Архив сельца Прилепы. Описание рысистых заводов России

Устинова Н. Н.

Хомяков А. С.

Хреновской государственный завод

Хрущов Н. В.

Цевловский Н. А.

Шереметев В. Ф.

Шибаев Н. С.

Шишкин А. К.

Щербинский Д. С.

(наследники)

Щёкин А. А.

Якунин А. В.

Прежде всего должен сказать, что описывать заводы я буду отнюдь не в алфавитном порядке, а по другому принципу. Сначала опишу заводы юга России, где провел свое детство и юность. Тогда я совершил первые поездки по заводам и об этих впечатлениях и буду говорить. Нередко я предпринимал маршрутные поездки, например Хреновая – Чесменка – Поды – Хлебное, и об этих заводах я расскажу в том порядке, в каком я их посетил. Были случаи, когда я осматривал в одну поездку целое гнездо заводов, объединенных общей кровью. Тогда порядок описания будет иной: первоначально я опишу старейший из заводов такого гнезда, а затем те, которые от него пошли или же сильно заимствовали у него крови. Так будет по отношению к елецким заводам Стаховича, Красовских и Хрущова – группе заводов, которую прежние коннозаводчики и охотники так метко называли «Елецкой академией».

Давая описание каждого отдельного завода, я буду неизменно останавливаться прежде всего на личности самого коннозаводчика: постараюсь нарисовать его портрет, дам характеристику его коннозаводской и спортивной деятельности, приведу некоторые анекдоты из его жизни, если таковые имеют связь с лошадьми, – словом, буду стремиться воссоздать живой образ этого лица. Затем, насколько мне позволит память, буду приводить сведения о самом заводе, то есть о постройках имения, в котором завод находился, угодьях, способах кормления, тренировке, продаже молодняка и т. п.

Особое внимание я уделю истории каждого завода и его генеалогическому составу. Этому я, как генеалог, придаю особое значение, ибо каждый завод жил тогда не одно десятилетие и, покуда он жил, видоизменялось его генеалогическое лицо. Эти изменения вполне естественны, понятны и являются непременным условием существования каждого завода. Для нас, генеалогов, каждый завод является до некоторой степени открытой книгой, в которую каждое новое поколение вписало свою страницу.

Осмотрев почти сотню рысистых заводов России, я видел в них как лучших орловских производителей своего времени, так и лучших маток. Поэтому с особой тщательностью я буду описывать свои впечатления об отдельных знаменитых лошадях, помня, что имена их принадлежат истории и в будущем эти имена чаще всего станут повторяться в родословных, а зна чит, привлекать к себе наибольшее внимание. Хотя я редко вел записки, осматривая тот или иной завод, однако при описании знаменитых лошадей я вполне могу положиться на свою память, так как в свое время обратил особое внимание на их формы, тип и особенности.

Попутно я дам всевозможные другие сведения и нарисую различные бытовые картины, по мере того как они будут возникать в моей памяти, и укажу на круг лиц, связанных с тем или иным заводом. Они подчас имели весьма большое влияние на жизнь отдельных заводов, потому я присваиваю им наименование «друзья завода». Так, например, вокруг Ф. Н. Измайлова в Дубровском заводе группировалось четыре человека: Скаржинский, Карузо, Бутович и Кондзеровский. Измайлов с ними постоянно совещался и часто проводил в жизнь их указания. Такой круг друзей был у каждого знаменитого коннозаводчика, и я думаю, что читателю будет интересно узнать имена людей, так или иначе влиявших на судьбы знаменитых заводов.

Наконец, мне следует объяснить, почему я описываю свой собственный завод и даю краткий очерк его развития и жизни. Пусть не подумает читатель, что в этом случае мною руководит тщеславие, желание поговорить о себе и своих успехах. Отнюдь нет. Это чувство сейчас, когда я пишу свои воспоминания в трагической обстановке, которую все мы, русские люди, переживаем, нам и непонятно, и совершенно чуждо! Не тем заняты теперь мысли, не о том болит душа, не тем переполнены сердце и ум русского человека! Если я все же буду описывать свой завод и отмечу лучших лошадей, в нем родившихся, то сделаю это, лишь исполняя обязанность, которая лежит на мне, как на генеалоге и историке коннозаводства. Я чувствую, что должен написать воспоминания о моих лошадях, ибо и они сыграли свою роль в рысистом коннозаводстве.

Более четверти века занимаясь изучением истории коннозаводства, я всегда скорбел о том, как мало материалов документального характера оставили после себя наши коннозаводчики. Достаточно сказать, что мемуары, которые я сейчас пишу, пока что единственные во всей нашей литературе и других, написанных кем-либо из коннозаводчиков, не существует. Точно так же в периодической печати почти нет статей и заметок исторического характера о прежних деятелях коннозаводства и о лошадях, и если бы не труды В. И. Коптева, то прошлое нашего рысистого коннозаводства покрылось бы мраком неизвестности. Как часто, проводя время за чтением заводских книг и других источников коннозаводского характера и смакуя состав того или иного знаменитого рысистого завода, я сожалел о том, что ни Дубовицкий, ни Кожин, ни Казаков, ни Воейков, ни кто другой не оставили нам если не мемуаров, то хотя бы заметок и записей о своих знаменитых лошадях. Какой исключительный, совершенно особенный, прямо-таки непередаваемый интерес представляли бы такие записки, сделанные хотя бы покойным «ловцом человеческих сердец» и знаменитым коннозаводчиком А. А. Болдаревым! Из них мы узнали бы, как он ценил таких великих маток, как Гильдянка, Горностайка, Грузинка, Козявка, Косатка, Кривая, Награда, Машистая, Самка, Чародейка и др., которые все были у него в заводе. Нужно ли напоминать читателю, что Гильдянка – мать роговского Степенного, Горностайка хреновская – родная бабка кожинского Потешного! Козявка дала Добрыню, а стало быть, она бабка Ночки 2-й и многих других знаменитых рысаков. Косатка – мать Визапура 3-го, Кривая – мать Непобедимого 2-го, Визапура 2-го и Отрада. Награда – мать Полкана 6-го! Машистая – мать знаменитой Буянки, а стало быть, бабка Азартной, Молодецкого, Арабки и Буянки 2-й, от которой в прямой женской линии произошли Громадный и Горыныч. Самка – мать знаменитой Славы и бабка Прелестницы, Догоняихи и Волшебника. Наконец, Чародейка – мать болдаревского Чародея. Все это исторические имена! Приведя их здесь, я не могу лишний раз не воскликнуть: какое у орловской породы славное прошлое!.. Вот о каких поистине великих и исторических лошадях мог написать свои воспоминания Аркадий Африканович Болдарев. В то время, когда он жил и творил, он не знал и не мог, конечно, предвидеть, какую исключительную роль сыграют в истории рысистого коннозаводства все эти крови. А они словно сговорились не выпускать нас из волшебного круга своего обаяния и доныне согревают и утешают наши охотничьи сердца.

Сожалея о том, что ни Болдарев, ни кто другой из знаменитых коннозаводчиков прежнего времени не оставили нам своих мемуаров, я полагаю, что эти воспоминания о коннозаводчиках и выдающихся лошадях современной мне эпохи представят в будущем известный интерес и не без пользы для дела будут прочитаны охотниками и любителями лошадей.

Пройдут года, десятки лет, столетия, сменится не одно поколение орловских рысаков, народятся и прославятся новые линии и новые имена. И тогда мои мемуары в руках будущего историка породы, быть может, явятся ключом к разгадке качеств некоторых великих лошадей будущего.

Завод И. И. бутовича

Начну свое повествование с описания завода моего покойного отца Ивана Ильича Бутовича. Коннозаводчиком в настоящем смысле этого слова он, собственно, никогда не был. Нельзя также назвать его и любителем лошади. Единственно, что отец любил в этом деле – хороших выездных лошадей и резвую езду, и его деревенская разъездная конюшня всегда комплектовалась лучшими на юге России рысистыми лошадьми. Отец знал толк в лошадях, ибо мой дед Илья Алексеевич имел хороший завод полукровных лошадей и отец с детства видел их. Этим объясняется его верный глаз на лошадь – он сам всегда покупал разъездных лошадей и редко ошибался. Не только мой дед, но и прадед был коннозаводчиком и любителем лошади. Сведения о заводах моего деда и прадеда можно найти в первых коннозаводских изданиях. По заводу деда могу привести следующую интересную справку: в приложении к четвертому номеру «Журнала коннозаводства» за 1856 год имеется прибавление статистического характера, озаглавленное «Разныя сведения, сообщенные владельцами при доставлении помещенных выше описей о заводах». На странице сорок первой там значится: «Бутовича кол. ас. (коллежского асессора) Ильи Алексеевича в 50-ти верстах от Переяслава. Лошади принадлежат к сорту упряжных и для легкой кавалерии, породы датской с английской, зимой содержатся на сене и соломе». Как видно из этой справки, лошади были двух наиболее распространенных в начале прошлого столетия пород, и достались они деду от его отца – моего прадеда. Как сельский хозяин, отец, конечно, любил лошадь, но не был лошадником, а потому невольно возникает вопрос: почему отец завел рысистый завод, когда ему было уже 45 лет и жизнь его уже вполне сложилась? Ответ на этот вопрос весьма прост: отец обладал громадным состоянием – в Касперовке у него было 13 480 десятин земли, в другом имении, Бежбайраках, 5 тысяч десятин, да еще около 20 тысяч он арендовал. Эти цифры дают понятие о громадном состоянии отца, который считался одним из богатейших помещиков юга России. Стоит ли удивляться, что частенько соседи спрашивали его: «Почему вы, Иван Ильич, при ваших средствах, не заведете рысистый завод?» Отец всегда отвечал, что он это дело недостаточно знает и любит.

В 1884 году в Касперовку, где постоянно проживал отец, на жительство переехал брат моей матери А. Е. Сонцов, екатеринославский помещик и страстный любитель лошади. Он был приглашен отцом помогать ему вести наше громадное хозяйство и прожил у нас пять лет – до тех пор, пока не окончил свое образование мой брат Владимир, который и стал помощником отца. Дядя скучал без лошадей и стал просить отца завести завод. «Охотно заведу рысистых лошадей, – отвечал ему отец, – однако при непременном условии, чтобы ты сам вел это дело и за него отвечал, так как я в нем ничего не понимаю». Итак, было решено основать в Касперовке рысистый завод и отец сделался коннозаводчиком.

Так как отец был очень широкий человек и любил все делать хорошо, то он потребовал от дяди, чтобы материал был куплен первоклассный и чтобы на покупку денег не жалели. Дядя хорошо знал борисовский завод, где часто бывал, живя в Екатеринославской губернии, неподалеку от этого завода, и так как ему был дан карт-бланш, то он и остановился на мысли купить весь племенной или, как тогда говорили, заводской состав именно у Борисовских. В то время борисовский завод не только был в зените славы, но считался едва ли не лучшим в России. Это было известно отцу, и мысль дяди он вполне одобрил. Дядя купил у Борисовских десять заводских маток по 1500 рублей за голову, то есть уплатил очень высокую цену, а в качестве заводского жеребца получил за 3500 рублей Злодея, который состоял производителем в этом знаменитом заводе. Кроме того, дяде был дан из числа непродажных второй жеребец – Рыцарь, которому тогда было два года. За Рыцаря уплатили 2000 рублей, а за всех лошадей – 20 500 рублей, сумму по тем временам очень значительную. Таким образом, Борисовские дали дяде первоклассный материал, лучший, который только имели. Отец, как он мне сам потом говорил, был вполне удовлетворен купленными лошадьми, и вновь основанный завод получил наименование Касперо-Николаевского. Он начал функционировать с осени 1885 года. Так мой отец стал коннозаводчиком. Спортсменом он, конечно, никогда не был и, кажется, даже ни разу в своей жизни не бывал на бегах. Коннозаводское дело он понимал как необходимость ежегодно приплачивать известную сумму на содержание завода, зато он имел великолепных выездных лошадей собственного завода, дарил своим родным, а иногда и нужным людям рысаков, не прочь был хвастнуть в разговоре с соседями, что у него в заводе лучшие крови – борисовские, да два раза в год, в день своих именин и именин моей матушки, присутствовал в манеже на парадной выводке. Тогда к отцу съезжались все соседи и губернские власти, в манеже во время выводки гремела музыка и шампанское лилось рекой. Отец, мать, вся наша семья и гости сидели в ложе, а рысаки один за другим показывались на выводке, взвивались на дыбы, фыркали, злились и затем становились в позы. Бичи нарядчика и наездника немилосердно хлопали, знаменитый Чапо-Тапо (Чеповский) в каком-то необыкновенном казакине распоряжался выводкой. Конюхи, конечно, были одеты с иголочки, в новую форму, и все было красиво, парадно и оживленно. Вот как понимал свою коннозаводскую деятельность мой отец: для него это было развлечение, забава, а не дело.

Итак, завод отца был основан в 1885 году близ Касперо-Николаевки, которая вся принадлежала отцу и была построена на его земле. Касперовка Херсонской губернии находилась в 50 верстах от города Николаева и в 25 верстах от станции Доброе, ныне Явкино, Харьковско-Николаевской железной дороги. Постройки завода были сделаны по плану отца, который, кстати сказать, очень любил строительство и всю свою жизнь что-нибудь да строил. Я также наследовал, к несчастью, эту пагубную страсть и извел на нее немало денег.

В заводе отца имелись лазарет, манеж, ложи, конюшня производителей, предманежник, две ставочные конюшни, жеребятник, маточная, открытый варок, пригон и варок маток. Все эти постройки были сооружены из пиленого гладкого камня, из которого так часто строят в Херсонской губернии, крыты железом и внутри не только удобно, но даже роскошно отделаны.

Я уже упомянул, что в Касперовке было 13 480 десятин земли, так что завод был вполне, вернее, свыше всякой меры обеспечен угодьями. Достаточно сказать, что при этом имении было 6 тысяч десятин заливных лугов, или плавней, как говорят на юге; в имении протекали три реки, из которых Грамаклея и Ингулец текли среди особенно живописных берегов и извивались тонкими серебристыми змейками по роскошным зеленеющим плавням. Словом, в этом обширном и богатейшем имении юга России земли было сколько угодно и в этом отношении завод был поставлен в самые лучшие условия, которые только можно себе представить.

Переходя к вопросу о том, как кормились лошади в отцовском заводе, я должен сказать, что здесь надо резко разграничить две стадии жизни завода. При дяде, то есть в первые годы, царили борисовские порядки. Их ввел дядя, а поддерживали наездник Загумённый и старик-маточник, которые прибыли от Борисовских в Касперовку вместе с лошадьми и остались здесь служить. Тогда лошадей кормили по борисовским нормам, ничего для них не жалели, правильно их воспитывали, вовремя заезжали и тренировали, для чего за церковью был разбит полутораверстный беговой круг. Были сбруи, беговые дрожки, нужное число конюшенной прислуги и пр. Словом, при дяде завод велся образцово и завоевал на юге весьма большое имя. Такое ведение не могло не сказаться на качестве лошадей, и о них заговорили с уважением, в завод стали приезжать не только барышники, но и видные коннозаводчики. Тогда же родились и лучшие лошади отцовского завода, в том числе те, которые в начале 1890-х годов появились на ипподромах.

Когда дядя уехал в свое екатеринославское имение и отцу стал помогать в хозяйстве мой брат Владимир, он получил в полное и бесконтрольное управление и рысистый завод. Брат всю свою жизнь был страстным охотником до лошадей, но, к несчастью, мелочным, скупым и недостаточно широким человеком. При нем ушли борисовские служащие, он стал экономить на кормах, инвентаре и конской прислуге. За десять лет его управления завод превратился в сборище дешевых упряжных лошадей. Загумённого сменил наездник Вековской, ибо он согласился служить за меньшую плату; затем самого Вековского сменил наездник еще подешевле, хромоногий Фрол. И так во всем. Естественно, это весьма скоро отразилось на заводе: пали лучшие борисовские кобылы, многие замечательные молодые кобылки не прошли должной тренировки и так и были пущены в завод. Словом, и кормление, и уход, и воспитание, и тренировка в этот второй период жизни завода были безобразны – стоит ли удивляться, что завод в конце концов погиб. Так обстояло дело до 1900 года, когда жалкие остатки завода унаследовал я.

Теперь будет интересно перейти к генеалогической картине. По мысли дяди и тех опытных лиц (прежде всего Молоцкого, брата знаменитого коннозаводчика), которые давали ему советы, основным производителем должен был стать вороной жеребец Злодей, рожденный в 1876 году в заводе Борисовских от Гранита и Злодейки, а затем вороной жеребец Рыцарь, рожденный в 1883 году в том же заводе от Варвара и Разбойницы. Посмотрим, что представляли собой эти жеребцы, как они были использованы и что дали.

Злодей был вороной масти, имел большую звезду во лбу и три, а может, и все четыре ноги по путовый сустав белые. Он был четырех вершков росту и необыкновенно хорош по себе. Отличительными чертами этой лошади были длина при превосходной линии верха, глубина и низость на ноге. Ноги Злодея были очень костисты, образцовой постановки и при этом сухи. Голова очень хороша, шея имела красивый выход. Грива тонка и коротка, а хвост обилен волосом. Это была во всех отношениях превосходная лошадь, орловский рысак в настоящем смысле этого слова. Его очень метко назвали, так как он был невероятно зол и строг. Глаз его частенько горел зловещим огнем, и войти к нему в денник не всегда было безопасно. У Борисовских Злодей отбился в молодости от рук и только потому не появился на бегу; дядя рассказывал мне, что у Борисовских утверждали, будто Злодей был необыкновенно резов и потому его оставили в заводе производителем.

Если мы обратимся теперь к происхождению Злодея, то увидим, что он был не только чистопородный жеребец, но и совершеннейший аристократ. Его отец – знаменитый толевский Гранит. Злодей был вовсе не похож на своего отца, совсем в другом типе. Я считаю, что своим обликом он вышел отчасти в дивовских (подовских), а отчасти в дубовицких лошадей. Однако строптивый характер и строгость он, несомненно, наследовал через отца Гранита от своего деда – знаменитого белого Добрыни, который уже в два года отбился от рук. Об этом весьма подробно и интересно, описывая завод графа К. К. Толя, сообщал в начале 1880-х годов владимирский коннозаводчик В. Курута. Мать Злодея, кобыла Злодейка, родилась в известном заводе А. И. Колемина, где было сосредоточено столько замечательных и высокопородных лошадей. Она была дочерью Уноса, что от подовского Ворона, и Злодейки завода Дубовицкого от знаменитого Горюна. Интересно отметить, что мать Злодея происходила по прямой женской линии от знаменитой шишкинской Купчихи, матери призовых Змейки, белого Друга, а равно и других весьма интересных лошадей, родившихся в Дядьковском заводе И. Н. Дубовицкого. Таким образом, по женской линии Злодей происходил из выдающейся женской семьи, а это всегда крайне важно для производителя. Отметим еще, что родная бабка Злодея была родной сестрой белого Друга, одной из лучших лошадей своего времени. Столь исключительное происхождение, выдающиеся формы, красота и хотя не проявленная, но несомненная резвость дали Злодею возможность остаться производителем в заводе Борисовских в то время, когда в нем были такие исторические производители, как Гранит графа Толя, Варвар, Памятник, воронинский Дружок, Летун 4-й и Подарок 2-й.

Оставив Злодея у себя в заводе, Борисовские, конечно, не ошиблись: Злодей дал превосходных лошадей, а две-три его дочери оказались замечательными матками. Достаточно вспомнить Сварливую, давшую пять призовых лошадей, в том числе безминутного Сеула 2.29,6 и Суету 2.22,1. Суета в свою очередь оказалась прекрасной заводской маткой. Некоторые дочери Злодея, поступившие от Борисовских в другие заводы, также дали удачный приплод. Назовем лишь вороную кобылу Сатиру (р. 1886 г.), оставившую в маленьком заводе, куда поступила, пять призовых лошадей, в том числе двух безминутных – Сапфиру 2.24,4 и Стрелу 2.28,3.

Дядя давал Злодею лучших кобыл. К сожалению, отец в то время категорически противился отправке лошадей на бега, говоря, что заниматься призовым делом он не станет, так как все, кто им занимался, в конце концов разорились. Таково в ту пору было убеждение многих, и потому дети Злодея не появились на бегах. Дядя мне говорил, что Злодей давал замечательных по себе и очень резвых лошадей. Его детей приезжие барышники отрывали, что называется, с руками и платили за них большие деньги. Двое сыновей Злодея были проданы румынскому богачу Катарушу за 6 тысяч рублей, а потом эту пару, уже съезженную у харьковского барышника Портаненко, приобрел королевский двор Румынии.

Когда брат Владимир вступил в управление заводом, он стал давать Рыцарю, которого считал великой лошадью, всех лучших маток, а Злодей получал козловских кобыл и полукровок. Действуя так, брат думал получить от Рыцаря призовых лошадей, а от Злодея – хорошие городские пары. Это был коммерческий расчет, и он оправдался в том отношении, что Злодей от всяких кобыл давал превосходных городских лошадей, но по охоте и для коннозаводства эта замечательная лошадь была погублена. Нет никакого сомнения в том, что Злодей дал бы лошадей более резвых, чем Рыцарь, и остается лишь пожалеть, что брат допустил такую ошибку. Злодей как производитель ценного рысистого материала был безвозвратно погублен. Во всех отношениях этот сын толевского Гранита был из ряда вон выходящей орловской лошадью, какие ныне встречаются, к сожалению, все реже и реже.

Рыцарь был также вороной масти, но крупнее Злодея – в нем было вершков пять росту. Никаких примет у Рыцаря не было. Он был необыкновенно густ, капитален, широк и делен. При большом росте и большой массе – сух, а это довольно редкое явление для лошадей подобного чекана. У него была маленькая голова (в Прилепах имеется большой портрет Рыцаря кисти Репина-сына, где голова утрированно мала, в действительности она была больше), несколько мясистая, но с хорошим выходом шея, превосходная спина, как, впрочем, у всех борисовских лошадей, хороший окорок и такие же передние и задние ноги. На этой лошади, с моей точки зрения, было чересчур много мяса, но в то время это ставили в особую заслугу. Отличительной чертой Рыцаря была его необыкновенная ширина: он так широко стоял передом, что между его передними ногами можно было пролезть. При этом он был чуть косолап. В то время шириной постанова ног увлекались чрезмерно и Рыцаря считали выдающейся лошадью: думали, что в таком постанове кроется резвость и страшная сила. Разумеется, это ошибочно. По типу Рыцарь более всего приближался к улучшенному голландскому рысаку, потому что имел хорошую спину и не был сырым. Такое изменение типа следует отнести отчасти к местности, в которой он родился. Сухой климат и меловая подпочва Екатеринославской губернии способствовали тому, что борисовские лошади стали суше и несколько отошли от типа своих предков, которые, особенно лошади Молоцкого, были сыры, тяжелы и отчасти грубы. Рыцарь был лошадью не моего романа, но я должен признать, что он был по-своему выдающимся жеребцом и у него было много поклонников.

Рыцарь был сыном колюбакинского Варвара, одной из лучших и резвейших лошадей своего времени. Мать Рыцаря, вороная кобыла Разбойница, была внучкой Велизария, прославившего завод Молоцкого, и Разгулы от Молодецкого завода князя Черкасского. Молодецкий – сын знаменитого болдаревского Чародея и сапожниковской Радости, одной из лучших маток сначала в заводе Колюбакина, потом у Борисовских. И Молодецкий, и Радость выигрывали, причем последняя была дочерью знаменитого серого Кролика завода графа Соллогуба. Этого Кролика принято называть сапожниковским, так как в цветах охотника Сапожникова прошла вся блестящая беговая карьера этой выдающейся лошади. Кролик оставил небольшой приплод, так как погиб во время пожара в заводе Сапожникова, пробыв там всего один случной сезон. Заводская деятельность кобылы Радости показала, каких детей мог бы дать Кролик и насколько большой ущерб нанесла его преждевременная гибель орловской рысистой породе в целом. Не только у Колюбакина, но и у Борисовских Радость считалась едва ли не лучшей заводской маткой. Она стала матерью Ратника, выигравшего международный приз в Париже в 1878 году, Разгулы и Радуги. В прямом потомстве этих двух кобыл такие известные лошади, как рекордист Радушный, Радужная (Щёкина), Радуга 2-я, Рыцарь, Разлука, Розалия, Рьяная, Стуколка и др. Нечего и говорить, что дочери и внучки Разгулы и Радуги оказались замечательными заводскими матками.

Итак, мы видели, что Рыцарь был лошадью очень высокого происхождения. Не удивительно, что он дал призовое потомство. Был ли резов сам Рыцарь? Вот вопрос, на который интересно ответить. Он пришел в Касперовку, когда ему было три года, и пришел со славой резвейшей лошади. Здесь я должен сделать оговорку: я уже написал, что Рыцарь был куплен у господ Борисовских в 1885 году, а в «Заводской книге русских рысаков» сказано, что он продан отцу в 1886 году. В действительности дело было так. В 1885-м дядя приехал в завод Борисовских. Рыцарю тогда минуло два года, он считался лучшим жеребцом в ставке, был непродажен и как раз в это время болел мытом в самой тяжелой форме, так что опасались даже за его жизнь. По совету наездника Загумённого дядя стал торговать Рыцаря, но Борисовские наотрез отказались продать жеребца, говоря, что после призовой карьеры он пойдет в завод. После того как дядя сделал крупную покупку, Борисовские, которые знали о средствах моего отца, учли возможность будущих крупных продаж и уступили Рыцаря. Дядя говорил мне, что он шел на явный риск, покупая эту лошадь, так как было мало надежды, что Рыцарь выздоровеет. А Борисовские уступили лошадь, боясь, что она погибнет. Рыцарь был в таком состоянии, что его нельзя было принять, и дядя оставил его на год при заводе Борисовских с тем, чтобы он там нес работу. Рыцарь был принят в завод отца только в 1886 году, что и отмечено в заводских книгах. Когда из завода отца к Борисовским приехал Загумённый, чтобы принять лошадь, Рыцаря не хотели отпускать и предложили отцу получить за него двойную цену – 4 тысячи рублей. Отец не согласился, и Загумённый привел Рыцаря в Касперовку. По рассказам этого наездника, Рыцарь ехал трехлетком так хорошо, что обещал стать выдающейся лошадью. Все соседи собрались его смотреть, и он на всех произвел очень сильное впечатление. Дядя рассказывал мне, что после выводки все отправились на ипподром, где Загумённый показал лошадь на езде. Тут Рыцарь произвел еще большее впечатление и окончательно покорил все сердца. Я, разумеется, не видел той езды, но впоследствии, когда подрос и стал постоянно бывать на конюшне, неоднократно наблюдал Рыцаря на езде. Он был резов и даже немолодым в дрожках делал четверти без больших секунд. Но насколько он был резов и каков мог быть его рекорд – навсегда останется неизвестным. Рыцарь ехал очень красиво: у него был длинный, низкий, ползучий ход, а сам он вытягивался прямо-таки в ниточку. Приняв во внимание его массу, картинную русскую запряжку и манеру вытягиваться на езде, нельзя не признать, что это должно было глубоко впечатлять зрителя.