Полная версия
Нашедшие Путь
К июлю работу на колокольне закончили. Привезённые колокола подняли без особого труда. Обычно мрачный отец Николай заметно посветлел, повеселел и даже разговаривал с колоколами как с живыми. Борису казалось, что эта непонятная радость священника передаётся и ему.
– Что в них такого особенного? – осмелился как-то спросить Борис.
– А ты подумай… Это самому понять надо, понять и почувствовать.
– Почему они такие маленькие?
– Размер не имеет значения, – съязвил Дмитрий.
– Верно, – согласился отец Николай. – Только вот ехидство тут – неуместно… Надо бы всерьёз вашим воспитанием заняться.
– Мы же читаем, – возразил-было Дмитрий.
– Да уж, читаете вы!.. Вон Борис и «Лествицу» отложил, и святителя Игнатия Брянчанинова первый том не дочитал.
– Тяжело, – признался Борис, – язык устаревший… Вот митрополита Вениамина Федченкова – легко читать.
– Ладно, – спорить не стану; однако до понимания святителя Игнатия обязательно постарайтесь дорасти.
– Да хотелось бы, – согласился Борис, – хотя ещё несколько месяцев назад – не стал бы и заглядывать в такие книги.
– Вот и получается, что всё промыслительно, – глубокомысленно заметил Пётр.
– Не понял… Скажи по-русски.
– На всё воля Божия, – перевёл отец Николай. – Иногда, чтоб заметить что-то хорошее и доброе, – надо «вляпаться» в какое-нибудь… Ну ты понял.
Борис задумался. На какое-то время ему показалось, что у него появилась основа для переосмысления многих событий. Тем временем отец Николай попросил Дмитрия собрать инструменты и оба спустились вниз. Пётр подошёл к Борису и сел рядом.
– Мстить ещё не передумал?
– Легко тебе говорить… Сам-то бывал в подобных ситуациях?.. Мне иногда по ночам снится, что лежу я на снегу в наручниках, а его рожа довольная где-то сверху маячит.
– Ты не можешь знать, что он чувствовал, был ли он доволен, или – совсем наоборот. Возможно, что он просто не мог поступить иначе.
– Ладно, ладно… А как тебе такая ситуация?.. Соревнования: я выхожу в абсолютную категорию и имею реальные шансы на победу; тут появляется Тимоха и побеждает меня в самом начале, а потом – в финале сдаётся парню, которого я до этого бил многократно!.. Он просто ушёл с татами, хотя мог победить… Ну не сволочь?!
Глядя на кислую физиономию Бориса, Пётр рассмеялся, потом хлопнул Бориса по плечу и уже серьёзно сказал:
– Ну это-то, уж точно, – ерунда, такая чушь, что надо просто простить и забыть.
Борис помолчал и, чувствуя какой-то внутренний дискомфорт, решил сменить тему:
– Что там Фока?.. Тебя, вроде, видели с ним.
– Злой как чёрт… Похоже, что боится чего-то, вернее – кого-то.
– Тебе всё-ещё доверяет?
– А у него сейчас выбора нет. Тех, которые для него на всё были готовы, он, дурак, сам сдал.
– Кондрат говорил только об одном.
– Их было трое, но крайним «назначили» одного, а двоих – просто перевели куда-то. Что же касается Толика Кондратенко и Славы Каткова, то – не с их мозгами в суть происходящего вникать.
– Какая уж там суть?!. Оба не желают на вопросы отвечать, говорят, что меня это не касается.
– Им есть чего опасаться… – Пётр на несколько секунд задумался, будто что-то вспоминая, а потом вдруг начал рассказывать:
– Прибыли осенью на зону два «борца за справедливость», «крутые» – дальше некуда; кликухи подходящие: Шустрый и Лихач. Для краткости их обоих просто «крутыми» и называли. Решили они «под себя подмять» всю зону… То ли стоял за ними кто-то, что более вероятно, то ли они были на столько глупы, что лишь на собственные кулаки рассчитывали, – не знаю. Меня, естественно, второй вариант устроил бы больше, поскольку он не предполагает дальнейшего развития… «Подмять» – не «подмяли», а вот «расколоть» – «раскололи»: кого-то – запугали, кого-то – смогли убедить, что Фока – беспределщик, а они, вроде, – за справедливость. В общем, образовалось две группировки, – стало доходить до массовых потасовок… Фокичева как-то к «хозяину» вызвали; вернулся – злой, с разбитой рожей; ко мне прицепился… Я-то старался сохранять нейтральную позицию, – не получилось… Хотел я тогда послать Фокичева куда подальше, но, поскольку доставалось порой и от тех, и от других, сказал, что подумаю… Долго думать не пришлось… Послали нас как-то местный долгострой от снега чистить… А здесь, как ты наверное уже заметил, разборки происходят то на лесопилке, то в карьере, то на стройке, – в общем, там, где контроль затруднён и возможны производственные травмы… Вот и тогда несколько стычек произошло… Я – как всегда в стороне… Гляжу: «крутые» Кондрата и Мокрого бьют…
– Мокрого не знаю. Кто это?
– Ванька Мокрушин – кореш Толяна. Близки они были по уровню интеллекта, вернее – по полному его отсутствию… Отделали их жестоко и бетонной сваей придавили; потом – на меня накинулись… Очнулся – лежу придавленный сваей, выбраться не могу; рядом – уже Славу Каткова лупят. Славка хоть и тупой, но крупный, – держится и орёт: «Хасан!.. Жека!.. Кистень!..» Фоку, заметь, не звал… Ну, Хасанова Марата – ты знаешь; Жека – это Гилёв Евгений, он же – Жека-Костолом; ну, а Кистень – это не кликуха даже, а, вроде бы, – фамилия… Игнат Кистень общался, в основном, с Жекой, реже – с Катком… Услышали они, прибежали, отбили Славку; потом и Фокичев пришёл, – велел со своих «шестёрок» сваю убрать, затем ко мне подошёл и спрашивает: «Ну что Сёма, – не надумал?» Постоял, подождал немного… Я молчу, – сил нет, мыслей – тоже… В общем, ушли они; меня – под сваей оставили… Лежу, думаю, что подохнуть, вроде, не страшно, страшно – руки и ноги отморозить; стал шевелить конечностями потихоньку, экономя силы… Не знаю – сколько пролежал, вдруг – слышу голос Фокичева; я даже не понял, что он говорил, но стал кивать, говорю: «Согласен… согласен…» – несколько раз повторил, – боялся, что голос ослаб… Короче, Славка с Игнатом сваю убрали и оттащили меня отогреваться… Получается, Боря, что нам обоим минувшей зимой на снегу-то полежать довелось…
Теперь Борису было стыдно за свой рассказ, хотелось как-то оправдаться или хотя бы выразить сочувствие Петру. Оба долго молчали.
– Обошлось, – очухался, – продолжил Семёнов. – Были пузыри на пальцах, но не более того… Фока тогда твёрдо решил точку в этом деле поставить, а получилось – многоточие… «Крутых» на лесопилке подкараулили… Мне с Катком и Кондратом поручили отсекать примкнувших к ним; Хасан – с другой стороны толпу отвлекал ещё с кем-то… Когда сцепились, – Жека Шустрикову сначала ногу сломал, потом – башку свернул. Ну, а Кистеню – сначала от Лихачёва крепко досталось, но, когда Гилёв Шустрого уложил, Лихача они совместными усилиями быстро запинали, а когда отошли, – Иван Мокрушин крепления выбил, – брёвна и посыпались. Все, естественно, разбежались; один Мокрушин – лежит на куче брёвен с кувалдой в руках, а под кучей – два трупа. Вот и получилось, что Мокрый во всём виноват… Кондрат потом пытался на Фоку «наехать», но Фокичев его быстро «остудил», да ещё прикалывался, что у Ваньки, мол, фамилия подходящая для «мокрухи»… Короче, дали Мокрому после лечения офигенный срок и отправили на другую зону; а вот Игнат Кистень и Жека-Костолом – как-то по-тихому исчезли… То ли уж очень не хотелось начальству официально признавать факт массовых беспорядков, то ли Игнат Кистень и Женя Гилёв кому-то зачем-то ещё нужны, но то, что Фока сдал их всех троих – это, по-моему, очевидно… С их уходом влияние Фокичева на сидельцев значительно ослабло; беспредела на зоне не стало… почти. Правда, перед самым новым годом Фока сдуру попытался свой авторитет восстановить: стал «наезжать» то на одного, то на другого, – многих разозлил. В общем, если без подробностей, – «отметелили» его основательно. Только Славка и Марат пытались его защищать – двое против толпы… Я стою у окна, наблюдаю, вдруг вижу: Фока в мою сторону летит – прямиком башкой на край батареи. Подхватил я его в последний момент – смягчил удар; кровищи, правда, много было. Гляжу: сейчас запинают, добьют; руку поднял, кричу: «Всё, ребята, хорош!.. Как бы не подох!» Они кровь увидели – стали расходиться… Потом Фока, когда ему башку «починили», собрал своих, меня – тоже позвал, – долго агитировал за себя, рассказывал о своих отношениях с «хозяином», ещё с какими-то «упырями» с воли… Короче, уговорами и угрозами добился он для себя положения шаткого равновесия, которое и сохранялось до известных тебе событий.
– А как ты с отцом Николаем познакомился?
– После того, как под сваей полежал – начал в церковь заглядывать, а когда узнал, что тут многое ещё не доделано, попросился сюда работать; Фокичев – за мной увязался, – понял, что тут для него безопаснее, однако, как видишь, не прижился здесь… Отец Николай в людях хорошо разбирается, иногда кажется, что мысли читать умеет; какие-то неполадки в самой душе способен заметить и помочь их исправить. Я сразу и не заметил, как он подсунул мне какие-то подсказки и помог на жизнь по-другому посмотреть. Не скажу, что я коренным образом изменился, но спокойно как-то стал ко всему относиться; новые ориентиры в жизни появились, новый смысл…
Борис всё больше ощущал, что эти рассуждения нагоняют на него какую-то странную тоску, он чувствовал, что должен многое переосмыслить. Недавние события, как бы спонтанно, всплывали в памяти Бориса и, поворачиваясь разными сторонами, подстёгивали, почти лишённые слов, размышления. Затянувшись на несколько дней и ночей, этот бесплодный самоанализ основательно измотал Бориса и привёл его к отцу Николаю с, висящим в воздухе, вопросом, не желающим вылиться в слова.
– Спросить о чём-то хочешь? – опередил Бориса священник.
– Хочу, – подтвердил Борис. – Похоже, что это у меня на лбу написано…
– Можно и так сказать. Скажу больше: ты и сформулировать толком не можешь свой вопрос.
– Это – тоже «на лбу»?
– Стал бы ты иначе так медлить?.. Ладно, – могу попробовать ответить, не дожидаясь вопроса; однако не думай, что я тебе сейчас выдам окончательный, единственно верный ответ и дальше всё будет хорошо… Самый правильный для тебя ответ сможешь найти только ты сам. Давай-ка для начала попробуем убрать препятствия на пути к этому ответу: постарайся избавиться от всех своих обид, а обидчиков – простить. Это – трудно, на это могут уйти многие годы… Научись – не злиться, не обижаться…
– А ненавидеть – можно?
– Можно, но – не полезно. Ненависть «сожрёт» тебя изнутри…
– Один мой знакомый говорит, что надо учиться спокойно ненавидеть – ненавидеть без злобы.
– Твой знакомый интересуется дальневосточными учениями?
– Да.
– Православие учит, что ненавидеть надо зло, ненавидеть надо грех, ненавидеть надо порок, но – не человека.
– Даже – если человек поступает подло?
– Даже – если тебе кажется, что человек поступает подло… Не забывай, что ты можешь и ошибаться, можешь не знать об истинных причинах тех или иных поступков. Что же касается мировоззренческих систем дальне-восточного происхождения, то они, вероятно, могут таить в себе опасность; полагаю, что самурайское бесстрастие – ложное, оно основано на гордыне, тогда как православное – истинное, оно основано – на смирении.
– Получается, что всем надо угождать, со всеми соглашаться?
– У тебя извращённое представление о смирении… Преуспела безбожная власть в искажении некоторых понятий… Думаю, что разберёшься постепенно, что такое – истинное смирение. Почитай для начала хотя бы житие Сергия Радонежского… Подожди, – я сейчас…
Отец Николай ушёл, а через несколько минут вернулся с открытой книгой и протянул её Борису. Поднявшись на колокольню, Борис углубился в чтение. Вскоре появился и Пётр; едва поднявшись по лестнице, он обратился к Борису:
– Опять какие-то неприятности?
– Ты о чём? – удивился Борис.
– Кого ты там вчера «вырубил»?
– Ерунда… Я уже и сам почти забыл… Какой-то урод назвал меня этой поганой кличкой…
– Какой кличкой?
– Бобоном.
– А ты?
– А я… – Борис сделал выразительный жест кулаком. – Короче, напомнил уроду, что у меня имя имеется.
– Показываешь уголовникам своё пренебрежение к ним?!. Напрасно!.. Пора бы тебе смириться.
– И ты туда же!.. Перед кем смириться?.. Перед этими скотами?
– Что читаешь? – Пётр сел рядом с Борисом и заглянул в книгу. – Это – правильно, правильно, – читай; это – именно то, что тебе нужно… Опередил меня отец Николай…
Пётр встал, прошёл в восточную сторону колокольни, осмотрелся и, будто размышляя вслух сказал:
– Хороший вид отсюда… А смириться, Боря, надо не перед подонками; я, правда, и сам это до конца не понимаю, но чувствую я, что не случайно нам всё это досталось; думаю, что другими мы отсюда выйдем.
– Если вообще выйдем, – мрачно добавил Борис.
– А ты ублюдков не зли напрасно, тогда – выйдем… может быть. Из-за кликухи – не злись, отзывайся, а перед тем, кого ударил, – извинись… Эти скоты ведь и не поняли даже, что тебя взбесило.
– Я его даже не запомнил.
– У Славы Каткова спроси. Это – он мне сказал. К тому же он, вроде, поприличнее остальных – ещё не окончательно оскотинился… А кликуху эту они тебе «прилепили», в каком-то смысле, даже из уважения.
– Видал я ихнее уважение!..
– Ладно тебе, – хватит!.. К тому же, на стройку скоро придётся идти; там, говорят, всё заросло. Постарайся до этого как-то смягчить свои отношения с уголовниками.
Борису казалось, что разум его перегружен; события перепутались, оценка их многократно изменялась. Он даже решился, как и советовал Пётр, обратиться к Вячеславу; разговор начал резко, без церемоний:
– Говорят, что ты видел, как я вчера кого-то ударил. Не помнишь, – кого именно?
– А я что… Бобон… Я же как лучше хотел… Я только Сёме… Я говорю: «Зря Бобон Психа приложил; братва и так гудит».
– А где Псих?
– Оставь, в натуре… Зачем он тебе?
– Извиниться хочу.
– Вот это – по понятиям!.. Где же он?.. Только недавно видел, – Вячеслав, вытянувшись, осмотрелся. – Да вон же он – с Хомяком «базарит», вон – на скамейке.
Борис кивнул и направился в указанном направлении. Невольно услышанная Борисом, беседа вызвала у него чувство омерзения. Щекастый, в самом деле похожий на хомяка, коротышка о чём-то оживлённо рассказывал долговязому уголовнику, покрытому наколками. Долговязый – хихикал и отвечал короткими репликами, наполненными наигнуснейшим матом. С трудом преодолевая отвращение, Борис подошёл ближе. Увидев его, долговязый подскочил.
– Бобон, я, в натуре, не при делах!.. Подожди, – долговязый предусмотрительно выставил вперёд руки, – давай разберёмся!
– Да успокойся ты!.. Похоже, что ты, действительно, «не при делах», – схитрил Борис, не желая демонстрировать своё отвращение. – Короче, извини.
– Да я – без обид, в натуре, понимаю; сам иногда психонуть могу.
– Ну ладно, раз «без обид», – Борис кивнул и направился прочь, размышляя: «Ну и ладно, главное, что конфликт погашен… И как я мог мимоходом кому-то врезать и забыть об этом?.. Надо брать себя в руки».
Размышления Бориса неожиданно прервал Пётр:
– Иди за мной.
– Что случилось? – Борис последовал за Петром, стараясь сохранять дистанцию.
– Осторожно посмотри направо. Видишь двух новеньких?
– Кто такие?
– Позже, – Пётр ускорил шаг и направился к выходу из помещения.
– Поздновато уже. Неприятностей не боишься?
– Всё в порядке, – я договорился.
Быстрым шагом Пётр направился в сторону административного корпуса.
– К начальству идём?! – удивился Борис.
– Можно и так сказать… Запомнил тех двоих?
– Заметные ребята… Кто они?
– Который пострашнее – Жека-Костолом, второй – Игнат Кистень… Можешь себе представить, что беспределщиков сначала убирают с зоны, а потом – вдруг возвращают?!. Что бы это значило?
– Мне-то откуда знать?.. А к начальству-то зачем?
– Сейчас узнаешь, – Пётр открыл дверь и пропустил Бориса вперёд. – Подожди здесь.
Пётр постучал в дверь и вошёл в кабинет.
Озадаченный Борис ходил из стороны в сторону, перебирая в уме возможные неприятности, которые может предвещать столь странная ситуация. Когда дверь кабинета открылась и на пороге появился милицейский подполковник, настроение у Бориса испортилось окончательно.
– Заходите, – пригласил подполковник.
Борис обмерял офицера злобным взглядом и вошёл в кабинет.
Сидевший за столом, Пётр жестом предложил Борису сесть напротив. Не скрывая удивления, Борис посмотрел сначала на Петра, затем – на подполковника, после чего занял предложенное место.
Подполковник молча ходил по кабинету, не глядя на осуждённых.
– В общем, тут такая фигня получается, – начал Пётр, – возможно, что нас с тобой завтра поубивают на хрен… Короче, пора «раскрывать карты», – Пётр положил перед Борисом удостоверение.
– Так ты – мент?!
– Как видишь… Зря ты в это дело влез… Ну да ладно: теперь всё равно обратного пути уже нет. Нам придётся пройти через это; но ты – должен знать правду: Фока и те двое – это всего лишь чьи-то «щупальцы».
– А если их «обрубить» – «вырастут» новые.
– Вероятно.
– Ну, а тебе-то это зачем?.. Стоит ли твоя «собачья» работа того, чтобы так рисковать?
– Я – тоже увяз… Для меня это – не просто задание; я должен был бы срок на ментовской зоне отбывать… Сейчас, однако, важно другое… Готов ты серьёзно поработать?
– Куда я денусь?! Придётся.
– Хорошо, что понимаешь… Нам бы надо не только кулаками, но и мозгами поработать… Разговорить бы тех ребят, да, желательно, – по одному. Нужна, видимо, какая-то хитроумная провокация; придумывать её, похоже, придётся по ходу дела.
– Посмотрите-ка вот эти фотографии, – вмешался в разговор подполковник. – Это – с той зоны, на которую отлучались Евгений Гилёв и Игнат Кистень. Что скажешь, Петя?.. Ты ведь, вроде, разбираешься в таких делах.
– Жуть какая! – заключил Семёнов, рассмотрев фотографии трупов.
Подполковника такая оценка снимков не устроила и он обратился к Борису:
– Может быть вы, Борис Борисович?..
Борис рассортировал фотографии и положил их перед Петром.
– Исходя из твоего рассказа, думаю, можно предположить, что вот это – работа Костолома.
– Ну да, ну да, – согласился Пётр, затем внимательно пересмотрел обе группы фотографий, но тут же пожал плечами и спросил:
– Что это нам даёт?
Ну надо же!.. А майор говорит, – Борис через плечо указал на подполковника, – что ты разбираешься…
– Хорош издеваться!.. Что ты тут увидел?
– Не понимаешь?.. Это же работа двух профессионалов высокого уровня, но в разных стилях: Костолом – это дзю-дзюцу или что-то подобное, а вот второй – это о-оч-чень интересно… Вот, гляди, – Борис несколько раз ткнул пальцем в некоторые места на снимках, но, не увидев ожидаемой реакции, спросил:
– Понял?
– Нет… Извини, но тут, вроде, разве что только небольшие синяки.
– У этих ведь нет опасных для жизни повреждений? – Борис посмотрел на подполковника.
– Верно, – согласился тот.
– И тем не менее, они мертвы?
– Да.
– Работа по точкам? – догадался Пётр.
– А если человек сумел изучить такое… Не похож он на простого уголовника; для этого – интеллект нужен, интеллект и огромная работа над собой… Выводы, конечно, делать рано, но подумать есть над чем.
– Ну хорошо, – подполковник взглянул на часы, – будем думать; а пока – вот вам «жучки» для подстраховки, закрепите их надёжно в одежде.
Подполковник положил «жучки» на стол, а удостоверение Петра забрал, но, не донеся его до кармана, сказал задумчиво:
– Надо бы какие-то кодовые слова придумать; в случае чего – «напрягу» здешнюю охрану.
– Игорь Петрович, – Пётр откинулся на спинку стула, – я думаю, – догадаешься без особого труда, если совсем плохо будет; ну в крайнем случае – ругаться начнём матом; это – для нас не характерно – вот пусть и будет сигналом.
– Да, – подтвердил Борис, – я очень редко матерюсь, разве, если вдруг ментовскую форму увижу…
– Ладно, – договорились… Более не задерживаю.
Не желая надеяться на Петра, Борис решил самостоятельно разобраться в обстановке и с первого же дня работы на стройке стал пытаться использовать все возможности для общения с уголовниками. Изучая таким образом ситуацию, Борис быстро пришёл к выводу, что время работает против него. «Явно, что-то намечается, – размышлял он. – Фока опять своих пытается собрать… Действовать надо, действовать – на опережение».
Стоявшая два дня, жара сменилась дождями. Часть заключённых перевели на другую работу. «Убрали лишних свидетелей?» – думал Борис, укрывшись под ветхим навесом от дождя; когда вдруг откуда-то прибежал сильно промокший Дмитрий.
– Ты откуда взялся?.. Я думал, что тебя тоже отослали.
– Не отослали, как видишь, а жаль, – задолбала уже эта стройка… Не люблю бессмысленную работу… Зачем им этот долгострой?!
– Может, зачем-то и нужен… Не кажется тебе, что начальство тут какое-то странное – со своими причудами?
Дождь несколько стих и Борис, не дожидаясь ответа, направился в сторону котлована, где ранее видел Кистеня. В ту же минуту около котлована появился и Пётр.
– Не поверишь!.. – сбивчиво заговорил он, пытаясь отдышаться. – Удалось Кондрата на Фоку натравить… Сейчас «лаются».
– А остальные?
– Катков – за Кондрата, Хасанов – за Фокичева, прочие – колеблются.
Не прошло и минуты, как в сторону котлована пробежал Хасанов.
– Ты гляди, какая спешка!
– Пойдём, посмотрим.
В котловане, явно на повышенных тонах, беседовали Гилёв и Кистень. Подбежавший к ним, Хасанов начал бурно жестикулировать; однако Игнат довольно грубо развернул Хасанова и оттолкнул. Гилёв принялся толкать Кистеня, наступая и что-то выкрикивая, но вдруг резко повернулся и пошёл прочь; Хасанов засеменил рядом.
– Интересно… Пойду-ка я, пожалуй, с Кистенём поговорю.
– Давай, только осторожно, – согласился Пётр. – А я прослежу за теми двумя.
Убедившись, что Кистень остался один, Борис направился к нему.
– Ну что, Игнат, по роже хочешь получить?
Не ожидавший такой наглости, Кистень отступил.
– Мне, похоже, терять нечего, – продолжал Борис.
– Подожди, – Игнат сделал останавливающий жест рукой. – Ты мне не нужен; да и для Костолома ты – «мишень номер два». Он прежде всего с Сёмой должен разобраться.
– Да ну! – не поверил Борис.
– Не понимаешь?.. Сёма – мент, он под «хозяина» «копает».
– Я должен поверить в эту чушь?.. Для чего ты мне это говоришь?
– Я бы не возражал, если бы ты разобрался с Костоломом и с Фокой.
– Тебе-то это зачем?
– А затем, что хотелось бы живым выбраться из всего этого.
– А влазил зачем?
– Долг у меня был перед Костоломом; правда, на мой взгляд, я уже сполна расплатился; но он – думает иначе.
– А про Сёму откуда такая информация?.. Стал бы Фока с ним «корешится», если бы это – было правдой?
– Фока – дурак… Сёма его использует… Откуда информация – не знаю; у Костолома спроси.
– А меня кто заказал?
– Это тебе лучше знать… Кому ты на воле «на мозоль наступил»?.. Возможно, что Фока и Костолом в курсе, хотя… Нет, нет, – такие заказы, видимо, по цепочке передаются; тебе – это не отследить; разве, если с Сёмой договоришься.
– Хасан-то зачем прибегал?
– У Фоки раздор в его банде… Не хочешь попробовать воспользоваться этим?
– Ладно, пойду, посмотрю, что у них там.
Часто оглядываясь, Борис кратчайшим путём выбрался из котлована и, стараясь не привлекать к себе внимание, принялся осматривать территорию стройки.
Проследив за Костоломом и Хасаном, Пётр оказался среди нагромождения железобетонных плит. Проход, ограниченный плитами, заканчивался тупиком, где в окружении нескольких осуждённых Кондрат и Каток о чём-то оживлённо беседовали с Фокичевым, то и дело пуская в ход кулаки.
Часто озиравшийся по сторонам, Хасанов давно заметил Петра, но не знал, как на него реагировать.
Костолом шёл быстро, не оглядываясь; легко отшвырнув Кондрата, он направился к Каткову; но тот, душа одной рукой Фокичева и прикрываясь им, принялся отступать.
– Посторонних убери! – крикнул Костолом Хасанову, обернувшись.
Наблюдатели посторонились, но уходить не спешили: одних удерживало любопытство, другие же, испытывая враждебное отношение к Фокичеву, были возмущены появлением его защитников. Видя, что угрозы и оплеухи не действуют, Хасан вопросительно уставился на Петра, вероятно, надеясь на его помощь. Семёнов, действительно, быстро избавил Хасанова от необходимости выполнять трудное поручение, одним ударом отправив его в глубокий нокаут. Устранив возможную помеху, Пётр направился к Костолому, который к тому времени уже успел несколько раз весьма ощутимо достать Каткова через голову Фокичева, а теперь повернулся и готов был встретить нового противника. Сохраняя дистанцию, Пётр нанёс несколько резких ударов. Слегка пошатнувшись, Костолом лишь ещё больше разозлился и бросился вперёд; однако Пётр ушёл в сторону и повторил серию.