, нарисовался к ним Коля. Они обе одинаково растерялись, глядели на него настороженно.

– Ну, чего смотришь? Угости отца чаем! – скомандовал Коля, и Варя развернулась, послушно пошла на кухню.

Коля пошел за ней, уселся по-хозяйски на табурете, показал глазами ей, застывшей в кухонных дверях, на Варю:

– Ишь, какая выросла… Моего вообще ничего нету, вся в тебя, такая же ивушка-березонька вялая. Неправильно это. У меня сынок в новом браке, весь в мою основательную породу пошел.

Варя лишь плечом дернула, а она подумала про себя – и слава богу, что ничего твоего нет. Это была бы катастрофа, наверное, если бы Варя в твою породу пошла.

– Ну, как вы тут живете? Замуж не вышла, Люба?

– Нет, Коля, не вышла.

– А я женился, и правильно на этот раз женился, хорошую бабу взял, боевую, хозяйственную. Огонь-баба, все у нее в руках горит! Что тебе обед, что тебе варенья-соленья, все хорошо умеет. Правда, с ребенком баба… Дочка при ней, но это ничего. Воспитаю, как свою…

– Хм… – дернулась Варя, то ли усмехнулась, то ли возмутилась.

Коля глянул на нее исподлобья, вздохнул, заговорил тяжело, будто камни ворочал:

– Я чего, собственно, пришел-то… Я документы принес. Хочу квартиру приватизировать. Вам надо в двух бумагах расписаться – вот тут и тут, – ткнул он квадратным пальцем в бумаги, аккуратно подшитые в пластиковую папочку.

– А можно посмотреть? – тихо спросила Варя.

– Чего тебе посмотреть? – удивленно поднял бровь Коля.

– Ну… Статус документа посмотреть, где мы будем с мамой расписываться.

– Ишь ты, статус! Умная какая! Понимала бы чего.

– А чего тут понимать? И без того все понятно. Это, наверное, наш отказ от права на свою долю? Мы ведь с мамой здесь прописаны.

Она видела, как глаза у Коли начали наливаться гневом. И пронеслось в памяти Колино сакраментальное, благополучно забытое – что я, изверг, что ли… Пусть живут… И поспешила сгладить ситуацию, подсаживаясь к столу:

– Мы все подпишем, Коль… Спасибо тебе. И маме твоей спасибо. Ей, наверное, до сих пор обидно, что я в этой квартире живу?

– Мама умерла два года назад.

– Ой, а я и не знала.

– Ничего. Подписывай давай. Вот здесь и здесь. И ты, Варвара. И не гляди на меня так! Вон мать лучше послушай! Она тебе объяснит, что к чему. Я должен собственником быть, это справедливо. Мне ведь только и надо, чтобы справедливость соблюсти, а так чего, живите себе. В жизни все должно быть правильно, запомни, Варвара!

– Хорошо. Я запомню.

– Молодец. Вот тебе, Варвара, мой телефон, звони. Или приходи, с братом познакомишься.

– Спасибо.

– Ну, ладно, пошел я тогда.

– А чай?

– Расхотелось чего-то. Дома попью. Бывайте здоровы. А ты заходи, Варвара. Иначе как-то неправильно получается, дочь все-таки.

Коля ушел. С тех пор они его не видели.

Люба махнула в темноту ладонью, отгоняя дурное воспоминание. Мысли медленно перетекли в настоящее… Интересно, который час? Надо встать из кресла, на часы глянуть… Не задремать бы тут, в темноте.

Как же, однако, Варя загулялась долго. Наверное, голодная придет. Хотя она на ночь не ест, худобу свою сохраняет. Но все равно, надо бы встать, пойти на кухню, приготовить легкий салатик. Должна же быть дочери от нее хоть какая-то польза! Пусть маленькая польза, выраженная в бытовой материальности. Варя так много работает. Весь дом, весь быт на ней держится. Еда, одежда, квартплата. И работа у нее трудная, суетливая. А что делать? Не подсуетишься – не заработаешь. Бедная, бедная девочка… На мамкину-то зарплату библиотекаря по нынешним временам не проживешь, с голодухи помрешь. Нет, все-таки Варя умница, сумела выскочить из «книжного» витания в облаках. А ведь была ей туда прямая дорога, если по психотипу. Коля-то прав, дочка вся в мамку пошла, такая же книжница-созерцательница, ивушка-березонька вялая. И когда в институт поступила, такой была…

Оттого, наверное, и влюбилась на первом курсе, да так, что голову от любви потеряла. Даже до загса с потерянной головой добежать успела. И привела молодого мужа в дом…

Ох, лучше не вспоминать, как они вместе жили. Поначалу еще туда-сюда, а потом юный зять раздражаться начал. Чем-то он ей мужа Колю Трофимова напоминал, может, похожим посылом гневливого раздражения… И книжки его тоже раздражали. И тоже в разговоре двух слов связать не мог, но чтобы «поесть» и чтобы «порядок был» так же исправно требовал. Да и было у них, в принципе, и «поесть», и порядок был относительный. Ну да, не стерильно, конечно. Тем более к тому времени домашняя библиотека значительная собралась. А это, хочешь не хочешь, но пыль… Особенно на верхних полках.

Она, как умела, старалась угодить зятю, чтобы не злился. Когда он ужинать садился, тоже на кухне пристраивалась, пыталась ему стихи читать. Хорошие стихи, Ахматову, Цветаеву, Веронику Тушнову. Самые лучшие стихи! А у него было такое лицо… Будто зубы болели.

А однажды к ним в гости его мама приехала. И она услышала случайно, как та шипит на сына:

– Что, лучше не мог найти, да? Глянь, какая нищета хренова… Книг много, а диван старый, продавленный. Еще и с этой дурной перепелкой в придачу. Такую тещу искать будешь – с поиском не найдешь! Эх, и угораздило же тебя, сынок.

Она Варе ничего про это не рассказала, конечно. Да и незачем было – все равно любовь по швам затрещала, разругались молодые в пух и прах, зять собрал вещи, ушел. Варя на развод заявление подала. Это уж потом, когда их развели, решила спросить:

– Варь… А почему его мама меня дурной перепелкой назвала? Что она имела в виду?

– Да не обращай внимания, мам. Дурак он. И мама у него такая же. Просто я ошиблась. Ничего, мам, бывает, приму в качестве опыта. Зато я одно обстоятельство хорошо усвоила – пора мне на жизнь по-другому смотреть. Иначе пропаду ни за грош. Вот так-то, мам.

И в самом деле, она взялась за себя, другой стала. Хотя… Кто его знает, хорошо это, плохо ли… Будто сама себя в осьмушку свернула и вглубь самой же себя засунула. Снаружи – деловая и прагматичная, а внутри – осьмушка. И что в этой осьмушке – ей одной только и ведомо…

О, ключи в замке зашуршали, дверь тихо открылась. Ну да, света в окнах не видно, Варюша думает, она спит… А салатик так и не приготовила!

Откинула плед, вышла в прихожую.

– Добрый вечер, доченька.

Варя вздрогнула, потом выдохнула тихо:

– Чего ты меня пугаешь, мам. Я думала, ты давно спишь.

– Нет, я не сплю. Сидела в кресле, читала, потом в торшере лампочка перегорела.

– Понятно. И ты предпочла сидеть в темноте. А ввернуть в торшер новую лампочку уже не судьба, да? Или верхний свет включить?

– А разве у нас есть запасные лампочки?

– Конечно, есть, мам. Я покупала.

– Какая же я все-таки безалаберная, Варюш!.. Ты на меня сердишься, да?

– Нет, с чего бы? Когда я на тебя сердилась?

– Ну да… Никогда не сердишься. Ты голодная, наверное?

– Нет, я в кафе была.

– Это с тем самым молодым человеком, да? Забыла, как его зовут.

– Его зовут Гоша, мам.

– Гоша, Гоша… А полное имя, значит, Георгий? Что ж, хорошее имя. А у тебя с ним что-то серьезное намечается, да?

– Да, у нас намечается что-то очень серьезное, если можно так выразиться. Более чем. Я замуж за него выхожу, мам.

– Что?! Замуж? Опять? Но как же так, Варя… Опять на те же грабли…

– Да почему сразу на грабли? Зачем ты так? Или ты считаешь, мне вообще, в принципе замуж ни за кого выходить не надо? Всю жизнь одной жить?

– Ну почему же – одной… А как же я, Варенька? Впрочем, прости, прости. Я все не то сейчас говорю, я просто растерялась, ты меня своей новостью огорошила… Да, это большой эгоизм с моей стороны, я понимаю. Что ж… А он здесь будет жить, с нами?

– Нет. У него есть квартира. Мы там будем жить.

– А я? А как же я, Варенька? Я здесь совсем одна останусь?

– Мам… Возьми себя в руки, пожалуйста. Ты сейчас глупые вопросы задаешь.

– Глупые? Да, конечно, глупые. Да, да, конечно… Я все понимаю…

Не удержалась, всхлипнула. Понимала, что Варя права и ведет она себя действительно глупо, но остановиться уже не могла. Иногда жалость к себе бывает сильнее здравого смысла.

– Мам, ну чего ты плачешь?.. Ну прекрати, пожалуйста, – виновато поплелась Варя за ней в комнату, села рядом на диван, обняла за плечи.

– Не обращай на меня внимания, Варенька. Это я так, на эмоции. Фу, как глупо со стороны выгляжу!

– Да успокойся, мам, все будет хорошо. Надо же нам когда-то оторваться друг от друга!

– Да, да, ты права…

– А чего тогда опять плачешь?

– Не знаю. Не могу остановиться. Слезы сами бегут… Ничего, сейчас лягу спать и успокоюсь. Ты иди к себе…

Не смогла она успокоиться, наоборот, плакала в подушку еще горше. Слышала, как Варя в своей комнате тоже вздыхает, ворочается. Потом Варя встала, прошлепала босыми ногами на кухню, принесла ей воды.

– Мам, ну перестань, пожалуйста… Я тоже так не могу…

– Все, все, доченька, я уже не плачу! Правда, все хорошо! – прогундосила на слезной оптимистической ноте, садясь на постели и отпивая воду из керамической кружки. – А скажи мне, кто у этого Гоши родители? Кто отец, кто мать?

– У него нет отца. Одна мама.

– А! Ну я так и знала. Значит, он избалованный маменькин сынок. Мальчик, выросший в семье без отца, изначально женоподобен! Представляю эту его матушку…

– А зачем представлять, мам? Познакомишься, сама увидишь. То есть… Со временем познакомишься.

– А ты сама с ней знакома?

– Так, мельком. Пока шапочно.

– А знаешь, Варь… Только ты не обижайся, но я честно тебе скажу. Как-то я не горю желанием с ней знакомиться. Хватит с меня одного знакомства со сватьей. Помнишь, как это было? Перепелкой меня назвала…

Варя ничего ей не ответила, лишь тихо вздохнула.

– Нет, Варюш, не хочу, и не уговаривай… Ты уж сама как-нибудь, ладно? А меня избавь… Знаешь, я к новым знакомствам стала болезненно относиться. Избавь, избавь!

Варя снова вздохнула, снова промолчала, глядя на свои голые ступни. И вдруг стало ее ужасно жалко… Ну куда, куда ты опять вляпываешься, мой бедный ребенок? И она ведет себя не как мать, а как предательница…

– Ладно, мам, я тебя услышала. Давай спать! – встала Варя с дивана, забирая у нее кружку. – У меня завтра день трудный. Спокойной ночи!

* * *

Утром Юля встала с трудом. То есть момент пробуждения уже был плохим, и бодрая песенка телефона в режиме будильника показалась ужасно противной. Захотелось прихлопнуть его ладонью, как занудного комара, чтоб не верещал.

Поднялась с постели со стоном. Это она-то – со стоном! Всегда вскакивала легкой птичкой, бежала в душ… Она даже сама с собой в такую игру играла – чтоб напрячься всеми мышцами, чтобы выскочить из-под одеяла пружинкой и потянуться вверх, чувствуя хорошо отдохнувшее за ночь тело. А по пути в ванную стукнуть кулаком в дверь Гошиной комнаты – ваше величество, поднимайтесь, в нашем государстве сегодня рабочий день, нас ждут великие дела. Если Гоша один был, естественно. Если с подружкой – ни-ни, мимо двери только на цыпочках. Как она любила эти их совместные утренние часы! Когда лица еще свежи и улыбчивы, когда солнце в окно, когда пахнет кофе и тостами… Есть, есть особая прелесть в утреннем домашнем времени. Эти короткие десять минут, отведенные на совместный завтрак, дорогого стоят. Дураки те, кто не ценит, кто хватает зубами свой бутерброд на ходу, вечно опаздывая…

В это утро она прошла мимо двери Гошиной комнаты, не постучав. Пусть сам просыпается. Что она ему, нянька? Ничего, скоро жена будет будить.

А потом зеркало в ванной преподнесло сюрприз. Глаза! Почему веки такие набрякшие, будто всю ночь подушку слезами мочила? Но ведь не было ни одной ночной слезинки. И под глазами круги. И кожа на лице вялая, бледная, как сырая картофелина на срезе. Такое чувство, будто за одну ночь те десять лет, на которые она моложе выглядела, вернулись и расположились на лице по-хозяйски. Еще и усмехаются в зеркало. Сколько тебе годков-то, милая? Забыла, да? Если забыла, так иди, погляди в паспорт, про нас там все подробно прописано.

Вот что значит стресс. Не любит женский организм плохих новостей. Вполне адекватно на них реагирует. А если б еще и всплакнула?

Гоша, наоборот, вышел на кухню веселым. Только видно было, что веселость его нарочитая. Хотел, наверное, чтобы все было, как раньше. Она бы тоже хотела, но – как? Все равно прежнюю интонацию не поймаешь.

– День сегодня хороший будет, – вяло произнес Гоша, глядя в окно и делая первый глоток кофе. – Такая осень нынче выдалась – красота.

– М-м-м… – кивнула Юля головой, не разжимая губ, давая понять этим насмешливым мыканьем: что ж, мол, давай, про погоду поговорим… Нам ведь больше и поговорить не о чем…

– Мам, ты плохо выглядишь. Спала плохо, да?

– Хм… Вопрос можно считать риторическим? Отвечать не обязательно?

– Ой, да перестань, пожалуйста. Ну что ты капризничаешь, а? Не понимаю тебя… Я ж знаю, что ты не такая.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.