Богдан Хмельницкий в поисках Переяславской Рады

В львовской ночной тиши, в своей маленькой комнатке чигиринский хлопец вслушивался в железную поступь фаланг Александра Македонского и легионов Юлия Цезаря, летел в атаку с панцирной конницей и легкими нумидийцами Ганнибала. Он знал все о вызывающей оторопь даже у военных теоретиков битве при Каннах. Знал ли тогда будущий Богдан Великий о существовании недалекой от его комнаты горы Батог? Богдан легко научился проваливаться в прошлое, даже на тысячелетия и черпать из сумрака времени неисчислимые знания и силы, так нужные ему в будущей гетманской деятельности. Архивы гения Украины почти погибли в ужасную Руину конца XVII столетия, но кто в веке XXI не знает, что рукописи не горят.

* * *

«В ночь на 1 октября 331 года до Рождества Христова, вся Нифратская долина до самых Гордийских гор была залита ярким светом костров и факелов нескончаемой персидской армии, рокотавшей как океанский прибой. Неприятеля было втрое больше и македонские военачальники предложили Александру атаковать Дария ночью, чтобы воины не увидели, что их фаланги хватает только на центр огромного войска царя царей.

«Я не ворую своих побед, – ответил Александр, помолчал и, улыбнувшись, добавил, – видите, они ждут нашей атаки и находятся в тяжелом вооружении в боевых порядках, даже не выпрягают лошадей из колесниц, пусть выдыхаются и слабеют».

Македонский лагерь затих. После битвы при Гранике все воины фаланги, средней пехоты, тяжелой и легкой конницы знали, что их гений предусматривает все и тщательно готовит победу. Завтра будет битва при Гавгамелах и армия Александра к ней готова до самого последнего воина. Огромная, а потому рыхлая масса персидской пехоты, управляемая только гвардией Дария, атакует македонскую фалангу, которая должна выдержать первый страшный удар. Конница бьется с вражескими всадниками, не давая им зайти в тыл гоплитам, а Александр со своими гетайрами и ударной группой на правом фланге определяет слабое место во фронте противника. Своим стремительным косым ударом, всегда под углом к линии врага, он врубается в первую линию атакующих и разрывает ее. В это же время его фаланга тараном идет на персов, не давая Дарию перебрасывать резервы к месту прорыва. В неприятельском войске, разорванном и истребляемом с разных сторон, начинается хаос, пехота бежит и гибнет под ударами македонских всадников.

Утром первого октябрьского жаркого дня сто пятьдесят тысяч персов стояли против пятидесяти тысяч македонцев. Железный прямоугольник тридцатитысячной фаланги в шестнадцать шеренг на протяжении всего двухкилометрового фронта был ощетинен овальными щитами в человеческий рост. Воины, не вытаскивавшие заранее длинные колюще-рубящие мечи, стояли в сомкнутом для обороны строе. Вот первые шесть шеренг взяли семиметровые копья под руки, а остальные десять положили свои сариссы на плечи впередистоящих товарищей. Теперь через этот железный частокол не могли жалить и бить македонский непрорываемый строй ни стрелы, ни пращные камни персидских лучников. Фланги фаланги прикрывала конница, сзади стоял резерв из средней пехоты, располагавшийся в самых опасных для прорыва противника местах четкими правильными квадратами.

Александр, как обычно, во главе восьми эскадронов – илов своих товарищей hetairoi, находился на правом фланге. Македонские рыцари в железных шлемах и длинных кожаных кирасах в металлической чешуе, были вооружены прямыми обоюдоострыми мечами, полуметровыми кинжалами и двухметровыми копьями из неперерубаемого кизила. Они не имели ни щитов, ни седел и управляли своими боевыми конями только ногами в высоких крепких сапогах. Решающий удар тысячи шестисот гетайров восемью илами был страшен и это хорошо знали все вокруг Средиземного и Красного морей.

Дарий дал сигнал к бою и на македонскую фалангу пошла персидская пехота. Одновременно царь царей послал свою знаменитую бактрийскую конницу в обход правого крыла, втрое меньшего, чем персидская армия, войска этого зарвавшегося в пределы чужой для него Азии непонятно дерзкого грека. Две лавы сошлись в бешеной рукопашной рубке и бактрийцы медленно продвигались в тыл Александра, который спокойно стоял на месте. Вслед за пехотой Дарий послал в бой сотни боевых колесниц со страшными серпами по бокам и косами в колесах. Из фаланги выскочили копьеносцы и начали бросать копья в коней, другие воины бесстрашно хватали их под уздцы и висли на них, не допуская сотни таранов до своих товарищей. Несколько колесниц прорвались к фаланге, македонцы сжались, расступились, пропустили их в образовавшиеся проходы и стерли.

Александр тут же увидел, что слева от Дария нет сильного прикрытия. Он с гетайрами и тяжелой конницей бросился на прорыв, а, отбившаяся от пехоты и колесниц фаланга сразу же полуразомкнулась для нападения и мерно двинулась вперед по всему фронту. Гетайры снесли первую линию персидских войск и Александр сбил копьем возницу Дария, прикрывшего собой господина. С фронта на врага накатилась фаланга, закрывшая гетайрам тыл, и в минуты левый фланг и центр огромного войска шахиншаха под номером три, был смят. Недоколотые остатки первой линии своим быстрым откатом расстроили вторую, левая половина бесконечного войска начала все быстрее и быстрее отползать назад. Увидевший это, царь царей, к которому с великолепно-ужасающим криком: «Дария мне!» рвался Александр, сломался, бросил управление войском и побежал. Отступление почти ста тысяч персов превратилось у убойное бегство.

Бактрийская конница, почти зашедшая в тыл фаланги, целиком была перехвачена резервами средней пехоты, поддержанной конницей. Бактрийцы завязли в рубке и в этот момент их сзади ударил Александр с гетайрами, вернувшийся из боязни удара по его армии с тыла. В ожесточенно-скоротечном кавалерийском бою у Дария не стало бактрийской конницы, а у Александра – двух эскадронов гетайров.

Бежало все, что осталось от стопятидесятитысячного войска Дария III. Македонцы преследовали недавно грозно-превосходящего врага и страшная пыль бесконечным высоким столбом затянула Нифратскую долину, из которой доносились только топот копыт, лязг оружия и крики ужаса. Наступившая ночь сжалилась над побежденными и прекратила многочасовую то ли бойню, то ли резню.

* * *

Военный гений Александра Македонского и его героев в течение нескольких лет разбил иллирийцев и фракийцев в их родных горах, выдержал бешеный натиск на равнинах Фив, устоял перед страшной атакой персидской конницы при Гранике, взял неприступные Тир и Газу, развеял в пыль войско Дария при Гавгамелах. Александру Великому всего было мало и он атаковал сильнейшую армию индийских ариев, прекрасно организованных, беспрекословно подчинявшихся своему могучему радже и имевших большой боевой опыт, доблесть и храбрость.

Армия Порра была уверена, что ни при каких условиях не допустит переправы через свой широкий Гидасп войск Александра Македонского. Могущественный раджа, решительный и опытный полководец во главе непобедимой колоссальной силы, еще не знал, что ему предстоит небывалая и совсем непредсказуемая битва от рассвета до заката длинного индийского дня.

Почти сорок тысяч индийских воинов заняли удобную и непрорываемую без колоссальных потерь позицию на южном берегу Гидаспа. Триста боевых слонов-башен в одну линию стояли вдоль реки и никогда не видевшие их македонские лошади, шарахались только от их трубного рева даже на северном берегу реки. У македонцев не было шансов пробиться в Индию, не потеряв армию, и обе стороны знали это. Александр стоял и молча смотрел на водную гладь.

Внезапно над Гидаспом разразилась гроза и пошел затяжной проливной дождь. Уже через несколько часов, на закате, тринадцать тысяч македонцев во главе с Александром в десяти километрах выше лагеря Порра начали грозовую переправу через непереправляемый Гидасп. К рассвету эти невозможные воины уже стояли двумя, прикрытыми с флангов конницей, боевыми линиями прямо против правого фланга войск Порра, стоявших фронтом к реке.

Могущественный раджа не понял, что его из невозможного положения атакует сам Александр и послал своего сына со ста колесницами и двумя тысячами всадников перенять этот странный, непонятно откуда взявшийся отряд.

Жарким летом 327 года до Рождества Христова царь Порр уже должен был знать, что победитель Александр Великий не принимает сражения, навязанного ему врагом, а всегда реализует свой военный гений. До битвы при Гидаспе армии всегда бились фронт о фронт, и для своей индийской победы тридцатилетнему македонцу пришлось ввести в мировое военное искусство фланговый маневр войск.

Отряд Александра снес почти не заметив колесницы и всадников царского сына, и гарантированная победа могущественного раджи вдруг закачалась на весах судьбы. Македонский сам выбрал удобную ему позицию, и Порру быстро пришлось приспосабливаться к тому, к чему приспособиться невозможно.

За Гидаспом замерли для броска двадцать тысяч македонцев, и Порр побоялся оставить реку без сильного прикрытия. Медленно он начал разворачивать десятки тысяч своих воинов к отряду Александра, не зная, что перед ним его главный враг. Грозовая ночная переправа через бурлящую реку была практически невозможна и раджа не верил, что Александр станет так рисковать своей жизнью. Македонский, как всегда, рискнул и теперь его гетайры и тяжелая конница могла атаковать там и тогда, где и когда это захочет гениальный полководец.

Армия Порра стала к македонцам в две линии, фронтом почти в десять километров, образовав вдоль Гидаспа длинный тупой угол. В центре новой позиции стояли двести слонов на расстоянии двадцати метров друг от друга и на самом могучем раззолоченно восседал Порр. Медленно, с кавалерией и колесницами на правом фланге, индийские воины пошли на короткую македонскую фалангу, стоявшую трехкилометровой линией. Порр видел, что у него втрое больше воинов и хотел окружить и уничтожить нагло переправившийся отряд. Раджа приказал части колесниц и коннице с правого перейти на левый фланг и в предвкушении верной победы разорвал фронт и оторвался от ста слонов и боевой линии у реки.

Александр Великий тут же увидел невидимое и победный орел, казалось, опустился на его плечо. Атаковать сильнейший центр Порра с невозможными слонами ему, конечно, придти в голову не могло, и он незаметно начал свой страшный косой удар, убедившись, что его остальная армия за рекой будет атаковать туда и когда надо.

Тысяча легких конников полетели справа налево от македонской фаланги к индийским воинам. Залив их стрелами, они бросились в мечи и тут же Александр с гетайрами страшно ударил левее центра Порра там, где кончались слоны. Македонский со всего ужасного конского скока врезался во вражеский строй, не забыв перед этим послать большой отряд конницы за правый фланг войск раджи, для блокирования переброски подкреплений к месту прорыва и угрозы удара в тыл индийцам.

Колоссальный боевой порыв Александра сбил левый фланг Порра к центру и тут же быструю переправу через Гидасп начали двадцать тысяч македонцев с северного берега. Раджа развернул слонов на гетайров и их боевые кони впервые за много лет шарахнулись от невиданного врага. Александр яростно оттянул на себя все двести индийских великанов и тут же в ослабленный центр Порра ударила, стоявшая напротив десятитысячная фаланга, напряженно ждавшая этого предусмотренного гением момента. Особый отряд мгновенно вырвался из фаланги, догнал слонов сзади и перебил их вожаков. Великаны заметались и начали давить своих и чужих без разбора. Александр и его удивительные гетайры уже рубились во главе фаланги, и левый фланг и центр Порра не могли перебросить с атакуемого сзади македонской конницей, своего правого фланга ни одного воина себе на помощь.

В этот момент двадцать тысяч свежих воинов Александра переправились через Гидасп и ударили встык, между береговой линией обороны и войском Порра, дравшегося с фалангой. С правого фланга и с тыла индийцев атаковала македонская конница, в лоб таранила фаланга, слева ужасно бил Александр с гетайрами, а переправившиеся македонцы блокировали береговую линию, воины которой даже не успели развернуть на атакующих сотню своих слонов, и заходили в тыл индийцам уже с левого фланга от Гидаспа. Особый отряд македонцев давно перебил возниц на боевых колесницах и вожаков слонов, и в окруженном войске Порра, сбитого копьем со своего индийского великана, начался предсмертный хаос. В кровавом закате на залитой кровью земле мертво лежали двадцать тысяч индийских воинов. Раненый Порр и его восемьдесят слонов были взяты в плен, погибли два царских сына и к ночи этого бесконечно-ужасного дня, от блистательной армии могущественного и непобедимого раджи, не осталось ничего”.

* * *

Впоследствии военные теоретики назовут убийственную битву при Гидаспе – шедевром Александра Великого, а Богдан Великий будет вести свои сражения так, чтобы всегда использовать в свою пользу пересеченную местность и водные преграды.

Раз за разом он будет громить армии Польской Короны, стирая десятки тысяч ее солдат в пыль…

* * *

«Великолепный смолоду Ганнибал прекрасно знал, что для его очаровательно богатой военно-торговой республики не составит труда выставить для войны хоть стотысячную армию. Он видел, что Карфаген специально щадит жизни собственных граждан и предпочитает нанимать в войско иноплеменников, заодно устанавливая через них торговые отношения с близкими и далекими народами.

Африканских и европейских наемников, желавших служить в войсках богатого Карфагена, всегда было множество. Совет ста сенаторов любил набирать именно разноплеменных воинов, говоривших на непохожих наречиях, чтобы не давать им объединиться, чем предупреждал военные заговоры и возмущения.

Ганнибал прекрасно знал, почему герусия, верховный совет Карфагена, в котором неостановимо боролись за власть несусветные политические партии, приставила к нему для надзора своих сановников-комиссаров. Совет ста всегда очень беспокоился за продолжение своего золотого существования и не хотел, чтобы, якобы избираемые всем карфагенским народом, но на самом деле по прихоти герусии, полководцы не подняли свою армию на такое удобное для сенаторов-олигархов государство. Двадцатилетнего изобретательного и прозорливого главнокомандующего бесило, что герусия могла даже во время войны отказать своим войскам в деньгах и подкреплениях и вообще сменить полководцев, поставив на место подготовившего успех талантливого и заслуженного командующего богато-знатную бездарь, чтобы та, в угоду своей господствующей в тот момент партии, могла присвоить результаты очередной победы во славу отечества. Сенаторы со всей своей высокоплеменной дури писали и утверждали планы войн и строго наказывали высших командиров за малейшее отступление от них. Многие военачальники, на которых хотели свалить не их просчеты и разгромы, совсем не хотели рисковать и воевать смело и решительно, а часто действовали вяло и слабо, что, конечно, не всегда приводило к ожидаемой победе.

Ганнибал понимал, что Карфаген обязан своему несомненному близко-далекому могуществу совсем не военному устройству, а только торговому золоту и грубому невежеству врагов олигархической республики. Впрочем, после первой Пунической войны с Римом, торговая республика потеряла свой великолепный военный флот из двухсот отличных трирем, но на золотом аппетите герусии это не очень отразилось.

Ганнибал прекрасно знал цену своему военному и административному гению, справедливо оценивал математическую гибкость собственного разума, страшную силу воли и настойчивость, знание человеческой природы, умение находить выход из любого трудного положения. Он, Баркид, никогда не будет игрушкой в руках обнаглевшей от бесконтрольности и безнаказанности герусии. Он не потеряет точку опоры, а всегда найдет другую, построит новый успех на основе предыдущего, черпая свои силы только из собственного опыта. Он сумеет использовать случай для победы там, где любой другой обратит его себе на погибель. Ганнибал знал, что ему помогает счастье, но лишь потому, что он умеет его не упустить.

Двадцатилетний главнокомандующий карфагенской армией ее основой считал кавалерию сухопутных войск. Его отец, знаменитый Гамилькар Барка, обучил войско по образцу фаланги Александра Македонского. Это была надежная, но не быстрая смертельная машина, а Ганнибалу требовалась на постоянно меняющейся войне часто менять место действия и тактику. Основой армии молодой гений считал кавалерию. В ее войске карфагеняне служили только в избранной Священной пехотной дружине и тяжелой гвардейской коннице. Ганнибал понимал, что у наемной армии нет патриотизма и ее с Карфагеном связывает только денежное жалование и доля в военной добыче. Он, великолепный Ганнибал Барка – Молниеносный, даст своим разноплеменным воинам особый боевой дух, основанный на его стратегическом гении и великолепных победах. Герусия хочет его контролировать, чтобы присваивать чужой политический капитал? Она хочет забрать себе не свою славу и превратить ее в тяжелое и так нужное всем золото? Пусть тогда попробует протянуть свои загребущие руки через Альпы. Он, Ганнибал, десятилетия будет воевать далеко от Карфагена и вернется к Совету ста только тогда, когда сможет с ним поспорить на равных. Он родился в этой стране и значит должен сделать ее счастливой. Если Ганнибал разобьет римскую республику и возьмет их священный город, олигархическая герусия станет всесильной и тут же снимет его с должности главнокомандующего, обвинив в чем-нибудь, чего не было.

В 218 году до Рождества Христова Ганнибал Молниеносный выступил не только против Рима. Он шел один на сто очумелых от жадности и безнаказанности карфагенских сенаторов и сами Альпы и Аппенины задрожали под поступью его великолепных бойцов и страшным воинским мастерством гения.

Ганнибал создал превосходную и многочисленную нумидийскую конницу, собрав ее из африканских кочевников. Он прекрасно знал, что именно стремительная конница является главным оружием гениальных полководцев и наносит врагу решительный удар, перед которым не может устоять никто. Полунагие африканские всадники в львиных и тигровых шкурах, с навернутыми на левые руки плащами вместо щитов, вооруженные длинными мечами и десятком дротиков, росли на конях, которые были необыкновенно выносливы, неутомимы и быстры на скаку. Нумидийцы и тяжелая конница Ганнибала по примеру гетайров Александра Великого не пользовались седлами и даже уздечками, а управляли боевыми конями голосом, коленями и хлыстом. Уздечки задерживали ход лошадей и мешали стремительно врываться в ряды неприятелей.

Нумидийцы не наносили, как тяжелая кавалерия, ураганного удара в сомкнутом строю. Легкие всадники превосходно охраняли армию Ганнибала от внезапных нападений, могли непрерывно тревожить неприятеля частыми налетами со всех сторон, вели партизанскую войну небольшими отрядами и неутомимо преследовали отступавшего неприятеля. Пылкие и стремительные, они не боялись бегства, потому что бежали только для того, чтобы вернуться и напасть снова. Нумидийская конница Ганнибала Молниеносного стала лучшей в древнем мире. Неожиданные нападения, засады, набеги, введение врага в заблуждение, маскировка атаки полководца – это был ее арсенал, и военный гений знал и владел им превосходно.

Ганнибал провел смотр карфагенского войска. Тяжелая пехота и конница из своих африканских граждан и испанцев, ливийская, финикийская и галльская средняя пехота и конница в центре, перед ним, впереди, слоны и боевые колесницы, прикрытые болеарскими пращниками, на флангах многочисленная нумидийская конница – его армия была великолепна.

Прощай надолго герусия и здравствуй великий Рим. Давай посмотрим, так ли хороши твои легионы. Ты гордишься, что имеешь народную армию и лучшую в мире тактику когорт и манипул. Я, Ганнибал Молниеносный, иду проверить это.

Через два года он дождался, наконец, этого дня!

Много месяцев и километров Ганнибал заслуженно гонял римлян по их родной земле, и вот римская армия встала перед ним на широкой равнине. Недалеко виднелись на холмах домики маленького городка с типичным аппенинским названием Канны. Римских воинов вдвое больше карфагенских, а значит их спесивые консулы, командующие войсками через день, как обычно не отступят. Ганнибалу сегодня не нужна его обычная победа. Великому полководцу надо совсем уничтожить эти самоуверенные шестнадцать легионов.

У Эмилия Павла 64000 легионеров – 50000 тяжеловооруженных пехотинцев, 8000 средневооруженных солдат и 6000 всадников. Еще 10000 воинов охраняют римский лагерь.

У него, Ганнибала, менее 50000 бойцов – 20000 испанцев и галлов, 12000 карфагенских тяжеловооруженных пехотинцев, пращники, тяжелая конница брата Гасдрубала и 10000 нумидийских конников. Ширина Каннской долины четыре километра, по краям густой кустарник и река. Он, Молниеносный, окружит и перебьет римские легионы. Целиком. Совсем. Эти совершенные машины для убийств с никчемными военачальниками должны стать добычей его военного гения.

Почти семьдесят тысяч легионеров густой массой стояли глубокой двойной фалангой из тридцати четырех шеренг. Фронт длиной почти в две тысячи солдат справа и слева прикрывали по три тысячи конников. Эмилий Павел хотел получить максимальный удар своих легионов на этих двух километрах линии боя.

Ганнибал вывел свою армию в шести колоннах. Две средних колонны, по десять тысяч испанских и галльских тяжеловооруженных пехотинцев, гений растянул широкой выгнутой к римлянам дугой и сравнял с двухкилометровым глубоким фронтом легионов. Справа и слева от своего центра на оставшихся двух километрах он уступами назад выставил две шеститысячных неразвернутых колонны карфагенских опытнейших бойцов. Перед ними слева, рядом с испанцами и галлами, выстроилась тяжелая кавалерия Гасдрубала, справа – десять тысяч нумидийских всадников.

Двадцать тысяч европейских воинов должны были выдержать страшный удар чуть ли не втрое большего количества железных римских легионеров. Чтобы его бойцы понимали, что никто не посылает их на убой, держали неудерживаемый фронт и верили в почти невозможную победу, Ганнибал со своим штабом встал в самом центре испанцев и галлов. Молодые бойцы, ненавидевшие наглый и чванливый Рим, понимали, что будут драться прямо на глазах своего любимого полководца – героя, который не бросит их и никогда не даст на растерзание страшному врагу.

Ганнибал спрятал своих ветеранов за конными крыльями, чтобы Эмилий Павел не увидел своей гибели. Великому полководцу было нужно затянуть римлян в жесткий рукопашный бой и его болеарские пращники так раздразнили легионы, что они стремительно пошли в атаку по всей линии фронта. На флангах шесть тысяч конников сорвались с места и понеслись на нумидийцев и всадников Гасдрубала, хорошо помнивших приказ командующего ни в коем случае не громить римлян до начала рукопашной схватки римской и карфагенской пехоты. Только в этом случае консул уже не сможет вывести свои легионы из боя. Африканские всадники в полмеча рубились с римлянами, и в этот момент железные когорты врезались в испанцев и галлов Ганнибала на всем двухкилометровом фронте.

Страшный удар легионов был ужасающ, и только личное присутствие и командование Молниеносного удержало его центр от разрыва линии фронта и гибели. Яростно обороняясь в сумашедше-бешеной кровавой круговерти, две средние колонны гения пятились, сквозь зубы удерживая боевой строй. Воины твердо держались на флангах, где их прикрывала конница, но несущие большие потери цепи центра, неотвратимо прогибались. Ганнибал видел, что ряды римлян, невольно применяясь к линии фронта, стали сжиматься к центру и, наконец, успокоился. Римлянам конец, если он удержит центр от прорыва. Он удержит.

Чтобы полностью затуманить Эмилию Павлу картину этого кошмарного стотысячного боя, Ганнибал отдал приказ и тут же Гасдрубал и нумидийцы опрокинули все шесть тысяч римских всадников, которые начали быстро откатываться в тыл для перестроения. Карфагеняне пошли вдогон, а на освободившихся местах по команде Молниеносного, мгновенно стали разворачиваться две колонны африканских ветеранов, справа и слева растянувшиеся до задних рядов этой бесконечной фаланги. Выпуклая дуга карфагенских войск неотвратимо для римлян стала превращаться в вогнутую.

Карфагенян было слишком мало, чтобы полностью окружить римлян, которые, тем не менее, из-за большой плотности строя, тесноты и недостатка пространства, не могли развернуть манипулы на новые фронты на флангах. Эмилий Павел понимал, что его сдавленные легионы просто перебьют пращники и копьеносцы противника. Он еще мог отступить с большими потерями, но это был позор для превосходящих римских легионов. Консул отдал приказ разорвать фронт Ганнибала пополам, и колоссальный удар сдвоенных когорт потряс центр карфагенских войск.

Военный гений вместе с испанцами и галлами выдержал невыдерживаемый удар. Карфагенские цепи держались, несмотря ни на что, откатываясь на метры, и делали это все медленнее и медленнее. Ганнибал должен был остановить эту ужасающую поступь неостановимых когорт, потому что остановка легионов означала их гибель. В самый нужный момент хаоса яростно-отчаянной резни, Молниеносный отдал приказ и тяжелая конница Гасдрубала слева, и нумидийские всадники справа снесли остатки римского кавалерийского прикрытия и ударили в тыл римской фаланге.