Переписка князя П.А.Вяземского с А.И.Тургеневым. 1824-1836

648.

Тургенев князю Вяземскому.

18-го августа. [Черная Речка].

Письмо твое получил, отвечать не успею, ибо теперь уже за-полночь, а завтра я еду в Царское Село. Выеду, вероятно, 29-го августа, ибо 23-го не успею. У Новосильцова был сегодня, но он завтра едет и сегодня был в бане. Я видел его только при других и при неотступном Байкове, и ни разу не удалось завести речи о тебе, сколько ни желал.

Я хотел послать тебе ответ Лавинья. Северин уезжает завтра и тебя увидит.

Новосильцову знаки Александра, 50000 и попечителем на место Лаваля. А Лаваль пишет ко мне из Карлсбада и сбирается управлять просвещением литовско-гродненским и для этого жертвует своим хилым здоровьем, не желая остаться на другой курс. Авось, этот удар спасет его от явной гибели и от….[1]? но спасет ли от Сената?

Пришлю или привезу ответ на твою вылазку за П[ушкина]Завтра прочту Жуковскому письмо твое.

649.

Князь Вяземский (с С. П. Жихаревым) Тургеневу.

18-го августа. [Москва].

Рукою Жихарева: Матугика просит вас, а мы молим, чтобы вы взъехали к нам по приезде вашем в Москву. «Приезд нечаянный Александра чрезвычайно меня растревожит», говорит она. Ей хочется, чтобы ее предуведомили. Впрочем, да будет воля ваша. Мое дело – написать, что приказано. Еще просила меня напомнить вам, чтобы вы ее забыли взять с собою мундира.

Рукою князя Вяземского: и шпагу. Да, сделай милость, и звезды не забудь; да нельзя ли формата побольше, а то нельзя тебе будет и глаз показать москвичам.

Рукою Жихарева: Это уже я не знаю для чего. Живем мы под Новинским, против церкви Иоанна Предтечи, в Кречетниках, в доме Воейковой. Скоро ли то вас дождемся? Приезд ваш, нелицемерно сказать, для нас праздник. Сергея обнимаю. Верный и преданный С. Жихарев.

Рукою князя Вяземского: Сейчас получил письмо от жены. Одесские наши планы, кажется, переменились, и в сентябре возвратится она с детьми сюда. Смерть семилетней дочери Гурьевой, которая умерла жертвою невежества одесских докторов, не понявших её болезни и лечивших ее от другой, напугала жену, тем более, что доктор Воронцовых, искусный и ученый, может быть, не возвратится на зиму в Одессу. Сообщи это все Карамзиным. Я приехал сюда на минуточку. В Остафьеве у меня здорово.

На обороте рукою Жихарева: Его превосходительству, милостивому государю Александру Ивановичу Тургеневу. В С.-Петербурге.

650.

Тургенев князю Вяземскому.

22-го августа. [Черная Речка].

Я все еще не знаю, выеду ли 29-го августа или 2-го сентября. Переезд на другую квартиру удерживает меня, да и Карамзины желают, чтобы 30-е. августа провел я с ними в Царском Селе, а как отказать им в возможном? Впрочем, все еще думаю и надеюсь выехать 29-го, отправив 26-го балы у всех Наталий на Черной Речке, на островах и в городе у князя Ал[ексея] Куракина.

Письмо твое прочел во вторник Жуковскому и Карамзиным; смеялись тому, что для меня отошла обедня так, что Софья Н[иколаевна] едва не захлебнулась от смеха. Посылаю «Звезду», самим автором написанную. Дело его все еще длится. Хлопочу и в Финляндии, и здесь, и в пути, но не знаю еще, будет ли путь в хлопотах наших. Надежда однако ж есть.

Измайлову выпросил Карамзин пенсию (1200). Хлопочу об указе, по еще не получил.

Пукевиль у меня есть и достать могу. У меня осталось твоих 45 рублей, а это точно цена ему. Хочешь ли? Или что другое? Пришлю счет всему, или вот он:

1200 – Жуковскому

945 – Новосильцову

4310 – Карамзину

6455

а получил от тебя 6500, следовательно 45 в остатке,

Дашков читал книгу. Вот его мнение и тех, кто знает дела, как-то: Катакази и брат. Все, что об островах, о Греции внутренней, – почта все справедливо; о происшествиях и о лицах в самом Царьграде – много ложного, ибо Пукевилю не могло быть все известно, что там происходило. Отыми декламации – и книга прекрасная, по писана скверно. Нужно многое исправить.

Пришлю тебе надгробную речь с переводом, очень хорошим, Феофила. Неужели я в свое время не послал тебе? Мы напечатали ее в Синоде и от Синода.

В «Онегине», жалуясь на жестокость петербургских дам, Пушкин говорит:

И на бровях их надпись ада:«Оставь надежду навсегда».

Остальное при свидании. Впрочем, ты видел уже теперь Северина, и он все объяснит тебе.

Новосильцов уехал, и я не мог и проститься с ним, ибо в этот день был в Царском Селе, а накануне не застал его. Он будет попечителем Виленского университета. Это убьет Лаваля; разве

Утешит свет звездырасставшихся друзей?

Напиши мне еще что-нибудь о княгине Софье и об Алине, когда и где ждать их? Или найду их еще в Москве?

Сегодня граф Потоцкий, младший брат Ольги, дает нам фейерверк в 3000 рублей, с двумя букетами: дороже Шереметевского.

Знаешь ли ты по-немецки, то-есть, можешь ли понимать хотя прозу возвышенную? Мне пришло на мысль выписать хоть кому-нибудь прекрасную страницу Гердера о языке. Брат в городе, я один в кабинете и прочесть не кому, а прелесть! Чувствую правду стиха:

Желаешь для себя, а ищешь разделить.

Да ты, верно, не разделишь со мною немецкого наслаждения! И соседа Греча пет, он также в городе

Блаженствует в отставке под судом

(стих Измайлова) вместе с Поповым, Бируковым, Яковкиным и еще другими, отданными за книгу Госпера в Уголовную палату. Для чего нет у нас русской академии, ибо собрание корнекопателей, переводчиков Тита Ливия и прочее я не называю академией для исследования философии и для умножения богатства языка? Написал бы речь о природном, то-есть, не только русском, но о даре слова, которое наши бессловесные все смешивают с результатом оного. Не знаю богатее и обильнее предмета, давно любимого моего. В нем вся история и вся её философия. Всякий раз, когда передумываю об этом предмете, бросаюсь на те же книги и всякий раз загораюсь от них, чтобы через час потухнуть.

Писал бы еще, но ни одно перо не пишет, а это останавливает и ход мыслей.

И Блудов пишет, что Батюшкову лучше. Он также видел его доктора. Выеду, вероятно, 2-го сентября.

651.

Тургенев князю Вяземскому.

25-го августа. [Черная Речка].

Еду 4-го или 6-го сентября отсюда, не прежде, ибо хлопот без числа. Вчера был у Кар[амзина] с Дашковым.

652.

Князь Вяземский Тургеневу.

28-го [августа. Москва].

Да купи мне Пукевиля! Кн[ягиня] Софья Волконская едет сегодня в Петербург, по по дороге заедет к Тутолминой. Нессельроде с компанией выехал.

Показывал ли Карамзину мои строчки в письме Жихарева, и знают ли, что мы в Одессу уже не едем? Обнимаю и ожидаю.

653.

Тургенев князю Вяземскому.

2-го сентября. [Петербург].

Пукевиля для тебя купил. В субботу, то-есть, 6-го сентября, непременно выезжаю. Оставь мне записку в конторе дилижансов, где ты живешь; если княгини еще нет с тобою, то я взъеду к тебе на одну ночь или, если до обеда приеду, то на один вечер, чтобы, увидев прежде матушку, к пей переехать; а если у тебя места нет, или тебя не будет в городе, то взъеду в трактир. Скажи только, в который?

Карамзиным сказывал об Одессе. Я провел с ними 30-е; спектакль и бал в китайской ротонде. Дети прекрасно играли. Прости!

654.

Князь Вяземский Тургеневу.

Пятница, 10 часов утра. [12-го сентября. Москва].

Я тебя ждал до десяти часов и сейчас сажусь в коляску спать, потому что я еще спать не ложился.

Таков, Тургенев, я развратен,Но на меня и ты похож!

Если сегодня жена в Остафьеве не будет, то завтра отправляюсь с ней на встречу до Тулы или далее, потому что и обуреваем нетерпением и беспокойствием. Впрочем, 17-го будем, вероятно, уже соединены; кроме кааого-нибудь несчастья, не предвижу причины, которая могла бы замедлить её приезд. В случае её прибытия надеюсь и на тебя к 17-му числу; впрочем, мы до 17-го обошлемся или обозримся. Обнимаю.

Вот тебе твои две бумаги, а «Messéniennes» отдай подателю, чтобы ее списать.

655.

Князь Вяземский Тургеневу.

15-го [сентября]. Остафьево.

Жена здесь, стало и вы здесь 17-го, не так ли? То-есть, ты и Жихарев. Сделай одолжение, повидайся с Иваном Ивановичем Дмитриевым и скажи ему, что жена приехала. Не смею звать его; не смею даже и напомнить обещание приехать в Остафьево на именины жены, но, разумеется, будем ему черезмерно рады и; почтем его посещение за особенное благоволение, за особенное удовольствие. Скажи и Булгакову, если будешь.

Прощай! Сейчас возвращаюсь из Тулы, где встретился с женою. Сообщи Ивану Ивановичу одесский гостинец.

На трагедию графа Хвостова, изданную с портретом актрисы Колосовой.

Подобный жребий для поэтаИ для красавицы готов:Стихи отводят от портрета,Портрет отводит от стихов.

Не забудь, что 17-е в среду.

На обороте: Александру Ивановичу Тургеневу. Рукою Тургенева прибавлено: С. П. Жихареву. Нужное.

656.

Князь Вяземский Тургеневу.

Понедельник. [Конец сентября. Москва].

Не поедешь ли к Серебрякову сегодня утром? Он живет на Солянке, в доме Свиньина, где Комитет суконных дел, проехав Воспитательный дом, налево, в переулке, Я подал прошение 1-го сентября на 30000 аршин: половину отделанного сукна, половину суровья. Во все прежния поставки я всегда был исправен; ныне я еще усовершенствовал свою фабрику значительными издержками. Всегда получал назначение самое малое, то-есть, малую поставку, несоразмерную с количеством сукна, у меня выделываемого. Попроси, чтобы нынешний раз вознаградили меня за прежния и дали хорошую поставку.

Что же, берешь ли ты меня с собою обедать? Я рад ехать с вами. Что делаешь утром? Сойдемся около второго часу или двух часов в Кремлевском саду. Говорят, там много гуляют.

На обороте: А. И. Тургеневу.

657.

Тургенев князю Вяземскому.

20-го октябрл. [Петербург].

Я узнал здесь, что назначение значительнейшего количества сукна поставщику зависит не столько от Сер[ебрякова], как от департамента здешнего и потому просил бывшего директора Карпеева уговорить Михаила Кайсарова увеличить число аршин на твою поставку. Он обещал мне немедленно похлопотать о сем. Между тем не худо бы узнать в Москве, послано ли сюда распределение и сколько тебе назначено. Я не знаю, в Москве ли ты, и для того пишу сие письмо на имя княгини. Я писал уже два раза Дмитриеву и сообщил ему кой-какие литературные произведения и сплетни и просил его сообщить тебе сие письмо, если ты еще в Москве. Письма твои князю Волконскому, Жуковскому и Грибоедову доставил.

Я живу покуда в Итальянской слободке, в доме Путятина, в комнатах, в коих некогда, то есть, за 14 лет, беспечно зябнул, не имея часто дров, и угощал бывших приятелей – Уварова и еще настоящих – Булгакова и прочих, и прочих чаем в стаканах, за неимением чашек. Это напомнило мне все прежнее и переходчивость времени. Не придется ли и опять в Тургенево, на пепелище отцовское возвратиться или в Геттинген? Впрочем, квартиру мою в Коммиссии отделывают, но прежде четырех или шести недель я не надеюсь там поселиться, а укорениться еще не думаю и долее.

Благодарю княгиню за дружбу и за её ласки. Поручил Жихареву поцеловать вашу милую ручку.

Что же вы думаете в пользу Четвер[тинскаго]? Если вам нужны справки, то я в ваших повелениях.

Каковы больные дети? Поцелуйте толстенку, по не того, который женат на Калашниковой, а вашего милого и на Вяземского похожого.

Кар[амзины] не могли от меня никакого толку добиться, ибо я от вас никакого сам не могу добиться.

Жуковского еще не видел. Он в Гатчине. Что Василий Львович? С сестрою ли еще или по ней плачет? Кланяйтесь Тимирязеву.

21-го октября.

Сейчас еду в Царское Село. Простите и не забывайте меня в ваших вечерних беседах.

На обороте: её сиятельству милостивой государыне княгине Вере Федоровне Вяземской, в Чернышевом переулке, в собственном доме, в Москве.

658.

Князь Вяземский Тургеневу.

27-го [октября. Москва].

Карамзины не могли добиться от тебя толка, потому что ты от нас добиться толка не мог? Да какого хотите толка? Разве не сказывал я тебе, что на мне остается 150000 казенного долга, что я решился новых долгов не наживать; разве ты не видал детей и невозможности жить с ними в деревне, потому что им необходимо нужен непосредственный надзор доктора; разве в дилижансе не говорил я тебе, на каких условиях соглашаюсь пойти в кабалу? Чего же больше хотите от меня? Я еще не сенатор Кашкин и не умею пускать слов в сам-пятьсот. Ты хотел, чтобы сущность трех слов развел я в изустном in-folio. Того ли хотел ты от меня? Охота же!

В Петербург уже доставлена роспись назначенным по суконной поставке. Там скорее и вернее узнаете; здесь все таят. Я просил всего 30000 аршин. Это и так немного. Пускай дадут 25 или 20.

Где этот «Courrier de Londres», из которого выписаны статьи о Дмитриеве и Жуковском? Между нами: скажи Жуковскому, чтобы он не очень спесивился европейскою известностью своею. Тот ли «Courrier», что издает Pelletier, бывший издатель «L'Ambigu»? И как это в «Courrier»: извлечением ли из другого журнала, или в числе сообщенных статей от корреспондента? Мне любопытно знать все это наверное: расскажи.

Воля твоя, у Воейкова честному человеку печататься нельзя: прочти его «Астрахань». Он не завидует тем, которые видели Байрона, Benjamin Constant, потому что надевал на лицо свое сетку, дегтем обмазанную. Карамзина выставил обжорою! За одно спасибо: назвал Каченовского извергом. Воронцов у него – любимцем русского народа!

Совершенная беспутица не дает мне ехать в Кострому. Вероятно, должно будет дождаться первого снега. У тебя мои парижские брошюры: возврати. Дмитриев сообщил мне два твой письма к нему. Отдай приложенную записку Никите Волконскому да скажи ему, чтобы он скорее возвратился к нам: тоскую по нем и по его наемной карете.

На днях видел я феномен на русской сцене: девицу Колосову. Европейская актриса во всей силе слова! Я не полагаю в ней возвышенного дарования; она не создаст роли, во образованностью своею она точно создание на русской сцене комической. Мы видели ее только в Селимене «Мизантропа»; завтра увидим в Аменаиде. Итальянской оперы еще не имеем. Прости!

Ты говоришь о наших вечерних беседах: они прекратились с тобою или с вами. Обыкновенно из ложи переходим в ложе, то-есть, из театра в постель. Сегодня бал у князя Дмитрия Владимировича. Обнимаю тебя. Каков Сергей Иванович? Что слышно о Батюшкове? Не забудь моего сукна.

Я сейчас получил письмо от поэта Пушкина. Он жалуется на грабительство Ольдекопа и просит меня вступиться в это дело. Научи, что делать, к нему писать: к Милорадовичу ли, Шишкову? А лучше всего сам похлопочи, только поскорее. Теперь у Пушкина только и осталось, что деревенька на Парнассе, а если и ее разорять станут, то что придется ему делать? Вот письмо и от Сергея Львовича. которое растолкует тебе всю сущность дела. Неужели нет у нас законной управы на такое грабительство? Остановить продажу мало: надобно, чтоб Ольдекоп возвратил уже вырученные деньги за проданные экземпляры. Например, знаю, что он московским книгопродавцам продал до двухсот. Повидайся с Дельвигом, который также знает это дело, и пускай напишет он Пушкину, что оно к тебе перешло.

Пушкин прислал мне прелестные стихи: «Прощание с морем». Жена их спишет для тебя, хотя ты того и не стоишь, умничая со мною. Пока она тебе кланяется. Вчера видел я твою матушку у Голицыных. Бал был блестящий.

Сделай милость, управься скорее и решительнее с Ольдекопом. Что Безобразова? Проедет ли она через Москву? Кланяйся ей.

659.

Тургенев князю Вяземскому.

31-го октября. [Петербург].

Узнав вчера, что Серебряков здесь, я был сегодня у него и повторил ему просьбу об увеличении поставки сукна с твоей фабрики, поручив вчера же и Дружинину просить его о том же, равно и Кайсарова, от которого теперь это более зависит. Авось, общая просьба удастся.

Карамзины еще в Царском Селе и будут сюда, вероятно, к 10-му ноября.

Сию минуту приносят твое письмо. Как жаль, что не имел его за два часа пред сим. Зная уже количество сукна, тебе нужное, иначе бы говорил с Серебряковым. Побываю еще у Дружинина. Пошлю за Дельвигом и спрошу его, что сделано уже против Ольдекопа; хотя мне и неловко хлопотать против него, ибо был вечным, но неудачным его протектором против нищеты, но постараюсь унять его, если буду иметь к тому средство.

Жаль, очень жаль, что не знал сегодня по утру, что ты еще в Москве. князя Никиту увижу завтра у сестры его. Что за умная прелесть Алина, его племянница! Я повадился к ним снова ездить и с одним умным австрийцем Гумельауером восхищаюсь умом и просвещением, и добродушием Алины. Ее прямо можно послать посольшею в Париж, и лицом в грязь не ударит.

Статьи я списал из газеты, как нашел их. Безобр[азова] здесь еще. Через Москву поедет, вероятью, по первому пути; впрочем, кто знает?

О Батюшкове от сестры получено грустное известие, по какое, еще не знаю. Увижу Мураньеву и тебе скажу. Брошюры послал вчера.

Не Карамзина, а меня выставил Воейков обжорою. Да на то время и не ошибся. Я ему давал письмо к Гаию. То ли он сбирался написать? Впрочем, я знаю его пиесу только по его словам. Прочту. Здешние журналисты огадились совершению. Нельзя откровеннее ругать, как я ругал приятеля Булгарина, а ему – все Божья роса. Клевещет на Федорова, трусит полиции, подтруживается Шишкову, храбрится перед Боейковым, и всь это на счет читателей, коим угрожает обратиться к лицу того, кто усомнится etc. Плоское и подлое подражание твоему Толстому, и все это мы читать и терпеть должны, а сердиться на него невозможно.

Приложенной записки к Ник[ите] Волк[онскому] ты не приложил, а только письма Сергея П[ушкина].

А мы и не будем иметь итальянской оперы. Не хотели певицы замерзнуть за те же деньги у нас, за которые могут греться в Вене. Сережа выздоровел и ходит без костыля. Я был болен, но исправился. Пришли поскорее пиесу Пушкина и поцелуй милую ручку у милой жены. Обними детей.

Парижские новости: «Qu'est-ce qu'où a vu sous Charles X ce qu'on n'a jamais vu sous Louis XVIII?» – Un cheval. – Les franèais ne s'entendront plus: ils ont perdu Louis.– Le commerce sera protégé: le roi est marchant(d)» и пр., и пр.

Старина: Finot dit que la plaine la plus haute qu'il connaisse est la pleine lune.– Une jeune et jolie fille demandait de la bierre à un garèon du café. Celui-ci répondit: «Jt; n'en ai pas, mademoiselle, niais si vous voulez que je vous embrasse».

– Un joueur qui venait de perdre au tric-trac, dit en se levant avec dépit: «Laissons la Medée et Jason».– Notre choix l'a fait maire, et l'amour l'a fait père. Quel triomphe en un jour de se voir père et mère!

– M-r Taxe dit à Barbe que la lettre charmante, qu'elle lui a écrite, sera toujours gravée au fond de son coeur. Barbe lui répond: «Je m'y croyais gravée avant la lettre».-On dit que les journalistes doivent craindre l'automne, parce que c'est dans cette saison que les feuilles tombent.

660.

Тургенев князю Вяземскому.

1-го ноября. [Петербург].

«Votre lettre est venu trop tard» pour communiquer au docteur Pinitz l'observation de madame Mouravieff. La maladie de peau est enfin inoculée. Grand Dieu! Quel en sera le résultat? On avait voulu que j'écrivisse à mon malheureux ami; je l'ai fait: il a reèu ma lettre, et fixant l'écriture il a cherché aussi h fixer un souvenir. Puis il a mis ma lettre de côté, disant: «Qu'est ее que Von me veut?» Ensuite il l'a reprise, il l' lue. mais hélas! il n'y a point répondu; Tout ce temps il a été calme, ce cher malade. 11 faut attendre u présent l'effet du remède, qu'on vient d'employer. J'attends sa soeur après-demain; bonne et excellente créature! Sa 'santé s'en va, elle souffre surtout de ne recevoir aucune nouvelle de son pays. Quand elle est avec moi, nous parlons et nous pleurons ensemble; mais enfin je parviens à la distraire et vers- la fin de la journée elle se sent infiniment plus calme. Si elle pouvait se décider à loger avec moi à Dresde! mais elle n'entend pas raison là-dessus. Sans le lui dire, je la conèois. Dresde. 30 octobre.

Вот что пишет Пушкина к брату о Батюшкове в ответ на его письмо, в котором брат остерегал ее от прививания Батюшкову чесотки; ибо он и здесь опасно страдал от сей болезни.

Сейчас был у мени Дельвиг. Он опять поедет к Ольдекопу и будет требовать вознаграждения. Я поручил ему постращать его жалобою начальству, если он где служит и если он, хотя экземплярами, не согласится заплатить за убыток. Ольдекоп сам нищий. Что с него взять? Я велел сказать ему, что буду на него жаловаться. Авось страх подействует там, где молчит совесть.

В «Северных Цветах» будет много прекрасного и любопытного. Один северный цветок, и прекраснейший, вчера сорван графом Завадовским. Баронесса Строганова умирает или умерла в Дрездене. Два сына, граф и барон Александр, третьего дня туда поскакали. Прости! Я сегодня писал уже к тебе.

На обороте: Его сиятельству князю Петру Андреевичу Вяземскому. В Москве, в Чернышевом переулке, в собственном доме.

661.

Тургенев княгине В. Ф. Вяземской.

Le 6 novembre, midi. [Петербург].

Je n'ai pas le temps de répondre en bonnes et dues formes à votre charmante lettre, encore moins d'exhaler tonte ma furie contre la répartition égale des tendresses entre Sev[erine] et moi! Je laisse cela pour de moments calmes, car j'ai a peine celui de vous dire que j'arrive à l'instant même au Conseil, que j'y trouve Miloradovitch avec le comte Araktcheieff, que je prends le premier de côté, que je lui parle à la hâte sur Tchert. A peine je l'ai nommé, qu'il me demande: «Какой это?» Je lui réponds: «Votre compagnon d'armes et père de 9 enfants et mari d'un ange de douceur et de conduite». Il s'écrie: «Ah, это мой друг! Знаю, все знаю; он хочет быть при почте?» – «Нет», отвечаю я, «хочет служить для того, чтобы не жить в праздности и воспитывать детей, коих теперь едва питать может». – «Сделайте мне записку; я покажу государю, буду просить на коленях» etc., etc.– tout cela en fuyant et en cherchant les regards du c[omteJ Ar[ak-tcheieff] qui nous fixait et peut-être nous entendait. Je finis de mon mieux en lui promettant de lui apporter la note! Mais je ne sais, si je trouverai son послужпой список. Je ferai mon possible, et cela sans le moindre délai.

Je suis pressé. On m'attend au Conseil. Je baise vos deux jolies mains et j'embrasse votre mari. Ah! quels vers!

Глубок, могущ и мрачен… неукротим!

Adieu, après-demain je vais avec Sev[erine] à, Zarskoé-Selo. Adieu!

Каковы дети? Для чего ни слова о них? Я разве не люблю вас всех?

На обороте: её сиятельству милостивой государыне княгине Мере Федоровне Вяземской. В Москве, в Чернышевом переулке, в собственном доме.

662.

Тургенев княгине В. Ф. Вяземской.

7-го ноября 1824 г. С.-Петербург.

Всеподданнейший отчет её сиятельству княгине Вере Федоровне Вяземской, урожденной княжне Гагариной, от верноподданного Алексашки Тургенева.

Отправив к вашему сиятельству наскоро и под шумок Государственной канцелярии, в Зимнем дворце его императорского величества писанное донесение, я к вечеру начал обдумывать план новой атаки на генерала графа Милорадовича, и вследствие принятой мною резолюции составил я прилагаемую у сего в черновой копии, краткую и терпению его сиятельства сообразную записку, которую и намерен был сегодня поутру вручить ему. Из Итальянской слободки отправился я по образу пешего хождения в Морскую или на Мойку к его сиятельству, но уж выходя из Литейной на Фонтанку, остановлен был разлившейся из берегов своих Фонтанкой, а переправившись чрез Симеоновский мост, принужден был взять Ивана извощика и доплыть на дрожках до графа Нессельроде, ибо вся набережная по обеим сторонам, улица перед Михайловским садом и Садовая залиты водою, и от шумящего сильного ветра наводнение и теперь ежеминутно умножается. Но ни ветры («Honni soit qui mal y pense!»), ни волны не могли остановить стремления моего в исполнении предписаний вашего сиятельства, и я снова от одного графа начал перебираться поверх залитых водою погребов к другому, как вдруг узнаю, что и Морская, место его жительства, и набережная Мойки наводнены, и что нельзя иначе, как на ходулях или на лодке добраться до его сиятельства. Сие противоборствие и волнение матери-природы не остановило меня. Через наводневную уже Невскую перспективу и Литейную побрел я домой за экипажем, но и тут новое дьявольское навождение, которое доказало, впрочем, что

Ни вихрь, ни ветр не сломит быстротечный,Ни кирпичей полет меня не сокрушит.

От дома В. С. Шереметева вдруг сорвало (с кровли или с трубы, в точности донести не умею) груду кирпичей, кои, ударившись об мою шляпу (к счастью она была поношеная), то-есть, о конец оной, нагнули ее на мои красные очи, и потом ингерманландский зефир, в ту минуту неосторожно подувший, свеял ее в черную грязь (не в ту, что близ Белокаменной и следовательно Чернышева переулка: тогда бы я ей позавидовал), но в ту, что в Литейной, и заставил меня бежать за нею до самого будущего законодательного жилища моего, пред которым и ветр, и шляпа остановились, как труды самой Коммиссии. Смиренно очистив грязь с шляпы и остерегая народ, как волны стремившийся смотреть другие волны, от кирпичей Шереметева или его соседа, я опять побрел на свой бивуак в Итальянской слободке. Но здесь, или еще дорогой, узнал, не скажу как и чрез кого, что домогательство наше об одесском градоначальстве должно пока отложить, а искать кое-чего другого, о чем в течение сего дня и буду стараться, для чего и открою чрез час новую кампанию, а вам буду иметь честь о последствии оной донести.