Лицей 2018. Второй выпуск

– Всё, мне дали ключи, – радостно объявила Катя. – Спасибо вам огромное!

– Да не за что.

– Можно я запишу ваш телефон?

– Телефон? А у меня и нету, – ответил Кузьма.

– Как нету? Вы без телефона?

– Ну да. Потерял после того, как Галина умерла. Моя жена. Умерла, пока я там служил.

– Как же я вас найду?! – Катя растерялась.

– Давай я тебе адрес дам. Не люблю я телефоны просто, – признался Кузьма.

– Почему?

Он подумал немного, силясь вспомнить, почему действительно.

– Да знаешь, был там один… – сказал он медленно. – Когда котел херсонский только готовились порывать, познакомились. Никитка, кстати, тоже звали. Вроде не дурак. Но телефонистом, блин, оказался. Все ходил, хвастался, что нашел трубку в доме у кого-то, – мол, хорошую, айфон… Прямо влюбился в нее, как в девушку. И пялился вечно, а как-то ночью, когда они перелезли по-тихому и стали горло резать ребятам… – Кузьма посмотрел прямо Кате в глаза, – тоже вот пялился. А их резали. И его.

Он перестал говорить и посмотрел уже мимо Кати, на смерть, увиденную тогда впервые в ее чистой слепой мощи. Тишина переполнилась ужасом, но потом Катя выдохнула, чуть встряхнула головой:

– Я вспомнила. У меня, кажется, есть запасная трубочка. Простая, кнопочная. – Она хотела вновь улыбнуться, но не смогла. Полезла в сумку. – Ага, вот. Давайте вы ее возьмете? Только чтоб со мной быть на связи?

– Ну ладно, только забрать не забудь, когда домой поедешь, – опять сказал Кузьма обычным голосом.

– Хорошо! Включите и мне позвоните, когда зарядится, ладно? Там мой номер есть. Называется “Я работа-2”, хорошо? Или я сама вам позвоню. Главное зарядить.

– Заряжу… Иди, а то замерзнешь.

Он невольно опустил взгляд на ее упругую грудь, выпирающую под тонкой кофтой, и гладкий животик с сережкой в пупке, не прикрытый одеждой.

– Сейчас гроза будет, – добавил он, покраснев.

– Я поняла, – Катя чуть заметно улыбнулась. – Ладно. Позвоните тогда.

Они уже попрощались, но стоило Кузьме снова закурить, зайдя под козырек гостиничного подъезда, как Катя вернулась.

– Все-таки скажите, пожалуйста, свой адрес.

– Ну, называется улица Лазоревая, дом у меня на отшибе как бы, номер десять присвоен, самый ближний к морю. Но ты просто скажи любому таксисту в поселке, что дом Кузьмы нужен, и он довезет. Меня тут все знают. Только к черным не садись. Поищи лучше нашего, Петьку, он тут таксует.

– Хорошо, – Катя широко улыбнулась, – поищу Петьку.

– Петька тоже там был, не военный, просто водителем, – объяснил Кузьма. – Сюда уехал заново жизнь начать, ихний дом сгорел в Одессе.

На том они окончательно расстались, хотя он надеялся все время, пока пережидал грозу, что Катя еще раз выйдет. Когда дождь ослаб и гром ушел за Пшадский перевал, отделявший Край от остального мира, ветеран и пес зашагали вниз по улице, прочь от центра. В рыбацком домике уже сидели Никита и Павел. Увидев их, Кузьма приободрился и снова почувствовал себя в правильном месте.

– Привет! – сказал он бодро.

– Привет, Кузьма, а у нас крыша течет.

– Непорядок. Надо заделать.

– Это точно, – лениво отозвался Никита.

– Играешь всё. А я тебе, между прочим, невесту нашел.

– Да? – Никита отвлекся от телефона и посмотрел на него мутными глазами.

– Напился, что ли?

– А почему бы мне не напиться? Имею право, я на пенсии! – Никита помахал протезом.

– Я тебя в правах не ущемляю, но напиваться ты можешь и в другом месте. Полезным чем-нибудь пора заняться.

– Это чем? Что ты придумал? – спросил Павел.

– Пока не знаю, но уже чувствую. Оно здесь, – Кузьма ткнул себя пальцем в висок. – Постепенно оформляется. Так что там с Саньком?

– Вот, – Павел выложил на стол несколько пачек денег.

Никита присвистнул. Протезированными пальцами он выудил из кармана сигарету и закурил, едкий дым наполнил комнату, пока Кузьма пересчитывал тысячерублевые купюры. Сбившись несколько раз, он бросил купюры на место.

– Ладно, – сказал он, – этого, конечно, не хватит, но если мы добавим своих немного, то уже будет лучше.

– Добавим? На что это? – спросил Никита. – Может, поделим? Мне бы не помешали.

– У тебя и так денег достаточно, – отрезал Кузьма. – Зачем тебе? Солить? Или спать на них будешь? Чего тебе не хватает-то вечно?

– Как чего? Всегда есть к чему стремиться. Можно столько всего купить – были бы бабки!

– Ты бы лучше курить бросил, вот тебе и экономия вышла бы.

– Зачем это? Разве вы все бросили?

Кузьма и Паша переглянулись.

– Это неприлично – курить в помещении, – заметил Павел.

– Ты мента не включай, – миролюбиво, но твердо ответил Никита. – У меня уже есть один папаня – тут, в Геленджике. Надоест – поеду к нему, уж он меня лечить точно не будет. А я делаю что захочу. И срать мне на всех!

– Даже на нас?

– Ну ладно, ладно! – Никита потушил сигарету о подошву. – Довольны?

– В общем, дождемся остальных, – объявил Кузьма, – и решим, по сколько скинемся. Надо закупиться оружием и амуницией.

– Опа! А вот это мне уже нравится! – Никита хлопнул в ладоши, но обычного хлопка, конечно, не получилось.

– Это зачем? – спросил Павел.

– Что-то мне Край больше не кажется безопасным, – ответил Кузьма. – Я шерстью чую, что придет день, и нам надо будет защищаться. Черти, я поглядел, все палатки прибрали, жильем торгуют – раньше такого не было. Несправедливо все это…

– Ты это сегодня понял?

– Ну, не только сегодня. Я понял, что на гражданских надежды нет. Посмотри на Санька – ссучился. Посмотри, сколько черных по поселку. Думаешь, у них проблемы с оружием? Если что, они нас вмиг порешат! В общем, я предлагаю купить винтовок, пистолетов, гранат бы еще. И смотреть в оба.

– Что-то мне это напоминает, – после паузы сказал Павел.

– Что?

– Начало ополчения в Одессе.

Позже пришли Петр и Егор. Кузьма рассказал им о своей идее. Никто не согласился, но и спорить не стали. Все ощущали яркую, беспокойную мощь ветерана, и его сила казалась убедительнее правды. А главное, никто не хотел возражать и остаться в меньшинстве и тем более в одиночестве. Добывать оружие взялся Никита.

Уже начинало смеркаться, поэтому занялись починкой крыши. Кузьма устал и решил не идти домой ночевать. Павел остался с ним в хижине. Борька сторожил на крыльце.

– Скажи, – спросил Павел, когда темнота поглотила домик, – ты точно сможешь этим управлять?

– А чего бы мне не смочь? – удивился Кузьма. – На фронте как-то управился четыре года, и тут управлюсь.

– Я о другом. Мы тогда тоже вооружились, защищаться собрались. А получилось – сам знаешь что. Война на четыре года: котел, осада, вокзал этот… Теперь руины вместо города.

– Да нет. Я не для того. Мне кровь не нужна. Просто я сегодня вел эту девочку и не ощущал себя в безопасности. Разве ты не понимаешь?

– Я тут чужой. Поселок же не мой.

– Вот именно. Мне тоже тут не по себе, хотя поселок мой! Нет, Паш, я тебя ни во что не втягиваю, ничего не заставляю.

– Да я не говорю, что ты тянешь. Спрашиваю, удержишь ли ты это. Вот с Саньком – что ты будешь с ним делать?

Кузьма задумался.

– Не знаю. Я пока только злость чувствую. Но Санек хороший мужик, хоть и ссучился. Пусть живет как хочет. Присматривай за ним.

Они замолчали, но оба еще долго не спали. Близкий шум моря был мирным, гроза давно ушла за холмы. Но в эту ночь каждая разбивающаяся о берег волна усиливала тревогу, словно та была музыкой, а волны – струнами, которые снова и снова, бесконечное число раз, повторяли мелодию.

Глава восьмая

Когда Стрельцова начинали поглощать кошмары, когда он начинал чувствовать, что вот-вот рот его взорвет крик, а из глаз брызнут ярость и слезы бессилия – от невозможности спасти, невозможности убить, – с периферии сна на выручку приходил голос Марины, убаюкивающий, ласковый, похожий на прибой мирного моря. Она словно обнимала его, оказывалась всюду и убеждала: “Артем, не бойся, не бойся, мой милый, маленький, Артем”. И кошмар, не исчезая полностью, делался просто плохим сном.

Так было и этим утром. Затем Маринин голос распался в молочном свете восхода. Стрельцов проснулся отдохнувшим, огляделся, вспоминая, где он. Комнату заполнило раннее робкое тепло. Дом был совершенно тих, безмятежен был и двор. Выглянув в окно, Стрельцов увидел, что хотя восток заполняется светом, ночь развеяна не полностью, со стороны поля на участок тянутся лоскуты тумана, но холод быстро теряет силу над землей, и несколько следующих минут должны покончить с ним.

Он оделся, убрал вещи, вынутые накануне, обратно в дорожную сумку, заправил постель, стараясь придать комнате нетронутый вид, будто его здесь не было. Он решил не встречаться с Кузьмой, пока не выяснит больше про его новый отряд. На улице, под длинной тенью дома, он наспех сделал зарядку. Едва закончив, услышал звук приближающейся машины. Стрельцов перешел в сад, нашел место, откуда под укрытием смородиновых кустов можно было просмотреть участок и часть дороги, залег на холодную траву.

Предчувствие не подвело его – приехал Кузьма с собакой и каким-то мужчиной. Заведя машину на участок, они вышли, закурили, стали разговаривать. Не было надежды услышать, о чем речь.

– Что же ты? Приехал к командиру и будешь прятаться? – усмехнулась Марина, лежавшая рядом.

– О чем они? Можешь подслушать?

– Нет, – подумав, ответила она, перевернулась на спину и смотрела в очищающееся небо сквозь ветви. – Слишком жарко, неохота идти. Но если хочешь, там сзади кое-что интересное.

Стрельцов аккуратно отполз вглубь теней, все еще владевших садом, аккуратно поднялся и, пригибаясь, прошел пару десятков шагов. На маленькой поляне между вишнями, грушевым деревом и старой айвой он увидел спящую в спальнике парочку.

– Похоже, кое-кто заигрался вчера, – шепнула Марина.

Максим очнулся и посмотрел на Стрельцова. Постепенно в его глазах выкристаллизовалась угрюмая злая угроза. Потом проснулась и Полина. Она словно не сразу сообразила, где находится, но когда увидела, кто смотрит на них, то издала сдавленный стон.

– Это папин гость, – прошептала она.

Максим вылез и встал в полный рост. Спал он в простых домашних штанах и майке, и теперь по его телу ходил озноб. Стрельцов с любопытством изучил фигуру парня, опустил глаза на девочку, потом сказал:

– Доброе утро.

Максим сделал несколько тяжелых шагов и остановился, закрывая собой Полину. Та выбралась, накинула куртку и осталась стоять на спальнике, босая, как и ее возлюбленный.

– Пожалуйста, не говорите папе, – чуть слышно пролепетала она из-за спины Максима.

– Полина, дай я сам.

– Это его сослуживец… – чуть слышно прошептала Полина, и глаза Максима пропитала ярость.

– Что ты “сам”? – спросил Стрельцов, делая вид, что не замечает боевой настрой парня.

Он разглядывал его жилистое тело. Ноздри Максима начали раздуваться, маленькие глаза почти потонули под выгоревшими бровями, кулаки сжались.

– Хочешь на меня напасть? – Стрельцов улыбнулся. – А потом?

Молчание.

– А потом? Убьешь? Спрячешь труп от Кузьмы? В его же саду?

– Максим! – Голос Полины задрожал.

– Подожди, Поля.

– Я вас вчера уже видел. Чего не вернулись в дом? – Они не отвечали. – Проспали? Что вообще происходит? Кузьма тебя невзлюбил?

– Он нам запрещает! – ответила Полина. Максим немного расслабился и посторонился. Стрельцов глядел на него с дружелюбной полуулыбкой, стараясь не выглядеть так, будто насмехается. Он не верил, что мальчик сможет навредить ему, хотя и чувствовал в нем большой страх и решимость.

– Нельзя, чтобы он узнал, – продолжила Полина, надевая сандалии. – Он нас… он Максима убьет.

– Так и сказал?

– Он убьет Максима, а меня запрет или… я не знаю что! Не говорите ему, не говорите, пожалуйста!

– А почему вы здесь? Нас искать пошли? – спросил Максим.

– Пошел гулять. Кстати, Кузьма уже вернулся. Вы, ребята, проспали.

Стрельцов обернулся, пробуя увидеть за деревьями участок.

– Папа знает?..

– Не похоже. Стоял у машины, разговаривал. Может, еще не ходил в дом.

Полина облегченно выдохнула.

– Да, я ему не скажу, – сказал Стрельцов, делая вид, что обдумал свои слова, – но вы тоже должны держать рот на замочке, хорошо?

– В каком плане?

– Не говорите про меня.

– Почему? – Полина удивилась. – Вы же в гости приехали.

– И деду скажи, чтобы не говорил обо мне.

Максим перевел на девушку удивленный взгляд. Они молча переглянулись и пожали плечами.

– Что задумал? – спросил парень.

– Ты как добираешься сюда? – пропустив мимо ушей вопрос, поинтересовался Стрельцов.

– На машине. Ставлю в поле, подальше от дома.

– Сейчас Полина пойдет домой, постарается вернуться тихонько, пока ее не заметил никто. А ты меня отвезешь в санаторий. У вас тут есть, знаешь?

– Знаю.

– Вот, отвезешь, и заодно поболтаем.

Парочка снова переглянулась недоуменно. Наконец Максим кивнул Полине. Она спешно обняла его, поцеловала и бесшумно побежала через сад.

– Осторожнее! – негромко прикрикнул ей вслед Стрельцов. Девушка остановилась, чтобы обернуться. – И про меня ни слова пока. А я ни слова про вас. И дедушке скажи.

– За дедушку не знаю, он болтун, – ответила Полина. – А помнит все плохо. Может, сам забудет про вас.

Стрельцову это не понравилось. Полина исчезла за деревьями.

– Поехали, – сказал он, повернувшись к Максиму. Его голос больше не излучал теплоты – с парнем можно было не церемониться.

Они вышли с дальней стороны сада и ушли глубоко в поле, где на узкой колее стояла машина. Медленно поехали в сторону предгорий, чтобы выйти на окружную дорогу и, обогнув Край, выехать с другой стороны поселка, где у основания мыса, в хвойном бору, стоял санаторий.

– Рискуешь, – заметил Стрельцов. – Если Кузьма тебе велел держаться подальше, лучше не злить его.

– Я разберусь, – угрюмо ответил Максим после долгого молчания.

– Правда? Не думаю. Но рискуешь ты не своей шкурой – вижу, ты непуганый. А Полиной.

Максим повернулся, полоснул Стрельцова злым взглядом.

– А ты похож… понятно, что он невзлюбил тебя.

– Похож на кого? Что тебе понятно?

– На нас похож, – Стрельцов улыбнулся. – Но не был… там. Вот Кузьма и разозлился.

– Ты ничего не знаешь, – сказал Максим сквозь зубы. – И вообще, дядя, ты ни хрена не понимаешь. И Кузьма меня не знает. Ни о ней, ни обо мне вы не знаете.

– Да? Думаешь, первые вы, кто влюбился и кому родители запретили? – Стрельцов невольно улыбнулся, чем еще больше разозлил парня. – Ладно-ладно, не кипи. Я тебе не враг. Я ему не скажу.

– А что у тебя с ним? – остыв, спросил Макс. Они наконец выбрались с поля и поехали по трассе. – Зачем тебе прятаться?

– Я не прячусь, сюрприз хочу устроить.

Максим впервые слабо улыбнулся.

– Ну да… Странные вы люди.

Стрельцов не стал отвечать. Парень изредка косился на него, но он делал вид, что не замечает.

– Если нужна помощь, ты говори, – сказал Максим.

– Спасибо, все в полном порядке.

– Хорошо, – парень пожал плечами. – Но я не такой дурачок, как ты считаешь. Раз ты прячешься от собственного командира, или кто он там тебе…

– Не лезь не в свой вопрос, – твердо сказал Стрельцов, но примирительно улыбнулся. – Просто не лезь. Это между ним и мной. Я его давно не видел. Я должен… подготовиться.

– Тоже боишься, – предположил Максим. Стрельцов молчал: пустить его по ложному следу было разумнее, чем доказывать что-то. – Понятное дело. Он с приветом приехал. Только меня увидел, сразу набычивать стал. “Чей?”, “Откуда?” – Он неумело передразнивал низкий голос Кузьмы. – Тоже мне начальник… Но был такой момент, – добавил Максим, помолчав с минуту, – когда он так посмотрел, что я прям это… – Он глянул на Стрельцова в поисках поддержки, тот постарался изобразить сочувствие. – Я хоть и не это… не из боязливых и драться умею, но я понял…

Максим не договорил, но и без того имя Кузьмы смогло наполнить машину вязким предчувствием смерти. Стрельцов слабо кивнул, улыбаясь уголками рта.

– Что с ним там произошло?

– То же, что и со всеми. Война.

– Да вроде там уже тихо пару лет, разве нет?.. Так, почти приехали.

– Ты где живешь? – спросил Стрельцов.

– Раньше у них жил… даже вещи не забрал. Но, в общем, неважно, у меня и нет ничего. Есть дом в Кутаисе, но это далеко, не наезжусь к ней оттуда. Меня принял на работу пока один… за постой не плачу. Московский хрен какой-то.

– Хрен?

– Ну, не знаю, кто он. При деньгах. Думаю, может, педик даже. Хотя вроде жена есть. Приезжает туда-сюда, видел ее два раза. Тоже сучка. Но хоть молчит, а этот все время под нос бормочет чего-то, сам себя слушать любит.

– Ты с таким раздражением говоришь. Ну, так уходи, если тебя кто другой пустит.

Максим поморщился, но, вздохнув, признал:

– Да, нехорошо. Платит даже мне чуть. На бензин и на поесть… Но все равно. Что-то в нем противное, хочешь не верь.

Максим окончательно смутился и замолчал, уставившись на дорогу. За поворотом появился санаторий. Это был длинный трехэтажный корпус, ветхий на вид, потемневший почти до черноты, утопленный с трех сторон в густой зелени, столь плотной, что в панорамные окна стучали сосновые ветви. Со стороны подъезда для машин пространство было щедро залито асфальтом, но и там из трещин пробивалась трава. Максим подвез пассажира к самым ступеням.

– Что делает тут этот твой москвич? – спросил напоследок Стрельцов.

– Да рисует он. Художник.

– А что рисует?

– Честно сказать? Херню какую-то! – Максим вдруг засмеялся, высвободив, видимо, то, что давно сидело у него в голове. Засмеялся и Стрельцов.

– Ладно, бывай. И обо мне никому ни слова. Я тут пока разведываю.

– Понял, понял. Если что, обращайся, – Максим оставил свой телефон и уехал.

Стрельцов заселился и получил комнату на первом этаже в дальнем углу здания, куда пройти можно было и через центральный вход, и через пожарный. Он с удовлетворением отметил, что санаторий пустовал, – почти не было приезжих и персонала. За полчаса прогулки по этажам он насчитал всего троих гостей и уборщицу, меланхолично водившую пылесосом по одному и тому же месту на красном ковре.

Марина не появлялась, и Стрельцов, чувствовавший прилив сил и бодрости, решил дойти пешком до самого Края. По карте отсюда было около трех километров. Приняв душ, он отправился в путь.

Наступило позднее утро, воздух пропитался жаром и пах смолистой хвоей. Вскоре дома стали кучнее, и Стрельцов свернул в первый попавшийся магазин, купил еды и позавтракал на обочине, в тени расцветающих деревьев, под отдаленный шум волн и птичий щебет. Подкрепившись, он шел еще минут десять и очутился на улице Мира, тянувшейся вдоль пляжа. Про нее он много раз слышал от командира-Кузьмы: в центральной части она превращается в парадную набережную поселка.

– Здесь что-то происходит, – Марина нагнала его, ее дыхание было тяжелым, будто она долго шла или бежала.

– Что это с тобой? – улыбаясь, спросил Стрельцов.

– Зря смеешься. Тут опасно, сверни куда-нибудь.

Вокруг было почти безлюдно. Стрельцов остановился и посмотрел на нее недоверчиво. Одета она была так, словно схватила первое, что нашла в его сумке, и сразу помчалась сюда.

– Ну хорошо. – Он свернул на узкую улочку, здесь уже точно никого не было. – Что происходит?

– В плохое место ты нас вытащил, разве не видишь? Тут опять война.

– Война? Ты, Марина, точно проснулась? Может, еще спишь и тебе снится?

– А может, это ты спишь?

– В смысле?

– Ну, может, это тебя убили на допросе? Может, это твой мертвый мозг перед тем, как умереть, произвел последнюю фантазию, и она о том, как ты приехал в Край? Или даже только о том, как ты проснулся сегодня и пришел сюда? Ты не думаешь, что этого всего давно нет и ты умер там вместе со мной или вместо меня? Может, я жива и не оплакиваю тебя? Может, это ты таскаешься за мной призраком, а не я?!

– Марина, прекрати! – Стрельцов зажмурился. Несколько секунд боль пульсировала в висках. Потом он пришел в себя, но девушки уже не было.

Стрельцов пошел дальше по набережной, но хорошего настроения как не бывало. Ему требовалось что-то, целиком подтверждающее, что он жив и находится в сознании.

– Я ведь знаю, что это мои мысли, а не твои, – начал было объяснять он, но в этот момент его взгляд остановился на парне, который сидел за столиком с девушкой и что-то оживленно рассказывал. Девушка была красивая и ухоженная – острый глаз Стрельцова не подводил в таких вопросах, – но ее собеседник был куда интереснее. Вместо руки у него был биомеханический протез, Стрельцов видел такие в Москве, в центрах реабилитации. Высокотехнологичная штучка.

Он перешел улицу и приблизился к кафе. Парочка сидела на открытой летней веранде. Парень говорил, а девушка слушала с полуоткрытым ртом, глаза ее выражали скорее ужас, чем интерес. Стрельцов постеснялся перебивать и решил сесть за соседний столик и подождать. Он косился на них, но его не замечали. Не обратили внимания на посетителя и официанты. Потом он услышал обрывки рассказа и все понял:

– …а в том месте нас простреливали как на ладони. Ну, я и вызвался их загасить… Пополз я, значит, по той канализационной трубе и застрял. Пять часов не мог выбраться, уже думал, всё, в говне сдохну. Но вылез. Живее всех живых, видишь? А потом добрался до их позиции и закидал зажигательными. Ох они орали!.. – Он зажмурился.

Стрельцов подумал: парень рассказывает о том, что делал совсем другой человек – солдат, у которого была задача и средства к ее исполнению, и для него непосредственно “убийства” не существовало.

– Ох орали!.. Не по себе мне стало, но куда деваться, понимаешь? – Парень посмотрел на девушку, но взгляд его, хотя и зачерпнул по дороге ее красоты, не остановился на ней. Он смотрел дальше, в прошлое. – Один выбежал на меня, здоровый такой, его только чуть огнем прихватило, я его пропустил, решил дать шанс. Может, он и выжил. А остальные там и сгорели, уж это точно. А наши поднялись, заняли этот чертов дом и оттуда смогли прорваться к вокзалу. В какой-то там по счету раз. Хорошо, вертушка прикрыла. Это, конечно, сильно выручило Кузьму, потому что к тому времени они там вторую неделю без подкреплений, без пополнений… Если бы укры окопались на другой части вокзала, у Кузьмы бы не хватило людей. Тогда бы всё, город, считай, мы не держим, понимаешь? Нас бы обратно в порт откинули. – Парень вернулся к ней и улыбнулся иным, живым лицом. В его взгляд вернулось обычное мужское желание, оно было менее страшным.

Девушка с трудом кивнула. Было видно, что она растеряна и не знает, отвечать ли. Стрельцов, с одной стороны, посочувствовал ей, с другой – усмехнулся. По диктофону он догадался, что девчонка решила взять у ветерана интервью, а у того оказался длинный язык. Ну что ж, следует быть готовой. Наконец-то подошел официант и нехотя спросил, будет ли он делать заказ. Стрельцов попросил кофе. Когда официант ушел, парень уже, видимо, отвечал на следующий вопрос.

– Я Кузьму тогда не знал. Я до вокзала не дошел, в ногу ранили, а когда оклемался – уже другая задача была. Ну, то есть, его позывной я знал, и ребят его знал и видел, но непосредственно не общались. И вообще, у меня своя задача была. Я в разведку обычно ходил. Я юркий, видишь?

Он действительно был тощий и, вполне вероятно, юркий.

– В общем, меня ценили за другое. Короче, нет, мы там не пересеклись и под его командованием я тогда не был. Но мы делали общие задания, если ты об этом. Никто без припасов и подкреплений семь недель не продержался бы, даже он. Так что вокзал он удержал благодаря мне.

– Бой за Одесский вокзал, – упавшим голосом сказала журналистка, – считается переломной точкой одесской кампании. Именно после его захвата и удержания наступило временное перемирие. Как вы считаете, изменился бы ход боевых действий, если бы не удалось создать там плацдарм?

– Как я считаю? – Парень засмеялся. – А чего мне считать? Нам поручили взять, мы и взяли. Сама понимаешь, в основном мы всё и сделали. Местные бы хрен там что сделали. Некоторые профессиональные вояки из бывших укров тужились, и то… Слушай, я просто свое дело делал и зарабатывал, остальное мне малоинтересно.

– Но вы же понимаете…

– Давай уже на “ты”, Кать, – предложил парень, перегибаясь через стол и беря ее за руку. – И вообще, давай, может, сменим тему? Пойдем в сквер погуляем, я тебе мороженое куплю, а? Или на банане покатаемся?

– Мне надо… надо сбросить материал в компьютер и обработать! – Девушка поднялась, забрала диктофон и блокнот. – Поэтому извини. Давай не сегодня, это до вечера сидеть.

Она неуверенно улыбнулась. Парень тоже поднялся и почесал затылок пальцами протеза. Вид у него был недовольный.