Богдан Хмельницкий в поисках Переяславской Рады

Эмилий Павел попытался перебросить в атакуемые задние шеренги опытных воинов-триариев, но удар карфагенской конницы сзади был так силен, что удержать его было невозможно. Римская фаланга остановилась и Ганнибал издал победный клич. Сбитые в огромный ком легионы стали огромной мишенью, в которую без промаха тяжелым проливным дождем хлынули камни, дротики и стрелы.

Рубились только крайние шеренги римлян со всех четырех сторон и воины центра были бессильны им помочь. Под бесконечным убийственным камнепадом легионеры тщетно пытались закопаться в землю или хотя бы в ужасе скрючиться в позе эмбриона внизу, в собственной крови. Над римским войском расползался удушливый запах смерти и, почуявшие его, воины Ганнибала надавили еще, отодвинув неотодвигаемый предел этого кошмара. Положение избиваемых со всех четырех сторон легионов стало безвыходным. Ганнибал мертво держал центр своего войска и непобедимые когорты стали превращаться в беспорядочную толпу охваченных смертным страхом людей, в которую летели и летели копья, дротики, камни и стрелы. Ночь обрушилась на землю каннской равнины, на которую навсегда упали консул Эмилий Павел, проконсулы, легаты, трибуны, центурионы, восемьдесят сенаторов и еще пятьдесят тысяч римлян. Разгоряченные небывалой победой воины Ганнибала, потерявшего шесть тысяч бойцов, казалось, не заметив этого, перерезали и десятитысячную охрану римского лагеря.

Римская бойня при Каннах навсегда вошла в историю войн как пример гениально проведенного полководцем сражения, в котором одна сторона полностью уничтожила другую».

* * *

Богдан Великий, прекрасно знавший внешнюю и внутреннюю стратегию Ганнибала в его борьбе с Римом, всегда очень проницательно использовал все бесчисленные слабости польского сената, так похожего на карфагенскую герусию, и очень хорошо понимал психологию наемных войск, которых Речь Посполитая постоянно нанимала для борьбы с восставшим украинским народом. У горы Батог Богдан Хмельницкий устроил Польской Короне собственные Канны, в яростной и кровавой битве стерев десятки тысяч панов и жолнеров гетмана Мартина Калиновского дотла.

* * *

«Юлий Цезарь был великолепен всегда, особенно при решении стратегических задач. С помощью политики и экономики он разъединял силы своих противников и громил их по частям. Он мгновенно создавал необходимый военный перевес сил над врагом в нужном этому гению месте, недостаток сил компенсировал стремительностью, искусным маневром и военными хитростями, легко вводя неприятеля в заблуждение. Он всегда преследовал разбитого врага до его полного уничтожения, первым среди военных теоретиков стал создавать стратегический резерв, всегда владел инициативой и внезапностью. Цезарь собирал подробные сведения о противнике, изучал психологию и боевые таланты полководцев врага, тщательно разрабатывал план сражения и реализовывал его, всегда с учетом особенностей местности.

Юлий Цезарь, военный стратег и тактик, прекрасно знал подробности страшной для Рима битвы при Каннах, в которой беспомощные легионеры от ужаса неминуемой смерти пытались закопаться в землю там, где стояли. Он внес множество изменений в римское военное искусство.

До середины I века до нашей эры в римском легионе служили 4000 солдат. Они разделялись на тридцать манипул, которые перед боем строились в три линии, сначала молодые воины – гастаты, затем опытные бойцы – принципы и мастера рукопашного боя – триарии. Три манипулы, одна за одной, составляли условную когорту. Линии разделяли пятьдесят шагов, манпулы в линиях – двадцать. Манипул строился колонной в шесть шеренг и с двадцатью воинами по фронту. Третья линия триариев была резервной, а легион спереди прикрывали легкие стрелки, велиты. Все пешие легионеры в панцирях, шлемах, поножах, наручах, со щитами – были вооружены короткими мечами и дротиками.

Легион прикрывала конница, разделенная на десять турм, по тридцать воинов в каждой. Всадники турмы, на лошадях без седел, в легких панцирях, шлемах, с круглыми щитами, вооруженные копьями, мечами и кинжалами, строились свободно – по десять по фронту, в три шеренги. Все десять турм всегда строились по сто пятьдесят воинов на флангах легиона, в одну линию с интервалами в пятьдесят шагов. Римская конница атаковала рассыпным строем, сильный концентрированный удар не наносился.

В каждой линии легиона было по двадцать совершенных бойцов, центурионов, с особыми гребнями на шлемах и изображением виноградной лозы на плече. Самым почетным и страшным был первый манипул третьей линией триариев. Его центурион был старшим и нес знамя легиона, которое считалось священным.

На знаменах, длинных копьях с перекладиной наверху, были привязаны маленькие прапорцы и подвешены золотые и серебряные щитки. Знамена имели и все манипулы, а затем когорты. На штандарте легиона кроме надписи и номера были различные изображения – вепрь символизировал силу и натиск, конь – быстроту, волк – скрытность полководца и его хитрость.

Поочередно каждым легионом командовали шесть военных трибунов из патрициев, каждый по два месяца. Половину трибунов избирал народ по трибам, половину назначали консулы, высшие должностные лица Римской республики.

* * *

Юлий Цезарь и его военный гений реформировал римскую армию. Он разрешил принимать на службу представителей всех сословий, что резко повысило ее национальный дух. Его легион из 3333 воинов состоял из десяти когорт, по 333 легионера в каждой. Когорта делилась на три манипула на 111 воинов, в манипулах было два взвода по 55 солдат. У Юлия Цезаря триарии, мастера боя, сражались в первой линии. Младшему командному составу было необходимо пройти 59 ступеней, чтобы дослужиться до главного центуриона первой когорты.

Штаб легиона состоял из командира, легата сенатского звания, нескольких квесторов, отвечавших за оружие, военное снаряжение и казну, двадцати четырех военных трибунов, которые избирались народом и назначались консулами, а также из разведчиков-лазутчиков, ликторов, писцов, ординарцев. При главнокомандующем была преторианская когорта, в которой добровольцами служили представители многих римских благородных фамилий, из патрициев и всадников. Все легионеры у Юлия Цезаря служили по двадцать лет.

Новая римская армия состояла из центра и двух флангов и строилась тремя линиями, из которых последняя была слабейшей. Четыреста всадников легиона в двенадцати турмах атаковали или двумя линиями, или глубокими колоннами. Для Юлия Цезаря главным оружием была не конница, а отборный стратегический резерв, производивший главный удар. Римский военный гений всегда строил десять когорт легиона в шахматном порядке. Для его армии не было равных противников за границами Римской республики, но в битве при Форсале он столкнулся с такой же армией, которая была и у него. В ужасном сражении Юлий Цезарь показал, что гений сильнее таланта и раздавил Гнея Помпея, своего политического и военного конкурента.

Утром 1 августа 48 года до нашей эры 40000 пехотинцев и 3000 всадников Помпея на Форсальской равнине стояли монолитной стеной. Справа легионы упирались в большой ручей, бежавший в глубоком овраге, и с этой стороны Гней Помпей мог не опасаться флангового удара. Он собрал всю конницу и велитов на левый фланг, рассчитывая резким ударом смять правое крыло армии Юлия Цезаря, у которого было 30000 пехотинцев и тысяча всадников, зайти ей в тыл и разгромить. Помпей построил свои легионы в три линии сомкнутым строем фаланги и приказал им не двигаться с места до удара войск Цезаря. Помпей считал, что запыхавшиеся и полуразомкнутые линии врага встретят железные когорты, которые опрокинут его, а конница довершит разгром. При этом он понимал, что его армия будет сражаться в обороне, а значит, будет лишена возможности маневрировать. Гней Помпей заранее соглашался на оборону и эта была его стратегическая ошибка.

Две римские армии строились к бою в трехстах метрах друг от друга и Цезарь видел, что на левом фланге Помпея готовится таран для прорыва его правого крыла. Цезарь усилил его, собрав там всех своих всадников, велитов и тренированных в быстром беге легионеров. Он скрытно перевел шесть когорт триариев в стратегический резерв и незаметно поставил их чуть сзади своего правого фланга, перпендикулярно к месту ожидавшегося прорыва.

Цезарь приказал своей коннице при ударе вражеской кавалерии отступать, затянуть за собой атакующих, а затем контратаковать, и тогда таран Помпея был бы раздавлен тройным ударом. Подобный отчаянный приказ могли выполнить только великолепно дисциплинированные и обученные воины, беззаветно верившие в своего полководца. Остановить тысячи легионеров во время отступления, развернуть их и бросить в контратаку на атакующего с численным перевесом противника, обученного так же, как и твои воины, мог только военный гений, доведший до предела взаимодействие всех трех родов войск легиона и спаявший их железной дисциплиной.

Юлий Цезарь встал, разумеется, на опасном правом фланге и приказал двум своим линиям атаковать противника. Тут же Гней Помпей бросил на Цезаря свой таран слева, пытаясь опрокинуть конницу прикрытия и зайти врагу в тыл. Конница и велиты Цезаря начали мнимое отступление, преследуемые воодушевленным противником. В этот момент атакующие линии Цезаря сшиблись с сомкнутыми рядами Помпея и началась страшная рукопашная резня двух равных противников. Почти семьдесят тысяч бойцов сцепились в неразрывном бое, Цезарь отдал приказ, и его отступавшая конница остановилась, развернулась и начала контратаку, поддержанная триариями и третьей линией легионеров. В прорывающийся таран ударили сразу слева, справа и в лоб и у Гнея Помпея не стало его конницы, которую никак не могли спасти завязшие в оборонительной рубке пешие легионы, находившиеся всего в нескольких сотнях метрах.

Стерев таран, контратака Цезаря ударила в непрекрытый левый фланг Помпея, начав рукопашную и в этот момент шесть когорт триариев зашли в тыл фаланги противника, теперь яростно атакуемого сразу с трех сторон.

В минуты все было кончено. 15000 легионеров Помпея были убиты, 25000 захвачены в плен, сам неудачный конкурент Цезаря бежал переодетым простым солдатом и вскоре был зарезан. Вечером жаркого августовского дня перед первым вечным римским императором лежали все девять священных знамен легионов его, теперь уже бывшего, противника».

* * *

Богдан Хмельницкий прекрасно знал историю Древнего Рима и военное искусство Гая Юлия Цезаря.

Спланированная великим гетманом Украинская революция была продумана до мельчайших подробностей и победить в борьбе с ней у недалекой в своем чванстве Польской Короны не было никаких шансов, только если погибнуть всем вместе в ее ужасающем адском пожаре.

Шляхта попыталась сделать именно так, но не смогла пройти сквозь гения украинского народа даже к общей погибели. Польские сенаторы-лицемеры говорили и писали на всю Речь Посполитую, что Украинская революция губит такую дорогую и добрую для всех ее граждан «Отчизну», что «согласием даже малые дела возвышаются, а несогласием и большие разрушаются», что «если лишить государство доходов, то оно сделается беззащитным перед множеством врагов», что «человеческая природа несовершенна и все мы бродим в темноте, обуреваемые страстями и заблуждениями», что «своеволие и самоуправство – это вовсе не глашатаи свободы, а наоборот, прорицатели ее падения и гибели». Богдан Великий вежливо отвечал, что: «подобные мысли достойны великой похвалы, если бы все их питали, то крепость государства была бы незыблема». Гетман расстраивался, говоря, что: «как хорош этот мир, и как мало в нем счастья, и не может быть такого зла и насилия на этой дивной Земле». Хмельницкий заявлял сейму, что установленные им законы – насильственны, а потому бессмысленны. Сейм гордо отвечал: “Victor dat leges – законы диктует победитель!» Богдан Великий вежливо возражал: «Errate humanum est – человеку свойственно ошибаться». Украина никогда не будет польским захолустьем.

На Польскую Корону неотвратимо накатывалась абсолютно заслуженная ею страшная многолетняя война.

1620–1622 годы: «Привет тебе, Черное море, да не с того конца»

На Польскую Корону неотвратимо накатывалась заслуженная ею страшная многолетняя война, закончившаяся Потопом, из которого страна выплыла с колоссальными потерями, и это было только начало государственных бед.

На огромной территории между Одрой и Вислой, с размаху упирающихся в Балтийское море, в самом начале XI столетия короли династий Пястов Мешко I и Болеслав Храбрый объединили все польские племена в новое государство. В столице Polski Гнезно папа Сильвестр II открыл польскую метрополию римско-католической церкви, поставив в главе ее первого архиепископа, примаса.

В обширной и обильной природными богатствами стране, объявленной в 1024 году королевством, для защиты от бесконечных нападений Тевтонского ордена, была создана разветвленная система замков и крепостей польских магнатов, благородных nobiles, любивших в виде королевских наместников, комасов и каштелянов, управлять Краковом, Гданьском, Колобжегом, Вроцлавом и Познанью. Рыцари-дружинники короля и магнатов – нобилей получили усадьбы в городах и поместья в польских землях, по рыцарскому праву jure militari, не в собственность, а на время военной службы своего рода. Короли династии Пястов были могущественными самодержавными монархами, пользовавшимися полной поддержкой вельмож – nobiles и рыцарством – milites, но продолжалось это совсем не долго.

* * *

Триста лет XI, XII и XIII веков в Польше шли бесконечные войны, междоусобицы и нашествия, в которых в 1241, 1259 и 1287 году кроваво отличились татаро-монголы Золотой Орды Бату-хана. Польские рыцари и нобили, столетиями защищавшие свои земли, ставшие в бесконечном военном огне наследственными, за века боев превратились в мощную дворянскую корпорацию с особым кодексом чести. Образовавшееся дворянское сословие наконец захотело отдыха и благоденствия.

После нашествий Чингизхана и Батыя к XIV веку торговые пути из Киевской Руси переместились к Балтийскому и Северному морям. Из Польши стали в огромных количествах вывозить зерно, лес, соль, мед, мясо, рыбу. Финансовое благополучие позволило брестско-куявскому князю Владиславу Локетку вновь объединить страну. В 1320 году новой столицей Polski стал Краков на Висле, удобно расположившийся в плодородной долине у подножия Карпат. Этот сказочный город быстро превратился в стратегический и торговый центр на перекрестке дорог между Польшей, Чехией, Словакией и Силезией. Владислав Локетек заложил традицию короноваться в Вавельском замке Кракова, в окружении родового дворянства, теперь уже наследственно владевшего своей землей и поместьями.

С этого момента дворянское сословие в Польше стали называть shlahta, что по-древнегермански означало «род». Сами польские рыцари переводили это слово, как «люди боя». Первые шляхтичи на всю Европу славились своими подвигами, а широта и роскошь жизни магнатов-нобилей поражали традиционно спокойное европейское воображение своим блеском. В десятках польских замков и крепостей с тысячными гарнизонами шляхтичи объединялись не только аристократией крови, но и аристократией духа. Само собой, родовитое дворянство не забывало любыми путями превращать лично свободных крестьян в крепостных. Положение восточного соседа Польской Короны Великого княжества Литовского было очень сходным и это в конечном итоге привело к объединению этих двух государств в огромную Речь Посполитую.

* * *

Созданное в середине XIII века королем Миндовгом на литовских и белорусских землях Великое княжество Литовское, уже через сто лет, при государях Гедимине и Ольгерде, почти бескровно присоединило к себе разгромленные татаро-монголами земли распавшейся великой Киевской Руси, лежавшие вдоль седого Днепра.

Тогда же, в 1370 году, польский король Казимир III Великий завоевал знаменитое Галицкое королевство, прикрывавшее до этого Польшу от Золотой Орды. Он присоединил к Польской Короне великолепный Львов, через который с древнейших времен проходили торгово-стратегические пути из Кракова, Бреславля и Гданьска-Данцига к Черному морю, в Малую Азию, Венгрию и на Балканы.

Казимир Великий, последний король из династии Пястов, составил первый польский сборник законов «Вислицкий статут», в 1374 году дополненный Кошицким привилеем. В Польше было создано регулярное войско, города обрели привилегии Магдебургского права, магнаты-нобили и высшее духовенство получили верховный иммунитет и большие права, которым, казалось, не было конца. Шляхта полностью освободилась от всех налогов, кроме обязательной воной службы, а крестьянство попало в полную крепостную зависимость к дворянству.

К концу XIV столетия интересы польской и литовской шляхты совпали настолько, что Польская Корона и Великое княжество Литовское объединились персональной Кревской унией 1386 года, посадив на польский трон великого князя литовского, женив его на королевне из рода Пястов. В 1410 году объединенная Польша и Литва с Украиной и Белорусью остановили двухвековой «Натиск на Восток» Тевтонского ордена и тут же занялись расширением своих территорий. Польская Корона вернула балтийское Поморье с Данцигом-Гданьском и опять стала хлебным амбаром Европы, поставляя туда и морем и сушей множество продуктов и сырья.

С начала XVI столетия Польша и Великое княжество Литовское активно занялись войнами с сочувственно к этому относившемуся Московским царством. Украинские, белорусские и смоленские земли переходили из рук в руки, само собой, вместе с налогами и контролем за балтийскими и черноморскими торговыми путями. Воевать пришлось века, в которые в итоге рухнуло и все польское государство, но если бы шляхте в 1500 году об этом сказали, то она бы просто не обратила на подобное пророчество внимания, занятая удовольствиями и бессистемной тратой присвоенных чужих крестьянских денег. Стремясь в конце концов по собственной воле рухнуть в историческое небытие, в 1505 году Польша приняла Радомскую конституцию.

“Nihil novi” – «Никаких нововведений». В начале XVI столетия законодательная власть в государстве перешла к нобилям и дворянству, тут же ограничивших права своего любимого короля. В Польской Короне началась эпоха шляхетских привилегий, по которым короли обязывались «не вступать в пределы отданных ими государственных свобод», первое время бывших только именными и персональными, не распространяясь на все благородное сословие.

Шляхетские поместья и имения были освобождены от власти королевских чиновников, сами дворяне получили личные и родовые гербы. У благородного сословия за век перехода шляхетских привилегий на все шановное панство страны создалось и окрепло корпоративное сознание своих общих прав, привилегий и родовой солидарности. Уже к середине XVI века Польша превратилась в ограниченную сословную монархию, во главе с сеймом, высшим государственным законодательным органом. Решениям этого всеобщего съезда магнатов, высшего духовенства и шляхетских депутатов, подчинялись король, правительство, духовенство, дворянство, мещане, казаки и крепостные крестьяне.

Шляхтичи получили законное право собирать пошлины с товаров и купцов, проезжавших по их землям, и их размер зависел от дворянской жадности и тупости. Благородные могли держать корчмы, гнать самогон и варить пиво, устраивать в своих поместьях ярмарки и торги, строить замки и даже издавать собственные законы на своей земле. Шляхта, приглашаемая на сеймы личными королевскими письмами, полностью прониклась сильным корпоративным духом, дружно и энергично отстаивала свои интересы, как правило, резко не совпадавшие с интересами других сословий государства, что блокировало развитие страны. В XV веке мелкопоместная шляхта могла присутствовать на общегосударственных сеймах только в качестве зрителей без права голоса и относилась к этому совершенно спокойно. Шляхтичи стали быстро политизироваться в XVI столетии, когда получили исключительные права на занятие государственных должностей воевод, каштелянов, судей, подкомориев.

Начался золотой век польской шляхты, с середины XVI века уже представлявшей собой такую силу, от которой зависела судьба страны.

В 1528 году в Польской Короне прошел «Военный попис». В государственные списки были внесены все, кто должен был нести конную военную службу. Через двадцать лет состав шляхетского сословия был определен окончательно, решены все спорные случаи, часто, само собой, очень субъективно, а значит несправедливо. Единственным законным доказательством шляхетства стала королевская грамота на землю за военную службу и свидетельства нескольких значительных дворян. Украинское и белорусское шляхетство понесло значительные потери. Многие дворяне, у которых были только магнатские земельные документы, не всегда подтвержденные королевскими грамотами, из-за жадности к хабарам от просителей, не запрашиваемыми управляющими старостами нобилями, стали казаками.

Шляхетские привилегии были полностью оформлены юридически и многочисленные дворянские группы слились в одно сословие с теоретически равными правами. На деле вельможи – вожди разных магнатских политических партий всегда в интересах государства преследовали свои, обычно корыстные интересы. Нобили собирали на местные сеймики поветовую шляхту и покупали ее военную силу деньгами и привилегиями. Польшей правили не король, а аристократия. В разгар Ливонской войны середины XVI века Польша стала избирательной монархией, а затем шляхетской республикой.

* * *

В 1557 году Московское царство и балтийский Ливонский орден на много лет сцепились в войне за контроль над колоссально богатыми военно-торговыми портами Прибалтики. По просьбе орденских рыцарей и по привычке к захватам в войну вмешалась Польша, приняв в свой состав ливонское побережье Балтийского моря, которое в Кракове стали называть Инфлянты. Ливонская война Польши и Литвы против патологического садиста на московском троне Ивана IV Ужасного, грозила затянуться на десятилетия, и противостоять бросавшему в топку сражений десятки тысяч воинов царю можно было только с помощью объединенных войск и экономических ресурсов. В 1569 году в Люблине Польская Корона и Великое княжество Литовское соединились в государственный союз и образовали республику Речь Посполитую, в состав которой вошли обширные польские, литовские, украинские и белорусские земли. Воспользовавшись кровавой бесконечной войной, Польша забрала у атакуемой Москвой Литвы украинские Киевщину, Волынь и Полесье и тут же начала их несусветную колонизацию, естественно закончившуюся для нового государства плачевно.

Через три года после создания Речи Посполитой умер король Сигизмунд II Август, закончив двухвековое правление в Польше династии Ягеллонов. Шляхта с удовольствием стала избирать своих королей, делая это своевольно и бессистемно. Местное дворянство выбирало депутатов на местные сеймики, которые назначали делегатов на общегосударственный сейм, с 1595 года собиравшийся в новой столице Варшаве, и обладавшей не только законодательной, но и исполнительной властью. Украинцы, не имевшие в Речи Посполитой никакой автономии, на сейм не избирались, за исключением нескольких оставленных для республиканского примера магнатов, чьи «украинские кости давно обросли ляшским мясом».

Для удобства любившего все контролировать польского дворянства, которого было в три раза больше чем литовского, в короли Речи Посполитой стали избирать иностранцев. Француз Генрих Валуа задержался в Варшаве на один 1573 год. За ним в Вавельском замке Кракова короновались венгр Стефан Баторий, успешно правивший в 1576–1586 годах, шведы Сигизмунд III Ваза (1587–1632) и его сын Владислав IV (1632–1648).

Новые польские короли приняли на себя жесткие «Генриховы артикулы»: беспрекословное подчинение всем постановлениям сейма, созыв посполитого рушения – шляхетского ополчения только с согласия сейма, изъятие судебных дел шляхты из ведения королевского суда и передача их в шляхетские трибуналы Польши и Литвы. В 1573 году все крестьяне на розданных шляхте землях Речи Посполитой стали официальными крепостными, полностью подчиненными дворянству.

Любой новый закон, новый налог принимался только сеймом. Шляхтичи получили абсолютную личную и имущественную неприкосновенность. Арест дворянина мог быть произведен только по королевскому указу, согласованному с сеймом, который никогда согласия не давал. Шляхтичи могли совершенно свободно распоряжаться своим имуществом, землей, личностью, служить у кого угодно, уезжать за границу. Они были лично свободны от налогов. Даже товары и сырье, вывозимые из их поместий за границу, не облагались таможенными сборами, что приводило к колоссальным злоупотреблениям в общенациональном масштабе.

Во главе Речи Посполитой встали «Паны-рада», Советы господ, в который входили магнаты, нобили, высшее духовенство во главе с примасом, король и несколько его главных советников. Правительство составляли представители Польской Короны и Великого княжества Литовского – два великих канцлера, два подканцлера, два великих гетмана-полководца, два польных гетмана-заместителя, два надворных маршалка, руководивших сеймом, два подскарбия – министры финансов, воеводы, старосты, каштеляны, епископы. В Совете господ председательствовал великий коронный канцлер от Польши, руководивший правительством, контрольно-правовой службой, хранивший большую государственную печать, возглавлявший дипломатическую службу и организовывавший с маршалками государственный сейм. Все правительственные должности были несменяемыми и почти наследственными, шляхтича нельзя было уволить, только повысить.