Сальватор. Книга III

Жибасье вытянул шею и широко раскрыл глаза, словно спрашивая: «Объяснитесь».

– Вчера, – продолжал господин Жакаль, – был арестован некий человек, который кричал: «Да здравствует император!»

– Где же это, мсье Жакаль?

– В кафе «Фуа», мсье Жибасье.

– В кафе «Фуа»! Но тот человек не кричал «Да здравствует император!».

– А что же он кричал?

– Он кричал «Да здравствует полнота!»[3]

– Вы ошибаетесь, мсье Жибасье.

– Позвольте вам сказать, я знаю, что говорю.

– Но откуда вы можете это знать?

– Да ведь этим человеком был я, – сказал Жибасье.

Господин Жакаль поднял очки и посмотрел на Жибасье одной из только ему свойственных улыбок.

– Вот что значит, – произнес наконец господин Жакаль, – организовать двойной надзор! Подобной мистификации больше не должно повториться!

И он подошел к двери комнаты, в которой скрылся господин Жерар.

– Эй, мсье Жерар, – сказал он. – Вы можете выйти!

– Так вы один? – спросил господин Жерар из-за двери.

– Один, или почти один, – ответил господин Жакаль.

Господин Жакаль вышел. Как всегда скромно, бочком.

Но едва увидев Жибасье, он сделал шаг назад.

– О! – произнес он. – А это кто?

– Этот мсье?

– Да.

– Вы узнаете его?

– Конечно!

И, наклонившись к господину Жакалю, прошептал ему на ухо:

– Это тот самый офицер из кафе «Фуа».

Господин Жакаль взял господина Жерара за руку.

– Дорогой мсье Жерар, – сказал он. – Представляю вам мсье Жибасье, заместителя командира бригады.

Затем, обращаясь к Жибасье.

– Дорогой мой Жибасье, – продолжил он, – представляю вам мсье Жерара, одного из моих самых преданных агентов.

– Жерар? – произнес Жибасье.

– Да. Это тот самый, известный вам достопочтеннейший мсье Жерар из Ванвра.

Жибасье поклонился с некоторым почтением и, пятясь, вышел из кабинета.

– Что значит, «известный вам»? – спросил, побледнев, господин Жерар. – Значит, Жибасье все известно?..

– Абсолютно все, дорогой мсье Жерар!

Лицо убийцы стало смертельно бледным.

– Но пусть это вас не волнует, – сказал господин Жакаль. – Жибасье – это мое второе я.

– О, мсье, – пробормотал шпион. – Но почему вы представили меня этому человеку?

– Прежде всего потому, что однополчане должны знать друг друга.

И добавил таким тоном, что каждый слог пронзал сердце господина Жерара:

– А кроме того, он ведь должен знать вас в лицо, чтобы освободить вас, если кто-нибудь из недотяп арестует и вас!

При мысли о том, что его могли арестовать, господин Жерар рухнул в вольтеровское кресло господина Жакаля.

Господин Жакаль не был человеком обидчивым. И поэтому, позволив господину Жерару занять свой трон, уселся напротив него на простом стуле.

Глава LXXIX

Добрый совет

Господин Жакаль дал господину Жерару несколько секунд на то, чтобы тот пришел в себя.

Вскоре господин Жерар медленно поднял на него глаза.

Господин Жакаль пожал плечами.

– Что тут поделаешь? – сказал он ему с добродушной улыбкой на лице. – Снова сорвалось!

– Что сорвалось? – спросил господин Жерар.

– Проклятье! Да орден Почетного легиона.

Следует признать, что бедный господин Жерар об этом больше и не думал.

– Ну, – сказал господин Жакаль, – вам нечего мне больше сказать, ничего нового и более серьезного?

– Нет, мсье, честное слово, больше нечего.

– Черт! Черт! Черт!.. Тогда я скажу вам нечто, что вас, вероятно, заинтересует.

И господин Жакаль, подняв на лоб очки, взглянул на собеседника своими рысьими глазами. От этого пронизывающего взгляда тот побледнел помимо своей воли.

Господина Жерара полицейский не мог тронуть по приказу сверху. Но господин Жакаль не мог из-за этого отказать себе в удовольствии потерзать его морально. Если он ничего не мог поделать с чистой и стоической душой господина Сарранти, который находился за решеткой и с минуты на минуту ждал приближения смерти, то он мог сделать все, что хотел, с разгуливавшим на свободе и пользующимся всеобщим уважением господином Жераром.

Именно это и чувствовал господин Жерар. И именно поэтому он побледнел под пристальным взглядом господина Жакаля.

Всякий раз он выходил из здания на Иерусалимской улице, как после пыток.

Разница заключалась лишь в том, была ли это обычная пытка или пытка с пристрастием.

Побледнев, господин Жерар стал внимательно слушать, что же именно должно было его заинтересовать.

Но кошка цепко держала мышку в когтях и могла позволить себе немного поиграть с жертвой.

Господин Жакаль достал из кармана табакерку, сунул в нее два пальца и, взяв огромную понюшку табаку, с наслаждением втянул ее ноздрями.

Господин Жерар не посмел попросить полицейского поскорее изложить суть дела и сидел с покорностью, в которой, однако, проглядывало и некоторое нетерпение.

– Известно ли вам, дорогой мсье Жерар, – произнес наконец господин Жакаль, – что ровно через восемь дней заканчивается отсрочка казни, которую король Карл X дал Сарранти?

– Я это знаю, – прошептал господин Жерар, бросив на господина Жакаля взгляд, полный тревоги.

– Вам также должно быть известно и то, что аббат Доминик вернется в Париж послезавтра… завтра, а вполне возможно, и сегодня?

– Да! Да, мне и это известно, – ответил филантроп, дрожа всем телом.

– О! Коль вы начинаете так дрожать уже при первых моих словах, дорогой мсье Жерар, вы, несомненно, потеряете сознание, когда я перейду к сути дела. И, упав в обморок, не сможете услышать того, что я намерен вам сказать и что является, возможно, самым интересным.

– Что поделать? – сказал господин Жерар. – Это сильнее меня!

– Слушайте, ну почему вы так опасаетесь возвращения аббата Доминика? Я ведь вам уже сказал, что папа римский откажет ему в его просьбе!

Господин Жерар вздохнул.

– Вы так полагаете? – спросил он.

– Мы знаем Его Святейшество Григория XVI. Это – железный человек.

Дыхание господина Жерара становилось все более и более свободным.

Господин Жакаль дал ему возможность наполнить легкие воздухом.

– Нет, – сказал он, – с этой стороны никакая опасность вам не грозит.

– Ах, господи! – прошептал господин Жерар. – Значит, мне грозит еще какая-то опасность?

– О! Дорогой мсье Жерар! Вы так слабы в философии, что не знаете того, что человек – существо слабое, что ему приходится постоянно бороться со всем, что его окружает, что у него нет ни минуты покоя, когда он видит непрекращающиеся опасности, через которые ему приходится продираться и от которых он избавляется только чудом!

– Увы! – прошептал господин Жерар. – В ваших словах, мсье Жакаль, заключена великая правда.

– Коль скоро вы это признаете, – снова произнес господин Жакаль, благодарно кивнув, – мне хотелось бы задать вам один вопрос.

– Задавайте, мсье, задавайте.

– Поэты, мсье Жерар… Чертово отродье, не так ли?

– Я с ними не знаком, мсье. Полагаю, что меня можно упрекнуть только в том, что я прочел за всю мою жизнь всего три-четыре стихотворения.

– Так вот, поэты утверждают, что иногда мертвые встают из своих могил. Вы в это верите?

Господин Жерар пробормотал что-то неразборчивое и задрожал еще сильнее.

– Я до сих пор в это не верил, – снова произнес господин Жакаль. – Но не так давно произошла одна история, которая так просветила меня на этот счет, что теперь я готов защитить по этому вопросу диссертацию. Нет, сами они из могил не выходят. Но их вполне можно оттуда извлечь.

Господин Жерар стал еще бледнее.

– Вот эта история. Вы сами сможете ее оценить. Некий человек вашего темперамента, с таким же, как у вас, характером, короче, с таким же складом души, некий филантроп, будучи в плохом расположении духа – увы, никто не совершенен, дорогой мсье Жерар, мне это известно лучше, чем кому бы то ни было, – утопил своего племянника. Не зная, что делать с трупом, – а кто знает, что надо делать с трупами? именно это и губит тех, кто делает людей трупами… – так вот, не зная, что сделать с трупом, он зарыл его в чаще своего парка.

Господин Жерар застонал и поник головой.

– И он полагал, что спрятал труп достаточно хорошо. Так оно и есть, но земля не всегда хранит доверенную ей тайну. И случилось так, что сегодня утром один человек – а он вышел от меня перед тем, как сюда вошли вы! – пришел ко мне и сказал буквально следующее:

«Господин Жакаль, через восемь дней будет казнен невиновный!»

– Вы понимаете, что я все отрицал, дорогой мсье Жерар, что я ответил ему, что человек не может быть невиновным после того, как вынесено решение суда о его виновности. Но он заставил меня замолчать следующими словами:

«Тот, кого собираются казнить, невиновен. И я знаю настоящего преступника».

Господин Жерар уткнулся лицом в ладони.

– Я продолжал все отрицать, – снова произнес господин Жакаль. – Но этот человек снова остановил меня и сказал:

«Вы могли бы поехать со мной кое-куда ночью?»

«Могу, конечно», – ответил ему я.

«Сегодня ночью?»

«Нет, сегодня ночью я занят».

«А завтра?»

«Завтра ночью я свободен… Поедем на экскурсию?» – спросил я на всякий случай.

«Да, на экскурсию».

– Вы понимаете, что я хотел выяснить, куда он меня собрался везти.

«По Парижу или за город?»

«За город».

«Хорошо».

– И мы с ним условились, что не сегодня, а завтра ночью он представит мне доказательство того, что меч правосудия готов обрушиться не на голову преступника, продолжающего разгуливать на свободе, а на голову совершенно ни в чем не повинного человека.

– Значит, – пробормотал господин Жерар, – вы согласились поехать на эту экскурсию?

– А что мне оставалось делать? Я у вас спрашиваю – вы ведь человек рассудительный. Вы же знаете, в чем состоят мои обязанности. Прюдон написал на эту тему картину: «Правосудие, преследующее Преступление». Вам известен мой девиз, он такой же, как и девиз женевского философа: «Vitam impendere vero»[4]. Я был вынужден сказать: «Я поеду».

– И вы поедете?

– Черт возьми! Я должен ехать, меня же вызвали. Но, как я вам уже сказал, поеду не сегодня ночью, а завтра… Завтра ночью, вы меня слышите?

– Да, – ответил господин Жерар, который все слышал, но ничего не понимал, поскольку зубы его стучали, словно кастаньеты.

– Ага! Я так и знал, – сказал господин Жакаль, – что вас мой рассказ заинтересует.

– Но скажите, мсье, зачем вы мне все это рассказали? – пробормотал господин Жерар, делая над собой усилие. – Какую цель преследовали, доверяя мне эту тайну?

– Какую цель? Как?! Вы не понимаете?.. Я просто подумал: «Господин Жерар – филантроп. Когда он узнает о том, что какому-то бедняге угрожает опасность, о которой я ему рассказал, он поставит себя на место этого бедолаги, этого несчастного убийцы, этого незадачливого душегуба. Он почувствует все его муки, словно бы он сам повинен в этом убийстве». И мне кажется, я не ошибся в своих предположениях, не так ли, дорогой мсье Жерар?

– О, нет!.. О, нет!.. – вскричал тот.

– Хорошо, это вынуждает меня продолжить свою мысль. Итак, завтра в полночь я уезжаю с этим, другим, филантропом… Ах, как он не похож на вас, мсье Жерар! Ведь и филантропия может быть разной. Как говорил Мольер, вязанка вязанке рознь. Я еду с ним. Не знаю, куда мы с ним направимся, поскольку он мне ничего на этот счет не сказал. Но с той прозорливостью, которая у меня выработалась за долгие годы службы, я полагаю, что куда-то в сторону Кур-де-Франс.

– Кур-де-Франс?

– Да… Прибыв туда, мы повернем направо или налево. Скорее всего направо. И войдем не знаю куда, но вполне вероятно в какой-нибудь парк. И там мы обнаружим в какой-то яме некий скелет. Составим протокол, а потом принесем этот печальный плод наших трудных поисков господину королевскому прокурору, который будет вынужден в силу появления новых обстоятельств и улик попросить у господина министра юстиции отложить исполнение смертного приговора, вынесенного господину Сарранти.

– Господину Сарранти? – воскликнул господин Жерар.

– Разве я сказал господину Сарранти? Это имя вырвалось у меня, сам не знаю почему. Имя этого бедняги постоянно вертится у меня на языке… Итак, казнь будет отложена. Будет вынесено постановление об аресте настоящего преступника, начнется новое расследование… Вы понимаете меня, не так ли?

– Прекрасно понимаю, – ответил господин Жерар.

– И положение станет угрожающим для этого несчастного убийцы, бедолаги-душегуба, – сказал господин Жакаль. – Потому что войдите в его положение: он спокойненько разгуливает себе под солнцем, засунув руки в карманы, свободный, как ветер. И вдруг к нему заявятся презренные жандармы, уведут его из света во тьму камеры. Они вытащат его руки из карманов и наденут на них наручники. Он увидит, как рассыплется его спокойная невиновность, исчезнет привычная безмятежность. И все это произойдет из-за какой-то банальной формальности, из-за ничтожной ошибки. И тогда он раскается в том, что не воспользовался лазейкой к спасению, которую я ему любезно предоставил.

– Но значит, такая лазейка есть?

– Честно говоря, дорогой мсье Жерар, – сказал полицейский, – я начинаю считать, что у вас очень толстый череп, тупой мозг и очень короткая память.

– О, боже мой! – воскликнул достопочтеннейший господин Жерар. – Но я ведь слушал вас очень внимательно.

– И это лишний раз доказывает, – произнес господин Жакаль, – что результат не всегда зависит от способностей. Не говорил ли я вам, что я отказался отправляться на экскурсию сегодняшней ночью?

– Говорили.

– И что я отложил ее на завтрашнюю ночь?

– И это говорили.

– Так что же дальше?

Господин Жерар разинул рот и ждал, что будет дальше.

– Честно говоря, – сказал господин Жакаль, пожимая в недоумении плечами при виде такой глупости, – это азы искусства. И надо быть таким честным человеком, как вы, чтобы это не сообразить сразу же.

Господин Жерар сделал головой и руками какие-то непонятные отчаянные движения, которые в сочетании с вырывавшимися из его глотки звуками должны были, очевидно, означать: «Продолжайте».

– Бог мой, я прекрасно знаю, что вас все это не волнует, – продолжал господин Жакаль. – Что вам нет никакого резона укрывать убийцу. Но представьте на мгновение – как бы невероятно это ни казалось, – что это преступление было совершено не кем-то другим, а вами. Что труп зарывал не кто-то другой, а именно вы. Представьте себе, что вся эта драма произошла в вашем поместье… В замке Вири, например… Представьте, что вы знаете заросли кустарников и то самое дерево, под таинственной сенью которого спрятан труп. Представьте, что вы знаете о том, что завтра или послезавтра ночью в замок Вири нагрянет представитель правосудия и в парке развернутся поиски. Ну, так что бы вы сделали в ночь, которую любезно предоставил в ваше распоряжение ваш друг? К примеру, сегодняшней ночью?

– Что бы я сделал?

– Да.

– Для того, чтобы там ничего не нашли?..

– Да, труп ребенка.

– Мне надо было бы…

Господин Жерар вытер покрывшееся крупными каплями пота лицо.

– Ну же, заканчивайте свою мысль! Итак, вы бы?..

– Я бы его вы…

– Вы?..

– Вырыл оттуда и спрятал в другое место.

– Слава богу!.. Ах, дорогой мсье Жерар, до чего же вы медленно соображаете! Вам нужно развивать свой ум, больше гулять по полям, дышать ночным воздухом. Посему на сегодня я с вами прощаюсь. Встретимся послезавтра. День сегодня будет прекрасным: это просто находка для любителя природы. Отправляйтесь-ка за город. И если где-нибудь в лесу под Медоном или Ванвром вы случайно повстречаете – в лесу всегда прячутся такие грешники, как он – этого беднягу-душегуба, вы, надеюсь, со свойственным вам милосердием предупредите его о том, что ему угрожает эта маленькая опасность!

– Я вас понял! – вскричал господин Жерар, целуя руку полицейского. – Спасибо!

– Фи! – сказал господин Жакаль и брезгливо отстранил от себя убийцу. – Вы, значит, полагаете, что я все это делаю для того, чтобы спасти вашу презренную голову? Ступайте, ступайте, я вас предупредил. Остальное ваше дело.

Господин Жерар вылетел из кабинета господина Жакаля.

– Пфу! – произнес тот, глядя, как за убийцей закрылась дверь.

Глава LXXX

Кучер, принимающий меры предосторожности

Господин Жерар пулей вылетел из дома на Иерусалимской улице.

Выскочив на набережную, он подскочил к свободной наемной карете и крикнул кучеру:

– Работа почасная. Плачу десять франков за час, если ты будешь ехать со скоростью два лье в час!

– Идет… Куда ехать, хозяин?

– В Ванвр.

Через час они уже были в Ванвре.

– Вас подождать, хозяин? – спросил кучер, которого условия найма очень устраивали.

Господин Жерар на мгновение задумался. Дома у него были и лошади, и карета, но он опасался, что его кучер может оказаться чрезмерно любопытным и болтливым. И поэтому подумал, что лучше было иметь дело с посторонним человеком, с которым никогда больше не увидится после того, как заплатит ему деньги за проезд.

И он решил не отпускать возницу.

Но для того, чтобы не вызывать у него подозрений, он решил договориться о новой цене. Ему показалось, что с его стороны уже было неосторожным гнать карету на большой скорости. И он решил, что второй ошибки он не допустит.

– Спасибо, – сказал он. – Я всего на несколько минут разминулся с человеком, который был мне нужен. Он уехал в Вири-сюр-Орж.

– Тем хуже, хозяин, – сказал кучер, – тем хуже!

– Но мне все-таки хотелось бы сегодня с ним увидеться! – пробормотал господин Жерар, словно рассуждая сам с собой.

– Так я вполне мог бы отвезти вас в Вири-сюр-Орж, хозяин. Всего-то делов на семь лье. Мигом долетим.

– Да, конечно! Но вы понимаете, – сказал господин Жерар, – на маленьких каретах я могу доехать до Вири-сюр-Орж за три франка.

– Дело в том, что я-то вас за три франка туда не повезу. А что касается маленьких карет, смотрите сами: там вам придется сидеть с кем попало, а в моем фиакре вы будете чувствовать себя как дома.

– Я знаю, знаю, – сказал господин Жерар, которому хотелось чувствовать себя как дома. – Это стоит обсудить.

– Ну, так сколько вы дадите, хозяин, бедному Барнабе за то, что он довезет вас до Вири?

– Но меня надо еще будет оттуда привезти назад.

– Привезем.

– И подождать меня там.

– Подождем.

– И сколько за все про все?.. В разумных, конечно, пределах?

– Туда-обратно за тридцать франков.

– А за ожидание?

– Скажем так: час ожидания обойдется вам в сорок су. Надеюсь, возражений не будет?

Возражать действительно не приходилось. На всякий случай господин Жерар поторговался из-за пяти франков, и вскоре они ударили по рукам: дорогу туда и обратно за двадцать пять франков плюс по сорок су за каждый час простоя.

Договорившись о цене, господин Жерар взял дома ключи от замка Вири, дав передохнуть лошадям мэтра Барнабе, снова уселся в карету.

– Едем через Фроменто? – спросил кучер.

– Если хотите, то поедем через Фроменто, – ответил господин Жерар, которого мало интересовало, какой ехать дорогой. Главным для него было приехать на место.

Кучер пустил лошадей в галоп.

Мэтр Барнабе был человек честный и деньги свои хотел заработать честным путем.

И, следовательно, господин Жерар прибыл в Вири еще засветло и никак не мог при свете дня приступить к печальной эксгумации, ради которой он и прибыл в замок.

Господин Жерар, тщательнее, чем когда-либо, надвинув шляпу на глаза, вышел из кареты, оставив кучера у трактира и велев ему ждать его до одиннадцати часов вечера.

Ровно в одиннадцать тот должен был стоять у ворот замка.

Господин Жерар открыл ключом ворота, запер их за собой, избежав взглядов дюжины ребятишек и нескольких старух, чье внимание было привлечено стуком колес кареты.

Можно понять то волнение, которое испытывал наш филантроп, снова оказавшись в поместье брата, где он убил своего племянника.

Посему мы не станем описывать, как сжалось его сердце, когда он поднялся на крыльцо и вошел в этот роковой дом.

Проходя мимо озерка, он отвернул голову в сторону.

Закрыв за собой дверь вестибюля, он был вынужден опереться спиной о стену: силы отказали ему.

Затем он поднялся в свою комнату.

Как мы помним, окна этой комнаты выходили на пруд.

Именно из этих окон он видел тогда, как Брезил бросился в воду и вытащил из пруда тело маленького Виктора.

Чтобы не видеть пруд, он решил задернуть шторы.

Но от этого в комнате стало совсем темно.

И он не посмел остаться в этой темной комнате.

На полке камина стояли два подсвечника с наполовину сгоревшими свечами.

Господин Жерар предусмотрительно захватил с собой фосфорное огниво.

И с его помощью зажег свечи.

После этого, немного успокоившись, он стал дожидаться наступления темноты.

К девяти часам вечера на улице совсем стемнело, и он подумал, что настала пора начать боевые действия.

Прежде всего ему надо было найти заступ.

Заступ мог быть в кладовке для садовых инструментов.

Господин Жерар спустился вниз и оказался перед прудом, сверкавшим в темноте словно зеркало из полированной стали. Затем он пошел по узенькому проходу, который вел к огороду. Там он принялся искать необходимый ему шанцевый инструмент.

Кладовка для инструментов была заперта на ключ. А ключа на месте не оказалось.

К счастью, в кладовке было окно.

Господин Жерар приблизился к окну с намерением разбить стекло, открыть шпингалет и влезть в кладовку через окно.

Но, уже приготовившись разбить стекло, он вдруг остановился, испугавшись того, что звон стекла может быть кем-то услышан.

Этот бедняга всего боялся!

Несколько минут он простоял в нерешительности, положив руку на сердце.

Оно готово было вырваться из груди.

Так прошло более четверти часа.

Наконец он вспомнил о том, что на пальце у него был перстень с бриллиантом.

После того как драгоценный камень с писком прошелся по четырем сторонам стекла, господину Жерару оставалось только толкнуть стекло пальцем, чтобы оно упало внутрь кладовки для инструментов.

Он выждал несколько секунд, ткнул ладонью стекло и просунул руку в образовавшееся отверстие.

Шпингалет повернулся на своей оси, и окно приоткрылось.

Господин Жерар огляделся вокруг, чтобы убедиться в том, что никто его не видит, и перебросил ногу через подоконник.

Оказавшись внутри домика, он принялся на ощупь искать нужный ему инструмент.

Перещупав несколько черенков, он нащупал наконец черенок заступа.

И обрадовался своей удаче.

Взяв заступ в руки, он проделал все операции в обратном порядке.

Часы пробили десять раз.

Тут он решил, что сможет быстрее выйти через ворота парка, выходящие к мосту Годо, чем снова проходить мимо этого проклятого пруда, который так и притягивал его взор и который будет, естественно, притягивать его еще сильнее после той ужасной работы, которую он намеревался выполнить.

Но тут же принял другое решение.

Он подумал, что лучше было сказать кучеру, чтобы тот ждал его не как он велел раньше, у парадных ворот, выходящих в деревню, а у ворот, которые выходили на поле.

Господин Жерар снова открыл эти ворота, спрятал заступ и вдоль домов прошел к кабаре.

По пути он снова изменил свое решение.

Стоящая перед воротами парка карета могла бы вызвать подозрение, поскольку всем в деревне было известно, что в замке никто не живет.

И поэтому гораздо разумнее было сказать кучеру, чтобы тот ждал его на тракте, ведущем в Фонтенбло, в сотне метров в стороне от Кур-де-Франс.

Подойдя к трактиру, господин Жерар заглянул в окно.

И увидел, что его возница пьет вино и играет в карты с ломовыми извозчиками.

Господину Жерару очень не хотелось показываться в кабаке, где его могли узнать, хотя он и ужасно изменился с тех пор, как покинул Вири.

Но поскольку Барнабе не мог никак догадаться о том, что он был за окном и хотел ему что-то сказать, господину Жерару волей-неволей пришлось открыть дверь и сделать кучеру знак, чтобы тот вышел к нему на улицу.

Прежде чем господин Жерар принял такое решение, прошло минут пятнадцать.

Все это время он надеялся на то, что кто-нибудь выйдет на улицу и тогда он сможет попросить его передать Барнабе, что его пассажир очень хочет с ним поговорить.

Но никто так и не вышел.

Поэтому господину Жерару пришлось самому войти в трактир.

Говоря войти, мы выражаемся не совсем точно: господин Жерар в трактир не вошел; приоткрыв дверь, господин Жерар позвал дрожащим голосом:

– Мсье Барнабе!

Господин Барнабе был поглощен картами. И господину Жерару пришлось трижды повторить свой призыв, каждый раз все более громким голосом.