Полная версия
Аромат желания
И вот эти же девочки, надев на себя скромные юбки-карандаши и глухие блузки в горошек, приходят в прокуратуру уже с готовым, безграмотно написанным заявлением об изнасиловании, начинающимся со слов: «Уважаемый господин прокурор… Вчера 12 апреля вечером я остановила машину чтобы миня подвизли до дому где меня ждала мама но вместо этого меня отвизли в лес несколько раз ударили по лицу и изнасилавали…»
Они очень опасные, эти девочки. И знают, что их показания, а также разумно не смытые следы сексуального контакта могут сломать жизнь мужчине, попросту уничтожить его. А потому на вопрос потрясенного вызовом в прокуратуру «насильника» (у которого в памяти осталась лишь симпатичная девчонка, с которой он, разумеется, по согласию или вообще, по инициативе самой партнерши, провел веселую ночь), не может ли он как-то сгладить свою вину, попросту дать ей денег, чтобы та забрала свое заявление (у прокуратуры и своих-то дел полным-полно), «жертва» радостно кивает головой, мол, согласна. И называет цифру. В сущности, таким нехитрым способом можно заработать кругленькую сумму.
Но были и другие жертвы, которые попались по неопытности, по глупости. Как правило, это девочки из хороших семей или молодые женщины, в отсутствии мужа попытавшиеся скрасить свое вынужденное одиночество, уступив настойчивым ухаживаниям случайного мужчины. Разные случаи, разные истории, разные девушки и женщины… Но все они видели своих насильников и могли бы описать их внешность.
В случае с Олей Болотниковой все было необычно. Ее усыпили, чтобы изнасиловать. Кто? И почему именно ее? Какую цель преследовал мужчина помимо той, что хотел удовлетворить свои сексуальные потребности? Не мог добиться обыкновенным способом, потому решил усыпить и действовать таким вот подлым образом? Ухажер? Учитывая, что она ни с кем не встречалась и вся ее жизнь вне дома протекала на работе, он мог быть оттуда. И тогда только Глафира, со свойственной ей фантазией и решительностью, могла бы, внедрившись в Олину контору, помочь ему выяснить, кто из мужчин на ее работе испытывал к Ольге определенную симпатию…
Жаль, что судьба свела его с Олей в такую трудную для нее минуту. Мало того что она и до этого эпизода, если верить Глаше, была закрыта для мужчин, так что говорить про сегодня, сейчас? Нетрудно представить себе, как бы она отреагировала на предложение Мирошкина провести с ним вечер… Сейчас она испытывает шок, ей плохо, тяжело и страшно. К тому же она наверняка считает себя сейчас оскверненной, обесчещенной, а потому и мысли не допускает, что какой-то там следователь может испытывать к ней нежность.
Но ведь все это пройдет, нужно только время. И он, Сергей, если бы только она согласилась, мог бы помочь ей справиться со страхами, он успокоил бы ее, и они бы вместе пережили эти тяжелые для нее дни.
В какую-то минуту Сергей подумал о том, чтобы поговорить об этом с Лизой, посоветоваться с ней, как лучше подойти к Оле, какие слова подобрать, чтобы не отпугнуть, а, напротив, привлечь ее к себе. Но потом передумал. Больше того, испытал чувство, похожее на стыд. Что, если Лиза, услышав, что он влюбился в Ольгу, не поймет его, осудит за то, что он вместо того, чтобы думать о деле, занимается разными глупостями? Хотя нет, Лиза не такая. Она все тонко чувствует и понимает. Возможно, она и помогла бы ему, посоветовала, как ему себя повести с Ольгой. Она – женщина, а женщины куда лучше понимают друг друга.
Покончив с ужином, Сергей перемыл посуду, сложил в шкаф, вернулся в комнату и снова принялся переключать телевизионные каналы в поисках какого-нибудь хорошего фильма. Было такое ощущение, словно на всех каналах фильмы как будто бы ускользали от него, и не было ни одного, который он смог бы посмотреть с самого начала и до конца. Словно все те, кто сейчас сидел перед телевизорами, успели зацепиться за сюжет и провалиться в него, как это всегда бывает, когда смотришь хороший фильм, а вот он, Сергей Мирошкин, снова опоздал, и потому ему уже ничего не интересно.
Устав от мельканья на телевизионном экране, он встал и подошел к окну. Но вместо того, чтобы увидеть ночь или качающиеся на ветру ветви деревьев, увидел собственное отражение. Как в зеркале. Он зажмурился и когда распахнул глаза, то увидел позади себя смутное отражение девушки, обнимающей его за плечи. Хрупкая, слабая, истерзанная страхами и бессонницей, она, обнимая его, словно хотела уберечь от чего-то еще более страшного, неотвратимого… Разве не такой должна быть жена?
Когда глаза привыкли к темноте, его взгляд утонул в вязкости осенней ночи и начал различать и ветви деревьев, и плавящуюся на фоне прозрачных, летящих облаков луну. Девушка за спиной исчезла.
ГЛАВА 8
– Вы Лиля?
– Да, проходите, пожалуйста.
– Вы дома одна?
– А вам кто нужен?
– Женя не у вас?
И вдруг Лиля все поняла. Это его мать. Зачем пришла? Что ей нужно?
– Жени нет… Но вы ведь пришли ко мне, а не к нему.
– Спасибо.
Лиля предложила ей чаю. Та отказалась. Сидела, уже без шапки, распаренная, с примятыми волосами, румяным от мороза лицом, и видно было, что она не знает, с чего начать разговор о том, зачем она пришла.
– Послушайте, Лиля, Женечка влюблен в вас, понимаете? Он страдает, переживает… Он ночами не спит, места себе не находит… Он может наделать глупости! Пожалуйста, отпустите его!
– Но я не держу его, поверьте. Он сам приходит сюда, ко мне, мы с ним обедаем, смотрим фильмы, слушаем музыку, беседуем…
– Я знаю, что вы не подпускаете его к себе, у него и так комплексы, он понимает, что вы не пара, что рано или поздно вы встретите мужчину, которого полюбите по-настоящему, прекратите встречи с Женечкой, и что с ним тогда будет?
– Что вы хотите?
– Говорю же – отпустите его. Сделайте что-нибудь такое, чтобы он сам бросил вас.
– Интересно, что? Вы думаете, что у меня нет другого мужчины? Есть. И Женя это знает. Но это не мешает ему все равно приходить сюда. Ему ничего от меня не нужно, понимаете? Просто видеть меня…
– Он любит вас. Он – нормальный парень, я в том смысле, что он никакой не импотент, извините… Он мечтает о вас…
– А вы откуда знаете?
– Я читала его дневник. Понимаю, что это гадко, что так нельзя, но все равно читала.
– Час от часу не легче…
– Лиля, вы не глупая женщина, я же вижу… Вы должны понимать, что в определенном смысле Женя, конечно, нездоров. Он лечился одно время, и ему стало лучше… Он жил совершенно другой жизнью, жизнью нормального мужчины, но потом снова вернулся в прошлое… Он пьет таблетки. Но вот сейчас у него обострение, он может быть даже опасен…
– Вы это говорите, чтобы напугать меня? Не думаю, что вам это удастся…
– Я это говорю, потому что это правда. И чтобы вы знали. Подумайте, зачем он вам? Чтобы служил вам, как собака? Чтобы чувствовать себя королевой?
– Что? Да я и так королева.
– Я прошу вас, придумайте что-то такое, что вызвало бы у Жени отвращение к вам. Он – идеалист, сейчас он видит в вас идеальную женщину, так разочаруйте его, покажите, что вы вовсе не такая!
– Какая – не такая?
– Унизьте его! – И словно спохватившись, поспешно добавила: – Но не сильно, а мягко, чтобы не травмировать его. То есть покажите, какая вы тва… извините… словом, чтобы он сам не пожелал с вами встречаться, понимаете?
– Мне кажется, вы хотели назвать меня тварью? – Брови Лили взлетели. – Вы что, тоже больная? Или вы хотели и меня унизить?
– Да нет же, говорю, это его надо унизить. Господи, я не знаю, что мне делать, как поступить, чтобы вы поняли – вы должны расстаться. Но чтобы он сам ушел.
– Вы предлагаете мне унизить его, и в то же самое время вы хотите, чтобы я совершила какой-то поступок, чтобы выставить себя полной тварью… Я не понимаю вас.
Она хотела крикнуть, что он уже и так унижен самой природой и что, к его несчастью, он и сам понимает это. Но промолчала. Только стиснула зубы.
В сущности, она понимала эту женщину. Ее волнует покой сына. И больше ничего.
– Хорошо, я подумаю, как вам помочь. Как сделать так, чтобы он ко мне не приходил. Но, поверьте, если бы не ваши слова, я ни за что бы не подумала, что Женя так уж болен, – слукавила она. – Да, он несколько странен, как и все творческие люди. Но у него отличная память. Он читает стихи, сам их сочиняет. У него тонкая душевная организация…
Сказала и подумала, что мать права, и она, Лиля, должна быть ей благодарна за этот визит и этот разговор. На самом деле, зачем ей Женя? Неужели только лишь затем, чтобы на его фоне чувствовать себя более успешной и здоровой? Но она могла бы это прочувствовать на фоне любого другого, более адекватного мужчины! Тогда действительно, может, ее визит – знак? Знак, что ей пора распрощаться с этим странным ухажером, с которым ее не связывает вообще ничего, кроме едва уловимого его сходства с другим мужчиной.
– Я обещаю вам, что порву с ним, расстанусь, что придумаю что-нибудь такое, чтобы он сам ушел, не оглядываясь.
– Вот спасибо вам!
Ей вдруг захотелось поговорить с этой простой женщиной, довериться ей и признаться в том, как она несчастна, как умерло в ней все в тот момент, как ее бросил любимый мужчина. И что возможный брак с Денисовым она воспринимает как спасение. Вот только поймет ли она ее? Скорее всего, сделает вид, что понимает, будет кивать головой, как бы соглашаясь с ней и жалея ее, а на самом деле подумает, что Лиля просто с жиру бесится. Для них, простых и бедных людей, ее благосостояние – как бельмо на глазу. Они завидуют, и зависть затмевает прочие чувства.
– Вы извините меня… Но мне надо сейчас уйти, – солгала она, не желая больше видеть перед собой это несчастное, бледное лицо.
– Да-да, извините… Уже ухожу. Значит, мы с вами договорились. И вот еще что – пожалуйста, не говорите Жене о том, что я здесь была, он не поймет, разозлится… А ему нельзя нервничать…
Эта женщина ушла, Лиля достала еще одну сигарету. Вспомнила, как познакомилась с Евгением. Она сидела в сквере на лавке, курила и не знала, как ей дальше жить. Прошел всего месяц, как она осталась одна, и сердце ее, как ни странно, еще билось, хотя должно было остановиться после всего, что с ней произошло. Когда она узнала, что мужчина, которого она любила, влюбился в другую женщину и принял решение переехать жить за границу, они расстались без скандалов, спокойно, он великодушно оставил ей квартиру, оформил на нее рестораны, со свойственной ему деловитостью порекомендовав ей людей, которые помогали бы ей в бизнесе. Словом, откупился от нее. И уехал. Улетел в другой мир, в другую жизнь, с другой женщиной.
Пошел дождь, а она так и продолжала сидеть неподвижно, чувствуя, как напитывается дождем ее тонкое пальто, как струятся по лицу дождевые потоки… Она так замерзла, что не могла даже пошевелиться. Подумала, что вот сейчас простынет и умрет. И душевная боль исчезнет.
И вдруг поняла, что с ней кто-то разговаривает, зовет ее. Это был такой же, как и она, промокший до нитки мужчина. Он что-то говорил ей, а она никак не могла его воспринять. Наконец он взял ее за руку и повел за собой. Привел в кафе. Она не сразу даже сориентировалась, где они находятся. И только спустя некоторое время, оглянувшись, поняла, что это Артистическое кафе, в котором она была всего один раз, летом, в самую жару, зашла, чтобы напиться ледяной минералки.
– Вы должны снять пальто, оно совсем мокрое, а я закажу для вас коньяку, хотите? – спросил мужчина. Он был молод, нервен, красив. Движения его были порывистыми, а взгляд просто прожигал ее насквозь.
– Вы очень красивая… Так заказать коньяку?
В это время к столику подошла официантка, которая с любопытством принялась разглядывать странную, промокшую парочку.
– Да, коньяк. Пожалуйста, – сказала Лиля.
– А мне горячего чаю, – произнес он. – Меня зовут Женя. А вас?
– Лиля.
– Боже, какое прекрасное имя! Знаете, у вас очень красивые губы, и эта алая помада вам к лицу. Она просто зажигает ваше лицо.
– Вы не должны были подходить ко мне, – сказала она строго. – Мне хотелось побыть одной.
– Вы бы простыли и умерли. Да, непременно бы умерли, потому что дождь очень холодный. К тому же вечер. Если бы я не подошел к вам, могло бы случиться непоправимое. Что с вами произошло? Вы же плакали, я видел.
– Мы с вами не настолько знакомы, чтобы я вам рассказала о себе.
– Коньяк поможет вам высказаться. Вы же сами хотите поговорить. Я это знаю, чувствую.
– Вы ничего не можете чувствовать, потому что вы – мужчина. Вы – существо с другой планеты.
Конечно, она сразу оценила его убогость, нездоровый блеск в глазах, и ей бы тогда послать его к черту, найти слова, чтобы отбрить его навсегда. Но подумалось, что нормальные люди, занятые собой, своими проблемами, не поймут ее, осудят, посмеются над ней, а вот этот, странный, поддержит. Найдет простые и очень нужные ей слова.
– Все пройдет, и боль утихнет, – сказал он, когда им принесли коньяк.
– Когда? – простонала она и, словно у нее внутри прорвало плотину, разрыдалась.
…Сейчас, после ухода его матери, все их месяцы знакомства показались ей долгой и продолжительной болезнью. Словно она была больна и находилась в одной палате с этим сумасшедшим. Не значит ли это, что и она когда-нибудь, не найдя в себе силы выбраться из депрессии и какого-то мутного, болезненного сумрака, превратится в такую же странную особу с блуждающим взглядом?
Ей стало страшно. Подумалось, что, возможно, и две ее помощницы, молчаливо следившие за ее общением с Женей, оставшись наедине, бурно обсуждают начавшую сходить с ума хозяйку? Они молчат потому, что держатся за свою работу. А вот матери Жени терять нечего, она пришла и попросила оставить в покое своего душевнобольного сына.
Все! Хватит. Пора просыпаться, брать себя в руки!
И словно в ответ на ее созревшее желание расстаться с Женей, ее слепым обожателем, навсегда, он позвонил ей.
– Женя? Прошу тебя никогда ко мне больше не приходить. Никогда, слышишь ты меня? У меня своя жизнь, у тебя – своя. Мы с тобой из разных миров, ты должен понимать…
– Что случилось? – услышала она его проникновенный, спокойный голос. – О каких мирах ты говоришь?
– Ты не должен больше приходить ко мне, понимаешь? Я этого не хочу. Я должна уже научиться обходиться без тебя. Вот так. Ты все про меня знаешь…
Она вдруг поняла, что не может расстаться с ним вот так грубо, без объяснений, он этого не заслужил.
– У меня был тяжелый период, но теперь я в порядке, понимаешь? В полном порядке и собираюсь начать новую жизнь. Без тебя.
– У тебя кто-то есть?
– Это не твое дело! – взорвалась она. – Тем более что ты знаешь – у меня всегда кто-то есть, был и будет…
– Но я люблю тебя, Лиля.
– А я тебя – нет. Ты – нормальный здоровый мужик, – она выполнила просьбу матери и все сделала, чтобы он не почувствовал себя слабаком, – и ты должен найти девушку себе под стать, встречаться с ней, а не терять драгоценное время у меня…
– Я мешаю тебе?
– Да! Да, мешаешь! Мужчина, с которым я сейчас встречаюсь, недоумевает по поводу того, что ты бываешь у меня. Он считает, что я извращенка, что я сплю с тобой… А я не собираюсь перед ним оправдываться. Да и вообще, к чему мне эти сложности?
– Раньше ты со мной так не разговаривала… Мы находили с тобой общий язык… Хочешь сказать, что у тебя теперь все хорошо, что твои утраченные чувства вернулись к тебе и теперь, здоровая, ты не желаешь видеть возле себя такого, как я? Бедного, без денег? Так?
– Пусть будет так, – прошептала она, чувствуя, что, вероятно, теперь только грубостью она и сможет помочь себе разорвать с ним отношения. – Да, мне уже пора устраивать свою личную жизнь, и ни одному мужчине не понравится, что ко мне шляется какой-то парень, читает стихи…
– А если бы я не приходил, а приезжал к тебе на дорогой машине, ты бы иначе на меня смотрела?
– Да! Да! А что, тебе разве не приходило в голову, что быть богатым не так уж и плохо… И что все-таки не совсем случайно людей оценивают именно по кошельку. Раз ты богат, значит, у тебя есть голова и ты можешь чего-то достичь в этой жизни… А ты, ты что умеешь, кроме того, что писать стихи, сочинять разные небылицы да смотреть мне в рот? Ведь ты ни разу даже не попытался поцеловать меня… – Она и сама не знала, зачем так унизила его, оскорбила. Но и остановиться уже не могла. – Да ты попросту трус! У тебя кишка тонка обладать такой женщиной, как я!
– Да, я знаю, у тебя были богатые любовники… – тихо отозвался он после небольшой паузы.
– Все, Женя, разговор окончен. Я попросила тебя больше не появляться у меня, и довольно об этом. Я благодарна тебе за то, что ты поддержал меня в трудную минуту…
– Так нельзя, Лиля.
– Почему это нельзя? Очень даже можно. Тебе нужна другая девушка. Более простая. Без затей. Ровня, понимаешь? Не такая яркая, как я…
– Ты не яркая. Ты… Ты… У тебя просто помада такая… яркая, красная, страшная…
Она поняла, что он скажет ей сейчас что-то ужасное, что оскорбит ее, обзовет как-нибудь больно, поэтому отключила телефон. Совсем. Она не ждала других звонков, а потому могла себе позволить отключить его. И весь день провела в тишине, не считая привычных домашних звуков льющейся воды, звяканья посуды, воя пылесоса… Вечером не выдержала, зашла в кухню, где Валентина с Тамарой лепили пельмени, и сообщила, что приняла решение разорвать свои отношения с Женей.
– Вот и слава богу, – сказала, не переставая раскладывать фарш по кружочкам из теста, Валентина, спокойная и тихая женщина неопределенного возраста с приятным бархатным голосом. – Не наше это, конечно, дело, но мы с Томой никогда в душе не одобряли этих его визитов… Может, он, конечно, и хороший парень, добрый, и стихи любит, и музыку, но видно же, что он нездоровый. Что не от мира сего.
– У него взгляд нехороший, – сказала Тамара, деревенского типа женщина лет пятидесяти, невероятная чистоплотная и работящая. – Это про таких говорят: в тихом омуте черти водятся…
– Он компрометировал вас, Лилечка, это же ясно… Не понимаю, как ваш Денисов вообще терпел его, как позволял ему бывать у вас…
– Ну, во-первых, Гриша мне не указ, – возмутилась Лиля. – Он мне никто, и его сюда не звали, если что… Ну, а во-вторых… вы, конечно, правы… Сама не знаю, что на меня нашло…
– От таких, как Женя, надо бы вам держаться подальше.
– И кожа у него какая-то… неприятная, серая, бледная, и волосы эти…
– Ладно, закрыли тему. – Лиля хлопнула ладонью по столу. – Все, хватит. Дала слабинку, пригрела на груди юродивого… Уж больно он напоминал мне кое-кого, вот и все.
Сказала, а на сердце все равно было как-то неспокойно, нехорошо. Закрылась в спальне, включила телефон, позвонила Денисову:
– Ты извини, Гриша… наговорила тебе утром… Не знаю, что на меня нашло… Ты приходи сегодня, пожалуйста. Забудь все, что я тебе сказала… Посидим, поговорим… У нас тут пельмени…
Золотой Гриша сказал, что приедет. Что у него для нее хорошая новость.
– Угадай, какая?
Вероятно, свершившийся развод. Лиля закрыла глаза и представила себе большую комнату, на блестящем паркете толстый белый ковер, а на нем играют маленькие дети, и вокруг игрушки, мячи, открытые коробки с конфетами, а в углу комнаты стоит наряженная новогодняя елка… И в креслах сидят счастливые родители – она, Лиля, и Гриша.
Все хорошо, и все это может стать реальностью, и уже скоро. Вот только где взять силы, чтобы начать эту новую жизнь? Где?
Подумала, и в груди заломило, стало трудно дышать…
ГЛАВА 9
Две женщины сидели в самом углу ресторана, возле пылающего камина и разговаривали шепотом. Между ними на темно-зеленой скатерти стоял графин с водкой и два прибора. Одна из женщин, в теплом душном свитере невыразительного серого цвета, листала меню, но видно было, что ей не до еды. Она все время хмурилась, вспоминая что-то. Сильно напудренные щеки были бледными, безжизненными, и румяна, которыми она так и не научилась пользоваться, делали ее плоское некрасивое лицо похожим на маску.
– Закажи себе что-нибудь поесть… Или лучше я, на тебе совсем лица нет, – сказала другая женщина, более ухоженная, хотя такая же бледная, чем-то сильно встревоженная. Черное платье, украшенное тонкой ниткой жемчуга, подчеркивало ее зрелую красоту и интеллигентность.
– Закажи сама, у меня и аппетита нет, да и не разбираюсь я в этом меню… Ты же знаешь.
– Тогда говядину с жареной картошкой, грибы, салат, а?
– Ладно…
– Погоди, давай сначала выпьем, ты соберешься с силами и все мне расскажешь.
Женщины выпили водку.
– Ну, давай, рассказывай, как все прошло.
– Все ужасно… Когда я увидела ее, то сразу поняла, что наш план никуда не годится. Я, конечно, подозревала, что она девушка небедная, и судила я это по тому, как она была одета, поскольку видела их вдвоем с Женей, когда они гуляли, вернее, когда он сопровождал ее из магазина к ее дому. Красивая одежда, золотые украшения, все это понятно… Но когда я перешагнула порог ее квартиры, вот тут меня словно током ударило! Я не представляла себе, что люди могут жить так… Огромный коридор, большая кухня… Думаю, что и комнаты тоже большие. Миллионерша она, точно.
– Чувствительная миллионерша… – усмехнулась вторая женщина. – Вот и говори потом, что деньги – самое важное в жизни. Вот ведь и богата, и молода, и красива, и здорова, и, поди ж ты, от любви чуть не померла… Да если бы не Женя, точно свихнулась бы, попала в психушку, и уж там-то ее обработали бы, мама не горюй, отобрали бы у нее, вернее, прибрали к рукам и квартирку ее, и золото, и вообще все… А Женя, что? Он помог ей, протянул руку помощи, хотя сам больше ее нуждался… Ох, да что там говорить! Снова ему не повезло. И вот ведь как все складывается. Как ни полюбит девушку, оказывается, что она самая красивая, самая талантливая, самая-самая! Тянет его к таким. Выбрал бы себе скромную такую девушку, повстречался, понял бы, что и его тоже любят, глядишь, и получилось бы чего. И он бы успокоился, и мы…
– Чует мое сердце, что поступит он с ней так же, как и с теми… остальными…
– Прошу тебя, не надо!
– Говорю же, видела ее. Удивительно, что она все еще привечает его, позволяет быть у нее, думаю, это сложилось сначала от благодарности, а потом – из жалости. Она поняла, с кем связалась, и теперь, может, и не знает, как от него отвязаться. А ведь он все чувствует!!!
– Да, он очень чувствительный мальчик… Ты вот догадываешься, что он снова… Мы обе об этом знаем! И мне страшно… Понимаешь? И что, что она тебе ответила? Как вы говорили? Наверное, она смотрела на тебя надменно, как и положено смотреть на существ низшего порядка… Как на мать идиота, так? Так она на тебя смотрела?
– Не знаю… Я не поняла. Но я сильно нервничала. Все глядела на нее и думала, когда увижу в следующий раз, и увижу ли вообще.
– Давай по порядку. Итак. Ты пришла, представилась. Что дальше? Ты действовала, как мы договаривались? Или снова – экспромт?
– И то и другое… Говорю же, я нервничала. Попросила ее, чтобы она нежно так его послала, чтобы не затронуть за живое… Даже чуть тварью ее не назвала, когда попросила ее повести себя таким образом, чтобы он, разочаровавшись в ней, сам бросил ее.
– И что она?
– Понимаешь, сначала-то я так и сказала, чтобы она тварью себя выставила, а потом попросила ее… Словом, кажется, я сказала что-то не то… Я запуталась, я сказала, что его надо унизить. Но не в том смысле, чтобы унизить его как мужчину, отвергнуть. Нет, как-то по-другому…
– Ты что? Зачем тебе надо было про унижение говорить? Это же настоящая провокация!
– Нет-нет, я же потом исправилась, я сказала, что он болен, что с ним надо поаккуратнее…
– Вспомни все в точности, что ты сказала!
– Не могу… У меня в тот момент голова кружилась и пот лил градом… Я чувствовала, что еще немного – и я потеряю сознание. Нервы совсем ни к черту…
– И?!
– Да ты пойми, не могла же я сказать ей: вы, мол, девушка, поосторожнее с ним, а то он вас еще убьет ненароком… как убивал всех тех, кто его отверг…
– Тсс…
Обе женщина замолчали, уставившись в пустые тарелки, когда к их столику подошла официантка и принялась расставлять блюда с салатами, говядиной.
– Десерт? – спросила официантка, улыбаясь дежурной улыбкой.
– Потом. Спасибо.
Сначала они немного поели, поковырялись вилками в салате.
– Чем все закончилось?
– Она пообещала мне, что придумает что-нибудь, чтобы они расстались безболезненно.
– Это она так сказала – «безболезненно»?
– Нет, это я тебе сейчас говорю. Послушай, у меня в последнее время постоянно такое чувство, словно меня сейчас стошнит…
– Это страх. Я тоже испытываю то же самое чувство. Ты же знаешь, что машина заработала, что его ищут…
– Конечно, ищут. Все будет так, как мы и предполагали… Только в самом худшем варианте…