Нашедшие Путь

Хорошо запомнив фотографии изувеченных трупов, а так же зимнюю разборку с Лихачём и Шустрым, Пётр старательно избегал сближения; слабая надежда на чью-либо помощь так же удерживала его от решительных действий. Наблюдатели, однако, на помощь не спешили; даже, уже пришедший в себя, Вячеслав подключиться не решался; тогда как, выпавший из его поля зрения, Фокичев, отползая, нащупал в траве арматурный прут и уже готов был пустить его в действие.

Продолжая дразнить Костолома, Пётр старался оценивать обстановку целиком и намерения Фоки показались ему совершенно очевидными.

– Каток, осторожно! – успел выкрикнуть Семёнов.

Получив предупреждение, Вячеслав в последнее мгновение увернулся от металлического прутка, одним ударом уложил Фоку и, устыдившись своей нерешительности, двинулся на Костолома.

Вновь усилился дождь. Измотанные противники старались экономить силы. Вячеславу удавалось лишь отвлекать Костолома, тогда как удары Петра были достаточно точны. Получив очередной удар, Костолом рухнул как подкошенный, однако в то же мгновение от удара прутком по ногам взвыл Катков и бросился на вновь пришедшего в себя Фокичева. Фока успел ударить повторно и замахнулся опять. Спасая Вячеслава от смертельного удара, Пётр устремился к Фокичеву. Выбитый прут упал на Каткова. Семёнов теснил Фоку к плитам, нанося многочисленные удары уже изрядно ослабевшими руками.

Костолом, поднимаясь, занёс руку над Катковым, но, не усмотрев в нём признаков жизни, поднял прут и направился к Петру.

Издали увидев происходящее, к месту драки бежал Борис; он уже готов был броситься на Костолома, но, появившийся откуда-то, Хасанов сбил Бориса с ног. Кувыркнувшись, Борис предпринял ещё один рывок и уже готов был нанести удар ногой по, направленной в Петра, арматурине, но в этот момент второй удар Хасанова настиг его. Падая, Борис рывком оттолкнулся и взмахнул ногой; время вдруг показалось ему каким-то вязким и тягучим; он успел ужаснуться, осознавая без слов, что нанести удар из такого положения – невозможно; в тот же миг какая-то сила, будто пришедшая извне, наполнила его, до боли вытягивая всё тело в нужном направлении. Падение получилось очень жёстким, однако Борис успел заметить, как отклонённый его ударом, стальной прут, пройдя мимо Петра, вонзился в грудь Фокичева.

Пока Костолом матерился, глядя на, сползающее по плитам, тело Фокичева, Борис, не поднимаясь с земли, ударом ноги подбил ноги Хасанова, заставив его совершить полёт с финальным ударом затылком о землю.

Отбросив Петра мощным ударом ноги и выдернув прут из тела Фоки, Костолом повернулся к, ещё не успевшему подняться, Борису. Борис приготовился встретить прут ногой, но удара не последовало.

Костолом вдруг опустил руки, выронил прут и, покачиваясь, повернулся. Позади стоял Игнат.

– Вот теперь – мы уже точно в расчёте, – сказал он и нанёс несколько точных ударов.

Костолом пытался защититься, но, так и не сумев отразить ни одного удара, рухнул на землю.

– Кто желает доложить начальству о драке между двумя осуждёнными?! – громко обратился Игнат к наблюдателям, обводя присутствующих пронзающим взглядом.

Осуждённые начали расходиться; Игнат же принялся помогать Кондрату приводить в чувства Каткова.

С трудом преодолевая боль, Борис помог подняться Петру, после чего тут же попытался съязвить:

– Самое время ментов поматерить, – тебе не кажется?

Испытывая боль даже от дыхания, Пётр не ответил.

***

Начальство отреагировало на происшествие лишь вялым разбирательством. Версию Игната никто отрицать не стал. Уже через два дня осуждённые вернулись на объекты.

Обрадовавшись возвращению работников, отец Николай попросил привести в порядок газон, однако вскоре предложил Петру прекратить работу, видя, что каждое движение причиняет ему боль.

– Да ладно… Нормально всё, – возразил Пётр.

– Он у нас, видимо, мазохист, – предположил Дмитрий.

– Чем скалиться, лучше усадите его на скамейку, – пусть отдыхает.

– Мы ему даже компанию составим, – заявил Борис, бросая лопату и увлекая Петра к скамейке.

– Почему я вас на службе уже несколько дней не видел? – поинтересовался священник.

– Мы бы с удовольствием… – начал было оправдываться Дмитрий, но, встретив взгляд Петра, принялся выкручиваться:

– У вас там всё непонятно. Вам бы со славянского на русский все тексты перевести.

– Может, для здешнего контингента ещё на «феню» всё перевести?! – возмутился Борис, после чего усмехнулся собственным словам и добавил:

– Представь себе: «В натуре, базарю вам!..»; ну и так далее…

– У меня, вообще-то, словарь имеется…

– «Фени»? – сострил Дмитрий.

– Церковно-славянского… Что не понятно – смотрите, или спрашивайте, если самим лень искать, – спокойно проговорил отец Николай.

– А я думаю, что всё понятно, – продолжил Борис. – К тому же, не это – главное; важно понять – как над собой работать, как самого себя переделывать.

– Замечательно… Возможно, что ты приблизился к ответу на свой не заданный вопрос; однако учти, что бывают такие пародоксальные ситуации, когда человек, вроде бы, двигаясь в правильном направлении, приходит к чудовищной ошибке, к индивидуальной катастрофе.

– Как это?! – удивился Борис.

– Очень просто: однажды ты вдруг понимаешь, что всё понял и всего достиг, – это значит, что ты пропал… Понял?

– Нет.

– Ну вот, – вмешался Пётр, – а ты сожалел, что не победил в абсолютной категории; даже не понимаешь – какой беды избежал!

– Всё шутишь?

– Нет… Скажи-ка: а стремился ли Сергий Радонежский стать игуменом, возвыситься над другими монахами?

– Разве можно это сравнивать?

– Думаю, что можно и нужно.

– Что-то мешает мне принять это, особенно – после недавних событий.

– Сам же говоришь, что надо работать над собой, переделывать себя; вот и попробуй проанализировать произошедшее, ошибки свои найти.

– Ошибки?!. Ты о чём?!

– О том, хотя бы, что Топоровского ты несколько раз преднамеренно обидел… Зачем?

– Какого ещё Топоровского?

– Игоря Петровича… Фотки он нам показывал… Забыл уже?

– Вот ты о чём… Ладно, – возможно, есть о чём подумать… Правда, что-то тяжеловато мне это.

– Кстати, он мне обещал, что сделает всё возможное для пересмотра твоего дела и сокращения срока.

Чувствуя себя загнанным в угол, Борис молчал.

– Не всё сразу, Борис, не всё сразу, – подбодрил Бориса отец Николай. – Я предупреждал, что ответ на свой вопрос ты не сразу получишь… Путь верный нащупать – совсем не просто… Что же касается твоего досрочного освобождения, – обещаю, что и я по своим каналам об этом похлопочу.

***

Под стук колёс Борис задремал, сидя у вагонного окна. Воспоминания причудливо изменялись, перепутывались, наполнялись новым содержанием; мучительный сон то охватывал целиком сознание Бориса, то отпускал подобно набегающим и вновь отступающим волнам. Нарушившая этот монотонный ритм, встряска вернула Бориса к реальности. Увидев над собой лицо Дмитрия, Борис выпрямил спину и тяжело вздохнул.

– Борь, ты бы лёг!.. Смотреть страшно, как ты носом клюёшь; так и кажется, что вот-вот лицом в стол врежешься.

Борис отрицательно покачал головой и сказал:

– Муть какая-то снится, кошмар; боюсь, что это – теперь надолго.

– Отвлечься чем-то надо, – Дмитрий выразительно щёлкнул по горлу.

– И не думай – пока домой не вернёшься.

Выдержав паузу, Дмитрий сменил тему:

– Боря, я всё спросить хочу: почему тебя урки Бобоном прозвали?

«Разве его не было тогда на лесопилке?» – пронеслось в голове у Бориса.

– Вероятно, потому, что – Борис Борисович, – протянул Борис, не желая утруждать себя воспоминаниями и рассказом о том, о чём ему хотелось забыть.

«Мог просто оказаться где-то в стороне» – нашёл для себя объяснение Борис.

– А я слышал, что нельзя сыновей называть именами отцов.

– Это почему?

– Примета, вроде, такая: то ли кто-то из двоих может погибнуть, то ли сын может повторить судьбу отца.

– Получается, что я скоро утону?

– Почему именно утонешь?

– Отец утонул месяца за два до моего рождения.

– По пьянке?

– Почему обязательно по пьянке?.. Ребёнка чужого спасал: весной река разлилась, – берег подмыло; а дети близко подошли, – вот и съехали в воду с куском берега… Мать говорила, что двоих сразу вытащили, а третьего – течением понесло; отец по берегу его обогнал и в воду бросился… Течение весной сильное… Он пока выгребал к берегу, видимо, замёрз, да и устал; ребёнка смог к берегу подтолкнуть, а самого – унесло… Тело нашли через несколько дней…

– Сколько ему было?

– Тридцать три года.

– Если верить отцу Николаю, – такие люди должны попадать прямиком в рай.

– Про рай – не знаю, а вот в газету – попал; у матери вырезка хранится в альбоме с фотографиями.

– Ты на всякий случай воды-то старайся избегать.

– А вот отец Николай говорит, что подобные приметы – суеверия и чушь.

– Может, и так, но всё же они не на пустом месте возникают.

– Ладно, Дима, учту… Хотя, плаваю я вполне сносно.

– Так же как дерёшься?

– Не знаю… Не понимаю, как это можно сравнивать.

– А как ты драться научился?.. Почему взялся за это?

– В школе задразнили в младших классах… Если Лапшин – значит: «Лапша»… Не хотелось «Лапшой» называться; пошёл сначала – на борьбу, потом – на бокс; дальше: каратэ, другие боевые искусства; вот так и втянулся в это дело постепенно.

– Посмотрел я на ваши тренировки, – ужас; я бы так не смог… Не представляю, как так можно добровольно над собой издеваться.

– Напрасно ты так. В тренировках есть даже какое-то удовольствие.

– Удовольствие?!. Ну уж нет!.. Кстати, об удовольствиях: как думаешь, есть тут вагон-ресторан?

– Ты что сдурел?!. Забыл откуда едешь?!. Приключений около вокзала тебе мало?

– Я теперь свободный человек; у меня есть гражданские права.

– Нет у тебя никаких прав, пока паспорт не получишь и на работу не устроишься… Правда, у меня ощущение такое, что я до конца дней своих буду на другую сторону улицы переходить, завидев мента на горизонте.

– Зря ты так; менты – тоже люди…

– Давай-ка оставим эту тему; только пообещай мне, что пока домой не приедешь – будешь «тише воды, ниже травы».

– Ладно, – договорились.

***

Они освободились вместе, вместе вышли за ворота.

«Не обманул-таки подполковник!» – радостно подумал Борис, осматриваясь по сторонам.

– Ну, что ты?.. Пойдём! – позвал Дмитрий, оглянувшись.

– Давай подождём: сейчас ещё двое должны выйти.

– Ну уж нет!.. Хочешь ждать – жди; а я пошёл, – заявил Дмитрий и решительно двинулся вперёд.

Борис неодобрительно покачал головой, разглядывая то удаляющегося Дмитрия, то группу подростков, устремивших свои взгляды в сторону ворот.

Вблизи остановился грузовик. Укрываясь от взглядов за грузовиком, Борис зашёл за полосу кустов и быстро пошёл по траве параллельно дороге. Через просветы в зарослях он видел, как двое подростков отделились от группы и последовали за Дмитрием, ещё один – отбежал в сторону и помахал рукой; тут же к подросткам присоединились двое взрослых. Борис подождал, убедился, что остальные не оставили свой пост у ворот и продолжил движение. Увидев впереди вокзал, Борис вскоре заметил Дмитрия и, обступивших его, четверых преследователей. Решив, что застал момент перехода от психологической обработки к избиению, Борис перешёл на бег. Сумев, не создавая шума, приблизиться незаметно, он первым же ударом надёжно отключил одного из взрослых и направился к другому.

– Дим, придержи шпану, – попросил Борис и мощным лоу-киком подкосил второго.

За третьим всё же пришлось пробежаться. Подстраивая свои шаги под шаги, бегущего перед ним, подростка, Борис вдруг прыжком поставил свою правую ногу перед его левой ногой и тут же ударил локтем под затылок, от чего парень упал, впечатав лицо в траву. Вернувшись обратно, Борис добавил для надёжности взрослым и, убедившись в бесполезности действий Дмитрия, одним резким ударом в голову отключил второго подростка.

– Ну что, Дима, ещё один погулять хочешь, или мне компанию составишь? – поинтересовался Борис.

В связи с очевидностью ответа Дмитрий молча поплёлся за Борисом в сторону вокзала и заговорил лишь при покупке билетов:

– Может, поедим где-нибудь?

– Нет, – отрезал Борис, – вернёмся на лоно природы.

– Почему бы нам в зале ожидания не посидеть?

– Там ходят менты, а возможно, что и не только они, – сказал Борис и уверенно направился к выходу из здания вокзала, а затем далее – к массиву кустарника.

Пока Дмитрий ворчал и пытался поудобнее устроиться, Борис внимательно осмотрел окрестности.

– Гляди-ка, – сказал он вдруг, указывая в сторону привокзальной площади, – наши идут.

– Потрёпанные какие-то.

– Что же это с ними такое случилось?.. – начал-было язвительно Борис, но, чуть помедлив, продолжил уже совершенно другим тоном:

– А вот и ещё сюрприз, – гляди, только из-за кустов не высовывайся.

Дмитрий мрачно пронаблюдал, как сотрудники милиции уводят куда-то двоих освободившихся и тяжело опустился на траву.

***

Поезд остановился на какой-то станции и малочисленные пассажиры потянулись к выходу. Тишина в вагоне установилась не более чем на минуту, после чего большая шумная компания хлынула в вагон бурлящим потоком; замелькали, увешанные значками, зелёные куртки, послышались оживлённые разговоры. Когда поезд тронулся, суета немного улеглась. Рассредоточившись по вагону, строительный отряд разделился на несколько компаний; зазвучали гитары. К Борису и Дмитрию несколько раз подходили студенты с просьбой поменяться местами, но, получив вежливый отказ, уходили.

Погружаясь то в дремоту, то в размышления, Борис не сразу заметил очередного визитёра, а, услышав, уже надоевшую ему, просьбу, лишь отрицательно покачал головой. Нагловатый парень, держа в правой руке гитару, опёрся левой на стол и, наклонившись, повторил просьбу угрожающим тоном:

– Вас пока по-хорошему просят: перейдите на другие места!

Не заметив желаемой реакции, парень принялся буравить взглядом то Дмитрия, то Бориса; после чего добавил:

– Слушайте, «урки»: вы у меня сейчас с поезда сойдёте прямо на ходу! – с этими словами он сильно толкнул Бориса и, захватив за одежду, потянул на себя.

Борис легко поддался, но затем прижал руку наглеца к своему плечу и, сделав захваченной рукой круговое движение, резко надавил вниз, от чего парень вскрикнул и осел. Борис не спеша перехватился и, наращивая болевое воздействие, притянул студента ближе; дотянувшись левой рукой до гитары, отобрал её, как бы случайно ударив наглеца декой по голове и, несколько изменив направление давления на кисть, оттолкнул его от себя.

Пока студент поднимался, стонал и рассматривал свою руку, Борис взялся за изучение трофея. Пробежав несколько раз пальцами по струнам, он решил, что звучание его не устраивает и принялся перенастраивать гитару под себя.

– Учил тебя отец Николай, учил; а что толку? – съехидничал Дмитрий.

– Не скажи!.. Толк есть, не много, правда, но есть; хотя, в целом – как в темноте, но толк есть.

– Сам понял, что сказал?

Не желая продолжать бесполезный разговор, Борис углубился в настройку.

– Она же настроена! – возмутился хозяин гитары и потянулся за инструментом.

Борис жестом показал свою готовность вновь взять руку студента в обработку. Парень отстранился и тяжело вздохнул.

Закончив с настройкой, Борис сыграл какую-то мелодию, переключился на другую, потом на третью. Заинтересовавшиеся студенты засыпали Бориса вопросами и предложениями, а придя к соглашению, затянули песню. Откуда-то появилась вторая гитара, грациозно управляемая худенькой студенткой по имени Даша. Перехватив вскоре инициативу и попросив Бориса подыгрывать, Даша спела несколько песен.

Борис не мог скрыть удивление:

– Не думал, что кто-то из современной молодёжи может петь песни Визбора и Окуджавы.

– Что же мне «попсу» что ли петь?.. Я хоть и блондинка, но не на столько же!.. Я вот тоже не подумала бы, что ты был в тюрьме… А ведь ты был в тюрьме?

– Достоевский тоже был на каторге – и что?.. А ты как определила, что я был в тюрьме?

– Заметно. У меня отчим заключённых возил; меня на экскурсию приводил в спецвагон.

– А отец?

– Отца убили… Я ещё маленькая была… Тебя тоже в спецвагоне возили?

– Было и такое.

– Страшно там… А в тюрьме, наверное, очень страшно.

– Очень, – согласился Борис. – Старайтесь туда не попадать.

– Жить надо честно, – тогда и не попадёшь, – уверенно заявил хозяин, захваченной Борисом, гитары.

Борис горько усмехнулся и спросил:

– Тебя как зовут-то?

– Николай.

– Так вот, Николай, запомни: в тюрьму в этой стране может попасть любой; для этого совсем не обязательно совершать преступление… У меня, кстати, хороший друг есть, – тоже Николай…

– Он – тоже уголовник?

– Нет, он – священник; правда, говорят, что тоже через зону прошёл.

– Руки выворачивать там же научились – на зоне?

– Не на зоне, а в спортивном клубе.

– А у тебя почта электронная есть? – наивно поинтересовалась Даша.

– Нет.

– Я тебе свой электронный адрес запишу; когда заведёшь почтовый ящик, напиши сообщение; а-то вдруг и в самом деле будешь как Достоевский… Можешь ты что-нибудь сочинить? Я – могу.

Наигрывая простенькую мелодию, Даша пропела несколько строк.

– Ну как?

Борис пожал плечами, но тут же спохватился и сказал:

– Нормально… наверное.

– Теперь ты.

Поперебирав немного струны, Борис начал скорее даже не петь, а говорить вполголоса, подстраиваясь под звучание гитары:

Поезда бегут, поезда;Серпантином кружат дороги;Вновь за окнами – города,Их осталось уже не много…Мне осталось не много днейИ не много разлук осталось;Всё заметнее, всё виднейВековая моя усталость,Вековая моя тоска,Вековая моя тревога…Я не знаю навернякаБыл ли Путь… но была – дорога.Разорву свой непрочный сон;Вспомню плеск воды на плотинке,Да колоколов перезвон,Голос Галича на пластинке…Голос Галича был так тих,Он звучал дождю в унисон;Вспоминался забытый стих;Не понятно: где – явь, где – сон…Вспоминался минувший век…– Как у вас там всё?.. Шито-крыто?..Ты зачем живёшь, человек?..Как у вас там теперь «элита»?..Я вопросом застигнут врасплох;Я не знаю, что мне ответить…– Я, пожалуй, был слишком плох;А пожить мне, вроде, не светит…А «элита», – да что о ней?.. —– Я подумал, что сам он знает. —– По сей день с тех далёких дней,Это – то, что всегда всплывает,Всё всплывает и всё бурлит;Ведь «элита» – псевдо-элита:Нашумит всегда, намутитИ, действительно, всё «шито-крыто»;И «попса» на ушах – лапшой,А шансон – обветшал и сник,И почти что не слышен Цой,И Высоцкого хриплый крик;Окуджава – давно затихИ не слышно почти Талькова;Под пустой, под «попсовый» стихМы «живём» теперь – бестолково;В «телеящиках» – чепуха:Море пошлости и разврата…Как легко, не боясь греха,Мы прошли рубеж «невозврата»!..Собеседник качал головой,Удручённый моим ответом,Долго сетовал как живойИ, сутулясь, ушёл с рассветом.Мне хотелось пойти за ним,Но накрыл с головой туман…Что имеем – то не храним;Получаем взамен – обман…И душа – как кривой урод;В ней – отчаяние и сомнение…Раньше – был в России Народ;А теперь в ней – лишь население.Вовлекает самообманВ бесполезную кутерьму…Поутру – бывает туман;Днём и вечером – всё в дыму.

– Ужас – как мрачно, – заключила Даша, перестав подыгрывать. – А повеселее что-нибудь?

– «Весёлая покойницкая» Высоцкого подойдёт?

Даша засмеялась и отрицательно покачала головой.

– Тогда, может быть, Николай что-нибудь изобразит?

Николай потянулся-было за гитарой, но, поморщившись, отказался:

– Рука болит.

– Ну извини, – сам виноват.

Теперь – за разговорами время летело быстро. Борис заметно повеселел; Дмитрий же – наоборот всё больше мрачнел.

– Что-то ты, Дима, какой-то невесёлый… Что случилось? – поинтересовался Борис.

– Чем ближе к дому, – тем больше сомневаюсь, что я там кому-нибудь нужен… А тебя кто-нибудь будет встречать?

– Не думаю… Я только приятелю одному сообщил, что приеду.

Дмитрий как-то виновато посмотрел на Бориса и хотел-было что-то сказать; но Борис уже опустил взгляд и, старательно выводя мелодию, пропел:

…Кто меня там встретит, как меня там примутИ какие песни там теперь поют…

Дмитрий покачал головой и проговорил задумчиво:

– Напутал слегка… Вот приеду – буду несколько дней подряд сидеть у магнитофона, Высоцкого слушать.

***

На перроне было малолюдно. Покинув вагон, Борис поднял лицо навстречу мелкому осеннему дождю, будто хотел что-то разглядеть в, затянутом тучами, небе; потом осмотрелся и, проводив взглядом уходящий состав, медленно пошёл через железнодорожные пути. Он не сразу заметил, как из-под навеса автобусной остановки вышли трое и направились в его сторону.

– Постой, земляк!.. Закурить дай! – выкрикнул один.

«Начинается! – подумал Борис. – И почему все эти ублюдки уверены, что кто-то обязан их угощать сигаретами?!» Приняв чуть левее, он лишь отрицательно покачал головой, собираясь обойти попрошаек.

– Постой!.. Тебе, что сигареты жалко?! – продолжал тот же голос.

«Хреново ты внимание отвлекаешь», – размышлял Борис, уже заметив, как другой заходит сзади. Стараясь увеличить дистанцию, Борис отшагнул, одновременно слегка развернувшись; это – оказалось весьма своевременно: вписав в этот же разворот жёсткий блок, Борис выбил, направленный на него, нож; той же рукой нанёс восходящий удар, который, однако, получился слабым, поскольку Борису пришлось торопливо менять позицию, встречая сразу двоих. Закрываясь одним нападающим от другого, он развернулся на сто восемьдесят градусов и успел нанести несколько коротких ударов; однако обе руки его тут же оказались захваченными. Тем временем нападавший первым – поднялся, пощупал челюсть, осмотрелся в поисках ножа и, не найдя его, направился к Борису, расстёгивая на ходу куртку.

Увидев рукоятку пистолета, Борис рванулся вперёд, едва не повалив удерживавших его, и резко взмахнул ногой. На этот раз удар привёл к нужному результату. «Вот что значит мотивация!» – думал Борис, всё же не понимая, как он сумел дотянуться. Теперь нужно было освободить руки; однако рывки и попытки бить ногами лишь изматывали Бориса, не давая надежды на освобождение от, вцепившихся в него, противников. Хорошо понимая, что может рассчитывать только на себя, он попытался собраться с силами. Того, что произошло дальше, он никак не мог ожидать: правая рука Бориса вдруг оказалась свободной, чем он тут же, не задумываясь, воспользоваться, уложив противника слева мощным апперкотом и продолжив движение с разворотом в том же направлении. Ожидая встречи с третьим, Борис вдруг увидел, как кто-то уже обрабатывает его многочисленными ударами. Отойдя немного в сторону, Борис подобрал пистолет и спрятал его в карман.

– Извини: опоздал немного, – донеслось из темноты.

– А всё же не правы те, которые говорят, будто высокие удары ногами – на улице не эффективны!.. Привет, Лёха!.. Нет, – не понимаю, как я его достал…

– Привет, – ответил Алексей и нанёс завершающий удар по голове, стоящего на четвереньках, противника. – Видел я, видел: прямо как балерина ноги задираешь.

– Зачем так жестоко?

– Чем тяжелее черепно-мозговая травма, – тем более вероятна амнезия… Тебе это надо, – чтоб они тебя запомнили?!

– Ладно, пойдём отсюда… Ты кому-нибудь говорил, что я приеду?

– Только твоей матери.

– Ну вот!.. Сюрприза не получится… Я-то думал, – приду, спрошу с порога: «Ничего, что я пораньше?»

Что-то отвлекло внимание Бориса; он перестал говорить и осмотрелся.

– Не догонят, – попытался успокоить спутника Алексей. – Они теперь не скоро поднимутся.

Борис кивнул, взглянув на Алексея сверху вниз, и подумал: «Освободился – называется!.. Что бы это значило?.. А ведь похоже, что со мной – опасно».

– Лёха, ты извини, но давай как-нибудь в другой раз отметим моё освобождение… Созвонимся… Мне бы сейчас одному прогуляться.

– Ладно, – как скажешь, – согласился Алексей. – Пистолет-то выкинь лучше, чтоб не «вляпаться» с ним, или спрячь понадёжнее.

– Заметил всё-таки.

– Что заметил?

– Пистолет.

– Какой пистолет?.. Ладно, созвонимся.

Алексей перешёл через дорогу и скрылся за углом.

Постояв несколько минут в ожидании преследователей и не дождавшись, Борис пошёл дальше, обдумывая план действий: «Если опасности не избежать, – надо самому её найти и уничтожить, – Борис вдруг вспомнил детский мультфильм про котёнка по имени Гав и улыбнулся. – Если неприятности ждут, – надо идти к ним». План действий появился как бы сам собой.

***

Более недели Борис старался быть на виду, много ходил по городу; убедившись же, что целенаправленные поиски неприятностей – результатов не дают, решил зайти в церковь.