Мозг в чемодане. НЛП для бизнесвумен

Андрей вышел в вечернюю темноту.

Еще одна победа! Теперь Андрей может быть спокоен – его никто не тронет. Над ним по-прежнему безоблачное небо, усеянное бесчисленными звездами. Может быть, навестить Тэсс? Дом профессора Шварцберга, как помнит Андрей, где-то недалеко. И Тэсс, наверное, дома.

Андрей быстрыми шагами пошел вдоль палисадников. Вот и знакомый дом. Окна освещены, но не все. Отец наверняка работает. А что делает она? В окнах никакого мелькания. Значит, гостей нет. А что если позвонить? Она откроет. Он войдет. Она удивится. И тут… тут он придумает что-нибудь. Сколько раз у него было так, что в нужную минуту он находил правильное решение. Когда бы раньше он ни шел к женщине, он не составлял никакого плана, а получалось всегда успешно. Значит, позвонить?

Дверь открыла служанка. Спросила, как доложить о нем Тэсс.

Как доложить? Вот этого Андрей не знает. Сказать, что ее хочет видеть Андрей Дизель? Нет. Так нельзя. Он ведь знакомился с ней как Михаил.

Андрей растерялся. Служанка терпеливо ждала.

– Мэри, кто-то пришел к нам? – раздался сверху голос Тэсс.

Она идет вниз! Сейчас она увидит его! Андрей остолбенел и вдруг бросился к двери и выбежал на улицу. Сзади раздался крик: «Куда же вы?»

Андрей остановился за углом перевести дух. Какая обида! Какой он дурак! Она сама шла к нему, а он струсил. Нет, не струсил, просто сейчас не время выяснять отношения.

В ту ночь Андрею не спалось, но и работать он не мог. Было тревожно. Надо бы послушать новости. Что это? Даже ночью говорят о ракете «Феномен», как если бы это был первый запуск ракеты в космос. Слова диктора звучали как приговор: «Ракета потеряла управление. Вероятно, произошло столкновение с метеоритом. Он пробил обшивку и что-то повредил в устройстве управления».

Андрей представил себе ракету, плывущую в темной холодной пустоте. В этом металлическом гробу находится заживо погребенный, сам себя приговоривший к мучительной смерти от холода и удушья Михаил.

Андрею Дизелю стало дурно. Закружилась голова. Он сел в мягкое кресло, зябко поежился. Неужели все кончено?

От неожиданного телефонного звонка он даже подпрыгнул.

– С вами говорит полковник Роберт Асинуго. Мы, кажется, уже знакомы. Познакомились на пресс-конференции… Была приятная встреча… Дорогой мистер Дизель, мне нужно срочно поговорить с вами. Я хотел бы приехать к вам сейчас же… В таком случае я еду… Через полчаса буду у вас…

Андрей в недоумении положил трубку. Вот как! Роберт Асинуго сам едет к нему на переговоры! Выходит, что он зря погорячился. Может быть, и пугаться-то нечего. Надо обдумать все спокойно.

Андрей Дизель сел в кресло и закурил. Он понемногу приходил в себя от панического испуга. Что и говорить, перепугался он здорово. А почему? Ведь если рассудить здраво, то бояться надо не ему, а Асинуге. Это он несет ответственность за гибель человека в ракете. Это не его провал, а провал Военного ведомства! А военные, особенно Асинуго, действительно попали в сложное положение. Они должны что-то сказать публике. Ясно, что им желательно было бы заявить, что Михаила они не знают и никаких соглашений с ним никогда не имели. Однако у Андрея и профессора Шварцберга есть вещественные доказательства. С каким удовольствием они разделались бы с ними, да нельзя. Таким, как профессор Альберт Шварцберг, не заткнешь рот. Он будут говорить прямо и беспощадно.

Значит, Роберт Асинуго едет к Андрею покупать вещественные доказательства: записную книжку с золотистым обрезом, письма Михаила. Посмотрим, какую цену даст за них полковник.

* * *

Андрей Дизель встретил Роберта Асинугу как старого друга. Услышав гудок подъезжающего автомобиля, он, в знак особого расположения к гостю, даже вышел к воротам и с обворожительной улыбкой ожидал, когда Роберт пройдет по дорожке между клумбами. Андрей не знал, о чем они сегодня договорятся, но был уверен, что они договорятся обязательно. Иначе и быть не могло.

Роберт вышел из машины приветливый, но озабоченный. На лице была улыбка, но серые глаза выражали непреклонную решимость. И вообще он напоминал Андрею сжатую пружину, поблескивающую холодной сталью.

Роберт Асинуго был теперь уже в генеральском мундире. Андрей подумал, что генеральское звание Бобби получил за смелый эксперимент с Михаилом. Верховное командование, с таким восторгом принявшее предложение Асинуги, спохватилось сразу же после того, как произошла утечка информации, и Роберт был вынужден все же дать кое-какие сведения об эксперименте. Пока ракета благополучно летела по своей орбите, можно было еще надеяться, что все закончится грандиозным успехом. Но в создавшемся положении надо было искать выход: договориться с Андреем Дизелем.

Андрей провел генерала Асинугу в кабинет.

– Очень рад, что вы, наконец, нашли возможность приехать ко мне. Я давно ждал вашего визита…

– Простите, мистер Дизель. В другой раз я бы с удовольствием поговорил с вами о многих интересных вещах. Но сейчас мне не до этого. Вы понимаете, в каком затруднительном положении мы оказались. Давайте сразу перейдем к делу.

– Я согласен, господин генерал. Уверяю вас, что я сделаю для вас все, что будет в моих силах. Я не хочу делать неприятности ни Военному ведомству, ни лично вам, но прошу также понять и меня. Отдать вам записную книжку и письма я не могу. Это для меня смерть. Получив книжку, вы сразу опубликуете, что журналист Андрей Дизель обманул общественность ради сенсации. Никакая сумма за эту книжку не спасет меня.

Генерал нетерпеливо махнул рукой.

– Мы не собираемся покупать эту книжку. Мы об этом и не думали, зная, что вы на это не пойдете. Есть другое предложение. Но прежде хотел бы сказать, что вы имеете дело с противником, который вам не по зубам. Подумайте, кому вы бросили вызов!

– К чему эти угрозы, господин генерал? Я не боюсь многотонных грузовиков, которые могли бы раздавить меня по вашему заказу, я не боюсь тюремных камер, мысль о сумасшедшем доме вызывает у меня лишь улыбку. Ничего этого вы не сделаете! Предупреждаю вас еще раз: если со мной произойдет несчастье, вашей карьере тоже конец.

Асинуго стиснул зубы и глухо произнес:

– Михаил сам хотел этого… Если, конечно, верить вашей выдумке, что в ракете кто-то есть. А сколько ученых принесли себя в жертву! И никто не осуждает их за это.

Андрей засмеялся.

– Михаила тоже никто не осуждает. Это не преступление – принести себя в жертву науке. Но убить другого для науки – это уже преступление, тем более ради собственного продвижения…

– Вы перебили меня. – Я все-таки прошу вас понять, что мы не те люди, которые могут склонить голову перед начинающим журналистом.

– Повторяю, я не хочу с вами бороться. Поймите, и мне выгодней иметь в вашем лице друзей, а не врагов. К чему мне эта борьба? Я хочу жить, наслаждаться жизнью и прошу вас найти выход. У вас есть предложение? Уверен, что есть. Иначе вы не приехали бы ко мне.

Генерал Асинуго внимательно посмотрел на Андрея, как будто только сейчас по-настоящему увидел его. Да, Андрей занимает более сильную позицию в этом разговоре, знает это и потому спокоен.

Роберт улыбнулся.

– А ведь вы правы. Попытаемся договориться. А из вас, кстати, вышел бы неплохой военный. Я попытался сломить ваше самообладание, но вы выстояли…

– О-о, что вы, господин генерал. Военная карьера меня никогда не привлекала. Вот вы – прирожденный военный, это сразу видно. Вам идет командовать, в смысле властвовать. А я просто хочу жить! К чему мне власть, если я и без нее могу все взять от жизни.

– И я в студенческие годы даже не помышлял о военной карьере. Был не очень прилежным студентом. С большим удовольствием проводил время в спортивных играх, веселился в барах, развлекался с женщинами. Однако вскоре понял, что знания, доступ к информации – это уже орудие владения умами людей. Так уж устроен мир, что самой большой информацией владеют люди, у которых в шкафу висит военная форма. И сколько бы журналистских расследований вы не проводили, вы никогда не проникните за предел обыкновенных домыслов. Например, слышали ли вы что-нибудь об астральном спецназе?

– Мне не интересно заниматься этими шарлатанами.

– Шарлатаны – только ширма, за которой в действительности происходят удивительные вещи. Кто хоть раз попробовал, уже никогда не захочет, как вы выражаетесь, «просто жить». Но вернемся к моему предложению относительно вас. Представьте себе, что Военное ведомство категорически заявляет, что в ракете не было ни Михаила, ни кого-либо еще, за исключением подопытных животных. Конечно, мы допускаем возможность того, что с ракетой может что-нибудь случиться. Мы не хотели, чтобы до поры до времени кто-нибудь мог получить хотя бы малейшую информацию о действительно уникальном техническом эксперименте. Поэтому мы положили в нее одно устройство… Так что через некоторое время ракета «Феномен» не будет болтаться в Космосе…

– Но как же я?

– Терпение, Андрей. Выслушайте меня до конца. В прессе появится сообщение о том, что Михаил Валецки известен Военному ведомству. В связи с его предложением стать астронавтом, с ним познакомился сотрудник военного института полковник Роберт Асинуго. При встрече Михаил сказал, что согласен работать в его институте и готов сразу же переехать на жительство в военный городок. При этом он написал записку своему другу и соседу Андрею Дизелю, чтобы тот о нем не беспокоился. Однако Михаил к полковнику не явился. Асинуго решил, что он передумал. Но в связи с распространившимися слухами о полете Михаила в ракете «Феномен», Военным министерством были приняты меры к его розыску. В результате вчера было установлено, что с Михаилом случилось несчастье: он утонул. Вчера вечером из воды был извлечен труп, который при опознании оказался Михаилом. Записная книжка, которую вы так бережете, при этом теряет свою обличительную силу.

Итак, мы обходимся и без вас, но с вами будет просто лучше. Повторяю, в ракете действительно никого нет, но сейчас, вы понимаете, нам приходится играть в игру, которую вы нам навязали. Если в этом не будете участвовать вы, единственный близкий к Михаилу человек, пойдут слухи, что это нами подстроено. Мы, конечно, задавим эти слухи, но зачем лишние сложности? Поэтому вам предлагается опознать в утопленнике Михаила Валецкого.

– А кто мертвец? Не могут опознать в нем другого?

– Это мы берем на себя и обеспечим, чтобы его никто не опознал, кроме вас. А вы увидите в нем Михаила.

Андрей Дизель задумался. Но размышлять о трагической судьбе Михаила было некогда, да и бесполезно: надо было давать ответ сидящему напротив генералу Асинуге.

* * *

Уже через часа два после встречи Андрея Дизеля с генералом Асинугой в газетах было помещено следующее сообщение:

«Ракета «Феномен» не обитаема!

В связи с возникшими слухами о том, что в ракете «Феномен» якобы находится человек, подвергающийся смертельно опасному для жизни биологическому эксперименту, Военное министерство повторяет, что ракета «Феномен» имеет на борту только автоматические приборы. Никаких живых существ, кроме подопытных крыс, а тем более человека, в ракете нет…

Имя Михаила Валецкого действительно известно Военному министерству. Этот отважный штурман авиации неоднократно предлагал свою кандидатуру для участия в космических экспериментах.

К нашему глубокому сожалению, ему не удалось осуществить свою мечту. Михаил стал жертвой несчастного случая. Трудно было видеть горе его друга Андрея Дизеля, опознавшего труп. Он долго всматривался в лицо покойного.

– Я помню, как загорался Михаил, когда говорил о полетах, о Космосе! Взрослый человек, но с душой юноши! Это был замечательный друг!

Мистер Дизель старался казаться мужественным, но невольные слезы, которые он безуспешно старался удержать, выдавали его чувства. Он первым возложил венок на могилу своего друга…»

– Знал бы настоящий Михаил Валецки, что в эту минуту его хоронят здесь, на Земле, – подумал Андрей. – Что он делает там, в небе? Вероятно, уже понял, что обречен и ничто не может его спасти. Может быть, от этого ужаса он сошел с ума и сейчас царапает стекло иллюминатора, глядя дикими глазами на далекую Землю. А кругом пустота, не способная даже передать его крик.

Но, скорее всего, Михаил в здравом уме. У него необыкновенная сила воли. Не зная, что вот-вот он взорвется вместе с ракетой, он продолжает работать. Ему не на кого обижаться за свою судьбу: сам хотел и добился такой участи. Если погибнет Михаил, то это не значит, что нужно погибать и ему, Андрею. Андрей хочет жить роскошной жизнью и будет так жить, чего бы это не стоило.

А может быть, прав генерал Асинуго, и в ракете нет никакого человека? А в эту игру они играют, как он говорит, только потому, что ее навязал им Андрей Дизель?

* * *

Андрей стоял в траурном зале возле гроба с телом неизвестного, наблюдая за немногочисленными посетителями, в основном, репортерами газет. Никто из них, кроме профессора Шварцберга, не знал Михаила в лицо. Все было устроено так быстро, что прежние друзья, даже пожелай они приехать, не успели бы проститься с бывшим штурманом.

Роберт Асинуго держится уверенно. Теперь, когда он спас репутацию Военного министерства, ему обеспечена прямая дорога военной карьеры. Такой молодой, а уже генерал! Скучающим взглядом Андрей обводит зал. И вдруг видит то, чего не ожидал. Точнее он не думал о них, просто забыл о них в связи с последними волнениями. К гробу подходит Тэсс со своим старым отцом. Он глядит строгими глазами на мертвеца. На Роберта и Андрея профессор Шварцберг посмотрел лишь вскользь и тут же отвернулся. Профессора окружили репортеры, но генерал Асинуго продолжал сохранять ледяное спокойствие.

– Значит, и с ними договорился, – подумал Андрей и взглянул на Тэсс.

Она не смотрела на мертвеца, она смотрела на Андрея, и он не мог отвести взгляда от ее расширенных глаз. Он смотрел на нее до боли, до рези в глазах. Краска залила его лицо. Сердце стучало так громко, что казалось, что его биение слышно в самых дальних уголках зала. Он чувствовал жгучий, нестерпимый стыд. Ему было бы легче, если бы Тэсс смотрела на него с упреком, осуждением. Но она смотрела на него просто, как будто хотела запомнить, как выглядит его лицо.

Когда Тэсс, наконец, прошла мимо гроба, Андрей вздохнул с нескрываемым облегчением и тотчас вышел в соседнюю комнату, а оттуда на веранду. Вслед за ним направился Асинуго. Роберт покачал головой.

– Как она на тебя смотрела! Уверен, что она по уши влюблена.

– Она считает меня подлецом!

Андрей вышел в парк. Свежий воздух успокоил нервы. Теперь Андрей Дизель не беспокоился о своем благополучии. Вот только Тэсс… Ну, да ладно, всегда приходится делать выбор, чем-то жертвовать…

О Михаиле Андрей забыл на следующий же после похорон день, как будто и в самом деле похоронил настоящего Михаила Валецкого.

* * *

Прошел месяц, два, полгода… Сообщений о взрыве ракеты «Феномен» так и не поступило. Правда, никого, кроме Андрея Дизеля и заинтересованных лиц, эта история давно уже и не волновала. Генерал Асинуго также ничего не говорил о том, что в Космосе произошло то, что, по его словам, должно было произойти. Они встречались пару раз, и Роберт продолжал делать какие-то намеки о совместной работе. Но Андрею было не до того. Впервые за последние несколько лет он позволил себе отдых. Денег, которые заплатил ему Асинуго за молчание, хватило бы на год безбедной и даже шикарной жизни. Но надо было подумать и о перспективе.

А перспективы представлялись Андрею очень и очень смутными. Он был репортером популярной международной газеты, но оставался советским подданным. Биография его, с точки зрения КГБ, была безупречной: отец – кадровый военный, герой войны. Мать рано умерла.

Если бы КГБ пронюхал, что он взял деньги у генерала Асинуги, Андрею не пришлось бы сейчас сидеть на борту белоснежного корабля и наслаждаться природой тропиков. Он, в лучшем случае, валил бы сосны где-нибудь в Сибири.

Больше всего Андрея удивляло то, что КГБ никогда не делал ему предложения о сотрудничестве. Даже собственный отец не верил в то, что советского журналиста, посланного работать на Запад, никто не пытался завербовать. Не верил потому, что Андрей никогда не боялся иметь собственное мнение и открыто его высказывать. Такое, как считал отец, могли себе позволить только тайные агенты. Сам отец однажды, не выдержав, назвал при гостях главу государства «мембраной». Так после того, как он протрезвел, с ним чуть было не случился инфаркт.

Объяснение своему странному положению Андрей нашел лишь недавно, когда к власти пришел Михаил Горбачев. Им нужны были такие люди как Андрей: свободолюбивые, независимые, легко приспосабливающиеся к любой ситуации. Именно поэтому его решили оставить «чистеньким».

Но можно ли привезти в Союз свой начальный капитал? Этого Андрей пока не знал и потому находился в растерянности.

Угнетенное состояние скрашивали только изумительная природа полуострова, на котором он отдыхал, опьяняющий аромат тропических цветов и бронзовое тело Бетти, удивительно похожей на Тэсс девушки, которую он случайно подцепил возле своего дома.

Быстро сгущались темно-синие сумерки. На приближающемся берегу то и дело вспыхивали новые огни. Бетти позвала его в каюту.

– В чем дело, Бетти?

– Вас ждет мистер Артур Беккер.

– Не знаю никакого Беккера!

– Он сказал, что вы давние друзья…

– Вот как?

Сердце Андрея учащенно забилось в предчувствии новых неожиданностей. Он уже ощущал тоску человека, готового свернуть горы и перевернуть небо ради того, чтобы жить, а не просто существовать.

– Самые приятные ощущения, – произнес незнакомец, – когда летишь утром навстречу солнцу на большой высоте. Полупрозрачные перистые облака – складки на голубом фоне… Хотелось бы слетать в космос! Состояние полета не сравнить ни с каким другим. Но предлагать себя в качестве космонавта бесполезно. Это лотерея, счастливый выигрыш достается одному из миллионов. Разве что попытаться принять участие в каком-нибудь опасном секретном эксперименте…

Андрей оторопело уставился на незнакомого мужчину. Он хорошо помнил эти слова. Их произнес Михаил, когда они сидели вдвоем в китайском ресторанчике. Андрей внимательного вглядывался в незнакомца. Рост и фигура как у Михаила. Но эта седина, эти волосы, прикрывающие лоб! И все-таки есть несомненное сходство. Неужели?..

Мужчина вдруг встал, подошел к Андрею, обнял его и похлопал по плечу. Так Михаил всегда встречал его после возвращения из редакции.

– Ты?

– Да, это я, целый и невредимый.

– А ракета «Феномен»?

– Благополучно приводнилась в пятистах километрах от этого места в экватории Тихого океана. Но я все это время прохлаждался на экзотическом острове посреди океана.

– Значит, генерал Асинуго не обманывал меня?

– Обманывал!

– Но в чем?

– Он с самого начала знал, где я нахожусь. И вся эта игра была навязана тебе, а не тобой.

– Зачем?

– Если я изложу все в двух словах, ты сразу пошлешь меня… Поэтому давай выпьем по бокалу пива, и я расскажу тебе свою историю с начала и до конца…

* * *

– Как ты знаешь, когда мне было семь лет, я уехал с родителями в Канаду. Учился там в школе в одном классе с будущим генералом Робертом Асинугой. Мы в детстве были врагами. Я невзлюбил его с первого взгляда. Это был рыжий задиристый пацан, которому нельзя было верить ни на полногтя.

Когда он был рядом со мной, я всегда с тревогой поглядывал на него со стороны, стараясь угадать, какую гадость он может мне подстроить. Но у меня на это не хватало воображения. Он всегда заставал меня врасплох, как, впрочем, и других. От него доставалось всем, на него постоянно жаловались, его наказывали родители и педагоги. Его таскали к директору каждый день и там подолгу «читали мораль».

Дома по вечерам он стоял в углу возле окна злой и непримиримый, готовый воспламенить своими огненными волосами занавеску. Но он сразу же менялся, как только его прощали. Выйдя из угла, становился хитрым и вероломным, он как будто светился обжигающим солнцем озорства.

Ко мне Роберт Асинуго имел особое расположение. Что-то было во мне такое, что не давало ему покоя. Все – и самые мелкие, и самые крутые издевательства, он сначала пробовал на мне, а потом уж подстраивал другим.

Однажды он втянул меня в соревнование как можно дольше смотреть, не мигая, в одну точку. Он даже показал, как это нужно делать. Я смотрел в его немигающие глаза, серые с зелеными крапинками, на черные точки зрачков и не мог предположить, что он сделает меня посмешищем для всего класса.

Я уставился в окно, а он заметил время. Я слышал его возню возле себя, но не оборачивался, чтобы выиграть соревнование. Оказывается, он повесил мне на спину плакат с надписью: «Египетский сфинкс, устремленный взглядом в загадочную глубину веков».

Одноклассники толкались около меня, читали эту надпись, покатывались со смеху, а я неподвижно стоял и не мигал. С тех пор меня так и прозвали «египетским сфинксом».

Но всех его проделок не перечислишь. В конце концов, мне стали ненавистны его рыжие вихры, его покрытая веснушками шея, щеки, нос, мне был неприятен его голос, его манеры.

Самым неприятным было то, что учился он отлично. Он был способным и настойчивым парнем, легко разбирался в самых сложных предметах и особенно в математике, в которой я был слаб. Мне казалось, что учиться хорошо могут только послушные, воспитанные дети, поэтому он был в моих глазах нарушением законов природы. – Я подозревал, что он уж не так способен, чтобы схватывать все на лету. Подозревал, что тайком от всех он специально учит материал вперед по учебнику, чтобы потом уязвить всех, и особенно меня, своими знаниями. Этим в старших классах он изводил меня сильнее, чем прежде своими проделками и драками. Что бы я ни придумывал, что бы я ни делал, он всегда оказывался впереди меня. Делал все лучше с каким-то вызывающим мастерством и проворством. Не было ничего, в чем бы я его опережал.

В учебе я невольно соревновался с ним и отвечал урок не столько преподавателям, сколько ему. И почти всегда он уничтожал меня, дополняя ответ какими-нибудь новыми сведениями.

Но вот в восьмом классе произошло чудо, которое сразу изменило наши отношения. – Я участвовал в выпуске стенной газеты как самодеятельный художник, потому что неплохо рисовал карикатуры и виды. Роберт тоже рисовал, и мне казалось, что и рисует он лучше, чем я. Рисунки его были старательные, чистые, тогда как у меня часто были поспешные недоделки.

Однажды после выпуска очередной газеты он подошел ко мне и прямо сказал:

– На этот раз твоя взяла. Майкл, в твоих рисунках есть талант. Точно есть! А я всего лишь навсего хорошо рисую.

Я опешил и несвязанно пробормотал:

– Да нет, что ты. Тебе показалось… Не вижу ничего хорошего.

– Не притворяйся! У тебя в рисунках каждая черточка живая!

После уроков мы вместе пошли домой, и на улице он мне доверительно сказал:

– Хочу заняться радиотехникой. Заходи ко мне, может, вместе смастерим что-нибудь.

Так мы подружились и стали ходить друг к другу. С годами он все больше удивлял меня широтой своих знаний и необыкновенной силой воли, с которой брался за любое трудное дело и осиливал его.

У него не было призвания, он сам говорил мне об этом. Он увлекался всем: математикой, историей, радиотехникой, астрономией. По каждому предмету вырывался вперед. Во дворе он, как прежде, казался мне мальчишкой. Но дома, несмотря на свои буйные огненные вихры и озорные глаза, он был волевым человеком, способным сокрушить любую крепость.

Однако он нисколько не задавался. Бобби был внимателен, не пренебрегал никакими занятиями, и мы чувствовали, что он как будто уже не у нас в классе, а где-то далеко впереди – взрослый зрелый человек, которому ясно многое из того, над чем мы еще не задумались.

После окончания школы мы разошлись. Я некоторое время занимался бизнесом, а потом уехал на север и стал штурманом. Живопись осталась моим хобби. Не появлялся я в нашем городе несколько лет.

Нет художника, который не мечтал бы о выставке своих картин. Лучше всего, конечно, персональная выставка, но для начала неплохо получить хотя бы кусочек стены в каком-нибудь углу. И вот, наконец, я его арендовал. Уличная реклама извещала прохожих о выставке картин местных художников. Список фамилий авторов был длинным, и потому я попал в число тех, которые скрывались за словом «и другие».

– Я не знаю, была ли толпа у входа в выставочный зал при открытии выставки – меня там не было. В среде начинающих художников принято относиться к славе с некоторым пренебрежением. Поэтому я пошел на выставку только к концу первого дня.

Неспеша продвигался я к своему залу, ожидая, что там никого не будет, а если и окажется кто-нибудь, то не обязательно около моих картин.

И вдруг я увидел Роберта Асинугу. Он внимательно и долго рассматривал мой пейзаж «Сентябрь», склонив голову и улыбаясь. Я узнал его сразу, хотя внешне он очень изменился. Его волосы не были прежними рыжими вихрами, а уложены в аккуратную и продуманную прическу. Одет он был в строгий безупречный костюм. И только нос в неистребимых веснушках напоминал прежнего озорника Бобби.