Недостроенный храм

Александр Холин

Недостроенный храм

Книга стихов в нескольких циклах

Из цикла «Под знаком креста»

«Что я нашёл?..»

Что я нашёл?..Впрочем, что я искалв сонмищах войн вековых и ничтожных?Видел везде только смерти оскалв массе улыбок, заведомо ложных.Видел стремленье найти пустоту,чтил добромыслие, удаль полёта.Скоро ли люди поймут красотужизни без денег, без суетной рвоты?Я не забуду надежду и страх —истину жизни всем сердцем приемля.Правда повсюду:в горах и лесах,в нашей Любви, охраняющей землю.

«Как Символ света…»

– Или́! Или́! Ламá савахфани́?

(Боже мой! Боже мой! Зачем ты оставил меня?)

Евангелие (Мф. 27:46)Как Символ света,солнечные пятнаупали на ладонь мою —взгляни!И на полу от рамы —тень распятья.Или! Или! Лама савахфани?И свет – не свет.И вера – изуверство.И ночью душат мёртвые огни.Возводят в аксиому лицемерство.Или! Или! Лама савахфани?И на полу от рамы —тень бессильятак близко,только руку протяни.А, может, это в будущее крылья?Или! Или! Лама савахфани?

Плачь Ярославны

Я светом, я тьмой, я слепою дождинкойтебя ожидаю на русских ветрах.В далёких краях я простой паутинкойк тебе прилечу, чтоб развеялся прах.И ты бы восстал, будто Феникс из пепла,и снова почувствовал меч-кладенец.И я бы тебя, мой владыка, воспела,ведь нашей любви не наступит конец.Ты в землю чужую смерчом-ураганомотправился ратное дело вершить,и утренний луч, как душевная рана,как пламя онгона, что не потушить.Проснись же, мой витязь!Давно отзвенеликапели с прогретых Ярилою крыш,и летние иволги в рощах отпели,и в небыль уходит осенняя тишь.Ну, что ты молчишь?Иль чеченское небовдруг стало милее, чем русская ширь?О, сколько же русских отправлено в небыльеврейским кремлём!Президент-нетопырьстрану без зазрения совести губит.Он – вор голубой. И худой окоём.Я Бога молю:пусть ублюдка полюбитпанический страх захлебнуться дерьмом!..

«Чу! Где-то метелица свищет…»

Чу?! Где-то метелица свищети снова не видно ни зги.Бреду я, бездомный и нищий.Страной управляют враги.И так уже науправлялись,что нищенством крепнет душа.Мы жили, врага не боялись,а он подползал, не спеша.Смотри!В мышеловках валюта!!Нельзя!..Но берём и берём…Лишь только вопрос:почему таксроднились с кремлёвским ворьём?!?Сроднились с ворьём? – значит, самиворишки до мозга костей,качаемся меж полюсамии ждём непременных гостей.Гостей, что хомут засупоняти плёткой по рёбрам пройдут…А мы под метель, но с гармоньювсё ждём:перемены грядут.

Аввакум

Время приспе страдания, подобает вам неослабно страдати.

Протопоп Иоанн НероновПустынная страна не тешит взорпаломника, бредущего по кручам,к ползущим над землёй тяжёлым тучам,несущим то ли славу, то ль позор.И сонмы стран – детей одной страны —и сонмы лиц, в одно лицо сливаясь,пророчили идти, молясь и маясьза пепл Неопалимой Купины.Но светлый луч, как белый омофор,сквозь мрак и темь к паломнику пробился.И, плача, человек перекрестился,благодаря за жизнь и за костёр.

Болярыня Морозова

На рассвет от крови розовый,словно Благостную Весть,в кандалах везут Морозову,и замёрзнувшая взвесьвся дрожала в ожиданиис неба Страшного суда…Это всё для нас преданиячерез дни, через года.Захлебнулось время криками,поселилась в церкви гнусь,и сломалась в лапах Никонанаша праведная Русь.Век семнадцатый[1]. И нелюдиприкрываются крестом.год семнадцатый[2]. И нелюдив красном мареве густом.И семнадцатого августа[3]те же нелюди вокруг.А над Русью взмыли аистыс криком – с севера на юг.Скоро будет время грозноебез поблажек, без прикрас.И болярыня Морозовамолит Господа за нас.

«В какой-то дрёме очень странной…»

В какой-то дрёме очень страннойостекленела наша Русь.Зелёный морок по урманамзастыл…как будто дремлет грусть.В деревне пусто.Нет майдана.И нет на пастбище коров.С остекленением туманане видно люда на Покров.Да и в домах немые окна —пустынно.Будто бы погост,под сизым дождиком промокнув,открыл в немую небыль мост.России горькая кручина —в мосту прогнившая доска,но мать-старушка неповиннав том, что свирепствует тоска.Всем наша Русь дарила щедроблагословенье и уют.С песком златым чумные ветрынам отходную пропоют.Хрустальным стало ударенье.Эй, потерявший стремена,в гробу стеклянном ждёт спасеньяостекленевшая страна.

Танец

Урочный пляс в урочный час —всё так пристойно, всё как надо.И блеск твоих весёлых глаз,и шёпот губ в аллеях сада.Не опалён и не разлиттвой взор, но временем окован.И вот мне чудится Лилит,я луноликой околдован.В неярком отблеске свечейдва взгляда пламенем объяты —сродни скрещению мечеймежду Изидой и Гекатой.Но этот танец знаю я,он сердце мне восторгом полнит.Танцуй, танцуй, душа моя,как ветерок по синим волнам,как беззаботная лунасреди сверкающего снега.И вихрем танца сметенався мощь богов, вся тишь и нега.Ах, этот плен!Восторг!Экстаз!Паденье в пропасть и услада!Но нежность рук, но голос глазузнал я, дочь Иродиады.

«Не горе, но горечь осудного слова…»

Не горе, но горечь осудного словаи неразделимую долгую ночьнесу, словно тайну Святого Покрова,напрасно стараясь себя превозмочь.В безмолвном моленье,в несбывшемся крикемоих откровений,                       стихов                                и поэм,изломы ущелий —морщины на лике.И я, как морщина, изломан и нем.И трудно пытаясь молиться хоть словом,хоть взглядом, хоть трепетом мёртвых ресниц,я вижу огонь, оживающий в новомпрочтении старых от века страниц.

«Перестук колёс, перестук…»

Моей бабушке – Екатерине Холиной

Перестук колёс, перестук,или звон в ушах, или звон?Мир давно пронзил тяжкий звук,тяжкий звук пронзил, или стон?Но беда моя – не беда,если рядом ты в снег и в дождь.И в голодный год лебедауж не вызовет страх и дрожь.Уж не вызовет смачный дымнедокуренных сигарет.Я же был всегда молодым,и умру, поверь, в цвете лет.Мир опять пронзил тяжкий звук,и стрела летит вслед за мной.Перестук колёс, перестук.Или вой по мне, волчий вой…

«Ноябрь…»

Ноябрь.То дождь.То снег.И лужи.И неуютно на ветру.Полнеба ёжится от стужи —собаки воют поутру.Сквозь дождь и снег,сквозь мрак и ветерперед иконою свеча,а мир проснётся, снова светелкогда корабль обрёл причал.Печать холодного рассудкане для смятения ума.Заплакал ветер зябко, жутко.Погасли света терема.Зима взяла своё как будто —маячит снег сквозь мелкий дождь.А свет?А свет, конечно, будет,когда его зовёшь и ждёшь.То дождь.То снег.Болеют зимы.Но вот предвестником весныявился свет неодолимыйНеопалимой Купины.

«Нас суета суёт в столпотворенье…»

Нас суета суёт в столпотвореньепрозрачных бед, надуманных проблем.А я опять пишу стихотвореньена перекрёстке мыслей и дилемм.Опять в сознаньи что-то происходит —ты замечаешь, замечаю я.Тоскливо ветер по аллеям бродит,подчёркивая смысл небытия.Моя родная, не грусти о жизни!Но… мы жалеем всё-таки о ней.Мы с ней чумные.Кто из нас капризнейи суматошней в сутолоке дней?Коней по кручам гонят поневоле,так повелось в соцветии светил.Глашатай жизни Александр Холинопять кому-то ногу отдавил.

«Обрывки грязных словоблудий…»

Обрывки грязных словоблудий,как птицы реют надо мной.И ноты солнечных прелюдийпронзает тяжкий волчий вой.Ищу покой, но вместе с потомисходит злоба из меня.Я стал советским идиотом,и всё прошу:– Огня! Огня!На грани небыли и былия распластался в небесахв клубах слепой Вселенской пыли,но вижу свет на полюсахне мной погубленной планеты,не мной распятого Христа.Я знаю, есть спасенье где-то,лишь душит душу немота.Мне Бытие терзает разумникчёмным смыслом суеты.Успеть бы лишь, сказать ту фразу,что ожидаешь только тына мелком нашем островочкесреди словесных грязных струй.И не хочу я пулей – точку…Хочу как точку – поцелуй!

«Бывает, что невмочь смотреть в пустые рожи…»

Бывает, что невмочь смотреть в пустые рожи.И крик живёт в груди, что Боже избави!Достоин ли Любви, кто пустоту тревожит,и кто тревожит ночь, достоин ли Любви?Произнеси одно таинственное слово,что б вспенилось вино, что б вдребезги бокал.А что мне до того, что и оно не ново —Сын Человеческий                         средь нас его искал.Нашёл ли, не нашёл – неведомо, не знаю.Он принял грех земной за нас с тобой, мой друг!Когда уже невмочь, Его я вспоминаюи вдруг в груди не крик, а ужас! а испуг!И пустота моя, не отпуская, гложет,что годы за спиной – не храмы на крови.Достоин ли Любви, кто пустоту тревожит?И кто тревожит ночь – достоин ли Любви?

«Лекарственной болью октябрь полыхает…»

Лекарственной болью октябрь полыхает,октябрьской болью заполнился ум.И как ни крути, видно так уж бывает,что запах лекарства исходит из дум.Из дум головы. Не из дум Горсовета,ведь всем думакам на октябрь наплевать.И боль не проходит. Но, может, с рассветомя снова смогу над страною летать.Надсадную боль разметав, словно листья,я крылья расправлю и снова взлечу,увижу, как звёзды в пространстве зависли,и в небе меня не достать палачу.Но где-то там город, мой ласковый город,давно захиревший от дум думаков.Он, в общем-то, стар, но по-прежнему молод.Мы вместе с Москвой не выносим оков.Оков словоблудья и думского гнёта,пора бы столице встряхнуться и жить!Москва никогда не забудет полёта.Летать – значит всех, и прощать и любить.

«Не успокаиваться, не просить…»

Не успокаиваться, не проситькаких-то благ пред старою иконой.Пусть дождик так же мелко мороситпо Сретенке, Арбату и Поклонной.Пусть не страдает Божия душа —она не для стихий, для испытаний.А кольца жизни снова совершатпростую окольцованность страданий.Простое понимание Любви,дарованной когда-то миру Свыше.Молитвой Божью Матерь позови,Она тебя поймёт, Она услышит.И если, не задумываясь, лгатьоткажешься, то словно в Высшей негетебя не будет мудрость избегать,идущая от Альфы до Омеги.

«Нет ничего необычного…»

Нет ничего необычногов том, что печален свет,в том, что пустым привычкамв мире названья нет,в том, что перечеркнулосетью слепых дождейсудорожные скулыверящих в быт людей.Верящих в невозможноесчастье житейских драм.Как же порою сложнолюди приходят в храм.Слушаю ночь тревожную,верю прожи́тым дням,Как же порою сложновоцерковляться нам.

«Закованное в рамки бытия…»

Закованное в рамки бытиямоё сознанье требует полёта.Под звуки скрипки, трепетно пояи пропадая порванною нотой,мой гимн души оставил этот мир.И я теперь бездушный и бескровный,и беспардонный, будто бы сатир.Но, словно прежде, дерзкий и рисковый,опять хочу услышать светлый звук,и захлебнуться ангельскою нотой.Сковал мне грудь не ужас, а испуг:как будто не смогу вернуть чего-то,как будто мне, погрязшему в миру,претит общенье с Божьими дарами!..Вставая на молитву поутру,мне вторят ангелы своими тенорами.Так, значит, дело всё во мне самом?Пусть Божьи блики хоть на миг сомкнутсяи вновь предстанет светлый окоём…Теряя веру, к Богу не вернуться.

Проповедь патриарха

Недалеко уже то время, когда масоны начнут подымать хвост. Из всех апостолов Христа один лишь оказался предателем, а сейчас будет всё наоборот: токмо малая толика православного священства останется верной Христовым Заповедям…

Св. старец Николай Гурьянов1.Прости меня, электоратза грех пустой содомский.Да, я покрыл церковный смрад,и по Руси с котомкойкогда-нибудь и может бытьпройдусь, как нищий инок.Но не забудь мне заплатить,ведь по Руси поминокне отслужили, кабы яМамоне не молился.Я за стихийность бытияс масонами напился,и от раввина принял дар —то яблоко златое.В Патриархии перегар.Но всех я успокоил.Тебе же надобно успетьпростить… И я прощаю!Мой «Символ веры» будешь петь.Грехи я отпущаю…2.«Символ веры» Гундяева:«Верую во единого бога-отцаЗолотого тельца.Верую в чудотворный процент,силу вкладов и рентс их влияний чудовищной сферою.Верую в благородный металл,во святой капитал,возносящий над участью серою.Верую!»

«Пустынный храм, где нет свечей…»

Пустынный храм, где нет свечей,где нет ни риз, ни образов,где только звяканье ключей,где гулко лязгает засов.Часов не наблюдают. Здесьвневременное бытиё.И лунный луч пронзает взвесь,но… слышишь?.. там ещё поётне отлетевший херувим —неутомимая мольба —хрустальным голосом своимпо слову Божьего раба.Судьба, она всегда скупа,тепла на всех не достаёт.Над храмом Божьего рабавершат снежинки свой полёт.Пустынный храм, где нет свечей,где неприютен день любой.И я подумал: а зачемГосподь мне дáровал любовь?

«Обожествляя нежных и ранимых…»

Обожествляя нежных и ранимых,крутой порошей, присыпая след,бредут по свету братья пилигримык Любви Великой, как сказал поэт.Примет и вех в дороге не имея,но всё ж не просто так, не наугад,они идут туда, где Лорелеяраскрашивает звёздами закат.И ни к чему сужденья или споры:они идут туда, где шум утихи где настой из корня мандрагорыИзольда приготовила для них.Покровом Богородицы хранимы,и не делясь на тех, и на своих,идут к Любви Великой пилигримы.Мне кажется, что я один из них.

«На солнечной милой планетке…»

Лизонке Катковской

На солнечной милой планетке,где только покой да уют,растут на деревьях монеткии три статуэтки живут.Грызут обезьянки бананы,от дождика прячутся в тень.И пляшут под бубен бараны,когда им бодаться не лень.А три статуэтки-кокеткивесёлые песни поюти дарят баранам конфетки,и три апельсина жуют.На солнечной милой планетке,там можно капризничать всласть.А вам не хотелось бы, детки,на эту планетку попасть?

«Монархия света, монархия тьмы…»

Монархия света, монархия тьмы.О, как это с детства знакомо!И небо закатное цвета сурьмыопять зависает над домом.Мудрейшие книги лежат на столе —сокровища ересиархов.Но хищные тени бегут по земле,печальные слуги монархов.Ни свету, ни ночи умы не нужны.Представьте:                 сиянье без тени!иль облако пьяной разнузданной тьмы,и в небыль крутые ступени!Рождён человек, чтоб на лезвии жить,идти между тенью и светом.А что же поэт?Он не может ступитьни шагу, не помня об этом.Позвольте, зачем и скажите, к чемуприроде нужны эти страсти?Ты просто иди ни на свет, ни во тьму,а к Богу за чистым причастьем.Но я, как поэт, поводырь и певец,помочь не смогу, не посмею.Коль ты не поднимешь терновый венец,я просто тебя пожалею.

«Боль мою не измерить словами…»

Боль мою не измерить словами,разливаются вспышки кометнад поваленными тополями.Званных много да избранных нет.Оборванец, скажи мне, родимый,для чего ты родился на светбесприютный, с душою ранимой?Званных много да избранных нет.Обозначить чужие порокилегче лёгкого – вот в чём секрет.Божий Сын тоже был одинокий.Званных много да избранных нет.И когда ты пройдёшь спозаранкупо тропинке непрожитых лет,не разглядывай жизни изнанку.Званных много да избранных нет.

Откровения Ересиарха

Ну, что ж, опять расставленные точки,и солнца луч в сознанье точно смерч!Я видел Зазеркалие воочью,но это не была простая смерть.Пустого и простого в этом миреникак не отыскать. Ты мне поверь.А точка – продолжение в пунктиреутрат, страданий, вздохов и потерь.Невероятно!В параллельном царствесовсем не так, как представляют здесь.Там нет судов, и есть не те мытарства,и воздух, словно пламенная взвесь.И нет мучений дуги на сковородках,а есть свирепый вихорь изнутри.Я там изведал несколько короткихуколов совести…И сколько не ори,и сколько не кричи, там нет спасенья,и места под счастливым бытиём.А есть воспоминания мгновеньепро запах тела, что смердит гнильём.Быть может я – гнилой и непохожийна всю ту боль, которую другимпринёс при жизни – не простой прохожий,а грешный и нахальный пилигрим.Быть может, я сказать во искупленьепро царство Зазеркалья должен вам?!На это мне отпущены мгновенья.А сколько? Сколько…я не знаю сам.

Пасха

Ночь. Над водой разливаетсятяжкий гудок, будто стон.Всё, словно сон, забывается,всё превращается в сон.Видел на свете не мало я —в ликах старинных иконесть чистота небывалая.Всё превращается в сон.Мыслил коснуться ладонямисчастья, что долго искал,но за бегами-погонямитолько себя потерял.Но за слезами незванымитихий приходит покой,нежно прикрытый туманами,словно Господней рукой.Звёзды на волнах качаются.Пасха. Малиновый звон.Всё, словно сон, забывается,всё превращается в сон.

Пророчество Ересиарха

Грязным снегом запорошенапродаваемая Русь.В долларёвых лужах брошена,утонула наша грусть.Грусть о той, о несгибаемойкости в горле у врага.Сослагаемой, склоняемойстала Русь – и вся пурга!Лишь чумное словотворчествопо дорогам, точно встарь,и в Писании пророчество:храм построен!На алтарьмного небыли положено,но столичная пургатак бела и так ухожена —вот и вся вам недолгá.Вот и всё вам словотворчествои мычанье на луну.Что ж, гуляй, моё пророчество,пока жив, на всю страну!

«Спасибо, Господи, за боль…»

Спасибо, Господи, за больи за Любовь, что мне послал!Я жизнь – несыгранную роль —ещё в стихах недописал,недоболел, недолюбил,недомолился перед сном,и недопонял, что не милкому-то в городе пустом.Опять блуждая по судьбе,то неприютен, то весел,я вновь и вновь скажу Тебе:Спасибо, Господи, за всё!Я снегом белым упаду,когда полночный город стих,и Вифлеемскую звездуя отражу в глазах своих.

«Летит над болотом зелёная мреть…»

Летит над болотом зелёная мретьи жизнь засосало в болотонастолько, что хочется лечь, помереть —не слушать болота икоту.Тускла позолота на Божьих церквах.По кочкам бредут пилигримы.И в этих не русских, но русских краяхвсё зимы да зимы, да зимы.Народ!Помолись, оглянись не спеша —на Родине ты иль в изгнанье?Тогда ты поймёшь, как рыдает душа,как страждет она покаянья.

«Я ребёнок военной России…»

Я ребёнок военной России,утонувшей в нескладных боях.Снегом белым меня заносило,как в окопе, в обыденных днях.Снегом белым меня заносило,и тревожила смерть у виска,и чумная судейская силапротив шерсти трепала слегка.Наблюдал я как нелюди-людинашу родину распродают,как голодным подносят на блюдепросвинцованный снежный уют.Мне хотелось завыть и вцепитьсяв сало толстых улыбчивых рож,и поганою кровью напитьсяпродавцов, или взять их на нож.Что же, нечисть опять ополчилась?Но, как встарь, на житейском пути,Русь моя, если ты помолилась,проходимцев крестом освяти.

«На этом весёлом свете…»

На этом весёлом светемне не нужны слова.И я на дорожной лентезаметен уже едвасреди миллионов нищихи мудрых, как жизнь, бродяг.Здесь каждый чего-то ищети каждый чему-то рад.Врага, обретя и друга,наперсника и лжецаувижу, что ночь да вьюгапила с моего лица.На мудрость не хватит силы,для глупости нет ума.И даже сырой могилыменя не приемлет тьма.Хромает по лужам ветер,жуя нитяной мотив.На этом весёлом светея только любовью жив.

«Познавая сущность Иисусности…»

Сестре Галине

Познавая сущность Иисусности,руки на груди сложив крестом,быть хочу искусным в безыскусности,но не указующим перстом.Оставляя в прошлом страсть и страстности,тайну покаяния познатья хочу. Хочу причастностик Истине Пресветлой.Исполать!Познавая сущность Иисусности,руки на груди сложив крестом,я познаю сущность Иисущностив самом сокровенном и святом.

Армагеддон

На каменные клинописи лицсветила лик, простреленный навылет,глядит из-под слабеющих ресниц.На сгустки и клубы белёсой пыли,осевшей на деревья и на птиц,на лица зданий и отживших клёнов.И нет уже различий и границмеж храмами Парижа и Поклонной.Настало время:Ангел вострубил,и сделались смятения и смуты.И скоро, скоро грозный Гавриилсочтёт твои последние минуты.Настало время:всё вернулось вспять,всё умирающее или неживое,и никого на помощь не позвать,и грудь земли под пыльною травою.Восстала рать.Пред ней – другая рать.Они сошлись, разя, в последней битве.И солнце не спешило догорать,и люди становились на молитву.Всё это было.Было?Но когда?Я помню крики боли и страданья,и догорала Божия Звезда,и ни следа, и ни воспоминанья…Всё это было или будет впредь —земли сырой оплавленные комья.Всё умерло.И только умеретьне смог один, который это помнил.

«Отщебетали в парках птицы…»

Отщебетали в парках птицы,но город требует поэм.И по столице след искритсяпахучих белых хризантем —тотем не для богатых нищихи не для нищих богачей.И в подворотнях ветер ищетмерцанье трепетных свечей.Ключей от рая не отыщешь.Но почему же там и тутв часовню старого кладбищамолиться странники идут.Падут снежинки на дорогунеразрешённых мной проблем,но след людей, идущих к Богу,в благоуханье хризантем.

«Покровский отблеск октября…»

…И кто-то камень положилЕму в протянутую руку.М.Ю. Лермонтов

Покровский отблеск октября,

разлив кленового заката,

и мысль о том, что прожил зря

всю эту жизнь, уже чревата.

Уже чревата бытиём

под звук унылой депрессухи.

И солнца луч пронзил копьём

в лесу клубящиеся слухи

о том, что будет и чему

уже совсем не приключиться.

И весь октябрь опять в дыму,

как искалеченная птица.

Я долго думал и гадал,

кружил в лесу, подобно звуку,

и вдруг последний лист упал

в мою протянутую руку.

«За узорным зелёным болотом…»

За узорным зелёным болотомстерегут тишину камыши.Просыпается давнее что-тов закоулках уснувшей души.Раньше пелась молитва, как песня,и ласкали крылом облака,а теперь по заснеженным весямни огня, только чахлый закат.Но в безверье и бездорожьея храню, словно тайну, следыудивительной,невозможнойзолотой Вифлеемской звезды.

У входа в Иерусалим

Бдите и молитеся, яко не весть,

в кий час Господь ваш приидет.

(Мф. 24:42; Мк. 13:33)Сижу у врат, презревши плоть,от лета и до лета.Не знаю я, когда Господьпройдёт дорогой этой.Я пролил здесь немало слёз,в стране чужой безвестной.Не знаю я, когда Христоспройдёт в свой Храм Небесный.Смогу ли я Его узретьсреди толпы гудящей,иль суждено мне умеретьтаким, как есть, пропащим.О, Боже! Милостивым будьмне грешному. И всё же,о, Боже, укажи мне путькаким пройдёшь…О, Боже!

«Чечня и чеченцы…»

Светлой памяти Св. Евгения Родионова посвящается

Чечня и чеченцы…Кремлёвские споры:откуда у «духов» взялись АКМ?Кровавое солнце взошло,значит, скороубийство, резня без вопросов-дилемм.Из русских ребят, заключённых в зиндане,чеченские суки терзали не всех,а тех православных, кто видел в Коранелишь бред сатанинских телесных утех.Решили сломать Родионова Женю:сначала сулили гарем и рубли,но видел Евгений, что к Богу ступениидут через Крест…Только Богу внемли!Тогда ты услышишь, что было, что будет,тогда лишь поймёшь тяжкий смысл Бытия.Евгений подумал:«Пусть молятся людиза крест и за русских. Быть может, и ямолитвою к Богу приду и Престолусмогу поклониться, но крест не сниму!..»И демоны взвыли на выси и долы —солдат Родионов не сгинет во тьму!

Ковчег

Жил я, с собой соглашаясь и спорявплоть до последнего дня.Церковь, ковчег мой, из мёртвого морявынеси к жизни меня.Сколько вокруг утонуло и тонетв море не пролитых слёз.Церковь, ковчег мой, над волнами стонетангел смертей – альбатрос.Кто-то прощальное слово обронит,как драгоценный опал.Церковь, ковчег мой, куда меня гонитморя житейского шквал?