Полная версия
Мятежный остров
Мебели в помещении, освещавшемся двумя лампочками, забранными в проволочные плафоны, было немного. Лишь два намертво привинченные к полу металлических стула с истертыми фанерными сиденьями да металлический же стол. Еще на полу лежал старый ковер.
Резидент понимал, что долго ожидает не потому, что о нем забыли. О нем хорошо помнят, мистер Грин наверняка где-то рядом и наблюдет за ним через камеру, укрепленную под потолком. Ожидание должно выматывать пленника, заставлять думать и сомневаться.
Рождественский не ошибался. Мистер Грин находился в соседнем помещении и смотрел в монитор. Дверь открылась, и в комнату вошел Бальтасар Алонсо в сопровождении колоритного типчика. Типчик был помесью африканца с китайцем – кучерявые волосы густой шапкой покрывали голову, на них держался небольшой головной убор, напоминающий тюбетейку. Раскосые азиатские глаза разительно контрастировали с пухлыми, выпученными, как у верблюда, губами. Одет мужчина был в живописный халат, в руках держал большую, шитую бисером потертую временем сумку.
Генри скептически осмотрел мужчину. Место ему было не среди современных людей, а скорее в музее туземного быта.
– Знакомтесь, – представил Алонсо. – Педро Сервантес.
У мистера Грина нервно дернулась щека.
– Сеньор Педро, вас не затруднит подождать минутку за дверью?
Этнографический тип сдержанно кивнул, повращал глазами и вышел за дверь, оставив ее приоткрытой.
– Закрой дверь, – обратился к Алонсо Генри.
– Сейчас. А в чем дело? – исполнил просьбу Бальтасар.
– Я тебя просил найти мне лучшего гипнотизера, – тихо проговорил мистер Грин. – А ты мне кого привел? Что это за чучело?
– С гипнотизером не так просто, – развел руками Бальтасар. – А Педро Сервантес даже лучше гипнотизера, он колдун вуду. Про него рассказывают, что он способен оживлять мертвецов и делать из них зомби.
– Рассказывают или умеет на самом деле? – задал справедливый вопрос капитан-командер, но не стал дожидаться на него ответа. – Мне не надо делать из Свенссона зомби. Мне нужно, чтобы он заговорил. Сказал правду!
– Сеньор Сервантес заверил, что сумеет это сделать.
Генри с сомнением покачал головой.
– Сервантес – его настоящая фамилия или псевдоним колдуна?
– Настоящая, – с готовностью ответил Бальтасар.
Мистер Грин глубоко вздохнул. Не нравилась ему эта чертовщина. Он привык работать традиционными методами, не предусматривающими при допросах ни колдунов, ни ясновидящих. Но выбора не оставалось. Карл Свенссон вот уже битый час маялся в каменном мешке и, как казалось Генри, созрел для допроса.
– Твой колдун сумеет ввести его в транс? – спросил он.
– Запросто, – пообещал капитан Алонсо.
– Тогда пошли…
Рождественский вздрогнул, когда загрохотал дверной засов. Он ожидал увидеть очередных тюремщиков-палачей с резиновыми дубинками или же медика с саквояжем, в котором покоятся ампулы с «сывороткой правды». К этому он был готов. Спецподготовка позволяла ему практически полностью отключать ощущение боли. К «сыворотке правды» у резидента был выработан иммунитет. Но реальность практически всегда противоречит предположениям. Резидент удивленно посмотрел на колоритного сеньора Педро.
– Вы по-прежнему не передумали? – спросил мистер Грин без особой надежды на отрицательный ответ.
– Не пойму, чего вы от меня хотите? – проговорил Рождественский, глядя поверх головы Генри. – Да, под пытками я могу оговорить себя. Сознаться в том, чего никогда не делал. Если вы хотите это услышать, я даже могу признаться в том, что некий Хосе лазил по мусорным корзинам по моему заданию. Но вам, как я понимаю, это не надо. Вы хотите знать правду. А правда такова, что я Карл Свенссон от рождения и до сегодняшнего дня. Вашего Хосе отродясь не видел, не знал. По профессии я ландшафтный дизайнер. Никогда не имел отношения к разведке и шпионажу. Из-за вас от меня уходят клиенты, срываются заказы. Кто мне это компенсирует? Самый большой мой грех в жизни – это интимные отношения с замужней женщиной. Боже, за что мне такое наказание? – Рождественский картинно воздел перед собой руки.
– Перестаньте ломать комедию, – строго сказал мистер Грин. – Это вам не поможет. Рано или поздно я услышу от вас правду. В ваших интересах, чтобы это произошло добровольно. Вы еще не готовы признаться в том, что очевидно?
– Очевидно кому? – спросил Рождественский.
– И мне, и вам, – улыбнулся Генри.
– Вам, может быть, но не мне.
– Значит, не готовы признаться?
– Не сегодня и не завтра. Мне не в чем признаваться.
– Тогда проведем небольшой эксперимент, – предложил Генри, усаживаясь на стул и забрасывая ногу за ногу.
Бальтазар Алонсо тоже сел рядом со своим американским коллегой. Педро Сервантес вопросительно глянул на мистера Грина, понимая, что главный здесь именно он.
– Приступайте, сеньор, – предложил американец.
Колдун вуду насупил брови, глянул на Рождественского.
– Садись, – требовательно произнес он, указывая на истертый ковер. – К стене садись.
– Кто он такой? – спросил Рождественский.
– Наш ассистент, – расплывчато ответил Грин. – Советую его слушаться.
– Что он собирается делать?
– То, что ему положено, – проговорил Генри.
На самом деле и ему самому хотелось бы знать, что станет делать колдун Вуду. Рождественский пожал плечами, одернул свою ярко-оранжевую тюремную робу и, сев на ковер спиною к стене, сложил по-турецки ноги. Перед ним устроился Сервантес и принялся раскладывать свой инструментарий. Первым делом он достал из сумки человеческий череп. Кости поблескивали желтым светом, словно были натерты воском. Затем он водрузил на череп венок из сухих цветов, при этом стал невнятно бормотать какие-то заклинания. Слова были непонятны всем присутствующим, возможно, включая и самого колдуна, но звучали грозно, пугающе, как страшные проклятия.
Мистер Грин почувствовал, как у него пошли мурашки по спине. Алонсо глянул на него, как бы давая понять взглядом: мол, я же говорил, это почище любого гипнотизера будет.
Сервантес принялся трясти мохнатой головой, словно на него напал приступ трясучки. Выпяченные губы противно зашлепали. Педро вынул из сумки распятие и положил его перед Рождественским.
– Что это за средневековье? – спросил он.
– В глаза мне смотри! – крикнул колдун на жутком английском.
– Хорошо. Буду смотреть в глаза, – согласился резидент.
До того как вошел колдун, Рождественский не был готов к подобному испытанию. Да и теперь не представлял себе толком, в чем оно будет заключаться. В курс спецподготовки противодействие магии вуду не входило. Но любая магия по большому счету строится на гипнозе, внушении. Резидент «включил» в своей голове защиту, поставил так называемый тройной защитный блок.
Сервантес пялился на Рождественского, высовывал длинный язык, вращал им. Что-то шептал, шипел, словно змея. Виталий ощутил приступ тошноты, так это было противно, закружилась голова. Слюна сама собой стала наполнять рот. Рождественский опустил веки.
– В глаза смотри! – крикнул колдун.
От этого крика не по себе стало и Генри с Бальтасаром.
Сервантес принялся зажигать свечи и ставить их полукругом возле Рождественского. Это были не простые восковые свечи, от них шел еще какой-то приторный запах, от которого сильнее кружилась голова. Педро скороговоркой принялся читать христианские молитвы. Это было странным сочетанием. Древние туземные заговоры и католические тексты. При этом колдун стал сыпать на свечи порошки из коробочек. Те тут же вспыхивали разноцветными огнями, расползались благовонным дымом.
Генри закашлялся. Бальтасар прикрыл лицо носовым платком.
– Святая Дева Мария, смилуйся над нами… Аминь… – прошлепали губы колдуна.
При этом его лицо было злым, как у сказочного Кощея Бессмертного, руки рассыпали цветные порошки. Отряхнув с ладоней пыль, колдун простер их над головой Рождественского и вновь скороговоркой стал произносить древние проклятия. Внезапно глаза резидента закатились и уже не вернулись в нормальное положение. Веки оставались открытыми, виднелись лишь красноватые после бессонницы белки. Пленник филиппинской тюрьмы дернулся, выпрямил спину и замер, как статуя.
– Ты меня слышишь? – спросил колдун.
Рождественский в знак согласия кивнул.
– Он меня слышит, – торжествующе произнес Сервантес.
– И что нам теперь с этим делать? – осторожно поинтересовался мистер Грин. – Он так и будет только кивать?
– Этого я не могу сказать. Я ввел его в транс. Это прелюдия к тому, чтобы сделать из живого человека зомби.
– Зомби не надо, – тут же предупредил американец. – А меня он услышит?
– Спрашивайте, – сказал в ответ колдун.
– Вы меня слышите? – спросил мистер Грин.
Рождественский сидел как вкопанный и молчал.
– Вы слышите меня? – повторил вопрос Генри.
– Надо назвать его по имени, – посоветовал колдун Вуду.
– Хороший совет, – скривил губы Генри. – Но мне как раз надо узнать его настоящее имя.
Сервантес пожал плечами. Мол, а чем я могу вам помочь? Меня просили ввести человека в транс, я его ввел. А все остальное – ваши заботы. И все же Генри был профессионалом своего дела, умел вести допросы, даже если допрашиваемый сопротивлялся ему изо всех сил.
– Вы ландшафтный дизайнер? У вас своя фирма на Филиппинах?
Рождественский, соглашаясь, кивнул, сделал это, как «китайский болванчик», как кукла.
– Негусто, – проговорил Генри. – Как звучит ваше настоящее имя?
Рождественский остался неподвижным.
– Вас зовут Бальтасар? – провокационно спросил мистер Грин.
Резидент отрицательно повел головой.
– Теперь я хоть уверен, что он понимает суть вопроса. Вас зовут Карл Свенссон?
Рождественский закивал.
– И что мне теперь с ним делать? Он способен давать ответы только на уровне «да» и «нет». Да и то врет, отвечая мне.
Еще несколько раз мистер Грин пытался зайти с разных сторон, но «тройной блок» в голове у резидента был выставлен надежно, он был непробиваемым. Рождественский в знак согласия кивками и отрицательным покачиванием головы, даже находясь в трансе, отметал всяческие попытки изобличить его в шпионской деятельности и охотно соглашался, если у него спрашивали о шведском подданстве. Вопросы же типа, мужчина он или женщина, попросту игнорировал. Генри терял терпение. Ему хотелось встать и ударить шпиона.
– Если ему сейчас врезать по морде, что произойдет? – спросил он у Сервантеса.
Тот подумал немного и ответил:
– Или ничего, или очнется.
– Значит, и это бесполезно, – вздохнул Генри, но тут вдруг встрепенулся: – Бальтасар, спроси его то же, что и я. Может, у него будет иная реакция на другой голос?
Бальтасар повторил вопрос:
– Вас зовут Бальтасар? – но на автомате сделал это по-испански.
Рождественский, как и ожидалось, отрицательно покачал головой. Генри напрягся.
– Сеньор Педро, вы знаете китайский язык? – в его глазах зажглись огоньки надежды.
– Знаю.
– Тогда спросите у него что-нибудь по-китайски. Скажем: вы мужчина?
Педро исполнил просьбу. Рождественский остался безучастным.
– Это и требовалось доказать, – радостно воскликнул мистер Грин.
– Что доказать? – не понял Алонсо.
– Он не знает китайского!
– Зачем шведу знать китайский? – спросил удивленный Бальтасар.
– Из любой информации можно сделать правильный вывод. Если он не знает китайского, то вряд ли работает на китайскую разведку, – с видом победителя произнес Генри.
– Логично, – согласился Бальтасар Алонсо.
– Так. В этой тюрьме есть кто-нибудь, кто умеет говорить по-русски, по-вьетнамски и по-арабски? – спросил мистер Грин.
– Вьетнамец есть точно, и не один. Арабы тоже имеются. А вот русский? В этом я не уверен, – ответил Бальтасар. – Надо узнать у начальника.
– Ну, так вот. Быстро узнай. Найдешь – веди всех троих сюда.
Алонсо стремительно исчез за дверью. Рождественский продолжал пребывать в трансе.
– Вы сами верите в свое колдовство? – спросил Генри у Педро.
– Конечно, верю, – ответил колдун, плохо скрывая презрительный взгляд. Он сперва даже не понял вопроса американца.
– Это хорошо. При надобности сможете превратить его в зомби? – кивнул Генри на неподвижно сидящего Рождественского.
– Это можно. Но зомби теряет свою прежнюю память, воспоминания. И это уже необратимо. Из зомби человека назад не сделаешь, – ответил колдун. – Он еще минут пятнадцать в трансе пробудет. Обряд можно повторить только завтра.
– Надеюсь, этого хватит. К вопросу о зомби мы еще вернемся.
Цветной порошок вновь полетел на пылающие свечи.
Бальтасар вернулся довольно скоро. В бетонную без окон комнату конвоиры ввели троих заключенных со скованными наручниками запястьями. Один из филиппинских зэков был низкорослым вьетнамцем с испуганным взглядом. Второй – худощавым арабом с глазами разочарованного в жизни наркомана. Третий – татуированным громилой. На его руках из-под закатанных рукавов апельсинового цвета комбинезона виднелись синие надписи, сделанные кириллицей, и рисунки. На запястье улыбался зубастой пастью дьявол, что по зэковским понятием означало «оскал» – злой на власть. Если бы Генри разбирался в советско-российских татуировках, то непременно обратил бы внимание и на татуировку в виде ромбовидного перстня на указательном пальце – «отрицала».
– Спроси у него по-вьетнамски: «Вы мужчина?», – обратился к низкорослому Генри.
Прозвучал вопрос. Рождественский на него не отреагировал.
– А теперь ты спроси то же самое, но уже по-арабски.
Худощавый спросил. И вновь никакой реакции.
– Значит, не китайская разведка, не брунейская, не гонконговская, не вьетнамская, – пробормотал мистер Грин, после чего уже произнес отчетливо: – Спроси у него теперь ты, – и посмотрел на бывалого русского зэка, волей судьбы оказавшегося в филиппинской тюрьме.
– Зачем спрашивать? Это же и так ясно, – удивился бывалый зэк.
– Меня не интересует твое мнение, – надменно произнес Генри. – Спрашивай.
– А зачем?
Но вместо ответа на спину зэка опустилась резиновая дубинка. Пришлось подчиниться.
– Вы мужчина? – спросил зэк по-русски.
Рождественский сдержанно кивнул.
– Увидите их, – тут же выкрикнул Генри, махнув рукой конвоирам.
Заключенных вывели. Колдун посмотрел на мистера Грина.
– Скоро выйдет из транса, – напомнил он.
– Сам или ему надо помочь?
– Сам выйдет.
– Тогда иди и ты.
Сервантес попытался было собрать свой колдовской инвентарь, но Грин поторопил его:
– Успеешь, потом.
Рождественский уже не сидел как изваяние, он слегка начинал раскачиваться. Глаза по-прежнему оставались заведенными под лоб.
– Выходит, он русский. Большего мы из него не вытащим при помощи колдуна. Во всяком случае, сегодня, – задумчиво проговорил мистер Грин.
– Это уже немало, – восхитился Бальтасар, он понял, что сама судьба свела его с американцем.
Теперь можно было помечтать и о скором повышении. Вот только предстояло каким-то образом дожать резидента российской разведки.
– Русские, – вновь задумчиво произнес Генри, пытаясь представить себя на месте противника. – Они не поленятся забросить на Филиппины группу диверсантов для того, чтобы вытащить своего человека. У них для этого есть все возможности. Как думаешь, Бальтасар?
– Думаю, что так, – согласился филиппинец.
– В таком случае мы должны их встретить, – прищурился американец.
Генри прикинул, что для полного счастья ему не хватает самой малости. Он не только разоблачит резидента российской разведки, но и захватит командос, отправленных для его освобождения. Ради этого стоило постараться. Мистер Грин уже открыл было рот, чтобы поделиться соображениями с представителем местных спецслужб, как тут же замолчал. Рождественский пришел в себя. Он удивленно озирался по сторонам, пытаясь припомнить, что с ним произошло. Несмотря на состояние транса, в котором он до этого пребывал, кое-что удалось припомнить. Ему задавали какие-то вопросы, и он отвечал на них, либо в знак согласия кивая, либо, не соглашаясь, отрицательно качал головой. Вроде бы нигде не «спалился». Тройная блокировка работала надежно. Только «да» и «нет», и все согласно легендированию. Но тройная блокировка не учитывала языка, на котором задавали вопросы.
– Вы нормально себя чувствуете? – ехидно поинтересовался Генри.
– Сносно, – ответил Рождественский. – Голова кружится.
– Помните, что с вами было?
– Абсолютно не помню, – соврал Рождественский.
– Я спрашивал, а вы отвечали и рассказали много интересного. Но что именно, я вам пока не скажу. Пусть любопытство распирает вас изнутри. Конвойные! Уведите его.
Оставшись наедине с Алонсо, Генри встал, прошелся по комнате без окон.
– Теперь нам придется плотно поработать. Свяжитесь со своими специалистами. Нам предстоит отсмотреть видео с камер наблюдения в международном аэропорте Манилы в режиме онлайн.
– Кого следует искать? – спросил Бальтазар.
– Российских командос. Они рассчитывали появиться незаметно для нас, но теперь мы примерно знаем, кого следует ждать. Особое внимание на европейцев возрастом от тридцати до сорока пяти, крепкого телосложения, с короткими стрижками. В первую очередь обращать внимание на шрамы, на следы пулевых ранений.
– Мы будем задерживать подозрительных? – уточнил филиппинец.
– Ни в коем случае. Проводить осмотр под благовидным предлогом, не вызывая подозрений, а потом с извинениями отпускать, но недалеко. Мой план, Бальтасар, таков… – И Генри, словно боясь, что их подслушивают в этой комнате без окон, склонился к уху своего филиппинского коллеги и зашептал…
6
В международном аэропорту Манилы «Ниной Акино Интернешнл» объявили посадку рейса авиакомпании KLM из Амстердама. И вскоре в зоне досмотра появилась разношерстная толпа пассажиров, в которой мелькали европейские лица. Среди прибывших слышалась испанская речь. В Амстердаме делали пересадку пассажиры, следовавшие из Мадрида на Филиппины, клерки совместных фирм, святые отцы в сутанах – служители католических костелов – и просто любопытствующие туристы.
Филиппинские острова с самого их открытия Фернаном Магелланом на протяжении нескольких столетий были колонией Испании. Из Манилы ходили в Мексику огромные, с пятиэтажный дом, многопалубные галеоны, груженные пряностями. На американском континенте грузы перетаскивали к атлантическому берегу, а оттуда европейские галеоны доставляли их в Испанию. На это уходило много месяцев. А теперь авиалайнер меньше чем за сутки покрывал это же расстояние, и потомки конкистадоров вновь могли свободно ступать по филиппинским пляжам.
Об этом думал прапорщик Ростислав Сазонов, когда положил на окно контроля свой потрепанный испанский паспорт, выглядевший точь-в-точь как настоящий. В молодости Ростислав проходил медицинскую практику в Севилье. Туда его отправили по студенческому обмену. Конек Сазонова – испанский язык, которым он увлекался со школьной скамьи, – посодействовал тому, чтобы он попал в столицу солнечной Андалусии. Правда, горячее солнце Испании его настолько расслабило, что Ростислав по окончании практики и возвращении в Россию, как он говорил, от серой тоски забросил учебу, вследствие чего загремел в армию, ну а там уж остался прапорщиком. И лучшей легенды ему, российскому вэдэвэшнику, чем преобразиться в испанского сеньора, невозможно было и придумать.
– Сеньор Хесус Рамон Франсиско-Мануэль Бенавидес? – на чистом испанском спросил желтолицый пограничник, внимательно рассматривая фотографию в паспорте.
– Да, он самый, прямо перед вами, собственной персоной, – расплылся в широкой улыбке «подданный испанского короля».
Пограничник отметил, что при этой добродушной гримасе на щеке сеньора Франсиско-Мануэля Бенавидеса растягивался темный шрам: из буквы «С» шрам как бы превращался в заглавную латинскую букву «L». Такой след могла оставить пуля со смещенным центром тяжести.
Пограничник замешкался с выдачей паспорта.
– Что-то не так? – обеспокоенно спросил «испанский подданный».
– Отдыхать к нам? – спросил пограничник, при этом он словно искал некий предмет в своем столе.
– И отдыхать, и работать, – признался Франсиско-Мануэль.
– Работать? – поднял брови желтолицый пограничник. – У вас есть разрешение? Контракт?
– Да так, буду работать сам на себя… – поспешил объяснить «испанец». – Собирать образцы лекарственных растений, поговорить с местными целителями. Я занимаюсь медициной.
Среди местного населения врачи считались одновременно и учеными, и колдунами, поэтому к ним выражали почтение и благоговейный трепет. Этот филиппинский пограничник не был исключением. Выражение его лица изменилось, он доверительно произнес:
– Слышали о наших хилерах – хирургах, что умеют делать операции без ножа? Они голыми руками раздвигают ткани человеческого тела и удаляют больной орган или опухоль. Нигде в мире такого нет! – гордо сказал служащий.
– О, как вы угадали, – снова улыбнулся Франсиско-Мануэль. – Конечно, я хотел бы понаблюдать за их операциями.
– Это дорого, – вздохнул пограничник.
– Но операции стоят намного дороже, – кивнул «испанец». – Особенно в Европе и Америке. Не подскажите, как ваших хилеров найти?
– Дело в том, что вырезать органы голыми руками они могут только там, где и живут, в окрестностях города Багио. На севере от Манилы.
– Великолепно, – быстро заговорил Франсиско-Мануэль, услышав за собой недовольный ропот стоящих за ним пассажиров: разговор задерживал очередь. – Можно мне зафрахтовать вертолет?
– Что вы, ни в коем случае! – также затараторил пограничник. – Вертолетам летать возле Багио нельзя. Двигатель может заглохнуть, вертолет рухнет на землю. Там природная аномалия, поэтому хилеры не могут делать свои операции в другом месте. Да и автомобили там часто ломаются. Лучше сеньору отправиться туда на катере, а к берегу подплыть на веслах. Потом уж пешком или на ослах. Вам местные все расскажут и покажут.
– Обязательно воспользуюсь вашим советом, – поблагодарил прапорщик Сазонов.
Пограничник протянул Франсиску-Мануэлю его испанский паспорт, при этом еще раз взглянул на шрам на правой щеке сеньора.
– Удачи!
– Грацияс. Найму быстроходный катер.
Прапорщик Сазонов неспешно отправился в зал, а оттуда к стоянке такси.
Приятный женский голос по-английски с южно-азиатским акцентом объявил, что из Сингапура прибывает авиалайнер компании «Филлипин Эйр Лайнс».
Франсиско-Мануэль вышел из аэропорта, широким жестом, как это сделал бы истый андалусец, нахлобучил на голову широкополую шляпу и крикнул:
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.