Из глубины. Избранные стихотворения

Городское дерево

Ах, дерево. Зеленая листвасреди стекла, и камня, и металла.И тайные слова, что жизнь права,а, значит, жаловаться не пристало.Гребет по небу ветка, как весло…Что ж, если занесло сюда – не сетуй.Вбирай в себя бензинное тепло.Дай кислорода городскому лету.Не убежать. И некуда спешить.Даруй же нам – дыхание большое.Преображай оттаявшей душоювсё то, что есть, в то, чем дышать и жить.Быть может, ты и вправду ждешь чудес?Но это – неуместная причуда,когда вокруг тебя, увы, не лес,и шум листвы – средь уличного гуда.Всё, что случится, – с нами, не с тобой.А ты – живи, в детали не вдавайся,над нашей торопливою судьбойвсей бескорыстной жизнью поднимайся.

Песенка о страхе

(Из поэмы «Чили. Несколько кадров»)

Что человек? Всего лишь прах.Шагающее тело.Пускай его объемлет страхпод мушкою прицела.Живите, милые, дрожа!белей бумаги – лица.От страха вылетит душа,а тело покорится.Безликий страх, великий страх —ты охраняешь нас.Исчезло время. На часахлишь комендантский час.Остановитесь век и год.Мгновение – да наше!И эта полночь не пройдёт,покуда страх на страже.Хор:Да здравствует непреходящеевечное настоящее,застывшее в смертном страхе,корчащееся на плахе.

«В июле – три совсем осенних дня…»

В июле – три совсем осенних дня.Брели дожди неспешно, ветры дули.О чем напоминание – в июле?Казалось: солнце, небо – нам родня.Мы раздвигали полдень, как волну,руками зрячими – и открывалив самих себе иную глубину,и будто соль, заботы растворяли.Казалось, есть и наше соучастьев том, что встает рассвет, горит закат,взлетает птица… Может, в том и счастье,что дни идут сквозь нас, и нет преграддвиженью их. И ясен мысли ход,подобен сам явлениям природы.…Но дождь – без края. Застлан небосвод.Из будущего к нам прорвались воды.Дождь – будто из разбитого сосуда,уходит время, пущено в расходдо срока. Мимо нас, без нас идет.…Холодное стекло воды повсюду.

«Гудят лишь телеграфные столбы…»

Гудят лишь телеграфные столбы.А дерево – прислушивается молча,чтобы услышать зов своей судьбы,или тишайший дождь, идущий ночью…В его быту нет места суете.Оно не ждет событий и оказий.Учусь я у деревьев простотев наш век коротких телеграфных связей.Бежать куда-то? Отводить глазаот лиц на циферблат? С поспешным «здравствуй»сближать «прощай»..? Как манят небесаи желтизна листвы своим контрастом!Мне б в эту синь глубокую взглянутьчерез осеннюю листву сквознуюи не спеша, как дерево, тянутьв себя задумчивую тишь лесную.Но я очеловечен. И не сокдревесный, сладкий – кровь гудит в сосудах.И время ударяет мне в висок,спрессованное в скоростных минутах.И как же вместе – созерцать и жить?Плачу я по тарифу за мгновенье.От времени посланье получить —и отстучать в ответ сердцебиенье…

Тирасполь. Листопад

И лишь теперь поймешь, как много былолиствы зеленой в полдень над тобой,когда повсюду – шорох неживой,когда и солнце в памяти остыло.С налету ветер упирался лбомв заслон листвы – и дерево шаталось.Казалось, что нужна еще лишь малость,чтобы взлететь. Был каждый лист – крылом.Но крепко жизнь держала. Ах, онадвулика в неустойчивости прочной.Меж небом и землей – на ставке очной —листва трепещет. В чем ее вина?Виновна в том, что, двух стихий родня,шумит, самой себе противореча.Как высоки и как невнятны речи,что затихают на исходе дня.Но осень… Обжигает, как иод,земная крепость вольного простора.И лишь теперь, как завершенье спора,поймешь листвы бесчувственной полет.Не ощутить ей мига торжества.Летит – и шире расступились зданья.Она уже мертва. Летит листва.Она – во власти нашего дыханья.И лишь теперь поймешь, на что отважась,– летит. Пусть выдох мой – продлит полётлистка, что потерял земную тяжесть.Летит листва. Бессмертье настает.

«В этом моцартовском кларнете…»

В этом моцартовском кларнетенеодолимый, печальный простор.Что вы, деревья, шумите как дети?Ход нашей жизни слишком уж скор.Ветер ли, выдох в раструб музыкальный,время уходит, а зелень всё та.И остаётся с поры изначальноймузыка, как изнанка листа,чуть с серебринкою. Тополь родимый,Моцарта слушай, со мною побудь!В музыке этой, как ветер, незримой, —к жизни нетленной, как в детстве, прильнуть…Как хорошо нам! Час наш не пробил.Дышим, в пространстве отзвук ища.Слушай со мною Моцарта, тополь,перед бессмертием не трепеща.

Памяти Анны Ахматовой

1.Быть собеседником живыхи тех, кто жил – нужна отвага.И выдох, воплощённый в стих —беспечней гибельного шага.И память – долгий-долгий вдох,что полон до краёв терпеньем.Так Дант по каменным ступенямсходил без страха. Как он мог?О, глубина существованья!Пронизывая, ворошапредчувствия, воспоминанья —не вещь, а ветр живой – душа!Дыханье вырвалось из кругасиюминутного, входятуда где слышен голос друга,как шелест листьев, шум дождя.2.Стихи взлетают белой стаейсреди вседневной суеты,и в нас, как в небе, исчезают.Пусть будут белыми листы.Вся суть лишь в том – начать сначала.Так жить, как будто смерти нет.Чтобы строка не умолкалачтобы опять душа на светрвалась из тьмы времён, из тьмыбессмертия, что глухо, слепобез нас… Ведь нынче только мы —твой голос, и земля, и небо…

Из книги «Пространство», издательство «Негоциант», Одесса, 1997 г

«Ах, бабочка, – куда тебя несёт!..»

Ах, бабочка, – куда тебя несёт!Летишь ведь не над лугом, а над морем.И мы с пространством понапрасну спорим(в бескрайность канем – кто тогда спасет?)Летишь на гибель. Крылышками машетвселенский случай, рок или судьба.И кто-нибудь из нас привычно скажет:«Природа неразумна и слепа».Летишь, сама не ведая, куда.А может, в пустоте изнемогая,за горизонтом бабочка другаяуходит в даль, где небо и вода?Летишь. И не свести концы с концами(а может быть, с началами?) Мы сами,внезапно отрываясь от себя,летим (хотя б во сне). Толкает что-товесь мир обнять… Вот истина полета!Не знали разве? – в даль летят любя…

«А жизни тоненькая нить…»

А жизни тоненькая нитьтого гляди и оборвётся.Но нужно длить её и длить,покуда это удаётся.Навеки породнить спешадва мига, двух сердец биенье.Лишь это целое – душа,отдельности преодоленье.Все впечатленья и событья,всё, что без нас тоскует врозь,соединять живою нитью,порою наспех, на авось.Так жить, чтоб не зиял пробел.Кривым стежком стянув два края.Всем телом бездну прикрывая,не вопрошая, где предел.

1971 г.

«Воспоминания – не дом, а дым…»

Воспоминания – не дом, а дым.Ещё клубятся – но живёшь иным.И в сторону уносит по кривойразъятый прах минуты неживой.Но горький воздух – камня тяжелей, —летит, недвижим, сквозь движенье дней.Среди машин, забот, бегущих толп —лоб расшибёшь об этот дымный столп.И вдруг поймёшь: прочнее, чем гранит,ушедшее. На том – душа стоит.

1977 г.

«Мой Бог, как просто всё на этом свете…»

Мой Бог, как просто всё на этом свете,когда встаёшь и куришь на рассвете,и боль под сердцем чуточку сосёт,а в небе тело ласточка несёт,движенья крыльев трогательно-зыбки…Всё внятно взгляду. Нет ни в чём ошибки.И о печалях знаешь наперёд.

1977 г.

«Я помню, что улыбка, будто птица…»

Я помню, что улыбка, будто птица,внезапно отделялась от лица,взлетала – и не ведала границымеж мной и миром, длилась без конца.Мы узнавали: есть всему причины.Нас обучал небескорыстный быт.И спит улыбка в глубине морщины.Как в коконе – бескрылая – лежит.Но тайно верим мы в свои начала.И подступают молча времена.И требуют, чтоб птица вылеталаиз каждого лица, как из окна.

1976 г.

«Две рифмы жалкие в горсти…»

Две рифмы жалкие в горсти,и жажда, крепнущая в быте:суметь за край мгновенья выйтии обнаружить даль пути.Две рифмы бедные. Что в них?Повтор? Догадка? Вдох и выдохпространств безмолвствующих, скрытыхне где-нибудь, а в нас самих.Шумит незримая листва.Опять душа не знает меры.И постоянство тайной веры.И бездна скрытого родства.Ах, нужно, чтоб слова цепляли,чтоб не текли – со мной брели,измерив башмаками далимоей невидимой земли.

1976 г.

«Когда в своей постели, сном объяты…»

Когда в своей постели, сном объятылежим – где наша жизнь тогда?Пускай не вся – но ведь ушла куда-то.И знаем ли – куда?Она пешком идёт по белу свету,не ведая дневных забот.И что ей наши радости и беды? —теперь её черёд.Неужто же ей негде разгулятьсяв душе моей средь бела дня?О, погоди, очнуться дай, подняться!Жизнь, пощади меня!Мы спим – и ожидаем возвращеньятой жизни, что ушла от нас.Вернись! Я заслужу твоё прощеньеи вспомню с миром связь.

1968 г.

«За каждой мыслью – голоса других…»

За каждой мыслью – голоса других.За каждым словом – ожиданье словаи созидают глубину живоговсе те, кого и нет среди живых.И жизнь, которая сегодня есть,не нас одних вела и обнимала.Так много жизни, что нельзя и счесть!А мы твердим, её не зная: мало.

1968 г.

Борису Пастернаку

Бессонница. Развал. Начало марта.Где небо? Где земля? Слепая смесь.Весна смешала всё, и день, как карта,случайным выпал, первозданен весь.Прости мой слог – хоть вылезай из кожи —слова с тобою схожи. Иль – с весной?Но вытолкнут, как мальчик из прихожей,лицом в весну – что бредить новизной?Подслушать, угадать: за каплей капляжизнь прибывает. Найден верный тон.Идёт премьера вечного спектакля,в котором счастлив ты и побеждён.Туда – в артисты! Даже и статистомвходя частицей в сплав всего, что есть.Пусть породнится всё в созвучье чистом.Ты прав, поэт. Быть частью – в этом честь.

1970 г.

«Прольются дни, как грозовые тучи…»

Прольются дни, как грозовые тучи.И жизнь уже захлёстывает нас,непостижимой полнотою муча,смывая пыль давно готовых фраз.В бессилии, себе противореча,стоишь, внезапной болью с толку сбит:где мир, что должен быть очеловечен?Где высший смысл, что всё одушевит?Но всё ж очнётся потрясённый разум,иначе бы не стоил и гроша,поднявшись над слепым многообразьем,невидимой гармонией дыша.

1976 г.

42

«Жизнь моя, постой же! Рвётся в небо…»

Жизнь моя, постой же! Рвётся в небо…Ей в руках синицей быть? – нелепо!Горизонт ли тянет как магнит?Эта даль и вправду – всех роднит.Так беспечно облака летят!Вслед за ними – улетает взгляд.Мысль, едва родившись – вдаль стремится.Ни на миг нельзя остановиться,прошлое храня, судьбу кляня…«Улетай!» – пишу я на страницеЭтого сияющего дня.

1976 г.

«Железную лестницу чистил от льда…»

Железную лестницу чистил от льда,железом стучал о железои грязная тающая слюдаслетала со свежего среза.И что-то блеснуло во тьме среди туч —превыше всего, что нам надо.О, холодом нас обжигающий лучнемыслимо дальнего взгляда!В меня опрокидываются небеса,бесчисленные звучат голоса.Душа – мирозданье вмещаешь!И в холоде будней – скучаешь.

1971 г.

«На негативе тьма – как будто свет…»

На негативе тьма – как будто свет.И всё живое – негатив природы,на тьму её подземную – ответ,пробел, просвет, зияние свободыНад чьей-нибудь могилою в слезахстоишь и тупо повторяешь снова:откуда он, бессмертный свет в глазах —с небес или из трепета живого?Как ни трудись – но не заделать брешь,не защитит тебя и крепость быта.Ведь может быть, пока ты спишь и ешь—душа твоя бог весть чему открыта.Ах, господи, – она тебя предаст,или спасёт (зови как хочешь это).Но, лишнее бросая, как балласт,рванёшься в неразумной жажде света.

1980 г.

«Выстреленный ввысь комочек плоти…»

Выстреленный ввысь комочек плоти —знаешь ли, зачем тебе лететь?Неужели только в самолётеможем мы за временем поспеть?А ведь было: споря с временами,дерзкий дух взлетал, как лёгкий пух,и, витая в облаках над нами,бередил пророчествами слух.Да и мысль, воздушным коридоромуходя в грядущие века,не нуждалась в помощи мотора,ибо – вдохновенна, высока.Нынче ни к чему высокий слог.После нас в пространстве остаётсятолько этот тающий дымок,что с соседним облаком сольётся…

1980 г.

«И знать не знаю, отчего спешу…»

И знать не знаю, отчего спешу.Предчувствие отмеренного срока?Но я случайным воздухом дышу,беспечно веря, что конец далёко.Торопит что? Какой-то тайный страхневысказанности. Молчанья бездна,где всех ушедших бессловесный прах,что жаждет формы, продолженья, места.О, вылепить бы из земли молчащей,из праха, глины тяжкие слова,живым огнём обжечь сосуд звучащий,земную плоть, в которой мысль жива.Спешить, продолжить, сызнова начатьту речь, что прервалась на полувздохе.Такая жажда слова у эпохи,что не имеем права не сказать.

1978 г.

Тихие вещи

Райнеру Марии Рильке

Как много их, живущих рядом! Знаюих лица, их походку, их напев,но только сверху взглядом задеваю,их тихой глубиной не овладев.Я их читал, я видел их и слышал,но и рукой касаясь, был далёк,как гость, что лишь зашёл на огонёк,и, душу не обременяя, вышел.Так человек, что занят разговором,съел яблоко – и вкус его забыл,и пустота в руке – глядит с укором:я – яблоком была! А ты – кем был?Что яблоко… И я ведь, сам не свой,быть видимым желаю, вопрошая!Но исчезает жизнь моя большая,входя во взгляд рассеянно-пустой…Все вещи ждут, вниманьем дорожа,молчат и ждут – чтобы стать моим уделом.Чтобы увидел их не между делом,весь – без остатка – им принадлежа.

1980 г.

Е. Шелестовой

1.Дело вовсе не в том, не в том,что шепчу пересохшим ртом…Может, в ритме, в паузе дело?Слышишь, бабочка пролетела!На пороге яви и снамашет крыльями тишина.Не моя она, не твоя —эта капелька бытия.Может быть, первородный грехотделил навсегда от всехмалых сих, бесконечно милых,бессловесных, трепетнокрылых?Дело вовсе не в том, не в том,что шепчу пересохшим ртом.Что ей, бабочке, все слова?Я неправ. А она – права.2.Где ты, бабочка? Ведь была.Чуть присела на край стола.Только как этот миг ни дли —мы на разных концах Земли.Не зови ее – не поймет!Все слова мои – недолет.На пол падают, как горох,зарифмованный выдох и вдох.Окрыли меня, тишина…Не пугай меня, пустота!Бесконечна моя вина?Неизбывна моя беда?

«Идёт без отклонений, по прямой…»

Идёт без отклонений, по прямойжизнь (хоть куда милее ей – кривая),смиренности своей не понимая,и как-то ухитряясь быть живой.Она вошла в такую колею —не ведать перемен и потрясений,а лишь глядеть, как в ясности осеннейвсё обретёт законченность свою.Быть может, там, где видел тесноту,увидишь вдруг, как стало вольно свету.И жёлтый лист кружится на лету.И мысль твоя кружит, чтоб кануть в Лету.Как ни была бы жизнь твоя мала —но сверх забот в неё вместилось что-то:хотя бы эта прямизна ствола,хотя бы эта кривизна полёта.Понятнее – особенно к концу, —что не напрасен этот свод небесный,и даже мысль о жизни бесполезной —не бесполезна. Каждому к лицу.

1980 г.

«Держится за воздух птица…»

Держится за воздух птицаи взирает свысока.мне бы взглядом зацепитьсяза деревья, облака.Мне б в пространстве удержаться,не спешить и не бежать.Мне бы к дереву прижаться,никуда не уезжать.Но сильнее – жизни проза.Я – автобусом влеком.Намотает на колёсавсе пейзажи за окном.И покуда я в заботемыслям дам привычный ход,целый мир, лишившись плоти,беглым призраком мелькнёт.Что там дальше, что там ближе,где там радость, где беда?…Этой ветки – не увижу,не увижу никогда.Прикоснуться – и проститься?Подглядеть – и позабыть?И глядит надменно птица,презирая нашу прыть.

1991 г.

В ожидании дождя

Андрею Сергееву

1.Над головою дождь висити всё не упадёт.О чём душа твоя грустит,роняя нить забот?Ах, ей нужна другая нить,серебряная нить.Её сучить – как слёзы лить,за каплей каплю – лить.Она из пряжи облаков,из бездны бездн, из тьмы веков,чтоб выверить судьбу – отвесиз глубины небес.Сверяйся с этой прямотой.Свыкайся с этой высотой.(О, гром живой! О, дождь большой!)…Не покриви душой.2.А если жизнь утратит связь,гляди на облако, дивясь,как в целокупности растёт,охватывая небосвод,и ни зазоров, ни пустот —единой жизни ход.Ах, что там вправду надо мной?Не туча, так судьба.И небо говорит «родной»,дождём касаясь лба.

1982 г.

«Эта весна – мимо меня…»

Эта весна – мимо меня.И не найти ни зазора, ни щели,чтобы увидеть небо апреля.Непробиваема будней броня.Словно бы в поезде – лес и дорогамимо мелькнут, понапрасну дразнявзгляд опоздавший… Постой, ради бога!…Эта весна – мимо меня.Может быть, чувства мои не посмеливыйти украдкой за краешек дня,знать наперед, что лежит в колыбели?Эта весна – мимо меня.Жизнь моя, помнишь ли голос стихии,или стихиям уже не родня?Может быть, будут весны другие,эта весна – мимо меня.Ходишь, не видя, не слыша, не зная,непроницаема дней пелена.Где же язык, чтобы крикнуть: родная!Где же глаза, чтоб увидеть: весна!

Три стихотворения

1.Что сделаешь – душа усталаи спит в объятиях забот.А мне теперь спокойней стало,хотя её не достает.Что сделаешь – душа уснула,не радуется, не болит.Подземного не слышит гулаи в омут неба не глядит.Она оглохла и ослепла,она бесчувственна давно.Куда шагну я – в рай ли, в пекло,ей, бедолаге, всё равно.2.Как будто под наркозом —бесчувственно молчим.Задаться бы вопросом,да видно нет причин.Дождаться бы ответа —да на какой вопрос.И до скончанья света —бессмысленный наркоз?3.Засорилась моя душа.Закоптилась моя душа.Слишком многое накопилось —разобраться бы не спеша.Отчего мы бываем злы —не поймешь без большой метлы.Вот и взяться бы мне за дело,заглянуть бы во все углы.Я не знаю тебя, душа, —хороша ли, дрожишь без гроша….Ты какая на самом деле,против истины не греша?…Не увидеть тебя глазами,деловито копаясь в хламе.Но омыть бы тебя слезами,если боль горяча, свежа…

1980-е

Ироническое

1.Победил, потерпел ли фиаско,только стиснут со всех сторон,снова едешь в автобусе тряском,неудавшийся Наполеон.И такое оцепененье!И, глотая бензинный чад,погружаясь в свои виденья,все чего-то ждут и молчат.Мы истратили все слова,и уже понимаем едва,кто мы, где мы, грезим ли, бредими куда мы, собственно, едем.Может быть, и впрямь через Лету(вот по этому – с дыркой – билету),и связала нас навсегдакруговой бедой немота?2.Нынче быть исповедальнымкажется провинциальным.Знай, гляди, нахмурив лоб,в микроскоп иль телескоп.Что увидел ты, приятель,наблюдатель, обывательодного из сих миров?Что молчишь? Ты нездоров?3.Как вам живётся в мире,где дважды два – четыре?Все вычислено точно,осмыслено научно.Скажите, вам не тошно?Скажите, вам не скучно?Как вам живётся в миресреди машин, цифири,где всё сочтёт, как надо,способный бюрократ,где ваша жизнь – цитатасреди других цитат?Ах, этот мир удобный!Да жаль – душа мертва.И надписью надгробнойнад нею: ДВАЖДЫ ДВА.

Экологическое

1.Был магазинчик в темном подвале.Заперли двери и вывеску сняли.Скажешь: о чем ты? Пустая потеря!Я же отвечу: пустая? Едва ли!В мире, где царствует лишь новизна,кто ты, любым дуновеньям послушный?Словно бы пляшущий шарик воздушный —ниточка только и держит одна.Переиначили. Переменили.Жажда привычного, вечного, иличто-то другое тревожит меня?Вывеску сняли. Двери забили.…Словно машину по трассе гоня,об указательных знаках забыли.2.Старое дерево во дворемне говорит: «Взгляни!В лопнувшей, словно кожа, коре,я доживаю дни.Душу свою навстречу открой,прохладу мне дай и тень.Возьми же меня – с больною корой —в свой незакатный день.Буду в тебе расти до небес,с мыслью твоей в ладу.О, человек, зашуми, как лес,дай я в тебя войду!»Дерево глухо во мне шумити говорит: «Распрямись!Что же ты сам от себя скрыт?Я ищу твою высь.Что же ты так душою не смел?Я ищу твою даль.Не знаю, ты ли меня пожалел,мне ли тебя – жаль.Может, любви твоей, как дождя,я понапрасну жду?Неужто я – в тебя уходя —в небытие уйду?»

1980-е

Из поэмы «Голоса»

Монолог о мертвых среди живых

Они пускают папиросный дым,красуются напрасным красноречьем,а жить уже и незачем, и нечем,хотя еще причислены к живым.Ах, древним было всё ясней. И Летатекла не возле наших площадей —вдали от шума и дневного света,в глубокой тайне от живых людей.…Я не хочу по берегу речномубродить между «нигде» и «никогда»,сдаваясь равнодушью ледяному,от жизни отрекаясь без стыда.Ведь даже камень, солнцем обогрет,к земле прижмется крепкою спиною,и копит тяжесть, впитывая свет,и умножает бытие земное.

Монолог о силе инерции

Как многие, живу лишь по привычкеНа все готов заранее ответ.Но если спросит жизнь на перекличке:«ты здесь?» – меня, сказать по правде, нет…Конечно, всё как надо, всё по плануотмерено. И мой порыв смешон.И я загадкой для других не стану,и, как задачка школьная, решён.Но эта жизнь страшна, когда онакак механизм часов, что гонит времяпо кругу. Слепо управляет всеми,и неизвестно кем заведена.

«…Это пир мертвецов, притворяющихся живыми…»

…Это пир мертвецов, притворяющихся живыми.Это пустые глаза и орущие рты.Это тело, еще откликающееся на имя,но уже не ведающее запретной черты,(ибо оно бредет по нескончаемой свалке,где обломки прекрасных иллюзий, обрывки идей,непонятного цвета лохмотья на палке,разбитые памятники когда-то великих людей…)Ржавая цепь названивает обрывки чудных мелодий.Это какая эпоха? Какая страна?…Увы, заблудшее тело – подобно пустой колоде,где жили некогда пчелы. Смешались все времена.И не запомнить Слова. Не отыскать дорогу.Ах, позабытое слово – сосущая смыслы пчела!Пчелы мои – вы улетели к Богу,оставив свои невесомые хитиновые тела…

конец 1970-х

Бег трусцой

Не накопив здоровья на сберкнижке,опомнился. Хочу дышать легко.Хочу бежать, не ведая одышки,пространства пить парное молоко.Сначала вовсе незаметна тратабеспечных сил. Но путь еще далек.И воздухом божественно-крылатымнаполню грудь, чтоб выполнить урок.Глубокий вдох, чтоб стало невесомовсё то, что остаётся за спиной,чтобы всё дальше от родного домабежал, не мучим никакой виной.Фонарный столб. Канава. Дом без крыши.Как рыба, выпрыгнувшая из вод —лечу! Хочу, чтоб дали – стали ближе.Еще фонарь. Витрина. Поворот.И вот она, блаженнейшая легкость!Уже не я бегу, а всё ко мнебежит навстречу, одолев далекость,в своей, уже не скрытой, новизне.И эта ночь, и город – не напрасны.И пусть уже захватывает дух —хочу быть словом на устах пространства,легчайшим словом, высказанным вслух.О, если б только без конца дорога!Но я остаток сил не сберегу.Еще мне эта легкость – вместо Бога…Взамен всего… еще бегу. Бегу.

Воспоминание о великом оледенении

Сперва шёл снег.Потом шёл дождь.Потом шёл снегодождь.Всё это – без малейшего перерыва,шурша, шумя, обволакивая, прилипая…(Мы и не заметили, как это произошло —оледенение!)В капсуле льда – провода,железные поручни лестниц,водопроводный кран во дворе.Что-то пошло вкривь и вкось —и в щели вползает стихия.День – не хочет светить. Лёд не хочет растаять.Будто бы окаменевшая мысльналегла, навалилась, согнула…Рвутся провода. Не выдерживают деревья —вырванные с корнем, ложатся поперёк дороги.Днём и ночью, не переставая,что-то шуршит, шелестит, звенит, рушится,как будто сыплется песокв простенках разваливающегося дома.Мой сын поднимает ледышку,кричит: посмотри, сосулька!А внутри – замерзшая ветка.

Время

1.Я хотел бы быть со всеми,не пропасть во тьме навеки.Но в лицо не смотрит время.Поднимите веку веки!Мне во сне кошмарном снитсяпустота в его глазницах.Взгляд – не добро и не зло —сквозь меня, как сквозь стекло.

1970-е

2.А время шуршит, словно листья сухие,как ветер шумит и как дождь моросит,и мимо идёт с равнодушьем стихии,как будто бы нам и не принадлежит.Безжалостна осень. Чертою итога,последним спокойствием – сводит с ума.И кажется – это навеки без срока.Вчера или завтра – всё шум водостокаи новой страницей не ляжет зима.3.Время выронит нас из объятий,не заметив потери своей.Неужели мы всех виноватейиз его незаконных детей?…Лишь дыра, из которой дует,безвременья кромешный стыд.Нас в грядущем не существует.Нас прошедшее – не вместит.Как в кино на экране – теньюмельтеши, отдаваясь мгновеньюдо того, как выключат свет.Век мой умер. И времени – нет.

25.04.95

«Ехать спокойно…»

Ехать спокойновслед за теми по той дороге,где взгляд ржавеет, слух наполняется шумом.Не ведать, что заблудилсявнутри огромного механизма,кружа в его коридорах, попадая в какие-то залы,где разные судьбы наматываютна общее колесо.Умирая от скуки,в цветной телевизор уставясь,(ибо краски живого мира тебе уже недоступны)ехать спокойно.И жирные похвалы «нашей прекрасной системе»будут чадить, как свечи за упокой души.

Неописуемые дни (Цикл стихотворений)

«Пришли неописуемые дни…»

Пришли неописуемые дни.Враг за врагом идут – не друг за другом!И, окружённый этим страшным кругом,шершавый воздух глубоко вдохни.У нас, чтобы сказать о них – ни слова.Дни – на одно лицо, и вовсе без лица.Зачем ты, жизнь, и где твоя основа?Пуста ли ты, как скорлупа яйца?Безмолвный воздух глубоко вдохни.Пришли неописуемые дни.Дыханье задержи и запечатай рот,побереги последний кислород.Ведь знал: тюрьма возможна и сума,и даже жизнь, сошедшая с ума.

22.04.95