Полная версия
Песочные часы
Песочные часы
киносценарии
Владимир Янсюкевич
© Владимир Янсюкевич, 2016
© Игорь Макаров, дизайн обложки, 2016
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Дружеский шарж на автора художника Игоря Макарова. 1972 г.
Неприкаянный
драма
«Возьмите иго Моё на себя…»
Евангелие от Матфея, 11.29Морок
Речная протока на островах в пойме большой реки. Над тёмной водой плывёт лёгкий туман…
…сверху вода зеркально спокойна, но если всмотреться, то можно увидеть, как там, в глубине, повинуясь течению, змеятся, словно волосы утопленницы, скрытые половодьем стебли осоки…
…а на поверхности отражается небо: покачиваются облака, плавают птицы, бороздят речное дно самолёты…
…и всё это двигается и звучит замедленно, как бывает во сне…
…неправдоподобно утробно квакает лягушка, также на пониженных тонах стрекочет кузнечик…
…хрустнул прибрежный сухостой, ещё, ещё, хруст усиливается, кто-то очень тяжёлый приближается к воде…
…сначала – хруст-треск, потом – чавканье с засосом, потом – хлюпанье… по воде от берега пошли круги…
…вода из прозрачной постепенно делается мутно-красной…
…на отражённое в ней небо тучей наплывает край чьей-то взлохмаченной головы, волосы по бокам дыбом – будто рога…
…на мгновение голова замирает…
…затем склоняется над водой, постепенно увеличиваясь в размерах…
…вот вырисовывается бугристый заросший волосами лоб…
…заплывшие гноем глаза…
…распухший до размеров боксёрской перчатки нос с тёмными провалами ноздрей…
…ощерившийся рот с кабаньими клыками…
…вот и всё лицо, нет – рыло, перекрыв небо, отражается в воде…
…нечеловечески безобразное, страшно уродливое, рыкающее и хрюкающее…
…глаза чудовища наливаются ужасом, пасть раскрывается, выпуская из себя дикий вопль…
Пробуждение
Городская квартира. Утро. Всё залито солнцем.
Человек, проснувшись, с криком отдирает себя от привидевшегося кошмара, закрыв лицо руками…
…вскакивает, бежит в ванную, к зеркалу, медленно отнимает руки от лица, и…
…мы видим искажённое страхом лицо сорокалетнего мужчины…
Наконец, он успокаивается, лицо разглаживается, хотя дыхание остаётся учащённым…
В зеркальном отражении, за спиной мужчины, появляется встревоженное лицо жены, Альбины.
Она обнимает мужа за плечи, прижимается к его спине.
Они смотрят друг на друга через зеркало. Он – растерянно, она – с удивлением.
– Что с тобой, Миша? – спросила жена шёпотом.
Он хотел рассмеяться, но смех вырвался наружу удушливым кашлем.
– Да так… сон дурацкий…
– Что за сон? – она провела рукой по его волосам.
– Урода одного видел…
– Какого урода?
– Себя…
– Ну, какой же ты урод, – она успокаивающе погладила мужа по спине.
– Да… – его всё ещё трясло.
– И часто тебе снится подобное?
– Бывало… но раньше не так…
Она заглянула в глаза мужу.
– Тебя что-то… гнетёт?
– Не знаю…
– Если не знаешь, значит, ничего страшного. Просто переутомился… – она приникла щекой к его плечу. – Ты самый красивый мужчина на свете… самый добрый… самый внимательный… и самый желанный…
В отражающемся в зеркале дверном проёме вдруг возникла девушка, бледная, с выражением ужаса на лице и кровоподтёком у виска…
Михаил вздрогнул, в панике оттолкнул жену, рванулся к двери. В коридоре никого не было.
Альбина, вскрикнула, чуть не опрокинувшись в ванную – едва успела ухватиться за смеситель.
– Ты что?!
– Прости… – он подал жене руку. – Не проснулся ещё…
– Ми-иша…
– У нас выпить есть?
– С утра?
Пошатываясь, он вернулся к умывальнику, опёрся руками о раковину, судорожно набрал воздуха.
– Знаешь, что… – она провела ладонями по плечам мужа. – Давай-ка выберемся, наконец, на природу, а? Денька на три… Возьмём Саньку… У него всё равно каникулы… Заодно и от компьютера отдохнёт… а?
– Он не поедет.
– Поедет. Сам вчера напрашивался.
– Ну да? – уже давно ничто так приятно не удивляло Михаила.
– Да, представь! Родители, говорит, вы не хотите куда-нибудь смотаться… на пару деньков?
– А… уже? Рановато…
– И я об этом подумала. А он говорит, и я бы с вами прокатился.
Михаил тронул щетину, открыл кран, набрал в ладони воды, склонился над раковиной.
– Артём присмотрит. Будешь на связи… Хочешь, я с ним поговорю? Он всё-таки… твой компаньон.
– Нет!
Она перекрыла кран.
– И он каждый год возит жену на юг!
– Не он, она его возит. У неё сестра в Одессе.
– Неважно.
– Важно. Это ему ничего не стоит.
– Ладно… я не о себе. Нельзя так измываться над собственным организмом. Вот он и бунтует. Когда-то нужно отдыхать, трудоголик чёртов!
– Хорошо… Я подумаю… Хотя…
– Ну что ещё?
– Ладно, чёрт с ней… С работой…
– Неужели? – она саркастически улыбнулась. – Омлет приготовить?
– И кофе… нет, чай. Покрепче.
– Слушаюсь, гражданин начальник!
Альбина сорвала с вешалки полотенце и вышла из ванной.
Михаил открутил кран до предела, сунул голову под шипящую струю.
Компаньон
С утра Михаил заехал в офис фирмы при магазине.
За стеклянной витриной красовались шины всевозможных фасонов, а над ними – выставочная картинка с изображением суперавтомобиля и надписью: «Наши шины для вашей машины».
Михаил притормозил у служебного входа, на задах торгового павильона. Прошёл в офис.
Артём был на месте. Поздоровались.
– Тёма, мне надо отдохнуть, – начал Михаил, приготовившись к длинному и трудному разговору.
– Надо так надо, – Артём листал ежедневник, не глядя на Михаила.
– Дня три-четыре, – продолжал Михаил, несколько удивлённый сговорчивостью компаньона.
– Нет проблем, – Артём, захлопнул еженедельник.
– Значит, я могу…
– А кто сказал, что не можешь. Мы с тобой равноправные партнёры и должны помогать друг другу. Так или не так?
– Так…
– Желаю приятного отдыха, – Артём протянул руку. – Не вижу радости на лице.
– Тём, я… – словно желая оправдаться, продолжал Михаил.
– Я понял, Миха. Тебе надо отдохнуть. Всё в порядке. Я справлюсь. Ты мне доверяешь?
– Конечно, – Михаил пожал компаньону руку.
– Тогда свободен. Привет семье.
У храма
По дороге домой Михаил увидел церковь.
Он остановился у обочины, опустил стекло и некоторое время через дорогу наблюдал за жизнью на небольшой церковной площади.
Двери храма были гостеприимно раскрыты. Но площадь была пуста. И только одна старуха в чёрном кормила голубей на паперти.
Звонили колокола, шла утренняя служба.
Михаил вышел из машины. Перешёл дорогу. Приблизился к храму. Проходя мимо старухи, остановился, рассматривая стаю голубей.
И вдруг услышал:
– Покайся, сын мой!
Михаил поднял голову и увидел скорбное лицо старой женщины, смотрящее из-под чёрного платка, как из могилы.
– Покайся! – повторила старуха и осенила мужчину крестным знамением.
Михаил смутился, хотел что-то сказать, но не нашёл что и направился к распахнутым дверям храма.
На улице светило яркое солнце, и внутренность храма по контрасту показалась ему тёмной и таинственной. Из темноты обозначились горящие светильники, и пахнуло необычной теплотой. Тут же он услышал пение, пел женский хор.
Какое-то время Михаил стоял неподвижно, слушал и вдыхал, и уже хотел переступить порог храма, но не решился. Развернулся и пошёл прочь.
Старуха в чёрном перекрестила его вслед.
Михаил, словно почувствовал это – остановился, вернулся, достал кошелёк, сунул старухе первую попавшуюся в руки купюру и направился через площадь на другую сторону улицы, услышав за собой:
– Да хранит тебя Господь, сын мой!
На реке
Залив большой реки. Летнее утро.
На высоком берегу село. А на склоне, ближе к воде – утопающие в зелени дачи. С бугра спускается к реке широкий накатанный просёлок – дорога к причалу.
В конце дороги, у самой воды, стоят несколько иномарок.
Тут же, на возвышении, огромный навигационный щит с красной полосой.
Относительную тишину разрезает протяжный женский крик: «Витькааа!»
С берега видно, как в прогале между островами снуют по реке туда-сюда моторки, и в воздухе висит многоголосый моторный зуд.
По берегу, поодаль, в одну сторону от мостков – будка водокачки с хоботом заборной трубы. В другую – плавучий причал для небольших судов.
Вдоль берега, на привязи, лодки, лодки. Между ними – уходящие в воду, длинные мостки на сваях.
На конце мостков, свесив ноги и покачиваясь маятником вперёд-назад, сидит мужичок лет пятидесяти. На нём старый армейский китель без погон, застёгнутый на все пуговицы, у горла виднеется уголок тельняшки. Сидит прямо, лицо без выражения, словно окаменевшее, шрам через весь лоб наискосок, на щеках щетина, губы плотно сжаты, глаза прозрачные, словно выцветшие, и неподвижные…
К берегу подплывает смолёная лодка-гулянка.
На носу восседает большой пегий пёс.
Хозяин, Харитон, старик с всклокоченной седой головой, загодя глушит мотор.
Лодка с хрустом врезается в гальку.
Пёс первым покидает посудину.
Харитон, в телогрейке нараспашку, в резиновых сапогах, вылезает на берег, подтаскивает лодку, выбрасывает якорь.
Валерия
На берег выкатывается с криком дебелая молодая баба – «Витькааа!». Подбегает к старику.
– Ой! Бежала, бежала…
– Я уж думал – кавалерия, а то Валерия! За кем гоняисся? Уж не за мужиком ли?
– Что вы такое говорите, дядя Харитон! Ой, аж задохлась вся…
Пёс бросился к бабе с лаем, поздороваться.
– Ничего, тебе на пользу. Растрясёшь излишек-то…
– Вы знаете, говорят: хорошего человека должно быть много! – Баба не без кокетства хлопнула себя по ляжкам, игравшим под колоколом свободного сарафана, потрепала по загривку собаку. – Это у меня от переживаний такая комплекция! Доктор сказал!
– А я думал, покушать горазда…
Валерия звонко рассмеялась.
– Вот вы всегда так, дядя Харитон! Витьку моего не видали?
Старик не спеша натягивает и стопорит якорную цепь, поглядывая в сторону мужичка на мостках.
– Мне тольки и делов, что твой Витька… Я с реки вон…
– Вот чертёнок! – тело Валерии заколыхалось в смятении. – Сказала ведь, в город поедем! Нет, ускакал куда-то, паршивец!
– Все из городу, а она – в город…
– Да я бы ни в жисть! Сестре обещалась! Юбилей у них с мужем… Не приеду, обид не оберёшься… Ой! На автобус ведь опоздаем… а потом кукуй до обеда…
Валерия взглянула на часы и, сорвавшись с места, взвыла сиреной. – Витькаааа!
– У дачников на том концу поспрошай, – Харитон показал за водокачку. – Давеча тут по сорокам из рогатки шмалял… с ихним мальцом.
– Ой, спасибочки, дядя Харитон!
Несмотря на излишнюю тяжесть переживаний, Валерия ракетой унеслась в указанном направлении.
Бориска
Харитон по привычке потрепал непокорные седые лохмы и поковылял к мосткам, к качающемуся мужичку в кителе.
– Сидишь, Бориска? Мостки полируешь?
Бориска безответно покачивается, держа руки на коленях.
Харитон пристроился сбоку.
Пёс прибежал следом. Обнюхав Бориску, сел рядом с хозяином.
– Я уж думал, рыбу удишь, а ты так… Прохлаждаисся? Ничего… Дай-то Бог…
Бориска молчит, только покачивается.
– А я вот на сети ревизию наводил… Хоть бы одна подлюка зацепилась…
Бориска молчит.
– У нас раньше и линь в вентеря забредал… Помнишь? Гладкий, золотистый… И лещ, и окунь…
Бориска молчит.
– А теперя и сорога нос воротит… Отдыхающие, должно, распужали…
Старик взглянул на небо.
– Или к непогоде… Ты у нас спец по энтой части… маракуешь маленько… Просвети, дождю быть? Уж больно парит…
Бориска молчит.
– Ввечеру в протоке застолблю… Там тишей… Хошь, вместе сплаваем?
Бориска молчит.
Затарахтел движок водокачки.
– Воду зачали качать… Качают, качают… А она не убываит. Вот ведь, как природа устроила…
Какое-то время оба молчат.
По главному фарватеру идёт теплоход пригородного сообщения. Харитон смотрит на него из-под руки.
– До Усовки почапал… Через час обратно…
Бабка Анна
С другого конца села на берег выруливает бабка Анна, супружница Харитона. В руках у неё тяжёлая сумка.
Поравнявшись с мостками, старая женщина замедлила шаг, встала, переменила руку на сумке, утёрла краем платка пот под глазами, у рта.
– Вот он, поглядите на него! На мостках вялится… Ну что, Харитон?
Пёс стремительно кинулся к хозяйке и, крутя хвостом, принялся обнюхивать сумку.
– Пшёл, Полкан! То не для тебя.
– А… пустой нынче, – отозвался старик нехотя.
– Кто б сомневался… Хорошо, бабка подсуетилась…
– С базару, что ль?
– Ты что, дед! С какого такого базару! Вчерась наказала Маруське мясца на рынке прикупить… Вот привязла, дай Бог ей здоровья! Тащу…
С каждой фразой бабка Анна набирала категорические обороты.
– Порядочный мужик подмогнул бы… А он расселся! Одна я должна, что ли корячиться!
– Погодь, Анюта…
– Чево годить-то! У меня спина, чай, не казённая. Да и руки отымаются.
– Вот ведь баба… Не видишь, с человеком беседоваю!
Пёс залаял на бабку.
– Цыц, Полкан! – приструнила пса бабка Анна. – Защитник нашёлся…
Пёс прижался мордой к земле, завилял хвостом.
– Ну, сиди, сиди… Беседовай… Высиживай геморрой… А бабка… она кобыла двужильная, пущай тянет! Авось надорвётся…
– Сумку-то положь, сам снесу.
Бабка Анна в сердцах бросила сумку на землю, приказала псу «сидеть!» и отправилась далее налегке, размахивая руками и рассуждая сама с собой.
Вдруг встала, развернулась, раскрыла рот на всю ивановскую:
– Дак мне зараз надоть! Борщ затевать буду. Пельмешек налеплю… А он барином расселся! А там мясо! Стухнет ведь!
Харитон съёжился, закрыв глаза и не произнося ни звука, энергично отмахнулся.
Полкан вернулся к хозяину, стал тыкать носом под дых. Старик оттолкнул пса.
– Отстань! И ты туда же!
На полдороге бабка опять явила свою непримиримость, чтобы пристыдить мужа бесповоротно и тем самым поторопить его.
– Внучата ввечеру пожалуют… Шурка звонил… А он беседоваит! Беседовальщик!
– Вот ведь… едрёна канитель! – старик вскочил, топнул ногой по мосткам.
– Кормить надоть! – не унималась бабка Анна. – А он сидит, воду бельмами щупаит!
– Сгинь! Сказал, снесу, значит, снесу.
Бабка Анна умолкла, тяжело, вразвалку, одолела горку и скрылась за поворотом.
– Видал, как моя целит? Как ни шмыгай, не увернёсся. Всюду достанет. Килер домашнего быту. Глаз – алмаз, слово – пуля. И как я с ей сорок лет прожил… Загадка психического вещества!
Дикари
На горке показалась иномарка.
У навигационного щита с красной полосой, остановилась. Клацнула дверца водителя, из машины вышел Михаил. Он потянулся, посмотрел в небо, сощурился.
Затем спустился к воде, сел на корточки, ополоснул руки. Прошёл вдоль лодок, выискивая кого-то. Потом в обратную сторону, у мостков задержался.
Пёс бросился на берег, к сумке с мясом, принял оборонительную позицию, пролаял разок для острастки.
– Здравствуйте! Отдыхаете?
Харитон, повернув голову, ответил незнакомцу не сразу.
– Отдыхать – не подыхать. Дачники?
– Да нет, дикари. Нам бы на острова, отец. Подбросите?
– На острова-а? – старик потрепал седую шевелюру.
– Я заплачу.
– А куда ты денесся… А, Бориска? – сказал Харитон тихо, ткнув Бориску в плечо тыльной стороной ладони, и уже громко приезжему: – Скольки вас?
– Трое. Ещё жена и сын. Ну и вещички.
– Ты энто… На зорьке будь готов… – старик придавил Бориске плечо жилистой рукой. – Один не справлюся, поимей в виду… А у меня калым намечается…
Харитон поспешил на берег.
– Обождать могёшь? Сумку вот снесу… Супружница требоваит. Аль сильно поспешаете?
– Да мы дня на три, на четыре. Подождём, – ответил Михаил.
– Ну, тода… – Харитон поднял тяжёлую сумку, крякнул. – Эк, отоварилась!
– Помочь?
– Без надобности. Разгружайтесь пока. Я мигом.
Старик быстро захромал в горку. Пёс потрусил следом, держа морду у самой сумки. Михаил направился к машине.
– Порядок. Вытряхивайтесь, господа! Аля! Санёк! Перевозчик скоро будет.
Из машины вышла Альбина в тёмных очках и сын, Санёк. Михаил открыл багажник.
Альбина скрестила руки на груди, произнесла с растяжкой:
– А вот интересно… почему ты именно сюда привёз?
Михаил пожал плечами.
– Да не знаю… Само собой получилось…
– В такую даль…
– Аля, тебе не угодишь. Сама же хотела на природу. Вот тебе природа. Река. Вон острова…
– И чем они особенные, эти острова? Разве ближе не было?
– Ближе – народ, суета. А здесь тихо. Отдохнём, как белые люди.
Михаил вытащил из багажника палатку, удочки, рюкзаки.
– Санёк! А где Санёк?
Санёк, ему лет пятнадцать, в это время забрался на одну из опор навигационной мачты и с высоты взирал на реку.
– Я здесь, люди! – Санёк помахал с верхотуры.
– Смотри, шею не сверни, монтажник-высотник!
Альбина увидела сына на мачте, ахнула.
– Саня! Сейчас же спускайся! Я боюсь!
– Мам, всё под контролем.
Альбина расположилась на траве у машины, сняла очки, подставив солнцу лицо, замерла. Михаил захлопнул багажник и в ожидании перевозчика приземлился рядом с женой.
Где-то рядом громко солировала сорока, ей подпевал воробьиный хор.
А Бориска всё сидел, одиноко покачиваясь на мостках, словно творил молитву.
Вдруг он сильно наклонился вперёд и колодой упал в воду, лицом вниз. Река тихо проглотила человека, пустила несколько кругов, как облизнулась, и снова мелкой рябью засверкала на солнце.
Старик возвратился один, без собаки, повеселевший, видимо, тайком от жены хряпнул чуток.
– А вот и я.
– Здравствуйте! – Альбина поднялась с земли.
– И вам не хворать.
– А у вас какая лодка?
– Хорошая лодка. Ну, поплыли?
Старик шустро, вприпрыжку, поковылял к лодке.
Михаил подхватил рюкзаки.
– У вас тут машину оставлять… не опасно?
– А чево ей сделается… Оставляй. Вона, все оставляют, – старик на ходу показал на площадку у причала.
– Эй, вперёдсмотрящий! – крикнул Михаил сыну. – За тобой палатка и удочки.
Санёк стал спускаться с мачты.
Старик подбежал к лодке, подобрал якорь, цепь, с грохотом сложил на носу.
Санёк спустился быстро, по-обезьяньи, закинул на плечи палатку. Альбина взяла удочки, и они последовали за мужчинами.
Неожиданно Харитон сорвался с места, припустил к мосткам.
– Эй! Господа дикари! Тут, на мостках… человек сидел… Бориска… видали?
– Видели, – ответил Михаил. – Сидел.
– А куда подевался?
– Ушёл, наверное.
– Ушёл? – переспросил Харитон в сомнении.
– Аля, ты видела мужика… на мостках?
– Какого мужика… Никого я не видела.
– Ушёл он, ушёл, – успокоил Михаил старика.
– Тода загружайтесь. А я… сей момент…
Пока старик обследовал мостки, Михаил снял ботинки, носки, положил носки в ботинки, подобрал брюки, ботинки поставил на сиденье в лодку. Альбина в это время критически осматривала смолёную посудину.
– И вот на этом… поплывём?
– А что тебе не нравится?
– Она не потонет?
– Почему она должна потонуть?
– Там вода…
– В лодке всегда вода.
Михаил легко подхватил жену на руки и посадил в лодку, на боковую лавку. Затем закинул походное барахлишко.
К возвращению Харитона и Санёк взобрался на лодку.
– Всё в порядке? – спросил Михаил у старика.
– Да кто его знаит…
– Вас как зовут?
– Харитоном кличут.
– А…
– По батюшке Петрович.
– Замечательно.
Михаил протянул руку.
– А я Михаил.
– Ага. Михаил…
– Просто Михаил.
– Ну-ну…
Старик пожал руку.
– А это моя жена Альбина и сын Александр. Вы залезайте в лодку, Петрович. А я столкну.
– Ага… – Харитон долго застегивал телогрейку, не сводя глаз с Михаила.
– Что-то не так? – спросил Михаил.
– А чево могёт быть не так… Всё так.
Наконец, старик залез в лодку, пробрался к движку.
Откуда-то издалека ветер принёс колокольный звон. Михаил замер.
– Что это? – спросил он у старика.
– Чево? – старик прислушался. – А! Монастырские звонят. Праздник нынче: Троица. Завтра Духов день, «русальная неделя», стало быть… Берегись утопленников – защикотят, – старик усмехнулся и, подмигнув, обратился к Саньку: – Щикотки боисся?
– Да нет… не очень, – ответил Санёк.
– А что за монастырь? – поинтересовался Михаил.
– Мужской монастырь. А как называется… не упомню. Я в энтом не разбираюсь.
– А далеко отсюда? – не отставал Михаил.
– А для кого как. Кому надоть – близко, а кому поперек – далеко. За горой, отседа не видать. Старики говорили, будто до него с островов можно дойти.
– Как это?
– Миш, ну что ты пристал к человеку! Поехали уже!
– Погоди, Аль!
Харитон помолчал, откинул крышку моторного отсека.
– А будто под водой дорога имеется. Кому шибко надоть, она, стало быть, всплывает в нужную пору. Да то враки всё. Выдумки стариковские. А можа, и правда. Я не ходил. Мне без надобности.
Михаил столкнул лодку на воду и ловко запрыгнул на нос. Харитон зацепил пусковой ремень, дёрнул. Движок схватился сразу. Старик устроился на корме, у рулевого рычага и повёл лодку от берега.
– Дамочку не продуит? А то у меня одеялка в рундуке… если что…
– Аля, ты как?
– Нет-нет! Не надо.
Михаил дал старику отмашку: – Порядок!
Харитон закрыл крышку моторного отсека. Шум от мотора убавился.
– Вам куда надоть?
Михаил прошёлся взглядом по островам.
– Давайте вон на тот остров… Второй справа. Там вроде песочек…
– Ага, пясочек, – согласился старик и направил лодку к указанному острову. – Все туда норовят… Мы его сбоку обойдём, тута тина одна.
– Там как… тихо?
– Как в гробу, – пошутил Харитон без улыбки. – Нынче тихо. А лет десять-пятнадцать…
– Что?
– Всяко бывало… Ваши донимали, городские… Наших тожа посдёргивали с мест… на лёгкие хлеба соблазнили… дурью маялись, прости Господи!..
– Хулиганили?
– Ну, ты понимаишь!.. У нас хорошо. Вольготно. Отдыхнёте на славу. Оно, конечно, ввечеру гвалту бываит многовато… Надерутся, песни орут… А то и фоерверки запускают… А так тихо…
Из протоки выскочил глиссер. Перед самым носом Харитоновой лодки развернулся и полетел обратно. Старик быстро вывернул руль поперёк волне.
– Вона чево вытворяют… дуроломы! – пожаловался старик. – Шуму от их по всей реке…
– Ничего. Найдём местечко.
– Найдёте… – старик быстро глянул на солнце из-под руки. – С утра ничево… А как раскочегарит, держись. Тольки вода и спасаит…
Ровно стучал мотор. С реки дул ветер. Лодка, уверенно разрезала волну.
Альбина сидела боком к движению, тело напряжено, руки вцепились в скамью.
По центру, лицом к ветру устроился Михаил, рядом Санёк. Михаил настроенный благодушно, обнял сына за плечи, смотрел на жену и улыбался.
– Расслабься, Аль!
Альбина, прикрыв глаза, улыбнулась в ответ и перевела взгляд на воду.
– Я видел… – неожиданно обратился к хозяину лодки Санёк.
– Чево? – Харитон поднёс ладонь к уху.
– Кто с вами сидел… там… я видел… – Санёк показал на мостки. Харитон приподнялся.
– Ну?
– Он упал…
Харитон бросил руль, вскочил, лодку качнуло. Альбина охнула.
