Небесный лыжник

Букеты

В доме моем догорают букеты —жертвенники юбилея —скомканы, встрёпаны, полураздеты,кожей несвежей белея,словно не выспавшиеся кокоткипосле лихой вечеринки,что по коврам разбросали колготки,шляпки, подвязки, ботинки.Плещут во лбу – тяжелы, монотонны —волны ночного угара.Листья подёрнуты пеплом, бутоныскручены, словно сигары.Прежде мясистый, тугой гладиолуспористым стал, точно губка.Видно, внутри у него раскололасьжизни зелёная трубка.И в подтвержденье, что праздник не вечен,вот уже чайная розаследом за ним набухает, как печень,ржавчиной злого цирроза.Каждой тычинкой назойливо тычутв небо сухие растенья,словно бы там уже сделали вычет,словно для них – только тень я.Мне-то казалось, что финиш далёк ився не исчезну я, сгинув.Но с каждым днём всё бестактней намёкиастр, маттиол, георгинов.

Мимо вашего дома

Осенний ветер мне в лицо впиталсяподобно косметическому крему.Я чувствую: во мне заряд осталсяна три стиха или одну поэму.Но как мне поступить с таким зарядом,когда я вас не ощущаю рядом?Я поднимаю взгляд на занавески,что росписью своей подобны Гжели.Наверное, причины были вескименя не принимать там. Неужелия с ваших губ отныне буду стёрта,как жирный крем от съеденного торта?Возможно, я поддерживать некстатипыталась груз чужого разговора —так сломанная ножка у кроватипорой трещит, не выдержав напора.И, чтобы успокоить треск в затылке,я присосалась лишний раз к бутылке.Я поломала умную беседу,чем вас повергла в состоянье злости.Пускай сюда я больше не приеду.А как же ваши нынешние гости,чьи думы, величавы и мудрёны,безмолвно зреют, словно эмбрионы?Приятели, что могут быть приятнылишь тем, что в эту жизнь в иную порувошли, невыводимые, как пятна,а также дамы, что любезны взорузадумчивостью несколько судачьей, —неужто лучше справятся с задачей?Вы с ними будете почти счастливымв гармонии молчания и звука,пока заплесневелым черносливомиз ваших глаз не вывалится скука.Вы захотите «Спрайта», спирта, спортаи дискомфорта, Боже, дискомфорта!И вот тогда я не отдам вас преснымгостям, забившим место рядом с вами.Я заявлюсь, как прежде, днем воскресным,пусть не телесно – мыслями, словами.Я впрыснусь, как инъекция под кожу,и вашу душу дивно унавожу…* * *Мальчик душою, телом не слишком юныйночью в июне застигнут в своей постелисном, от которого нервы его, как струныарфы Эоловой, скорбно зашелестели.В гулкой пещере тела сердечный клапанзатрепетал крылами летучей мыши.Мальчик лежит, предательским потом заляпан,и, приходя в себя, аккуратно дышит.Мальчику снилось, будто его всосалов бездну, где нам зачтется за каждый промах, —в небо ночное, что летом белее сала,даже белее сладких плевков черемух.Видел, как в раскаленной вселенской пиццетело его растворялось, как ломтик сыра,и, пробудившись, думал, во что вцепиться,чтобы остаться частицей этого мира.Надо сказать, он не то что боялся Геенны,но одинокому, не отраженному в детях,сложно продвинуть в грядущее бедные гены,ибо не знаешь, в какую лакуну продеть их.Как он в ребяческом страхе мечтал прислонитьсяк людям известным – актёрам либо поэтам.Сколь куртуазно склонялась его поясницак ним за обедом, когда за неведомым бредомОн устремлялся вослед, как за тем крысоловом,что неразумных детей увлекает в глубины.Званым гостям – нелогичным, сумбурноголовым —сложно постигнуть, за что они были любимы.Как замирало нутро в сладострастной щекотке,обожжено, словно искрой, внезапным созвучьем,как откровенья, что были нетрезвы, нечетки,он собирал со стараньем почти паучьим.Кем он себя окружал на любительских снимках,вспышке навстречу лицом расцветал, словно астра.Но никогда не узнают стоявшие с ним, какон их выстраивал в столбики, в строчки кадастра,чтобы взыскать с них в грядущем, когда они канут —раньше ли, позже ли, в кущи ли, в пламень адов, —строфами, главами, где наш герой упомянут.Ибо зачем он тогда привечал этих гадов?Мальчик спокойно уснул, ибо выход был найдениз лабиринта пугающей абракадабры.Вечность застыла, как рыба в густом маринаде.Он не упустит теперь ее скользкие жабры.

Осётр

Припомни, как готовились, когдак нам ожидался из Москвы чиновник,как размещались рюмки и блюда,как размышлялось – положить чего в них?К полудню пропитались этажитвердокопченым запахом халявы.Перетирались вилки и ножи,а те из табуреток, что трухлявы,поспешно убирались от греха —подалее от именитых чресел.В витрине эксклюзивные мехас продажной целью модельер развесил.Как свет зари из вымытых окон,как жизни неизведанной попытка,лучился новорожденный беконсредь куполов алмазного напитка.В аквариуме там живой осётрпарил, вообразив, что жизнь нетленна,над родичами, что свой смертный одрнашли в пакетах полиэтилена,и тем гостям, что подошли впритыкк морским продуктам шагом торопливым,исподтишка показывал языкс белесоватым мраморным отливом……Всё изменилось через полчаса.В потеках коньяка ржавели рюмки.Припрятанная утром колбасаторчала у буфетчицы из сумки.Фуршет окончен, свита отбыла,их ожидал ещё обед и ужин.подобно голограмме, из стекламерцал осетр, но был уже не нужен —Ни всплеск хвоста, ни трепет плавника,ни погруженье в тёмные глубины…Мы интересны до тех пор, покасвежи, полезны и употребимы.* * *Зачем ты мне воображеньекогда-то даровал, Господь?Недужное его броженьемне выворачивает плоть.Я в ожидании проваламолчу, фантазию зарывпоглубже, чтобы не прорвалоеё внезапно, как нарыв.Но где в кругу несоответствийя воплотить её смогу?Вот так порою дарят в детствене шоколадку, а фольгу.Что ж я не радуюсь подарку,не относясь к числу обжор?Зачем увлёк меня под аркунеугомонный ухажёр?Его я тотчас обложилаза то, что был ко мне влеком.Во лбу его набухла жилалилово-бурым червяком.Из этих слов, как бы из кучи,он будет долго выползать…А на дворе мороз трескучий,и слова некому сказать.

Молитва

Господи, пошли мне жизнь вторуюили первой новый вариант.Я свое нутро отполирую,словно лакированный сервант.Я из жизни исключу ошибки,всяческих соблазнов избегу,чтобы мыслей золотые рыбки,вспыхивая, плавали в мозгу.Вместо неопрятного овалак подбородку стёкшего лицавыточи мне то, что чароваловсех бы – от начала до концаэтой новой, непохожей жизни.голос дай – чтоб нежен и певуч,плоть мою расхристанную втиснив оболочку хрупкую, как луч.Помоги мне избежать уценки,прикоснуться к таинствам позволь,а из сердца, словно гвоздь из стенки,выдерни заржавленную боль…Но учти, Господь, что я такая —обновленный облик заселив,как червяк, инстинктам потакая,словно белый прогрызу налив,сызнова в душе своей загажуяблочную сладкую дыру,из-под век на мир просыплю сажу,перестану жить, но не умру.Из родимых пятен, червоточин,из зрачков, в которых свет потух,выползет – ленив и скособочен —застарелый, неизжитый дух.Буду я весьма живой персонойлезть в глаза, вторгаться в диалог,и тебя в молитве полусоннойумолять о третьей жизни, Бог.

Часть 2. Осенний сад

Небесный лыжник

1

Наш самолет вознёсся наконец.Иллюминатор, словно леденец,расплавился в малиновых лучах,аэродром качнулся и зачахи закружился сорванным листомвнизу в потоке воздуха густом.И мы, с изнанки облака прошив,глядим, как ослепительно фальшивзнакомый мир с обратной стороны.В небесной кухне стряпаются сныиз сумрачного теста облаков.Они преобразуются легков любой предпочитаемый фантом.Их будто выдувает пухлым ртоммладенец, запеленатый внутризари и мглы. Сверкают пузырии тают в соответствии с игрой.И облака меняют свой покрой.И лепит за стеклом летучий дымто бабочку, то льва с лицом седым,то памятник неведомо кому,чьи стопы запечатаны во тьму.Но почему, фантазию дразня,по небесам проложена лыжня?Не лайнер, пролетающий внизу,похожий на железную слезуна атмосфере делает надрез,а человек, что некогда исчезиз жизни, с нею больше не знаком,за горизонт шагает с рюкзаком.И снег под ним непрочен и красив…Вдруг, воздух лыжной палкою пронзив,он вздрогнет, словно подмигнув спиной…Что он узрел за рваной пеленой?

2

…Что хочет разглядеть он в мутном илевнезапно приоткрывшейся реки?Внизу под ним снуют автомобили —в чешуйках металлических мальки.Деревья там, как водоросли, вьются,как ракушки сверкают скаты крыш.Там водоемов треснувшие блюдца,фабричных труб заржавленный камыш.Для тех, кто в нижних плещется озёрахи загорает меж прибрежных трав,исчезнувшее имя – только шорох.Порой, случайно голову задрав,они заметят в облаках рисунок —бесформенная куртка, капюшон.Небесный лыжник понаделал луноки сверху наблюдает, отрешён.Он понимает – мир многоэтажен.Осталось ждать на третьем этаже,когда навстречу вынырнут из скважинТе, кто внизу о нём забыл уже.

Реанимация природы

Природу, выходящую из комы,тревожат проявления весны.Просторны небеса, но незнакомы.Сосуды рек становятся тесны,взрываясь под напором новой крови.И морщат травы пепельные брови.Где снежный холм отсвечивал плешинойв родимых пятнах бурого песка,горошек закудрявился мышиный.Так жизнь, как смерть, ползёт исподтишка.Так пруд, как глаз искусственный и карий,блестит во мшистом вытертом футляре.И вот из непонятного раствораводы и почвы, воздуха и тьмыопять реанимируется флорадля нас непостижимая. Ведь мыуверены, что раз перегорим иуже ни в ком не будем повторимы.А посему не ждём, чтоб нам вернуливсех тех, кого, однажды потеряв,не обретём ни в марте, ни в июле,пусть мир без них – непрочен и дыряв —трещит, как марля. В старом перегноесуществованье вызреет иное.

Наводнение

Недавно город был продуттаким нездешним ураганом,что где-то в недрах наших телкровь опрокинулась, застыв,как будто рухнувший редутвдруг обнажил лицо врага нам,враг приближался и свистелнепредсказуемый мотив.Нёс ветер музыку, дробяеё по каменным изгибам.Мазуркою сменялся марш,вой волка – блеяньем козла.И переросшая себявода в каналах встала дыбоми, как из мясорубки фарш,через решётки поползла.Река стремилась расколотьсвои гранитные границыи, запрокинувшись как мост,на нас обрушиться с небес.Её раздавшаяся плотьмечтала с небом породниться —так, чтоб песок колючих звёздв ней растворился и исчез.А нам казалось, что с Луныза нитку дёргает приливыхозяин ветра и судьбы —неуловимый кукловод.Он нам глагол «обречены»переменил на слово «живы»,переиграл, как будто бымы недостойны этих вод.Река ушла, прополоскавпустые коридоры улиц,лишь кое-где на мостовойцветут ажурные плевки.И город, словно батискаф,всплывает медленно, сутулясь,сверяя пульс неверный свойс сердцебиением реки.

Снежный король

Когда замрёт на дне Летейского проспектагремучая волна,на каменный балкон выходит бледный Нектопод нимбом цвета льна.Он издали похож на Кая-аутиста —ему не надо Герд.Он небожитель, но лицо его землисто.Лицо его – конверт.Оно почти мертво, поскольку рот запаянзастывшим сургучом.Он – ледяных словес единственный хозяин —на вечность обречён.Мы ждём, когда слетят фонемные фантомыиз уст его – на наст.Из снежной шелухи, что подберём потом мы,фанатик воссоздастснежинок чертежи, конструкции фигурок,глаголы изо льда,пока не упадёт, как брошенный окурок,Полярная звезда.И местный неофит, стремясь к светилу ближе,решит: «Постиг, достал».Но в потном кулачке растает мутной жижейблистательный кристалл.

Март

Март. Авитаминоз.Снег, растоптанный в прах.Перхоть пыльных мимоз.Вспышки солнца и слёзв непривычных глазах.Как фарфор костяной,беззащитны виски.Каждый звук за стенойвызывает веснойдребезжанье тоски.В этом гуле – разрывкристаллических льдов,запредельный мотив —если ты ещё жив,то к нему не готов.Значит, смог доползтидо весны сквозь январь,чтоб глядеть, как блеститв складках кариатидпрошлогодняя гарь.А судьба, что предрёкдля себя наперёд, —лишь прозрачный намёк —пустоты пузырёк,запечатанный в лёд.* * *Невоплотившееся лето,засыпанное снегом в мае, —так композицию балетавнезапно режиссёр ломает.Зачем встречаются стихиии происходит сдвиг в сезонах?Ветра холодные, сухиешуруют в листьях потрясённых.Иные слышатся мотивы,где флейта тянется к гобою.Вы так же, как природа, лживы,вам надоело быть собою.Вы бредите, изнемогаяв пелёнках выцветших иллюзий,что где-то есть душа другая,она затопит, словно в шлюзе,пустоты жизни и сквозь холодвас напоит, как вы хотели,чтоб таял разум, перемолот,как льдинка в огненном коктейле.Две темноты, желая слиться,плывут, как шёпот, к изголовью.Неузнаваемые лицаобезображены любовью.И луч Луны глядит, пришпиливвас рядышком в один гербарий,как будто бабочку, чьих крыльевразмах возможен только в паре.Так проще долететь до раяи не заметить при полётетот миг, когда душа втораязатянет вашу и проглотит.Вы сморщитесь и ускользнёте,в чужой судьбе себя сжимая,как пузырьки воды в болоте,как снег посередине мая.

Ондатры

На чужой стороневспомни сказку про Город лжецов.Купол храма здесь непозолочен, а серо-свинцов.Всякий встречный соврёт.Извергает не правду, а прахискорёженный рот,словно кратер в заросших горах.А когда побредёшьнаугад к перекрёстку границ,будет путь твой похожна прощальную вспышку, на блиц.Там река – это шрам,что незримым клинком нанесли,распоров пополамзаскорузлую кожу земли…Под мостом, в глубиненаблюдая миграцию крыс,не трясись, – это неАпокалипсис, просто – эскиз.Мириады хвостовПо теченью к запруде скользят.На восход, на востокиль на запад плывут – на закат?Куст навис, бородат,растрепав паутинки ветлы,над потоком ондатрв шерстяном шелестении мглы.Тектонический гудвозникает, напасти суля.Вот и крысы бегутпрочь из города – не с корабля…И пронзает насквозьто ли грусть, то ли боли фантом,как ондатровый хвост,исчезающий там – под мостом.* * *На закате в окрестных лесах не гуляй,не ныряй в неположенном месте.Здесь река воровата, – сорвёт невзначайи утянет серебряный крестик.Померещится вдруг, что погибель сладкав ржаво-илистой ванне-нирване,над которой безмолвно парят облака —невесомые, словно дыханье.Ты вослед за лучом, по теченью, ничейпоплывёшь, уносимый стремниной,к берегам, где в сиянии сосен-свечейхолм пылает, как торт именинный.Здесь разлит стеариновый свет сентября,словно рислинг в незримых бокалах,и ползёт вдоль просёлка сквозняк, теребязанавески в домах обветшалых.Здесь внезапно поймёшь, робко переступив,переплыв заповедные грани:жизнь и смерть – это просто прилив и отливв нескончаемом чередованье.

Смерть зимы

Ты засыпал зимою заворожённымс той, чьи уста искрились вьюжным крюшоном,сочно сверкали, как виньетки в Версале,чьи лобызанья в кожу твою вмерзали.Ты был обкормлен липким снежным попкорном,Намертво упоён вином иллюзорным.Поторопись – до разрыва, до разлива ручьясбрось снежинки брезгливо, словно перхоть с плеча.Ты поклонялся холмикам белым, млечным,одолеваем вечным желанием – лечь намягкое нечто, вроде перины или трясины,не замечал сосулек оскал крысиный,не понимал пока, что финал фатален,скоро повеет падалью из проталин.Это в спазмах больного ума, миазмах гнилых зубовумирает зима, надоевшая, словно любовь.Храм твой нерукотворный лежит в руинах,словно сугроб в крестах следов воробьиных.Где поутру в любом проёме оконномобраз зимы сиял подобно иконам,тает лицо, что было неповторимо,стёкла марает потёками слёз и грима.Скоро снаружи сад загремит листвой.Окна открой, обживай новый рай – он твой!

Прощание с февралём

Скоро – апрель, но ты не спешишь уйти.Скомканный снег в низине зажат в горстижелтой травы – платком в кулаке больного.Что ж ты среди весны упрямо застрял —тянешь к себе изодранный материалжизни, как будто надеясь вернуться снова.Сложно постичь, зачем тебе эта ложь.Вышел из пустоты и уйдешь в неё ж.Но не сгниёшь, а лишь переменишь имя.Облик обрушится – вычурный, как каскад.Волосы упадут с каменного вискаталыми струями – некогда ледяными.Так уплывай же, речь свою воплотивв пенье воды, поскольку время – мотив.Ты отыграл его, совершил обряд, носолнечный луч, как ретушёр, придастяркость былым чертам, и сквозь бледный наст,словно сквозь кожу, вылезут неопрятнопятна песка, щетина осенних трав.Поздний февраль, ты хочешь, судьбу поправ,вспять побежать и смерть обмануть. Едва ли!Время сломалось, ты из него изъят.Ржавые листья в юной траве звенят,словно часов разрозненные детали.

Дачница

Твой сад – цветной лоскут,пришпиленный к бетону.Гамак плывёт, как спрут,качаясь монотонно,сквозь моросящий дождь,весь в чешуе черёмух.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.