От сомнений к определенности. Опыт врача

В моей жизни большую роль, видимо, даже не подозревая об этом, сыграл мой однофамилец, министр здравоохранения республики, бывший до этого ректором нашего мединститута. Он буквально мгновенно откликнулся на мой вопрос о получении диплома по рефлексотерапии. Воистину, чудеса нас окружают, надо научиться их видеть.

Так неожиданно (как всегда в моей жизни) я оказалась на курсах усовершенствования врачей в Харькове, где и получила диплом игло-рефлексотерапевта.

Тогда в медицинской среде не было принято употреблять слово «энергия», все объяснялось на уровне особенностей симпатической и парасимпатической нервной системы, а уж никак не тонкостей китайской метафизики. Интересно: один набор точек и два видения лечения – рефлекторное и энергетическое. Китайцы говорят и думают, естественно, об энергетической теории воздействия. Официальных медиков на кафедре тогда – сейчас не знаю – даже само слово «энергетика» коробило. За этим очень строго следили: видимо, чудился бунт еретиков. Часть врачей пользовалась терминологией, уже давно принятой на Западе, другая – «блюла» честь советского доктора, главного наследника клятвы Гиппократа. Все бы хорошо, но иногда даже самые правильные мысли искажаются, если воспринимаются слишком буквально.

Несколько случайных событий, не связанных, казалось, друг с другом, вели меня к сегодняшнему дню: невралгия у свекра, встреча мужа с чешским физиком, боль в спине у сына, неправильно поставленный ему диагноз, успешное применение электростимулятора с достижением мгновенного результата, мое удивление и восхищение рефлексотерапией. Дальше все пошло проще.

Сейчас я это знаю хорошо и своим клиентам говорю: определитесь, чего вы хотите. Как только это произойдет, Вселенная начнет вам помогать осуществить задуманное. Все находится в вибрации, ничто не бывает в абсолютном, незыблемом покое. Вы движетесь к чему-то, и оно начинает двигаться к вам. По признаку подобия. По признаку притяжения.

Получив диплом, я взялась за дело с энтузиазмом неофита. Это было в начале 1988 года. Я лечила всех и повсюду. Мне нравилось работать и помогать. Наконец-то стала осуществляться моя мечта об интересной и полезной, наверное, больше полезной, работе. Я работала по десять – двенадцать часов в сутки. Компенсировала неотработанное. Хотя, может, слово неподходящее. Когда я вязала или вела домашнее хозяйство – ведь не сидела же без дела! Но – маленькое «но», – конечно, это была работа не такая, скорее, выглядевшая как каприз. Кто же относится к таким занятиям всерьез? Вот пойди на службу и получи право на усталость, на уважение – это тоже были мысли про себя.

В той работе для меня тогдашней был один нюанс. Я старалась с однокурсниками не встречаться, не общаться. Мне казалось, что я отстала от всех и это навсегда. Сейчас бы я это оценила по-другому, несомненно: как фазу роста, как ступеньку, как некий подготовительный период. Видимо, слова Левы в тот период, когда он мне увлеченно рассказывал о квантовой физике, сделали свое дело. Я помнила, что все вещества и существа в природе обладают мощнейшим энергопотенциалом, но не все могут его проявить и использовать. Я находилась в процессе поиска своего потенциала: есть ли он во мне, что это, если есть? Мне не хотелось себя чувствовать «зябликом». Но и до «орлицы» было далеко. Хотя никогда ведь не знаешь, кто кем окажется, кто кем станет. Так много всяких историй про это – про черепаху и зайца, например. Кто куда дойдет. Хотя лучшей иллюстрацией служит всем известный диалог Диогена с Александром Великим.

– Я – Александр Великий. Я собираюсь завоевать весь мир.

– Что же ты собираешься сделать после того, как завоюешь весь мир?

– Жить, как ты.

– Почему же ты не делаешь этого прямо сейчас? Я могу перелечь, здесь много места.

– Ты прав. Но сначала я должен завоевать весь мир. Мне бы хотелось с тобой увидеться, когда я вернусь. Я никогда не встречал такого прекрасного человека, как ты.

– Ты не вернешься. Ты слишком занят своими завоеваниями, а жизнь слишком коротка.

– Что же я могу для тебя сделать?

– Отойти в сторону, ты заслоняешь мне солнце.

Александр и Диоген более не встречались. Они умерли в один и тот же день. Александру было 33 года, Диогену – 89 лет. Александр – в далеком Вавилоне, Диоген – в родном Коринфе.

Но тогда… Хотя вернемся к описываемому периоду моей жизни. Мне удалось помочь многим людям, у которых были проблемы со зрением, слухом, опорно-двигательным аппаратом, желудочно-кишечным трактом. Особенно эффективным оказывалось лечение детей.

Постепенно расширялись границы возможностей. Ко мне начали съезжаться больные со всего Советского Союза. Люди ехали отовсюду. Мне выделили помещение в самом центре города, недалеко от мединстатута. Было много передач по радио и телевидению, республиканскому и союзному Моими результатами заинтересовался известный детский невропатолог Левон Оганесович Бадалян, которого в мою клинику привел новый министр здравоохранения республики, не скрывавший своего восхищения моей деятельностью. Сам Бадалян был превосходно осведомлен о возможностях иглотерапии. Он тут же предложил мне переехать в Москву, сказал, что можно сделать совместный интересный проект. Но я осталась в Армении. Мне так хорошо работалось! Результаты вдохновляли и воодушевляли. Хотелось достичь большего. Поиски, поиски!

Я помню, как полировала своими пальцами разные камушки, полудрагоценные кабошоны, на ювелирном алмазном круге в мастерской у друзей, полагая, что это может развить чувствительность моих пальцев, что они станут «зрячими», когда я буду пальпаторно выявлять болезненные зоны у больных. Любой цвет имеет массу оттенков, так одна и та же болезнь протекает совсем иначе у разных людей, даже у родственников. Так что мне не так легко было лечить одновременно многих пациентов. Это совсем не было похоже на сеанс одновременной игры на шахматных досках. Почему я об этом говорю? Больных было много. Я работала как земский врач, но обладающий палочкой-выручалочкой. Приходилось одновременно укладывать по восемь – десять человек. Все разные, со своими реакциями, темпераментами. Они лежат, каждый в своей кабинке, у каждого на тумбочке Библия и свеча. Света электрического не было. Романтика? Нет, стресс. Не дай вам Бог пережить это…

В Армении тогда были трудные времена – не было ни света, ни тепла. Мы работали при свечах. Помещение, в котором я принимала пациентов, обогревалось японскими бензиновыми печками «Фуджи-ка». У многих возникали ассоциации с блокадным Ленинградом. Зима в том году была лютая. Топить было нечем, люди в городе вырубали парки и скверы, сжигали свои библиотеки. Тяжелее всего эти тяготы переносили молодые мужчины. Многие просто не просыпались.

В такой обстановке я ощущала еще большую ответственность и работала с максимальной отдачей. Мне нравилось работать с помощью стимулятора, который собрал мой муж, так как в этом случае больной не подвергался дополнительному болезненному воздействию, а эффект достигался очень быстро и, как говорится, был «налицо». Может, это было своеобразным сочувствием? Но довольно скоро я поняла, что подобный метод обладает лишь местным, локальным, действием, а мне нужны были глубокие и конструктивные, долговременные результаты, и тогда я перешла на классическое иглоукалывание. В первое время, ставя иглы, я испытывала некий психологический барьер. Трудно вводить в тело человека многосантиметровые иглы, ввинчивая их в соответствующие точки. Однако я быстро преодолела этот барьер, и отчасти мне в этом помогли занятия с алмазным кругом, когда я шлифовала «камушки». Появилась легкость, ловкость, я чувствовала, что иглы, проходя через кожу, попадают словно в лунку. Я спрашивала: «Ток?» Больные удивленно отвечали: «Ток…» И это вызывало дополнительное доверие. Это всегда взаимная работа. Альянс с больным. Может, это и штамп, но, подбадривая пациентов, я часто им говорила:

– Нас трое. Если мы с вами объединимся, то болезнь останется одна.

Знаете, при проявлении сочувствия не очень важно, что ты говоришь. Даже простая фраза о том, что все будет хорошо, действует, как бальзам. В этот момент человек мобилизуется, происходят химические реакции поощрения, состояние улучшается.

Я радовалась своим открытиям и результатам как дитя и очень ценила ту тонкую связь, которая у меня возникала с больными во время лечения. Я сама была ошеломлена. Меня не покидало ощущение, что меня готовят к чему-то важному и значимому.

А потом было 7 декабря 1988 года – землетрясение в Армении. Тогда мобилизовался весь Союз, вся планета. В числе многих других врачей я неделями не возвращалась домой. Тогда я узнала про «цвет Изабеллы».

Изабелла Арагонская, оставленная мужем дома, поклялась не снимать белоснежного шелкового белья, пока он не возьмет г. Остенде и не вернется домой. Осада длилась 3 года, 3 месяца и 3 дня. Постепенно из белоснежного белье стало цвета слоновой кости. Так «цвет Изабеллы» стал символом верности, самоотверженности, самопожертвования. Вот такие ассоциации.

Одновременно шла война в Карабахе, это было очень сложное время для моей страны. Я оказалась в гуще событий. Моя подруга, известная французская журналистка, привела ко мне партизан – фидаинов. Я помогала им как могла. Они хотели меня отблагодарить и дарили мне амуницию, оружие – то, что у них было. Я помню, они настолько верили мне, что приходили ко мне как за благословением:

– Если вы благословите, мы знаем, тогда никто из нас не будет даже ранен.

Время было такое: в воздухе витали какие-то надежды, вера в перемены, энтузиазм и воодушевление.

Вокруг меня находились люди, которые мне всячески помогали. Кто-то построил беседку под тутовым деревом рядом с моей клиникой. Люди приходили и пили в беседке чай. Кто-то даже посадил рядом арбузы. Было очень красиво и уютно, как будто Бог благословил этот уголок, где я принимала больных. Как-то все устраивалось само собой, от меня требовалось только работать и быть в форме. Каждый день я с радостью спешила на работу – там меня уже ждала толпа. Я была нужна им, всем этим людям. И результаты были потрясающими!

Прошло время. Накапливался опыт. Эйфория ушла. Захотелось во всем разобраться лучше, глубже. Переход от восторженного энтузиазма новичка к профессионализму никому не дается легко. Прошло еще какое-то время. Я продолжала работать. Было много всего – и удач, и разочарований. Но накапливался бесценный опыт. Я все время вспоминала пушкинские строки. Можно ли сказать более точно про все, что тогда происходило со мной?

О сколько нам открытий чудныхГотовят просвещенья духИ опыт, сын ошибок трудных,И гений, парадоксов друг,И случай, бог изобретатель…

Я заметила несколько закономерностей. Часто люди, приходя на сеанс иглотерапии, расслабившись, начинали говорить, говорить, из них льется невероятный поток правды, печали, неудовлетворенности, накопившейся за долгие годы. Они выговаривались и, просветлев, уходили. Для меня это было откровением. Отчего они светлели – от лечения или оттого, что их выслушали? Для меня стала явной и практически осязаемой связь болезни и породившей ее фрустрации в разных проявлениях. Выявилась еще одна закономерность. Главное – важна не степень тяжести заболевания, а решимость человека с ней справиться.

И еще. Я уже не могла больше отгонять свои сомнения и тревоги, хотелось понять: почему человеку помогают сеансы иглотерапии, а когда он возвращается домой, все начинается снова? Значит, дома есть что-то, что нагнетает болезнь, что приводит к ее возобновлению? Без веской причины на такие мысли не отважишься. Помните, у Шекспира:

Есть многое на свете, друг Горацио,что и не снилось нашим мудрецам.

И я стала расспрашивать больных о том, что их окружает дома, где они спят, как расположена кровать. Может быть, это было в какой-то степени даже неприлично и уж точно странно: приходит ко мне человек с головной болью или с болью в пояснице, а я спрашиваю, как и где он спит, как он сидит за столом, что его окружает. Хорошо, что мои взаимоотношения с пациентами были настолько доверительными, что они не возмущались вопросами.

Мало-помалу я начала находить определенные закономерности и пришла к некоторым выводам. Например, я заметила, что ребенок страдает энурезом, если его кровать расположена через стену с ванной или туалетом или его мама находится в глубокой фрустрации, недовольна мужем или свекровью. Значит, действительно, ребенок связан с матерью так тесно? Если человек лежит головой к двери, то он страдает как минимум головной болью и упадком сил. Странно. Почему? Вопросы, вопросы. Тогда возникает вполне логичный еще один вопрос: зачем лечить таблетками или иглами, если можно для начала просто поменять место кровати и сначала обезопасить технически, так сказать, а потом быстрее помочь. Вопросов становилось все больше. Ответов было не так много.

Я делалась все осведомленней, и теперь уже мои вчерашние учителя, профессора из мединститута, стали сами обращаться ко мне за помощью и приводить ко мне своих близких. Я благодарю их за доверие. Я выступала по телевидению с беседами о профилактике разных болезней, давала простые и действенные советы: как помочь себе в домашних условиях. (Тогда все стало на свои места. Самое главное лично для меня в медицине – это профилактика. Я хорошо помнила гениальную фразу из К. Чуковского: «Ох, нелегкая это работа – из болота тащить бегемота», – точно отражающую отношения врач – пациент.

Наша задача – мелиоративное осушение окрестных болот? На всякий случай, чтобы не провалиться? Или сделать так, чтобы не заводились комары, а вместе с ними и малярия?)

Время было непростое, голодное, холодное, продолжалась блокада, и я старалась помогать людям как могла.

Будучи очень любопытной, любознательной и невероятно упорной, я добивалась высоких результатов, но для меня они не были достаточно высокими, мне было очевидно, что чего-то не хватает. Я не забывала о смерти отца, умершего в секунду, с ручкой в руках, при подписании каких-то бумаг. Я добивалась долговременного эффекта, а его не было. Это дискредитировало методику в моих глазах, и я искала недостающие звенья, пытаясь восстановить модель образования болезни.

Мне не хватало знаний. Каких? Ведь я, по признанию моих учителей, – а они были настоящими мастерами- овладела всеми тонкостями иглоукалывания. Я помню, у меня на столе стояла пластмассовая человеческая фигура, привезенная из Китая, аналог бронзовой фигуры, которую когда-то отлил один из основоположников китайсткой медицины. Он изобразил на манекене 600 точек, известных к тому времени, и соединил их линиями. Наглядно. Просто. Убедительно. Мои пациенты с удивлением смотрели на эту фигуру, и это тоже помогало им выздороветь.

Я очень много читала, с жадностью хваталась за любую литературу, которая могла приоткрыть передо мной завесу вековой мудрости. Но было очень много шелухи, воды – тогда только-только начинали печататься книги по экстрасенсорике, биоэнергетике. Иногда из всей книги удавалось выудить для себя буквально две-три фразы, но это тоже был результат.

Никогда не забуду своего изумления и облегчения, когда уже здесь, в Москве, много-много лет спустя я, впервые увидев, приобрела книгу Лилиан Ту «Основы фэн-шуй» и нашла там многие из тех принципов организации пространства, к которым уже пришла сама путем наблюдений и анализа. Это было то, что мне было нужно. Но не все. Чтобы понять, что еще, мне нужен был диалог. Но с кем? Доктора-коллеги и иглотерапию-то не очень приветствовали, а тут непонятно что, чушь какая-то. А я очень многое тогда для себя открыла. Я помню, что испытала сложное чувство, когда узнала о том, что для лечения важно знать дату рождения человека, о которой и так спрашивают непонятно для чего в медицинских учреждениях. Все к этому привыкли. Просто записывают и все. А есть методика, при которой учитывается дата рождения – важен и час, и даже минута, – и тогда лечение становится во много раз действеннее. В этом случае ты даже можешь прогнозировать, когда возникнет опасность болезни и, что называется, «подстелить соломку», т. е. вовремя проделать ряд профилактических мероприятий. Предупрежден – вооружен. Этим занимается обширное китайское учение бацзы – часть китайской астрологии (восемь иероглифов, высчитываемых в соответствии с часом, днем, месяцем и годом рождения человека и описывающих особенности его личности). Восемь иероглифов несут всего лишь информацию о человеке, рожденном в определенный момент времени, и выбор человека – воспользоваться этими знаниями или игнорировать их.

Мне было нелегко преодолеть привычные представления и принять системность китайского подхода. Просто, читая древнюю литературу (ту, которая была мне доступна), я поняла, что в Древнем Китае придворные врачи не приступали к лечению, не узнав бацзы человека, т. е. этих восьми иероглифов. И сейчас это громадное подспорье для практикующего врача. В древности китайские врачи получали гонорары не столько за лечение, сколько за умение распознать и предотвратитъ болезнь. В который раз я убеждалась, что направление было выбрано мною правильно. Но это было только началом пути, интуитивно я понимала, сколько мне предстояло еще испытать и узнать, чтобы начать позволять событиям происходить и преодолеть парализующий меня страх.

Я осознавала это несколько раз, когда умер мой отец, когда умер мой муж и мой свекор. Они ушли одинаково – за несколько минут, от сердечного приступа. У меня опускались руки, но ведь я привыкла побеждать болезнь. У других. А мои близкие даже не успевали заболеть, уходили в одночасье. Бессилие побуждало меня к поискам.

7 апреля 1992 года во Франции, в Марселе, я зашла в армянскую церковь. Я зажгла свечу, и она сразу потухла. У меня неприятно екнуло сердце. На следующий день я позвонила домой, к телефону подошла дочь:

– Скажи папе, что я сегодня вылетаю. Пусть продержится.

Продержится? Почему я так сказала? Почему погасшая свеча (мало ли, может, ветер задул?) вызвала у меня такую тоску и эти странные слова? Трудно сказать, чего мне стоило дождаться прилета в Ереван. Я буквально подгоняла самолет. В ночь с 8 на 9 апреля 1992 года Лева меня встречал в аэропорту, красивый, загорелый, похудевший, помолодевший. Мой. Мы пришли домой, он сел в кресло и – через несколько минут умер. 9 апреля 1992 года, в час Быка. Все. Началась другая жизнь. Без него. Надо было научиться жить без него.

После смерти мужа я словно окаменела. Замкнулась. Почти ни с кем не общалась. Мне хотелось только работать. Было грустно, одиноко, тягостно. Это был тяжелейший период и для моей страны: голод, холод, блокада. Так моя личная трагедия вошла в резонанс с трагедией всего моего народа. Несмотря на известность, достаток, широкий круг друзей и знакомых, я не могла оставаться там, где встретилась с мужем, была счастлива с ним и где я его потеряла. Мне было все равно, куда уезжать. Шли переговоры о Франции, но обстоятельства быстрее сложились в пользу Москвы. Я приняла приглашение Левона Оганесовича Бадаляна и переехала в Москву. Что нас не убивает, делает нас сильнее. Это звучит как афоризм, пока не касается лично тебя. Тогда становится твоей правдой.

Восемнадцать лет в Москве. Это годы дальнейшего обучения, углубления и систематизации знаний, работы над собой, над своими комплексами, проблемами, страхами. Я заметила, что мне важно все время узнавать что-то новое, расти, совершенствоваться в знаниях и возможностях. Что постепенно во мне тает лед. Какой? Тот, что сковывал изнутри все эти годы.

Несколько лет назад я осознала, что снова пришло время что-то менять. Хотелось перемен и деятельности, которая бы приносила удовлетворение и радость. Врач – профессия группы риска, уж очень тяжело это: все время общаться с больными людьми, из которых многие и не желают выздоравливать, считая, что, будучи больными, они заслуживают снисхождения.

Я заметила, что воодушевление нейтрализует усталость, но только до поры до времени – исподволь она все же накапливается. Это, как давно возведенный мост, кажется целым, но рухнуть может в любую минуту. Усталость чревата равнодушием. Как только врач осознает, что это с ним происходит, ему нужно уходить из профессии или менять свое отношение к работе. Это важно понять вовремя, потому что начинаются процессы, на первый взгляд почти не заметные, но сильно осложняющие жизнь и тебе, и другим. Приходя с работы, я съедала, как яблоко, головку-другую репчатого лука, чувствуя в этом потребность. Я не знала, что таким образом нейтрализую яд усталости. Моральной усталости. Я и сейчас за собой это замечаю – как только потянусь за луком, спрашиваю себя: что тебя угнетает?

Пациенты, которые, казалось, специально себя программировали на болезни, вызывали у меня внутреннее негодование. Я уже смутно понимала, что есть и другой способ преодоления внутреннего конфликта, кроме болезни. Ведь было очевидно, что ее можно было избежать, если бы только вовремя взять на себя ответственность за себя самого, за свои привычки и приоритеты. Как их убедить в этом? Как их сподвигнуть на это?.. От боли за людей и от собственного бессилия меня охватывала усталость на клеточном уровне. Мне хотелось другого общения с людьми. И я ушла из клиники, в которой проработала много лет.

Опять этому помогли обстоятельства, и довольно курьезные. Я никак не могла решиться, собраться с духом. Хотеть-то уйти хотела, но решиться не могла. Так часто бывает. И вот в один прекрасный день я пришла на работу – а потолок в моем кабинете рухнул! Вчера еще был на месте – а сегодня в потолке зияет дыра. Здание давно находилось в аварийном состоянии, но еще могло простоять. Просто, казалось, даже стены не выдержали такой концентрации страдания, которое выплескивалось из больных, приходивших ко мне. Дальше там оставаться было невозможно. И я ушла, оставив все, что было. Но… одна дверь закрывается – другая открывается. Я всегда была окружена людьми. Они продолжали звонить и обращаться ко мне за помощью. Я сместила акцент с лечения на изучение обстоятельств, провоцирующих болезнь или ее сопровождающих. И знаете, что меня поразило? Результаты стали ошеломляюще быстрыми, более качественными. А я даже ни разу не предложила больному лечения обычным своим методом, до этого дело просто не доходило. Саморегуляция организма, которая легко происходит при иглотерапии, наступала при «прочищении мозгов» еще быстрее. Теперь я старалась объяснить, почему человек заболевает, что способствует возникновению болезни. И вообще, что такое болезнь. Это хорошо или плохо? И, может, через это нужно непременно пройти. А для чего?

Априори организму человека проще оставаться здоровым. Заболеть – еще надо умудриться! И ведь никому и в голову не придет подумать, почему заболела голова. Тут же хватаешься за таблетку. И сердишься, сердишься на окружающих! Что это? Психологическая распущенность, потворство, самозащита или стереотип мышления?

Боль в горле! Многие думают, что горло болит из-за простуды или просто сорван голос. На самом деле вы боитесь выразить себя или сдерживаете гнев по какому-то поводу. Или вы оказались так поражены, что не сразу нашлись, чтобы ответить, – потеряли «дар речи». Разве не так? Если возникли проблемы с глазами, – значит, вы видите нечто, что вас раздражает, не нравится. «Чтоб ослепли мои глаза», – говорят на Кавказе. А глаза – зеркало печени, которая перерабатывает негативные эмоции. Я часто слышу фразу: «Он у меня в печенках сидит» или «Я его не перевариваю». Скорее всего, то, что вас раздражает, приводит к изменениям и в вашей печени, и в ваших глазах. Живите сами и дайте жить другим! Но не озлобляйтесь! Для себя же: ведь ваши сосуды ржавеют от этого – не других. У вас стучит в висках, шумит в ушах – не у других. Мысленно пожелайте всем счастья и здравомыслия! Живите своей – не их – жизнью! Научитесь четко говорить «нет». Это полезно и вам, и всем.

Я ничего не имею против поликлинического медицинского обслуживания, диспансеризация по своей природе – прекрасный метод выявления проблем со здоровьем. Я не про это. То, о чем говорю я, имеет отношение только к ежедневному общению с собой. Человек должен с детства иметь определенный набор знаний о себе и для себя. Мойте руки перед едой! А кто этого не знает? Это же мы вызубрили, оно сделалось автоматической привычкой! А как насчет гнева и страстей, зависти и презрения, уныния и критиканства? Сохранения собственного пространства и уважения пространства чужого? Начать хотя бы с этого. Таких привычных представлений у нас нет – отсюда все наши проблемы. Мы привыкли думать, что «и так сойдет». Узаконенное невежество? Мы не уважаем других – значит, другие не будут уважать нас. Что можно сделать в этой ситуации? Начать с себя.