Пернатый оберег

Ирина Степановна была женщиной здравомыслящей, поэтому ни на какие субсидии от высокопоставленных государственных чинов не рассчитывала, и благоразумной – в банковскую кабалу не полезла. По примеру ненавидимой всеми демократическими СМИ уже упоминавшейся изгойной страны Чечухии она решила опереться не на заемные костыли, а на собственные ноги, в смысле силы, и мобилизовала внутренние семейные резервы. Самое любимое после лапочек детище господина Федотова – второй молодости, но еще словно новенькие «жигули», отлакированные и блестящие, как поп-звезда после косметической подтяжки, – было продано под горестные стоны их безутешного владельца. С полученным начальным, а затем и с приобретенным капиталом супруги отправлялись по следам варягов в греки, турки и прочие развивающиеся народности и возвращались в родные края, нагруженные, как двугорбый верблюд, заморскими товарами. Вообще-то, если бы не потребность в тягловой силе, Ирина Степановна в этих хождениях за три моря с удовольствием обошлась бы без сопровождения мужа, потому что господин Федотов хоть кровь жены по примеру зятя Прасолова и не пил, зато нервы ей портил изрядно. Каждый раз, протащив через таможенный контроль в аэропорту огромный баул, он непременно мрачно констатировал:

– Вот и еще один наш скромный вклад в развал отечественной легкой промышленности.

Ирина Степановна молча бросала на мужа уничтожающий взгляд, а уж потом, без свидетелей, костерила супруга вслух:

– Ты посмотри, что там, наверху, творят – воще всю страну развалили! А от нас какой вред?! Мизерный! Нечего о высоких материях рассуждать! Вот и по телевизору говорили: кто политикой интересуется – тот дурак! Нужно о своей семье заботиться, а о политике в отношении отечественной промышленности пусть депутаты думают!

Но кроме этих небольших размолвок, в остальном дела шли неплохо. Семейный бизнес Федотовых процветал, точнее, процветал бизнес Ирины Степановны, а господин Федотов служил у супруги на посылках и подхвате. Со временем удалось даже приобрести на рынке киоск, с крышей! В России торговать или вообще что-то делать без крыши никак нельзя! Климат у нас такой, суровый… Это вам не теплые Эмираты! И у федотовского киоска крыша была хорошая, надежная, с полицейскими погонами! И за умеренной лептой приходил такой интересный и любезный мужчина… Он всегда, особенно в отсутствие господина Федотова, отпускал Ирочке (никаких «Степановн»!) столь изысканные комплименты, что в голову невольно закрадывались мысли о возможности неформальной встречи с кавалерственным куратором от крыши. Да дела и заботы все никак не позволяли Ирине Степановне расслабиться. А в самом скором времени подтвердилось, что денежку любезный полицейский получал не зря. Даже сам Федотов после этого происшествия перестал ворчать по поводу незаконных полицейских поборов. То есть однажды вышли два жулика из тумана, вынули ножики из кармана и пригрозили, что будут резать, будут бить, если хозяева не станут им платить. Пока нежданные визитеры, дыша перегаром и туманами, тыкали растопыренными пятернями с синими наколками на пальцах в глаза господину Федотову, супруге удалось ускользнуть в подсобку и оттуда позвонить куратору. Буквально через три минуты примчалась патрульная полицейская машина, голубчиков забрали, и на рынке они больше не появлялись. Правда, вскоре Ирина Степановна увидела их на улице, но никаких наколок разглядеть не смогла, так как оба гражданина были синими от кончиков пальцев до макушек.

В общем, жизнь семейства Федотовых-Прасоловых налаживалась. Лизе поступали все более щедрые финансовые транши. Дуня получила новые туфли и зимние сапоги, и не поношенные, а тоже новехонькие. А еще Дуня сообщила маме, что у нее есть мечта: в магазине «Меха» висит чудесная шубка из голубоватого песцового меха, и появись она в такой в школе, все подружки позеленеют от зависти, как огурцы на грядках. И Ирина Степановна твердо пообещала младшей лапочке, что в самом ближайшем будущем она эту свою голубовато-зеленую мечту осуществит. Увы, воплотить в жизнь агрогламурную задумку Дуне не удалось: на Федотовых, как гром среди ясного неба, обрушился новый дефолт. Снова вышли два жулика из тумана, но не прежние, тотально посиневшие, а другие. Впрочем, от предыдущих они отличались только золотыми цепями на шеях, а рожи у них были, может, еще и поотвратнее. Дыша опять же перегаром и туманами, посетители высказались в том смысле, что, мол, отныне мы ваши господа, а вы наши холопы, и заломили такую несусветную сумму оброка, что небо показалось Ирине Степановне в овчинку! Но она быстро оправилась, привычно ускользнула в подсобку и позвонила куратору крыши. Но в ответ услышала строгую отповедь:

– Вы, гражданка, видимо, ошиблись номером. Полиция не какая-то там коррумпированная организация и в споры хозяйствующих субъектов не вмешивается!

Госпожа Федотова обомлела: она вспомнила, что куратор не приходил за очередной лептой. Такое и раньше изредка, но случалось. Может, человек был занят по службе, а то и приболел. Тогда Ирина Степановна относила лепту в конверте самому начальнику. А в этот раз не отнесла: замоталась, а если честно сказать – надеялась на появление кавалерственного поклонника. Не мешкая ни минуты, госпожа Федотова быстро положила оговоренную сумму отчислений в конверт, добавила пени за просрочку платежа и побежала в полицию. Там она проскочила мимо секретарши прямехонько в кабинет самого, положила конверт на стол и легонько так, интеллигентно, двумя пальчиками пододвинула оконверченную мзду пред светлые очи начальства. И вдруг полковник, обычно такой любезный, как кулаками застучит на нее, как глазищи выпучит на нее, как фальцетом завизжит на нее:

– Это что?! Взятка должностному лицу при исполнении?! Да я вас сейчас в КПЗ!

Ирина Степановна остолбенела, оцепенела, помертвела, не помнила, как ноги сами вынесли ее на улицу. Но через несколько дней к ней с неофициальным визитом зашел кавалерственный, к сожалению, уже экс-куратор. Он принес извинения от имени своего начальника. Тот просил передать, что произошло недоразумение и он по-прежнему считает Ирину Степановну дамой, приятной во всех отношениях.

– Господин полковник посчитал ваш визит провокацией Службы собственной безопасности, потому и нагрубил, – пояснил экс-куратор. – А вообще-то у нас у всех нервы были на пределе, тут немудрено сорваться, – и любезный знакомый объяснил Ирине Степановне суть возникшей проблемы: – Раньше ваш киоск, как и многое другое в Разнесенске, крышевала табуновская ОПГ. Потом и самого Табунова, и его братанов посадили. Но теперь они освободились условно-досрочно, вернулись на свободу и в Разнесенск с чистой совестью, а их места уже заняты. Ну они пацаны конкретные, с несправедливостью мириться не согласились. Назревала криминальная война муниципального масштаба. Тогда из Москвы пригласили авторитетного человека. Авторитет забил конфликтующим сторонам стрелку, там всё со всеми по понятиям обсудил, всех по справедливости рассудил, территорию Разнесенска на зоны влияния разделил и между соперниками в натуре распределил. Поэтому никакой криминальной войны в Разнесенске не будет. Ума палата у этого авторитета: настоящий генерал, да что генерал, министр, чисто министр! – не мог сдержать своего восторга экс-куратор. – К сожалению, – продолжил он уже в минорном тоне, – ваш киоск отошел под патронат табуновской ОПГ, поэтому наше во всех отношениях приятное сотрудничество завершено и вам придется находить общий язык с представителями господина Табунова.

– Но они же заламывают непомерные суммы отчислений! – в ужасе воскликнула госпожа Федотова.

– А как вы хотите? Люди провели несколько лет в колонии строгого режима. Там привыкли к обеспеченной, культурной жизни – с библиотекой, кабинетами психологической адаптации, зимним садом и прочими благами цивилизации – и все за государственный счет. На воле они желают получать то же… Желаете? Получите! Но теперь уже, извините, за денежки… А где деньги взять? Вот так-то! Ничего не поделаешь. Тяжело? Всем тяжело! – и любезный экс-куратор распрощался с Ириной Степановной, на прощанье еще раз пожелав ей терпения, благоразумия и толерантности в отношениях с табуновскими братками.

Скольких нервных клеток стоили эти толерантные отношения Ирине Степановне! Какими непотребными эпитетами осыпал господин Федотов ни в чем не повинные ветви российской власти! Сколько жалоб на господина Прасолова, его зловредную мамашу и стенаний по поводу материальных затруднений наслушались родители от Лизы! Какие водопады слез пролила Дуня, тщетно выклянчивая у мамы денежку на покупку полюбившейся ей шубки! Но все на свете по-настоящему познается лишь в сравнении. Только потом супруги Федотовы поняли, что тогда их постиг не дефолт, а дефолтишко. Настоящий дефолт ждал их впереди!

Однажды за очередной мздой уже знакомые бандюганы с золотыми цепями на шеях пришли в сопровождении еще одного похожего и не похожего на них добра молодца. Точнее, это они незнакомого добра молодца сопровождали. Похож же он был на своих спутников золотой цепью на шее, а не похож тем, что мерзостью своей рожи настолько превосходил их уже привычный для Федотовых омерзительный внешний вид, что старые знакомцы в сравнении со своим новым сотоварищем казались чуть ли не гениями чистой красоты и воплощением добропорядочности. Какой-нибудь литератор злато-серебряной формации описал бы внешность этого новоявленного монстра примерно так: «Лицо его неизгладимо запечатлело все мыслимые и немыслимые пороки нашего развращенного общества». На беду, за прилавком киоска в это время рядом с Ириной Степановной стояла и Дуня. Она не оставила попыток не мытьем, так катаньем, не слезами, так подлизыванием к маме добыть себе вожделенную шубку, поэтому всячески демонстрировала свою помощь ей в семейном бизнесе. Незнакомое чудище, не обращая внимания на хозяйку киоска, подошло к Дуне и противным приблатненным голосом сообщило ей, что оно, то есть он – сын господина Табунова, зовут его Додик, и с ходу пригласил явно приглянувшуюся ему девицу распить с ним бутылочку-другую за знакомство и за установление более близких отношений, которые можно начать сегодня же, а то и прямо сейчас. Ирина Степановна, которая в это время, скрепя сердце, выплачивала в подсобке оброчную плату двум гениям чистой красоты, услышала дочкин визг, выскочила из подсобки и увидела, что чудище за руку вытягивает Дуню из-за прилавка, а та вырывается и верещит, как резаная. Госпожа Федотова ухватила Дуню за другую руку, уперлась одной ногой в прилавок и потянула дочку в противоположную сторону, завизжав еще громче похищаемой. Тут пора приостановиться для лирического отступления, ибо только узнав, что было, можно понять, что есть, и предвидеть, чем сердце успокоится.

Додик действительно был как бы сыном Табунова. Будущий Додиков папа отбывал тогда один из своих тогдашних сроков. Чтобы скрасить другу дни тягостной неволи, братаны прислали к нему на свиданку некую госпожу Б., живущую неподалеку в городе С. Хотя с посторонними женщинами осужденным свидания запрещены, но если очень хочется, то можно. Спустя девять месяцев на свет появился малыш, чисто ангелочек. Его нарекли Дональдом. Но ребенок выглядел таким очаровашкой, что его сразу переименовали в Додика. Так оно дальше и пошло и закрепилось.

Господин Табунов проявил себя, не в пример некоторым, настоящим мужчиной и не унизился ни до каких генетических экспертиз, хотя молодая мама Додика была широко известна своим несколько легкомысленным поведением. Узами брака родители Додика так и не были скреплены, но в материальной помощи сыну отец никогда не отказывал. Когда пришло время, мама Додика устроила сынишку в детский садик. Целую неделю воспитательница держала мальчугана за обе руки, но он и тогда успевал поддать ногой близходящим подружкам и друзьям. Больше недели персонал детсада и родители других деток не продержались, и Додик вернулся в лоно круглосуточного материнского попечения. Войдя первый раз в первый класс, резвый мальчик продолжал шалить в том же духе, в заключение выбил глаз лучшей отличнице и был переведен на домашнее обучение. Учителя к нему ходили индивидуально и персонально, как к принцу датскому. О последующих семи годах жизни госпожи Б. и ее сына рассказывать не имеет смысла, все равно дети до четырнадцати лет неподсудны, а с госпожи Б. взятки, щедротами господина Табунова, всегда оставались гладки. Этот период завершился неприятным инцидентом: Додик зарезал собственного приятеля в подвале своего же дома. За что и получил прозвище Додик – Острая Бритва. Только после ареста сына госпожа Б. прочухалась и вспомнила, что Додику тринадцать лет уж минуло… Господин Табунов спешно командировал знаменитого адвоката П., но известно, что болезнь всегда легче предупредить, чем потом лечить, и П. смог только гуманизировать Додику условия пребывания в колонии, подключив медицинские, правозащитные и финансовые рычаги влияния. После частичного отбытия наказания Додик вернулся домой, умудренный жизнью и наставлениями адвоката П. Дури, подобной тому, чтобы чуть ли не всенародно в собственном доме кого-нибудь еще зарезать, он больше не допускал. Да и адвокат П. за солидный гонорар бдил и навещал город С. чаще, чем собственную любовницу, своевременно разруливая сложные ситуации. В общем, пока сверстники Додика наслаждались в армии прелестями дедовщины, радостями горячих точек, контрактными удовольствиями и их последствиями, бывший узник бессовестности познавал преимущества вольной жизни, причем настолько интенсивно, что устал даже неутомимый адвокат П. А может, любовница разобиделась на невнимание и предъявила ему претензии. Но П. предупредил Табунова, что если так дальше пойдет, то и он окажется бессилен и Додик опять загремит в колонию. Поскольку Додик заявлял, что он весь в понятиях, поэтому сам черт ему не брат, адвокату П. с санкции господина Табунова пришлось прибегнуть к насилию: два здоровых амбала запихнули Додика в багажник машины, доставили в аэропорт и препроводили в разводящий пары авиалайнер. Додика привезли в Разнесенск, где он наконец-то почувствовал добрую, но тяжелую руку отца, а госпожа Б. была немилосердно оставлена горевать в далеком городе С.

Господин Табунов тут же положил конец сыновнему безделью, которое, как известно, гермафродитная мать всех пороков, и заставил в поте лица своего добывать хлеб насущный. Старшие дети господина Табунова уже проживали за границей вместе с его бывшей законной супругой. Возможно, они, следуя известным рекомендациям, даже учились в Оксфорде. Если бы Додик получал среднее образование не как принц датский, то отец попытался бы его тоже определить в Оксфорд, но тамошняя профессура пока еще не поднялась до высот российского платного высшего образования, так что такая попытка стала бы хоть и не пыткой, но зато пустым номером. Впрочем, Додик и так, без всякого Оксфорда, превратился в полезного члена общества, созданного молодыми реформаторами под художественным руководством не всегда трезвого дирижера. Отец доверил ему руководство определенными участками своего разветвленного бизнеса. На одном из его рабочих мест мы и встретились с Додиком, а потом расстались с ним на время лирического отступления. Тогда Додик тянул верещащую Дуню из-за прилавка в одну сторону, а визжащая госпожа Федотова – в противоположную. Пришло время вновь вернуться к этому эпизоду и к двум окровавленным трупам – госпожи Федотовой и Дуни, а если господина Федотова угораздило в это время появиться в ларьке с жениных посылок, то и к трем. Так могут предположить те, кто ознакомился с лирическими отступлениями и составил свое объективное превратное мнение о беспощадном Додике – Острой Бритве. И как жестоко они ошибутся! Додик не только не зарезал Дуню и ее родительницу, но даже их не порезал. За свое поведение он не извинился, но Дуню отпустил и пояснил, что его не так поняли, никакого злого умысла у него не было, он просто хотел пригласить девушку на прогулку. Засим Додик удалился в прежнем сопровождении, оставив присутствующих и соседствующих с присутствующими в состоянии шока и трепета.

На следующий день он вновь нарисовался возле прилавка и завел разговор о жизни, о времени, о людях и о себе. Беседовать ему пришлось лишь с госпожой Федотовой и господином Федотовым, так как Дуня от вчерашнего шока и трепета еще не оправилась и предпочла грызть в школе гранит науки, с перепугу забыв даже на время о шубке. Вполне объяснимо желание каждого человека выглядеть в глазах других людей хоть немного лучше, чем он есть на самом деле. Так и Додик, рассказывая о себе, умалчивал о своих недостатках, зато собственные достоинства преувеличивал. В результате в рассказах этого взросшего на понятиях молодого человека зарезанный им по малолетке мальчонка трансформировался в трех полицейских чинов, павших от недрогнувшей руки защитника понятий. И никто из Додиковых недругов не избежал его карающей десницы: он поднимался на дно морское, опускался под облака, но в любой точке вселенной находил своего обидчика, и смерть беглеца была ужасной! О своих менее значительных подвигах Додик рассказывал даже с некоторой застенчивостью. Мол, извините, но приходилось заниматься и мелочевкой типа: деньги российские, доллары американские ровными пачками с полок ограбленных банков смотрели на нас… После двух последующих визитов нового знакомого с его задушевными беседами нервы господина Федотова не выдержали. Уже на рынке после расставания с Додиком он начал тихо съезжать с катушек, а когда они с супругой после трудового дня вернулись домой, съехал с них окончательно и громко. Схватившись за голову, бедняга бегал по комнате и кричал, что весь мир превратился в сумасшедший дом, а граждане вполне обоснованно определены туда пациентами. Ирина Степановна отчасти сумела успокоить мужа, но не надолго.

На следующий день у их ларька опять появился Додик и слегка разнообразил свой репертуар, сообщив, что он резал не только строптивых полицейских, но и старых упрямых коров (при этих словах почему-то пристально посмотрел на госпожу Федотову) и шелудивых бодливых козлов (пронзительный взгляд в сторону господина Федотова). Этих проштрафившихся перед ним рогатопарнокопытных он находил в любой точке мира, опять же, если надо, опускаясь под облака и поднимаясь на дно морское. Завершив этим резюме свою самоаттестацию, Додик еще раз подчеркнул, что он конкретный пацан самых честных понятий, поэтому не собирается свою любимую женщину ставить на очередь или определять в «ночные бабочки, ну кто тут виноват», а чин-чинарем делает ей официальное предложение руки и сердца. Ирина Степановна остолбенела. Конечно, Додик – большой оригинал. Сделать замужней женщине вступить с ним в брак, не стесняясь присутствия ее законного супруга, он вполне способен. Но зачем предварительно обзывать свою избранницу старой коровой?! Только спустя какое-то время корова-невеста сообразила, что Додик собирается вступать в законный брак не с ней, а с ее дочкой.

– Но мы еще маленькие, мы только перешли в восьмой класс, нам еще рано думать о семейной жизни, – только и смогла промумукать обалдевшая госпожа Федотова.

– Дуня не может выйти замуж, она еще ребенок, – проблеял и господин Федотов.

– Этот вопрос перетерт. Считаем, что Дуня пошла в школу не с семи лет, а одиннадцатилетней. Все нужные документы оформят, это стоит не так дорого, – успокоил родителей невесты Додик и распрощался, оставив супругов Федотовых в состоянии прострации.

Первой опомнилась более сильная половина.

– Господин Табунов теперь не просто бандит, но и авторитетный бизнесмен, значит, способен мыслить адекватно. Я обращусь к нему за помощью, и он вразумит своего дебила-сына.

Господин Федотов не слушал жену и только повторял и повторял, как заведенный:

– Нужно бежать, бежать, бежать, бежать…

Сначала жена приводила в чувство супруга, потом у самой Ирины Степановны началась истерика, и ее успокаивал муж. Только Федотовы более-менее пришли в норму, как, словно черный рояль в кустах, на рынке объявился в черном «мерседесе» сам господин Табунов. В сопровождении охраны бандитского вида авторитетный бизнесмен направился к зданию администрации рынка, а оттуда с двумя телохранителями выскочил директор рынка и потрусил навстречу крыше, а может, уже и хозяину. Ирина Степановна без колебаний оставила свою торговую точку на мужа и рванула к предполагаемому спасителю. Но ее перехватил охранник, схватил за грудки и уже собрался придать ей такое обратное ускорение, чтобы она кубарем долетела обратно до своего ларька. Но Табунов остановил мордоворота, знаком приказал ему пропустить просительницу.

Ирина Степановна попыталась немного сбивчиво, так как приходилось соблюдать политес, объяснить отцу нежданного жениха дочки ситуацию, но господин Табунов ее прервал: он видел свою будущую невестку, заметил, что она часто помогает родителям в их трудовой торговой деятельности, и очень эту ее склонность одобряет. Потому выбор сына приветствует, несмотря на низкое социальное положение семьи его избранницы, а незначительное препятствие с документацией невесты устранит в ближайшее время и за умеренную плату. Тут следует пояснить, что об истинной причине своей лояльности к плебейской семейке Федотовых господин Табунов умолчал: Дуня Федотова была последним и, как надеялся господин Табунов, самым эффективным лекарством, которое сможет спасти Додика от пагубного пристрастия к наркотикам. В городе С. молодой человек был страстным поклонником конопли, а по приезде в Разнесенск увлекся еще и героином. Некоторое время ему удавалось обманывать отца, уверяя, что он всего лишь исполнил свою заветную мечту – заделаться, в натуре, бизнесменом, поторговать наркотой, а там и до завидного звания наркобарона недалеко. Что ж, торговля наркотиками – действительно надежный и высокодоходный бизнес сейчас и с еще более прекрасными перспективами в ближайшем будущем. Ведь государство недавно в очередной раз объявило беспощадную войну наркотикам – верная примета, что спрос на наркотики будет расти, а покупательская аудитория расширяться. Но наркодилер, тем более наркобарон, сам не может быть торчком! Это нонсенс! А Додик ходил наширянный. Господин Табунов словами и кулаками втолковывал сыну эту азбучную истину, но только зря отболтал язык и отбил кулаки, отучая Додика от наркотиков. Оставалось надеяться на народную мудрость «женится – переменится».

Госпожа Федотова возвратилась в свой ларек в глубокой задумчивости и на вопросы встревоженного мужа ответила, что история с Додиковым предложением не так однозначна, как казалось поначалу. Господин Табунов подтвердил, что его сын действительно собирается сочетаться законным браком с Дуней с полного отцовского согласия и благословения.

– Согласись, породниться с олигархом, пусть только городского масштаба, перспектива очень и очень заманчивая.

– Ка-ка-какой Табунов олигарх? – в ужасе закричал господин Федотов. – Он обыкновенный бандит!

– Я и говорю: олигарх, – вся в себе, отмахнулась от мужа Ирина. – Меня только одно смущает: вдруг Табунова арестуют, все имущество и деньги конфискуют, и мы со зря раскатанными губами останемся у разбитого корыта. Впрочем, сразу после свадьбы я тонко намекну Дуниному свекру, чтобы он все свое состояние на всякий случай переписал на Дуню. А если он не согласится с этим вариантом, пусть Дуня родит ему внука. Уж для внука-то дед ничего не пожалеет!

У господина Федотова, который в продолжение жениного монолога только беззвучно, как рыба, открывал рот, наконец прорезался голос:

– Ты что?! Хочешь отдать родную дочь на заклание?! Сама же говорила, что Додик обязательно в скором времени кого-нибудь зарежет, вероятнее всего – из тех, с кем больше общается. А если жена все время под боком, зачем искать кого-то на стороне?

– Нет, это слишком большая морока: подавать заявление в загс, предварительно подделав невестины документы, потом расписываться, играть свадьбу – и все ради того, чтобы потом чиркнуть молодую жену бритвой по горлу?! Гораздо проще и менее хлопотно прирезать какую-нибудь знакомую, а то и первую встречную на улице. Надеюсь, когда это произойдет и Додика арестуют, Дуня уже будет в положении и в положенный срок родит наследника табуновских капиталов.

– И кого же Дуня родит от такого выродка, как Додик? Такого же маньяка? С эдаким внучком никаких капиталов не захочешь!

– Почему же от Додика родится обязательно маньяк? Ведь осужденным серийным убийцам разрешается и жениться, и плодиться. Значит, ученые-генетики не видят в этом никакой опасности!

– Ну не знаю, я не генетик. Только, может быть, эти ученые уже построили себе виллы где-нибудь в Калифорнии, рядом с особняками, купленными там теми самыми добрыми начальниками, и живут они там рядом с начальниковыми детками. Тогда плодятся российские маньяки или не плодятся, им до лампочки.

Доругаться супруги не успели. У госпожи Федотовой запиликал мобильник, и высветился номер Дуниного телефона.

– Але, лапочка, как дела? Сколько пятерок сегодня в школе получила? – ласково проворковала Ирина Степановна, но в ответ услышала лишь какие-то непонятные звуки: «Ва-ва-ва…» А потом истерический голос соседки прокричал: