Сачок для бабочек. Криминальная мелодрама

– Что ж, ты такое творишь, Степаныч! Мальчишке всю жизнь испоганить хочешь?

Ольга Петровна воинственно подбоченилась, образовав по краям внушительного торса два равнобедренных треугольника, и по самые запястья утопив оконечности дланей в не предвзятости своего естества. Приблизившись к участковому и, слегка склонившись над ним, она, точно обломок скалы, вот-вот готова была обрушиться на того, кто вызывал в ней лишь искреннее негодование.

– А ты-то, здесь – причем, Петровна?! К чему в разговор встреваешь?! – вскипел участковый. – Убийцу выгораживаешь? Он же, сопляк этот, ненавидел мать свою за то, что она счастью своего сыночка мешала! Запирала его в собственном доме чуть на замок, только чтоб он при ней оставался, а не шашни допоздна с деревенской девкой водил. Видно, страсть как боялась, что к добру это не приведет. Отчим-то Левицкой, когда узнал, что падчерицу его этот похотливый сучонок изнасиловал, так и впрямь убить его грозился! А он – не такой человек, чтобы словами бросаться!.. Так, молодняк этот от проблем разве убережешь?! У них, видите ли, любовь!.. Поэтому, что ему – запреты старших? Он в окно – прыг, и был таков! А бедная мать всю ночь глаз не смыкай да с боку на бок ворочайся. Жди, когда безобразник этот, ее ненаглядный сыночек, под самое утро вместе с матюгами кочетов со свиданки вернется.

– Ты все сказал?

Весь, раскрасневшись от напряжения и ору, участковый достал платок и стал торопливо промокать обильный пот, выступивший у него на лице.

– Так, все бы ничего, если бы родительница Йовицкого однажды не обнаружила в карманах штанов у сынка своего… Конечно, пока тот спал. Маковую соломку!.. Так, вот! После этого взяла она в руки осиновый кол и… Не тем будь помянута! Царство – ей, небесное! Так его отделала, что тот после неделю, а то и больше, из дому не показывался. Всю охоту до любви мамаша собственному сыну отбила!.. Вот – как, Петровна!

– Враки – все это! Враки!

– Враки, говоришь?!

Степаныч в который раз судорожно утерся платком и, схватив со стола, какие-то листки яростно потряс ими в воздухе.

– Вон у меня – куча документов за подписями людей, что соврать не дадут!..

Затем, спешно сунув эти самые документы в папку, старлей вышел из дому, даже не попрощавшись с хозяйкой.

– Брехун разэтакий! – только и вымолвила Ольга Петровна ему вдогонку. – Вишь, как складно чешет и даже глазом не моргнет. Ему бы романы сочинять, а не мозги людям наизнанку выворачивать…

Тетя Ольга еще долго что-то бурчала себе под нос, поудобнее укладывая меня, поскольку, окончательно обессилев, я так и полулежал бы, упершись в спинку кровати. В этом же положении меня поначалу застал участковый, когда в очередной раз я с тоской и горечью созерцал в окно родное пепелище… Наконец, осторожно приподняв мою голову и поправив под ней подушку, она принялась за одеяло. Ощутив над собой легкое веяние ветерка, я вскоре погрузился в сон.

Примерно через пару, а то и больше, недель после своего первого визита участковый наведался в дом к Ольге Петровне во второй раз. С видом человека, по его словам, неукоснительно выполняющего свой служебный долг, он принес повестку, по которой я, в качестве подозреваемого, должен был в указанный срок, до наступления которого оставалось с десяток дней, явиться в следственный отдел районной прокуратуры. Заодно Степаныч своими глазами убедился в наличие моей персоны на том самом месте, где мне и полагалось быть. Попросту говоря, старлей лишний раз проверил, не сбежал ли я из села из страха перед наказанием, о котором он меня заранее предупреждал. По всему было видно, что он всерьез взялся за дело и просто так от моей бедной задницы не отлипнет. Это – не то, чтобы чересчур пугало меня, поскольку я виновным себя ни в чем не чувствовал, но наводило на определенные и довольно невеселые размышления.

– Крючкотвор проклятый! – откровенно досадовала Ольга Петровна после ухода участкового. – Нет, чтобы пожалеть сироту, так он дело тебе шьет, сынок! Наверное, выслужиться хочет! Кобель деревенский! Или же в угоду кому старается. Ты-то сам, как кумечишь?

Поставив на стол тарелку дымящегося борща, добрая женщина ласково провела ладошкой по моей голове.

– Садись уже, ешь! А то, остынет…

Минуло около месяца с того момента, как я, сам не желая того, очутился в доме Ольги Петровны. Дела мои шли на поправку, и я почти окончательно выздоровел. Если не считать некоторой слабости, которую я испытывал, поскольку совсем не выходил из дому. Восполнив недостаток в кислороде и более активном образе жизни, я вновь стал бы таким, каким я был прежде.

Я поднялся с кровати и сел за обеденный стол, как того хотела Ольга Петровна. Но, видимо, из-за тех мыслей, которые вдруг нахлынули на меня отчасти благодаря визиту участкового, я не испытывал абсолютно никакого голода… Будь, что будет, решил я!..

Незаметно минула неделя… Особенно не парясь по поводу того, что через пару дней мне надо было явиться к районному следователю, я еще какое-то время раздумывал, стоило это делать или нет. Но, по воле случая, все сомнения разрешились сами…

…Вздрогнув, я проснулся от ужасного грохота! Сидя в кровати и, шаря обезумевшими глазами в кромешной тьме, я никак не мог ничего понять. Мне казалось, что я попал прямо в преисподнюю или же в такую тараканью гузку, откуда выбраться мне уже вряд ли удастся до конца моих бренных дней.

Все стало предельно ясно, когда, испуганно вскрикнув, проснувшаяся тетя Ольга впопыхах судорожно щелкнула выключателем. В свете лампы мы увидели то, что нас заставило на миг замереть от ужаса. Одно из окон комнаты было напрочь разбито, а прямо на полу, посреди осколков битого стекла, валялся какой-то зловещий, поскольку мы не знали, каких сюрпризов от него ждать, предмет. Приглядевшись внимательней, мы обнаружили, что это была обыкновенная бутылка с винтовой пробкой. Из-под нее сочилась какая-то жидкость, по запаху напоминающая бензин. Не долго думая, я бросился к ней! Не помню, прошла целая вечность или какие-то мгновенья после того, как я оказался за дверью избы и, обогнув угол дома, швырнул бутылку во тьму!.. Через пару секунд на пустыре, метрах в тридцати позади нашей хаты раздался довольно громкий хлопок, чем-то напоминающий взрыв гранаты, и ночной поселок озарила яркая вспышка!

II. Бегство из Кучино

С Ольгой Петровной мы прощались не долго.

– С Богом, сынок!

Она почти силком сунула мне в руки авоську, видимо, с продуктами, и я, оставив за спиной мое прошлое и гостеприимный очаг тети Ольги, в той мере, на какую он был способен, заменивший отчее пристанище, решительно шагнул прямо в предрассветные сумерки.

Я шел очень быстро, все более удаляясь прочь от родного селенья. Настолько быстро, что вскоре оно окончательно исчезло из вида. При этом я как будто бы совсем не чувствовал усталости. Видимо, страх придал мне силы. В чем крылась истинная причина этого страха, я тогда толком не мог понять. Кого я боялся? Степаныча, который считал меня преступником и грозился упрятать в каталажку? Вероятно, с его появлением в нашем убогом селе стало традицией бить в казенных и жилых домах стекла. Или же на меня повлиял ночной кошмар, свидетельницей коего вместе со мной стала Ольга Петровна? «Каково ей там теперь придется одной?» – думал я, дрожа, точно в ознобе. Наверняка, узнав, что, опасаясь за свою никчемную жизнь, я все же сбежал из села, участковый станет донимать ее ненужными расспросами. Хотя, вполне возможно, что именно моего внезапного исчезновения он и добивался, не желая уронить в глазах начальства и кучинцев собственную репутацию. Ведь он утверждал, что это именно я спалил собственный дом и лишил жизни родную мать! Вот – кретин! Если бы выяснилось, что это – не так, ему пришлось бы искать настоящих преступников. А у него на это – кишка тонка. Он может прижать к стенке кого-то лишь, будучи уверен в том, что этот кто-то не даст ему в отместку по зубам. А то и вовсе на тот свет не отправит. Кучино, да, что – Кучино! В этом смысле половина нашей нищей Отчизны для уркагана – просто рай. Вот и творят, что хотят!

Рассуждая подобным образом, я не заметил, как нога моя ступила на твердый грунт. Уже окончательно рассвело, когда мимо меня по трассе с шумом промчалась легковушка. Запоздало взмахнув рукой, я, не сбавляя шага, направился дальше. Еще километров через пять усталость впервые дала о себе знать. Но сколько бы я не пытался остановить, в конечном итоге обдававшую меня гарью, очередную машину, ни одна из них не сбавляла хода. В конце концов, я до поры до времени совсем оставил попытки путешествовать автостопом. Тем более, что в кармане у меня не было ни гроша.

Был уже полдень, когда, сойдя с трассы, я уселся под одним из придорожных тополей немного перекусить. Тогда я снова с благодарностью подумал об Ольге Петровне. О том, что она приютила и выходила меня. Чтобы сталось со всеми нами, не будь таких женщин? Наверное, жизнь в своей зыбкой основе просто сошла бы на «нет», или люди, постепенно утратив человеческий облик, превратились бы в диких зверей. Как говорится, откуда ушли, туда и пришли! Где начались, там и кончились!.. Куда-то теперь лежал мой путь? На душе я не ощущал отчаяния или безысходности. Скорее всего, это происходило от сознания того, что в какие бы города и веси не привела меня дорога, другого такого же мерзкого захолустья, как Кучино, точнее, хуже него, не могло существовать на всей земле даже априори.

С этой мыслью я откусил хлеб, сверху которого лежал толстый ломоть домашнего сала. Я принялся, не спеша, пережевывать все это, когда с визгом притормозив, к обочине дороги прижался милицейский «бобик».

– Эй, дружище! – услышал я оклик в свою сторону. – Тебе – куда?

Перестав жевать, и за маской безразличия пряча тревогу, я тупо уставился на человека в форме лейтенанта милиции.

– Мне? – на всякий случай переспросил я, давясь тем, что было у меня во рту.

– Ну, не мне же?

Мусор оказался славным малым, и вскоре я мчался вместе с ним по трассе, ничуть не сожалея о том, что едва начав, так и не завершил свой поздний завтрак. В конце концов, никуда он от меня не денется…

– Так, говоришь, к тетке, в Москву?

– Ну, да! К ней…

– А то, москали, сам знаешь, какой народ! Они даже своих не особо жалуют, уж, не говоря о чужих!

Лейтенант был розовощеким и белозубым. К тому же милицейская форма была ему очень к лицу. Своей словоохотливостью и беззаботным нравом он как-то сразу развеял все мои сомнения и страхи. В том смысле, что я интересовал его лишь, как попутчик, но не более того. «Зачем же он тогда остановился? – все ж таки продолжал я упорно подозревать лейтенанта. – Неужели лишь для того, чтобы за разговором путь до Москвы показался ему короче?»

Наконец, через сотню километров вместе с потоком машин мы пересекли черту, за которой начиналась наша столица.

– Где твоя тетка-то живет? – как бы, между делом, спросил мусор, продолжая жать на газ.

Подозрение вновь невольно закралось мне в душу.

– Не на Петровке? А то мне как раз в ту сторону…

И лейтенант как-то озорно и в то же время с некоторой долей издевки рассмеялся.

– Прости, дружок! Я – это, сам понимаешь, в шутку… Работа у нас – такая, если все всерьез воспринимать, психика пострадать может!

– Вам – виднее, – вяло согласился я.

– Вот-вот!

И лейтенант, мельком глянув на меня, снова осклабился.

– Скажешь, где тебя высадить и – все дела! Сам понимаешь, что я – не «такси» и точно по адресу доставить тебя не могу. У меня своих дел – по горло!

При этих словах розовощекий представитель закона заметно посерьезнел и даже слегка нахмурился. Более ни о чем не спрашивая меня, уже ближе к центру города, он вдруг заехал на «карман» возле какого-то торгового киоска и остановился.

– Сигареты почти закончились, надо бы пополнить запас! – пояснил он свой нехитрый маневр.

Пока лейтенант толокся в очереди из двух-трех человек возле киоска, я выскользнул из «бобика» и, даже не попрощавшись с ним, был таков. Вскоре затерявшись в толпе, и ощутив столь желанную свободу, я с облегчением вздохнул. Я не тяготился мыслью о том, что буду делать дальше. Как зарабатывать на хлеб, и – самое главное, где жить. Казалось, столица со своими широкими проспектами и нескончаемым потоком людей широко раскрыла для меня свои объятья. Утопая в них, я ощущал в себе желание жадно узнавать все то новое и, как мне думалось тогда, чрезвычайно удивительное, что вдруг открылось моему взору. Ведь оно близко не походило на то, что я видел прежде! Поначалу мне даже чудилось, будто я попал на другую планету, где было все гораздо прекраснее, а значит, правильнее и гуманнее, чем в том мире, которому по какой-то нелепой ошибке извне я принадлежал до сих пор. Глаза мои едва не выскакивали из орбит, а душа была готова выпрыгнуть из тела! «Вот – оно! Вот – то, что тебе было нужно всегда! С самого твоего рождения! – казалось, надрывалось от дикого ору мое внутреннее „я“, точно задалось целью заявить о себе во весь голос, превзойдя в децибелах шумные проспекты столицы. – Где же все это было раньше? И почему возникло передо мной во всей своей жизненной полноте только теперь?»

Оглядевшись кругом, я увидел неподалеку сквер и немедленно направился туда. Облюбовав одну из скамеек, я присел на нее, чтобы довершить свой начатый более, чем в ста километрах от столицы завтрак, который теперь мог вполне сойти за поздний и довольно скудный обед. Я достал надкусанный хлеб с салом и принялся, не торопясь, насыщаться, так, чтобы это не особенно кому-то бросалось в глаза. Я решил, что буду есть понемногу, поскольку имевшийся запас пищи был довольно ограниченным, и я не знал, когда удастся его восполнить вновь. Я был настолько приятно ошарашен новыми впечатлениями, что по этому поводу, вернее, по причине того, в связи с чем я их получил, на тот момент у меня не крутилось в голове ни одной самой затхлой мыслишки, давая повод для пессимистического настроения. А, если она на миг и возникла, то всему – свой черед, решил я, как-то сразу успокоившись. Я был молод и здоров, а это являлось самым важным. Во мне жила непоколебимая уверенность, что все остальное приложиться, если, конечно же, этого очень захотеть.

Слегка подкрепившись, но отнюдь не уняв голод, я еще долго сидел бы на скамейке, совершенно не предполагая, что мне после этого предпринять, если бы вдруг не увидел… Вот, блин! Я даже на секунду зажмурился, сомневаясь, что это – не мираж!.. Это была она, Марго! Собственной персоной!..

Не броско, но со вкусом одетая, все с той же сумочкой перекинутой через плечо, она шла по скверу, казалось, не замечая ничего вокруг. А я не отводя от нее взгляда, все смотрел на ее светлые локоны, обрамлявшие прекрасное аристократическое лицо, так как слова застряли у меня в горле. А когда я кинулся за Марго вдогонку, ее уже и след простыл! В совершенном унынии я вернулся на скамейку. «Вот черт!» – искренне досадовал я, решив, что завтра в это же время буду ждать девушку в сквере на том же самом месте. Возможно, мне повезет и она, словно чудесное виденье, снова предстанет пред мои ясны очи, и тогда… «А, что – тогда?» – задал я себе вопрос и не смог на него ответить. По крайней мере, я мог бы выпытать у Марго хоть какие-нибудь сведения о Еве.

III. Бомж

Была довольно теплая летняя ночь и, растянувшись на скамейке, я попытался уснуть. Но, как назло, сон не шел ко мне. Наверное, оттого, что проклятые скамеечные бруски впивались мне в спину. А если я поворачивался на бок, то начинали ныть мои ребра.

Я забылся сном лишь под утро, а пробудился ближе к полудню.

Раскрыв глаза, я едва не ослеп от солнца и потому спешно закрыл их вновь. Наконец, приняв вертикальное положение, я протер мои вежды наиболее приспособленной для этого и вполне приемлемой с точки зрения гигиены, так как уже более суток я не имел возможности где-либо помыть руки, тыльной стороной ладоней. Тупо глядя перед собой, какое-то время я равнодушно наблюдал, как мимо меня по скверу туда-сюда сновал народец. Подумав о том, что неплохо было бы перекусить, я стал шарить рукой по скамейке, но пакета со съестными припасами не обнаружил. Тогда я встал со своего спартанского ложа и, присев на корточки, заглянул под него. Но все было напрасно. «Неужели украли? – от этой догадки, внезапно пронзившей мой мозг, мне стало не по себе. – Ну, надо же было кому-то еще больше омрачить и без того мое весьма плачевное существование!» Словно в подтверждение этих мыслей в желудке моем громко заурчало. И, чем больше мне хотелось есть, тем быстрее улетучивался мой недавний оптимизм и те иллюзии, которые невольно возникли в моем воображении, когда я впервые жадно глотнул хмельной воздух столицы.

Полагаясь на удачу, я ждал приближения вечера и Марго. В голове моей царил полный сумбур. Я все время спрашивал себя: «А, что если вчера Марго оказалась здесь абсолютно случайно? Если же это – постоянный ее маршрут, и, как менее обнадеживающий вариант, направление, которого она регулярно придерживается, чтобы достичь цели, сестра Евы вполне может пройти по тротуарам вдоль домов, а не обязательно там, где шла вчера. То есть, по скверу, зеленой облачной грядой от начала и до самого конца разделявшей улицу надвое. Я понимал, что в этом случае даже если я буду каждую минуту вертеть головой по сторонам, нет никакой гарантии, что в такой людской толчее, я не просмотрю Марго.

Значительно упав духом, я поднялся со скамьи и, в самом деле, принялся, как полный идиот, крутить башкой направо и налево, поскольку был уже вечер. «Ну, где же – ты? Где?» – этот вопрос, словно кол, застрял в моей голове, и вытянуть его оттуда могло лишь чудо. Чудо – по имени Марго!

Тоска и безысходность стали постепенно овладевать мной, когда на город начали спускаться сумерки. А когда вновь зажглись уличные фонари, я понял, что в моем положении надеяться на какое бы то ни было чудо, независимо от того, являлось оно одушевленным предметом или нет, мог только сумасшедший. Во всяком случае, тогда бы ему была уготована совсем незавидная судьба. А вместе с ней – койка с матрацем и одеялом, а также – свежий комплект белья в ближайшей психбольнице. Тем не менее, для человека, вроде меня, выброшенного на улицу, подобная перспектива, как и любая другая, со временем могла стать приемлемой, так как она – все ж таки лучше, чем полное отсутствие таковой.

Плюнув на все, я неспешно зашагал по скверу, понимая, что когда он закончится, мне нужно будет, либо повернуть в противоположную сторону, либо так и идти вперед без оглядки, любуясь достопримечательностями вечернего города. Но это было хоть какое-то занятие, способное отвлечь меня от невеселых мыслей. К тому же способ немного размять затекшие от постоянного пребывания на скамейке, ноги. «В конце концов, в этот „гостеприимный“ сквер я всегда сумею вернуться!» – подумал я, и это придало мне своего рода решимости. Однако не успел я пройти примерно полсотни шагов, как на одной из очередных, располагавшихся по обе стороны сквера, скамеек, точно две капли воды, похожих на ту, где я провел ночь и весь последующий день, я увидел небритого и неряшливо одетого человека. По крайней мере, в приближающихся вечерних сумерках это я мог вполне разглядеть. На коленях он держал бумажный пакет, а в руке довольно аппетитный кусок колбасы. Громко чавкая, время от времени он бросал хмурые взгляды на нечастых прохожих, которые в свою очередь не обращали на него никакого внимания. Наверное, оттого, что был голоден, я вдруг остановился и, подойдя к скамье, сел на нее на некотором расстоянии от незнакомца, очень напоминавшего в тот миг меня самого. Разница состояла лишь в том, что, судя по его изрядно потрепанному виду, стезю бездомного он, скорее всего, успешно осваивал уже давно. Вероятно, не без посторонней помощи попав на нее, этот столичный бомж уже не способен был свернуть в какую-либо иную сторону и постепенно стал свыкаться со своим ужасным положением. Или же, я не мог этого в точности знать, отчаяние пока что еще не убило в нем веры. Веры возвратиться к нормальной цивилизованной жизни. Может, «цивилизованной» это громко сказано. Я имею в виду, той жизни, какою живет большинство людей, населяющих этот гигантский город. Так или иначе, всему есть предел… Помимо того, что мне ужасно хотелось чего-нибудь съесть, любопытство разбирало меня. И удовлетворить его мог лишь человек, сидевший на скамейке. Если бы, конечно, он этого пожелал.

Косо глянув на меня, бомж внезапно сунул остаток колбасы в пакет. Безо всякого стеснения рыгнув, он, видимо, уже собирался встать и уйти, чтобы продолжить насыщение своего желудка без постороннего наблюдателя, но что-то остановило его. Окинув меня пристальным взглядом, он едва приметно скривил рот, что, видимо, должно было означать улыбку. Мол, и тебя туда же угораздило, дружок! Видимо, мой инстинкт подсказал мне правильную линию поведения, и я улыбнулся бомжу в ответ. Тот не заставил себя долго ждать.

– Как погонялово, браток?

– Что? – не сразу понял я. – …Адам! Адамом меня зовут!

Бомж в задумчивости, словно размышляя о чем-то про себя, а может, для того, чтобы избавиться от зуда, почесал заросший щетиной подбородок.

– Баб, что ли, любишь, раз кликуху такую взял?

Я пожал плечами. То ли оттого, что подобный ответ показался ему убедительным, то ли по какой иной причине, мой новый знакомый более не раздумывал.

– На… Жри! – неожиданно предложил он.

Щедрый незнакомец снова сунул руку в пакет и вынул оттуда кусок колбасы, которую не успел доесть сам. Дважды просить себя я не стал. Буквально выхватив из рук уличного бродяги остаток его ужина, я поразительно быстро расправился с ним.

– Еще?

Я согласно кивнул. Мой спаситель пошарив рукой в пакете, извлек из него свежую сайку и плавленый сырок. …Я ел, а он внимательно смотрел на меня. Так, словно изучал.

– Днесь заночуем в хибаре одной, а наутро – на Дмитровку! – сказал столичный бродяга. – Жратву отрабатывать надо! А ты, как думал?..

Поднявшись со скамьи, я направился вслед за ним.

Уже стемнело, когда мы оказались в каком-то занюханном дворе и вошли в дурно пахнувший подъезд пятиэтажки. Нужная нам квартира располагалась на первом этаже. Дважды звонить в дверь не пришлось, поскольку она тотчас открылась.

– Кто – это, с тобой? – подозрительно спросила полная пожилая женщина.

– Меньше знаешь – лучше аппетит! – буркнул в ответ мой опекун.

Сунув в карман брюк пятерню, он извлек из него десятидолларовую купюру.

– Это – тебе, чтоб не задавала лишних вопросов! Поняла?

Хозяйка раздраженно зашмыгала носом, точно у ней и впрямь был насморк.

– Опять ты, Юрик, крапиву мне эту суешь? Все на иностранцев пашешь! Я ж тебе уже говорила, что за постой я только нашими беру! Нашими, и – все тут!

– Какая – тебе разница! Нашими или не нашими! То же мне – патриотка, мать твою, нашлась! Зелень эта потом моим и кровью заработана. А это – главное!.. Тем более, что она – всегда в цене…

IV. Коттедж

Дмитровское шоссе, исшарканное колесами авто, гудело, как огромный пчелиный улей. Пчелами, конечно же, являлись машины и водители, что казались неотделимы друг от друга. Дешевая рабсила – то, из чего владельцы этих машин – мозг всей несложной конструкции, должны были почти задаром выкачать нектар. То есть извлечь известную выгоду для себя. Они останавливались у обочины шоссе и, выйдя из машины, тыкали пальцами в грудь угодных им наймитов. Потом они сажали их в свое авто и отчаливали в неизвестном никому направлении. Иногда – не особенно далеко, а иной раз…

Ждать нам пришлось недолго. Скоро подкатила иномарка. Дверка приоткрылась. Мужчина средних лет в спортивной майке и темных очках кивнул на заднее сиденье.

– Прыгай, Юрик! Да, поскорее. Времени у меня – в обрез!

– Он – сегодня со мной!

И мой товарищ указал очкастому на меня. Тот согласно кивнул.

– Только учти: пай один на двоих делить будете!

– Там разберемся… – буркнул Юрик, и вскоре мы уже мчались по шоссе.

Ехать пришлось, не бог весть, сколько. Где-то через полчаса мы уже были почти на месте. Оглядевшись, я увидел впереди себя смешанный лес. На его фоне на расстоянии около полтораста метров друг от друга красовались двух и трехэтажные коттеджи. Вернее, из-за кирпичных заборов виднелись лишь их верхние этажи с большими окнами. Крыши этих шикарных строений по большей части были одеты в черепицу из красного цвета. Впрочем, встречались и другие цвета.

– Ну, все! Выметайтесь к чертовой бабушке! – особенно не церемонясь, приказал водила, когда машина остановилась возле массивных металлических ворот, окрашенных в черный цвет. – Юрик, ты знаешь, что делать…

– Конечно, хозяин! – охотно закивал мой спутник. – Все изладим, как полагается. Нет проблем!

– Смотри мне! Я на тебя надеюсь. За него…

И хозяин вилы внимательно посмотрел на меня, точно увидел впервые.

– …Отвечаешь головой! Что-то не особенно похож он на вашего брата!