Легенда о царице. Часть третья. Стерва Египта

– А что же моя кошечка молчит? – спросил он, решив наладить семейные отношения. – Наверное, она устала?

– У твоей кошечки все внутри болит и виновен в этом ее котик, а посему у кошечки есть настроенье поцарапаться вот этими вот коготочками. – она показала какими, выставив вперед скрюченные пальцы. – Очень хочется воткнуть их моему котику прямо в морду, противную и наглую и… и бесполезную.

– Разве кошечка забыла, что их хотели проглотить, обоих одним махом?

– Для моего котика это был бы еще не самый худший вариант, а мне туда теперь что – пальчик сунуть, что ли? – она погладила курчавую шерстку ладонью. – Давай я так и сделаю, а ты посмотришь, раз уж сам не в состоянии хоть что-нибудь и хоть куда-нибудь засунуть. Нет, вот почему ты никак не можешь сделать то единственное, для чего ты мне и нужен, ведь при желанье я….

Ну, в общем, далее все пошло-поехало в этом направлении. Содержательный разговор был несколько разбавлен легким бегом лодки, брызгами воды залетающими в нее, стаями птиц, летающих и разгуливающих по берегу, рыбой выпрыгивающей из воды, цветущими лотосами и водяной гречихой. Супруга, сама прекрасная как лотос, продолжала анализ негативных качеств мужа до самого поместья, но поскольку нежных ноток в ее голосе пока не звучало, супруг и не беспокоился. Имтес надела высохшее платье и вышла из лодки, все же подав мужу руку, но другой держась за низ живота, очевидно чтоб благоверному стало как можно более стыднее.

«Нет, – подумал Джедсегер, – в самом деле безобразно получилось, надо ее срочно отлюбить по-всякому и по возможности везде, а то неудобно получается – если не хотел, – то не надо было и тискать даму». Но кто ж мог ожидать такого бешеного темперамента, вот что такое здоровая экология.

Нерастраченная сексуальная энергия несколько вылилась из принцессы в виде некоторого количества плеточных ударов слугам, недостаточно быстро, по ее мнению, прибежавших с носилками на причал, хоть они и стояли на причале в момент прибытия. Но для Имтес это были частности, отлупив собственноручно нерасторопных бедолаг, она почувствовала себя несколько лучше, по крайней мере, физиономия ее раскраснелась. Поднимаясь по ступенькам в дом, она бросила через плечо своему котику:

– И займись же, наконец, хозяйством, может хоть что-нибудь у тебя, сегодня, выйдет.

И вздернув высокомерно подбородок и, слегка, отставив попку, пошла наверх, демонстративно ею виляя. Джедсегер с усилием подавил острое желание догнать супругу и всыпать ей горячих по виляющей части организма и отправился «по хозяйству», тем более что оно его сильно интересовало, главным образом возможностью хлебнуть холодненького пивка после дневной жары. Кроме того трехкратный любовный облом сказывался и на нем, не только у некоторых внизу болело, а и у всех остальных тоже.

Переглянувшись с ушлой мордой управляющего, он понял, что вопрос с холодненьким пивком, в общем, не вопрос.

– Ну ты это, давай, показывай: где тут у тебя что и как. – отдал он двусмысленное и не вполне ясное приказание, а чтобы немного его конкретизировать подмигнул.

Мужчина всегда поймет мужчину, даже древнеегипетский, и ушлая морда управляющий явно понял господина Джедсегера, но вел себя как-то странно: усиленно кланялся, вертелся, будто ему под схенти засунули ужа, кхекал, покашливал и усиленно вертел глазами. Господин посмотрел в направлении расплывчатого взгляда слуги и узрел в окне второго этажа свою драгоценную, внимательно и строго смотревшую на них.

– Ну, так вот я и говорю, – произнес он громко, – давай-ка проверим записи, что там сегодня собрали, сколько винограда, инжира, фиников и лука, что завтра будем продавать и что надо прикупить.

Но, поскольку дорогая женушка, все равно маячила в окне и явно не собиралась покидать наблюдательный пост, он добавил:

– Я – в мастерские к плотникам, туда и принесешь бумаги… э… папирусы.

С первым же шагом в сторону сверху очень мелодично и нежно пропели:

– Дорого-о-о-ой!

Вот гадюка.

– Да, моя сладенькая виноградинка?

Виноградинка, молча, смотрела, правая рука ее, кстати, была опущена вниз и скрыта подоконником. Уж не мастурбировала ли она на самом деле? Но тут Имтес подняла эту руку и помахала супругу.

– Дорогой, а ты опять кое-что забыл. Как же ты будешь управлять хозяйством?

– Ну, я собирался всех ошеломить силою своего мышленья, мой лунный лучик, на священных водах Хапи.

– Ах, так вот. Я думаю, вот это превосходит даже твою силу мысли.

Точеная ручка швырнула к ногам интеллектуального супруга многохвостую плетку.

– До вечера, мой очень дорогой, Готовься, зайчик мой.

Окно осиротело в том смысле, что стало пусто. Черт их поймет этих баб. К чему готовиться-то? К скандалу, сексу или быть может к смерти?

– Чёрт этих баб поймет. – сказал господин Джедсегер вслух, и управляющий усиленно закивал. – Значит, к плотникам принесешь эти как их… э-э… папирусы, ну ты, в общем понял.

– Господин желает папирусы о сборе ячменя или пшеницы? – спросил догадливый египтянин.

– А что у вас бывают папирусы и из пшеницы, а ну давай! Попробуем, то есть я хотел сказать – посмотрим.

И вправду, оказалось у древних чудаков было пиво и из пшеницы. Джедсегер с наслаждением выпил полжбана холодного, прямо из погреба, ершистого пива. Выпил одним махом, зная, что первый глоток этого напитка приносит наибольшее наслаждение, особенно если его ждать целый день жаркий и душный. «Эх! Хорошо, мать вашу!» – подумал египтянин Джедсегер.

Всю оставшуюся часть дня он действительно занимался делом, вникая в тонкости ведения древнеегипетского хозяйства, что было делом не простым, особенно в том, что касалось торговли. Денежная система отсутствовала напрочь и даже не собиралась появляться в ближайшее время, впервые странник понял, что деньги не всемирное зло и не символ богатства, а всего навсего система расчета. Нет, ну как можно вести торговые расчеты, если за корову давали, либо пять коз, либо десять овец, а за козу одну овцу? Или вот еще лучше: мера винограда стоила четыре меры ячменя или две меры пшеницы, а за две меры пшеницы давали три ячменя? Джедсегер долго хохотал, а подданные удивленно смотрели и переглядывались, затем вежливо и верноподданно улыбались.

– Не, ребята, у вас торговлей сами боги заниматься велели и никаких пирамид не надо.

Окружающие, слышавшие кощунственные слова вздрогнули и слегка отшатнулись, с испугом глядя на хозяина.

– Вы чего? – удивился хозяин. – А, да я не о тех пирамидах, а о финансовых.

Хитрая морда управляющий посеменил к страннику и зашептал:

– Да простит меня мой господин, падаю в пыль под вашими ногами, я не советовал бы вам говорить об этом вслух, а то мало ли..нет мы вас очень любим, господин наш, никто из наших… никогда, но… вдруг кто из посторонних услышит.

Далее осмотрели земляные работы по ремонту дамб и рытью каналов. В поместье Имсет готовились к разливу реки, несмотря на сложную политическую обстановку. Хрупкая мегера правила железной рукой и плевала на разваливающееся государство. Она собиралась жить и дальше, пусть хоть всё провалиться в нижний мир.

Джедсегер приказал построить землекопов. Землекопов построили в толпу, подбодрив палками. Новоиспечённый господин осмотрел согнанных в кучу рабочих, затем взглянул на надсмотрщиков, стоявших шеренгой, расставив широко ноги и державших обеими руками параллельно земле палки. Заложив одну руку за спину, он неторопливо прошелся вдоль строя туда-обратно, похлопывая по ноге плеткой. Что-то эта картина ему напоминала. Он прошелся еще разок. Все взгляды неотрывно следовали за ним.

Вспомнил, что это напоминает! Картина, правда, не совсем полная. Не хватает периметра украшенного ажурной колючей проволкой. И собачек с остервенелым лаем и длинными кусючими зубами.

– Здорово мужики! – бодро и громко сказал хозяин.

Толпа мигом упала на колени и уткнулась носами в землю.

– Приказываю вам встать и смотреть на меня, прямо мне в глаза, когда я с вами буду говорить, и отвечать, когда о чем- либо вдруг надумаю спросить, иначе всыплю всем по первое число. – он похлопал по ноге плеткой.

Люди поднялись, с хмурым испугом глядя на странника.

– Когда собираешься закончить дамбу? – негромко спросил он управляющего.

– Через месяц, господин.

Поздно, – подумал Джедсегер.

А если не успеют построить дамбу, то река не оставит ил на полях и, поскольку вся ирригационная система, в целом по стране, приказала долго жить, половина из них через полгода околеет с голоду. Хотя, по-большому счету, их и так уже давно нет, так какое его дело, что с ними уже давным-давно произошло. Почему-то ему так казалось. А вот, ну не нравится мне то, что произошло. – сам себе ответил Джедсегер.

– Встаньте отдельно свободные крестьяне здесь, а рабы сюда. Земледельцы! – внушительно произнес он, пристально глядя всем сразу в глаза. – Я изучил внимательно знаки небесные и знаки земные, и они мне предсказали…. – он выдержал паузу и загремел. – Разлив начнется через две недели! Он уже начался! Там! – он эффектно выбросил руку с плеткой в сторону юга. – С дальних гор страны Офир уже поток воды несется мощный и заполняет до краев верховья Хапи, нашего отца. Кто работать будет за двоих, тот и налог заплатит вдвое меньше!

«Думаю, что и вообще платить не будет, может и такое быть. Черт, надо было пообещать вообще, освободить от этой барщины, но, все уж, поздно».

Так, ну а с рабами этот номер не пройдет – им-то по барабану все налоги.

– Теперь о вас кто в рабстве. Тому, кто в рабство попал из-за невыплаченного долга, со следующего года долги все спишем (управляющий выпучил глаза), а теперь надсмотрщики все ко мне. Так, оглоеды, хочу спросить, отчего сейчас, когда я приказал построиться, вы били палками вот этих вот людей, вы которые и сами в рабстве?

Надсмотрщики, в основном не египтяне, в недоумении переглянулись и, после некоторой паузы, один осмелился ответить:

– Господин наш, мы поступаем так, как должно, как всегда заведено, иначе не будет никакого порядка, как же управлять рабом без палки?

– Это верно, без палки невозможно, но порядок – это наказанье за вину и похвала за дело. Не может быть такого, что виноваты всегда одни и те же, раб не виновен только потому, что раб. А ну-ка положите палки! Эй, кому там сейчас досталось на орехи, вышли из строя. Та-ак! Берите палки, а кирки и мотыги отдайте этим вот мордоворотам. Завтра надсмоторщики – вы, а послезавтра другие, а на третий день третьи и отныне надсмотрщиком на следующий день будет тот, кто лучше всех работает сегодня. На сегодня у меня все.

Управляющий, наконец попавший в поле зрения своего господина, уже глаза не таращил, а подкатил под лоб и, находясь в полуобморочном состоянии, несвязно забормотал:

– А-а… госпожа… о, господин… рабы… как же… налоги… э-э…

– Ага! – обрадовался господин, увидев управляющего. – Теперь с тобой. Где пиво для рабочих? А? Я уже второй раз опять спрашиваю – где пиво, расторопный мой?

– Гы-гы-гы-г-г-господ-д-дин. – простонал управляющий.

– Ты думаешь, я не знаю, что положено рабочим во время работ! – грозно вопросил господин Джедсегер. – Записано ясно: рабочий на работе получает в день – три хлеба, три жбана пива и еще лук и чеснок – это уже каждому по-вкусу. Это записано в папирусах и, что б такие вот, как ты, не забывали, это еще и вырублено на камне, или ты думаешь, это для меня высекли посланье на века. Мне вот очень важно было знать, сколько вы тут жрете пива! Кстати, оно у вас, вобщем, недурное, особенно пшеничное и на жженых хлебных корках. Это указание нам передано от эпохи управленья Нетеру, такой закон! Или ты скажешь, что камни лгут? А может, лгут и боги? Ну, скажи, скажи, попробуй, что боги лгут, всем покажи какой ты богохульник.

– Г-г-господин, а как ж-ж-ж… госпож-ж-жа? – бедняга остановился передохнуть и, собравшись с силами, закончил. – г-г-г-госпожа?

– А-а-а, моя прекрасная супруга! Мы с нею это все обсудим ночью. Думаю, что уж как-нибудь придем мы к соглашенью. – господин Джедсегер фамильярно подмигнул всем и кое-кто несмело хихикнул.

Толпа вдруг как-то оживилась, волной прошло легкое движенье и ветерком пронесся обрывистый шепот:

– Да, да… он… он самый… я… видел… только… он… так….может… Меннефер… точно он… говорящий молча… теперь …все хорошо… счастье.. посланец Гора… боги… справедливый мир.

– Ну, так ты это, насчет пива распорядись, – уже тихо сказал он управляющему, – да и нам уже пора бы по чуть-чуть. Я пойду туда к ткацким мастерским, уж очень меня интересует мануфактурное производство, а затем осмотрим виноградники.

И господин Джедсегер направился, куда и говорил. Однако в этот раз с ткацким производством ознакомиться не удалось, а очень было нужно, но подходя к двери, он вдруг заметил через окно маленькую женщину, сидящую за станком, и остановился чуть, не пропахав ногами две борозды. Он и сам не понял почему она на него произвела такое впечатление. Ну египтянка и египтянка, ну так ничего себе, довольно миленькая мордашка, чуть лопоухинькая – ну, вобщем египтянка. Но, почему-то сердце у него ударилось об грудь, будто трахнуло молотом по наковальне.

– Хеприрура! – услышал он чей-то голос в мастерской и египтянка повернулась.

Теперь в груди разлилась какая-то тревожная печаль. Хеприрура? Там был ещё какой-то Небсебек, который жил и умер. А не он ли этот покойный? Так всё это было? И как сложить все смутные обрывки в целую картину? Джедсегер направился было ко входу в мастерскую, но тут же остановился. Если это и в самом деле Хеприрура, если она его сейчас узнает и всё то было на самом деле, то такая жёнушка как Имтес, пожалуй что её зарежет, не поведя и бровью. Даже если он встанет на её защиту, то этакая египетская кобра найдёт случай прикончить несчастную девчонку. Так что, прости меня, моя прекрасная, но если Небсебек жил, а затем умер, то пусть ещё побудет мертвым.

Джедсегер все же не ушел сразу, а некоторое время смотрел на Хеприруру, выискивая в ее облике печаль и тоску. Однако ничего такого не было заметно. Женщина сосредоточенно и споро работала на станке. Он досадливо покривил губами, испытывая некоторое разочарование, что о Небсебеке так быстро забыли, ему очень хотелось видеть страдание и муку на миленьком лопоухом личике, а оно совершенно спокойное.

Руки Хеприруры перестали летать над станком, и она уставилась в пространство, застыв в неподвижности словно о чем-то вспоминая.

Так было или не было?

Хеприрура в беспокойстве посмотрела вправо, затем влево. Джедсегер мгновенно отступил за косяк. Но там внутри кто-то окликнул ее, и женщина вновь склонилась над станком. «Вот что-то расхотелось мне изучать мануфактурное производство» – принял такое решение господин Джедсегер, направляясь по дороге, обсаженной можжевельниками, тамарисками и акациями, к виноградникам. Здесь шел активный сбор крупных тяжелых кистей белого и бело-зеленого, почти просвечивающегося насквозь, винограда с плавающими внутри, словно рыбки, косточками. А так же пурпурного и красного, сияющего подобно брызгам заходящего солнца, и черного, как безлунная египетская ночь. Сбор вели женщины, девушки и девочки, грузили корзины на ослов, по две на каждого и вели самые маленькие вниз к поместью. У любимой женушки все было продумано и все задействованы, у нее не забалуешь. Сборщицы, узрев грозного и великого хозяина Джедсегера, пали ниц, все же поглядывая снизу и искоса черными любопытными глазами.

– А ну-ка всем слушать сюда, женщины. – внушительно произнес хозяин. – приказываю всем вам, под страхом самой ужасной кары, встречать хозяина улыбками, хихиканьем и прочими смешками и ужимками, а молодым, красивым еще приказываю обязательно мне строить глазки.

Женщины начали приподнимать головы и недоуменно переглядываться.

– Ну, вы чего? Не слышу смеха и не вижу улыбок.

Женщины перестали переглядываться недоуменно и начали переглядываться нерешительно. Некоторые неуверенно улыбнулись.

– А ну-ка, дай-ка.

Господин взял у надсмотрщика палку и потыкал одну-другую в бок.

– Женщины, вы почему не веселитесь?

– Мы веселимся, господин. – ответили они вновь уткнувшись в землю.

– Только не лопните от смеха.

– Как прикажет господин.

Тут со стороны восточной пустыни прилетел порыв горячего ветра и задрал склоненным женщинам подолы. Господин поджал губы и некоторое время стоял молча, но долго сдерживаться не смог и заржал как молодой конь, совершенно утратив хозяйское достоинство. Женщины начали робко поднимать головы и только теперь увидели, что происходит с их туалетом. Они начали подскакивать и одергивать платья, что удалось не всем и не сразу, потому что ветер разошёлся не на шутку. Господин Джедсегер уже сидел на корточках, держась за живот, и махал на подданных руками. Женщины взглянув на свои растерянные покрасневшие от смущения физиономии начали хихикать, а затем уже искренне засмеялись закрывая рты ладонями, а нахальный ветер вновь учудил фокус с платьями и теперь все смеялись в полный голос, одергивая подолы.

– Ну, вот где-то так. – проговорил господин, утирая слезы. – А то всё господин, да господин.

Проследив за движением ослов с корзинами винограда, Джедсегер обеспокоенно завертел головой и начал принюхиваться. Возникший рядом управляющий также обеспокоенно уставился на своего экстравагантного хозяина. С благоговейным ужасом ожидая чего угодно.

– Так, так. – многозначительно произнес господин Джедсегер и пристально посмотрел на управляющего. – Где-то тут поблизости идет процесс ферментизации.