Член парламента

Сейчас после десяти часов Лодер вышел из комнат Чилькота, решительными шагами спустился с лестницы и стал ждать Еву внизу. Решительность, быть может, слишком сильное слово для такого незначительного действия, но все-таки во всем его существе, в том, как он держал голову и плечи, чувствовалась именно решимость. Через несколько минут к дому подъехала карета, и в ту же минуту наверху лестницы показалась Ева. Она остановилась и посмотрела вниз. Камеристка несла за ней её манто. Вид Евы в эту минуту был новым откровением для Лодера. При первой встрече с нею его поразила странная смесь моложавости и самосознания в ней, – она казалась девушкой с установившимися понятиями женщины, знающей жизнь. Потом он смотрел на нее по иному. А теперь он впервые увидел в ней воплощение власти, женской власти, перед которой должен преклониться всякий. На расстоянии, в котором она стояла от него, она казалась больше, чем была в действительности, и её гордая осанка усиливала еще это впечатление. Черное платье мягко обхватывало её фигуру, над головой блистала брильянтовая диадема, и ожерелье из тех же камней обхватывало её шею. Лодер подумал, что только очень красивые женщины могут носить такие драгоценные украшения без ущерба для своей красоты. Несколько подавленный её величием, он медленно пошел ей навстречу, когда она спускалась вниз.

– Дай, я подержу тебе манто, – сказал он, изумляясь сам робости, которая слышалась в его голосе.

Ева на минуту остановила на нем взгляд. Выражение лица оставалось совершенно равнодушным, но когда она опустила веки, в глазах её блеснуло странное выражение. Но она ответила вежливо:

– Благодарю. Мне Мери поможет одеться.

Лодер быстро взглянул на нее и потом отвел глаза. её сдержанность не произвела на него неприятного впечатления;– напротив того, она возбуждала скорее приятные мысли. Он восхищался её гордостью, которая отвергала услужливость Чилькота, и самообладание, с которым она вежливо отклонила его услуги, тоже понравилось ему.

– Коляска подана, – доложил Крапгэм.

Ева обратилась к своей камеристке:

– Благодарю, – сказала она, когда та укутала ее. – Я вернусь к часу. Приготовьте мне чашку шоколада. – Она направилась к двери, потом остановилась и обернулась к Лодеру. – Кажется, пора ехать? – спокойно спросила она.

Лодер был погружен в созерцание её лица, и опомнился только при её словах.

– Едем, едем, – сказал он с необычайной предупредительностью.

Он последовал за ней, но уж не делал дальнейших попыток помочь ей сесть в карету, а подождал, пока она сядет, и спокойно сел рядом с ней. Когда лошади тронулись, он еще раз посмотрел на широко открытую дверь, на Крапгэма в его торжественной темной ливрее и камеристку в черном платье; эти две фигуры резко выделялись на фоне ярко освещенной передней. Когда коляска мягко покатилась, он откинулся в карете и закрыл глаза. Первые минуты прошли в глубоком молчании. У Лодера было своеобразное ощущение близости и в то же время бесконечной отдаленности от Евы. Он сидел так близко к ней, что ясно чувствовал запах её духов. Это его смущало и вместе с тем было приятно. После очень долгих лет он впервые был в такой близости от женщины своего круга. Он невольно обернулся и поглядел на Еву.

Она сидела совершенно прямо; её тонкий профиль ясно вырисовывался на фоне каретного окна. Брильянты её сверкали, когда они проезжали мимо уличных фонарей. Опять его охватило ощущение нереальности всего происходящего. Потом в нем проснулось другое, более властное чувство и вытеснило первое. Он почти невольно спросил:

– Ты позволишь сказать тебе кое-что?

Ева не двинулась и даже не повернула головы, – как сделали бы на её месте большинство женщин.

– Говори все, что хочешь, – серьезно ответила она.

– Все, что хочу? – Он наклонился к ней; им овладело безумное желание проявить свою власть.

– Конечно.

В голосе её звучала нотка скуки. Он взглянул в окно на мелькающие огни, потом взгляд его медленно обратился снова к ней.

– Ты очень красива сегодня, – сказал он. Голос его звучал тихо и почти холодно. И все-таки эти слова вызвали то действие, которого он хотел. Она повернулась к нему и взглянула на него удивленно и с некоторым любопытством. Эта победа – хотя и незначительная – доставила ему наслаждение. Он вспомнил сцену с лакеем Чилькота. Он опять загорелся желанием действовать смело на свой страх. Он наклонился и слегка коснулся её руки.

– Ева, – сказал он быстро, – Ева, ты помнишь… – Он замялся и отдернул руку. Лошади пошли шагом и остановились в ряду экипажей, подъезжавших к дому лорда Брамфеля.

XIV.

Когда Лодер входил в дом лорда Брамфеля, ему казалось, что он актер, исполняющий роль на сцене, а не обыкновенный человек, попавший в необычное положение. В первый раз ему пришлось изображать Чилькота в светском обществе, следуя за Евой по корридору, который вел в приемные комнаты, он все время спрашивал себя, происходит ли это наяву или во сне. В тот момент, когда он был почти уверен, что все это сон, его окликнул чей-то веселый голос. Обернувшись, он увидел угловатые плечи, светлые глаза острую бородку Лэкли, собственника «St. George's Gazette». При его виде все сомнения улетучились. Действительность вступала в свои права, как за три недели до того, в тот краткий, но утомительный промежуток времени, когда его спавшие способности проснулись от толчка, и когда он понял самого себя.

Он невольно поднял голову. Легкий налет недоверия, поколебавший его веру в себя, рассеялся, и он весело улыбнулся в ответ Лэкли; это изменило все выражение его лица.

Как раз в эту минуту Ева обернулась к нему. Выражение его лица невольно влекло ее к нему. Никогда, даже до свадьбы, когда Чилькот ухаживал за ней, она не видала его таким. Ее охватило теплое чувство к нему, и когда оно ослабело – так же быстро, как явилось, – ей сделалось грустно. Но внимание её было отвлечено в эту минуту другой встречей. К ней пробирался через толпу, наполнявшую корридор, стройный юноша с светлыми волосами.

– М-сс Чилькот! – воскликнул он. – Верить ли мне такому счастью? Вы одна?

Ева засмеялась с видимым облегчением.

– Какой вы смешной, Бобби! – сказала она ласково. – Но все-таки не верьте своему счастью. Со мной приехал мой муж; я его поджидаю.

Блесингтон раскрыл рот от удивления.

– Да неужели? – сказал он и замолчал. Он был добряк, но все знали, что он был сильно огорчен, когда Чилькот взял другого секретаря. Ева это тоже знала, и ей хотелось пролить бальзам на его раны.

– расскажите что-нибудь о себе, – сказала она. – Что вы поделывали все это время?

Блесингтон оправился, взглянул на нее и улыбнулся.

– Что я делал? – переспросил он. – Ходил каждый день на Гровнор-Сквэр с визитом – и ни разу не заставал дома одну знакомую даму.

Ева засмеялась. Милый, добросердечный юноша часто развлекал ее в тяжелые часы её жизни, и она очень жалела о нем, когда его место занял Гринингь.

– Я вас серьезно спрашиваю, Бобби. Удалось вам хорошо пристроиться?

Лицо Блесингтона приняло лукавое выражение.

– Кое-что, кажется, налаживается, – ответил он:– сегодня я тут по делам службы. Старик Брамфель и мой родитель что-то устраивают. Если леди Брамфель или леди Аструп уронят сегодня веер или платок, то я должен быть тут как тут, чтобы поднять его. Поняли?

– Так же, как вы поднимали мой веер и мой платок – в прошлом и позапрошлом году? – улыбаясь, спросила Ева.

Блесингтон изменился в лице.

– Как вы могли это сказать! – воскликнул он.

Потом он вдруг замолчал. Из общего шума голосов выделился совершенно явственно чей-то смех. Смех был не громкий, но такой, какой редко можно услышать в лондонских салонах. К нем звучала и бодрость и веселость, а также сила и твердость воли… Ева и Блесингтон невольно обернулись.

– Однако! – сказал Блесингтон. Ева ничего не сказала.

Лэкли в эту минуту как раз отошел от Лодера, смех которого и привлек внимание Евы и Блесингтона. На лице Лодера ясно было видно, что только-что законченная беседа очень ero интересовала, и он шел по направлению к ним, оживленный и улыбающийся.

– Однако! – сказал еще раз Блесингтон. – Я как-то не замечал прежде, что Чилькот такой высокий.

Ева все еще не произнесла ни слова, но внутренно она совершенно соглашалась с ним. Лодер, по-видимому, не видел ее, пока не подошел совсем близко. Он остановился.

– Я только-что говорил с Лэкли, – сказал он. – Я обещал ему приехать обедать на Кадоган-Сквэр.

Ева продолжала молчать; она ждала, чтобы он заговорил с Блесингтоном, и быстро поглядела на него; но он, по-видимому, не понял её взгляда. Наступила томительная минута ожидания. Ева знала, что он бывает непростительно рассеян, но это случалось, когда у него «разстроены» нервы, как он выражался. А в этот вечер он несомненно был вполне здоров.

Она слегка покраснела и искоса взглянула на Блесингтона, чтобы посмотреть, смущен ли он невниманием её мужа. Но он рассматривал с необычайным вниманием коллекцию китайского оружия, развешанную в нише около них.

– Пока ты разговаривал с Лэкли, меня занимал Бобби, – сказала она, чтобы обратить его внимание на Блесингтона.

После этих слов Лодер взглянул на Блесингтона.

– Как вы поживаете? – спросил он вежливо, но холодно. Имя «Бобби» ему ничего не говорило. К величайшему его удивлению, у Евы сделалось недовольное лицо, а Блесингтон видимо удивился. Лодер смутился; он понял, что поступил не так, как следовало. Наступило неловкое молчание. Блесингтон увидел, или вернее почувствовал, что Ева посмотрела с укором на Лодера, и поспешил спасти положение своим тактом.

– А как вы поживаете, м-р Чилькот? – спросил он с улыбкой. – У вас удивительно свежий вид. Я говорил как раз м-сс Чилькот, что сегодня состою на службе у лэди Аструп, и мне поручено разузнать кое-что.

Он говорил быстро, не задумываясь о смысле своих слов, но его непринужденный тон рассеял неловкость. Ева улыбнулась ему в знак благодарности.

– Мы не станем удерживать вас от исполнения ваших обязанностей, – сказала она. – К тому же мы тоже должны нести свою службу.

Она опять улыбнулась, коснулась руки Лодера и указала за приемную комнату.

Когда они вошли в большую из двух гостиных, они застали там лэди Брамфель, которая принимала входивших гостей. Она была высокого роста, очень худощава и только по голосу напоминала свою сестру Лилиан. Когда Лодер и Ева подошли в ней, она говорила с несколькими гостями, и первые звуки её мягкого, певучего голоса произвели странное впечатление на Лодера, – смутно напоминая ему о чем-то давно знакомом. Но это впечатление сейчас же рассеялось. Лэди Брамфель очень сердечно и тепло поздоровалась с Евой, потом обернулась к нему.

– Благодарю вас, что вы приехали. Но я ужасно боюсь, как бы вы у нас не соскучились.

Он обратил внимание на то, что лэди Брамфель была гораздо холоднее с ним, чем с Евой, и решил быть на стороже.

– Ваше предположение очень нелестно для меня, – ответил он. – Скучают в сущности только пустые люди.

Лэди Брамфель громко расхохоталась.

– Это что значит? – воскликнула она. – Вы, кажется, начинаете заботиться о мнении общества?

Лодер счел нужным тоже засмеяться.

– Чем хуже моя репутация, тем более она нуждается в защите, – сказал он.

Тем временем подошли новые гости. Ева улыбнулась хозяйке, и они прошли дальше. На минуту он остался наедине с Евой. Она, по-видимому, хотела что-то сказать ему, но не решалась: она открывала и закрывала свой веер, и наконец решительно повернулась к нему и посмотрела ему прямо в лицо.

– Почему ты был так неприветлив с Бобби Блесингтоном? – спросила она, говоря это тоном выговора провинившемуся ребенку. Лодеру стало очень неприятно, что он сделал ей неприятность, – но как бы он мог знать, что это был Блесингтон?! Они прошли дальше, и в следующей комнате попали в густую толпу гостей, что было крайне неприятно Лодеру. К Еве все подходили и улыбались ей; одна дама наклонилась в ней, и стала говорить что-то на ухо. Он все яснее чувствовал, что она играет видную роль в обществе, а сам он казался здесь совершенно лишним. Как раз в тот момент, когда он хотел заговорить с нею, из группы гостей отделился маленького роста господин с круглым, бледным лицом, и Лодер узнал в нем с досадой хозяина дома. В то время как лорд Брамфель подходил к ним, Лодер еще яснее почувствовал, что Ева – общая любимица. Ожидая, что она через минуту исчезнет для него в потоке чужих людей, он захотел удержать ее.

– Ева! – тихо окликнул он ее.

Она обернулась к нему.

– Что? – спросила она, и в звуке её голоса ему послышалась теплая нота.

– Я хотел сказать тебе относительно Блесингтона…

Но в эту минуту маленький лорд Брамфель подошел к ним, протягивая руки и радостно улыбаясь.

– Можно разлучить мужа и жену? За это по закону не полагается наказания, – как вы думаете, м-сс Чилькот? А вы как поживаете, Чилькот? – Он быстро и негромко обращался по своему обыкновению то к ней, то к нему. Лодер отошел, чтобы скрыть свою досаду, а Ева с улыбкой поздоровалась с Брамфелем. – Сегодня вы можете делать все безнаказанно, – сказала она и отошла в другим знакомым.

В то время как она уходила, Брамфель взглянул на Лодера. – Ну, что же, Чилькот? Вы уже вопрошали судьбу о своем будущем? – со смехом спросил он.

Лодер тоже засмеялся, но ничего не ответил. Не понимая смысла вопроса, он решил прибегнуть к своему испытанному средству – молчанию. Но Брамфель поднял брови с удивлением.

– Не представляйтесь, пожалуйста, – сказал он, – что вы еще не попались в жертвы моей belle-soeur. – Он обратился затем в Еве. – Вы, наверное, знаете о нашем новом приобретении, м-сс Чилькот? – спросил он.

– Вы говорите о Лилиан и её хрустальном шаре? Конечно. Она, наверное, прелестна в роли прорицательницы. Это страшно интересно.

Брамфель принял таинственный вид.

– У неё устроен очаровательный шатер в конце оранжереи. Пять человек работали пять дней, чтобы установит этот шатер. Стук был такой, что не слышно было собственных слов. Моя жена говорила, что она стала чувствовать себя в роли дамы-патронессы – до того это напомнило ей благотворительные базары.

Все сочли долгом рассмеяться. В эту минуту в собравшимся в кучку гостям торопливо подошел Блесингтон.

– Не знаете ли, где Вичестон? Теперь его очередь узнавать судьбу по хрустальному шару.

Все опять расхохотались. Брамфель взял Блесингтона за рукав и стал подшучивать над ним, говоря торжественным тоном:

– Вичестон – человек благоразумный, – сказал он, – и потому играет в бридж. Оставьте его в покое за карточным столом, Бобби.

Блесингтон изобразил на лице комическое отчаяние.

– Не шутите, – сказал он. – Я все это проделываю деловым образом. Я составляю список с точным обозначением имен и времени, и лэди Аструп остается в блаженном неведении относительно того, кто её жертвы. её прорицания прямо-таки волшебны, – и мои статистические записи…

– Перестаньте, Бобби, умоляю вас! – Круглые глаза Брамфеля заморгали от удовольствия.

– Нет, не говорите. Моя система…

– Как, даже система? Ну, что вы, Бобби! – сказала Ева. – Оставьте лорда Вичестона в покое. Замените его, кем-нибудь другим. Не все ли равно – раз Лилиан не знает.

Блесингтон колебался. Он обвел глазами присутствующих, и взгляд его остановился на Брамфеле.

– Только не меня, Бобби, молю вас! – запротестовал хозяин дома. – Подумайте, ведь за последние недели я ни о чем другом не слышу разговоров, как о хрустальных шарах. Довольно с меня хрустальных шаров. А вы лучше поведите туда Чилькота. – Он опять заморгал глазами.

Все обратили взгляды на Чилькота, – а некоторые поглядывали украдкой и на Еву. Чтобы не вышло замешательства, она первая засмеялась.

– Чудесная мысль, – сказала она. – Политикам важнее всего знать будущее. Проявите свою власть, Бобби, и поведите его туда. А когда вы его запрете в шатер, то приходите ко мне. Мы давно не говорили по душе с вами.. – Она дружески кивнула ему и сейчас же обратилась к лорду Брамфелю с каким-то безразличным замечанием.

Лодер колебался с минуту, потом покорно взял Блесингтона за руку.

– Пойдем, – сказал он. – Если судьба моя окажется злополучной, то вы свидетель, что меня толкнула в её объятия моя жена. – Он сделал легкое ударение на слове «жена»; ему было приятно говорить при других о своей «жене». Первое неприятное впечатление от невнимания к нему общества сгладилось. Он теперь твердо верил в свою счастливую звезду. Дружески взяв под руку Блесингтона, он прошел с ним через приемные комнаты, по длинному корридору и широкой лестнице, которая вела в оранжерею. Это была одна из достопримечательностей дома Брамфелей. Сплетение зеленых ветвей, легкий, проникающий всю атмосферу аромат показались Лодеру чем-то волшебным, никогда невиданным. Вокруг него была ароматная мгла, среди которой раздавались кое-где тихие голоса. Ему казалось, что он здесь в полном одиночестве, представлявшем отрадный контраст с шумом и светом залы. Неприятна была ему только при этом мысль о прорицательнице. Ему казалось непростительной глупостью нарушать торжественный покой таким дурачеством. Он обратился в Блесингтону:

– Что я должен делать? – спросил он.

Блесингтон удивленно посмотрел на него.

– Как! я думал… – Он не докончил фразы и сейчас же переменил тон. – Вы только вдумайтесь немного в то, что вам предстоит. Лэди Аструп не требует вовсе непоколебимой веры, но просит относиться серьезно к её искусству. – При этих словах он рассмеялся так заразительно, что Лодер засмеялся вслед за ним.

– Что же я собственно должен делать? – повторил он свой вопрос.

– Ровно ничего, м-р Чилькот. Так как она жрица, то ей, конечно, нужны аколиты. Шатер поставлен так, что она ничего не может видеть, кроме ваших рук: этим исключается всякое предположение о каком-нибудь обмане. – Он засмеялся. После того он замедлил шаги и вдруг произнес тихо, с напускным благоговением:– Мы пришли.

Они стояли в конце узкой аллеи. Слабый свет усиливал впечатление безграничной дали. Слева раздавался плеск воды, справа можно было смутно различить шатер.

Шатер был красиво устроен из мягких толковых тканей и освещался отблеском восточного фонаря, повешенного над входом. Когда Лодер и Блесингтон подходили туда, из шатра как раз выходил кто-то. Он остановился с минуту в нерешительности, и потом только подошел к ним.

– Ну и темно же там, черт возьми! – сказал он. – Я даже вас не разглядел. Знаете, Блесингтон, – в сущности это возмутительно, что прорицательница, закутанная в дым и облака, скрыта от наших глаз. Она-то смотрит в хрустальный шар, – а нужно бы, чтобы и нам было, на что смотреть.

Блесингтон засмеялся. – Вы многого сразу хотите, Гольтри, – сказал он. – Лэди Аструп знает, как ценно недосягаемое. Нам пора войти, – прибавил он, обращаясь в Лодеру и энергично уводя его за собой.

Следуя за ним, Лодер стал интересоваться всей этой таинственной процедурой. Ему захотелось узнать, кто эта женщина, о которой так много говорят. И в эту минуту он вспомнил, как уверял Чилькота, что в одном пункте он совершенно неуязвим. Тогда он говорил на основании опыта минувших дней; но теперь прошлое казалось ему столь далеким, что он стал сомневаться, представляет ли оно такую полную гарантию на будущее время, как он думал. Способность человека совершенно забывать о минувшем безгранична. То, что когда-то произошло в горах Италии, абсолютно изгладилось из памяти Лодера, стерлось, как рисунок мелом на грифельной доске.

Блесингтон подошел в шатру и поднял занавесь, скрывавшую вход.

– Пожалуйте! – сказал он Лодеру, увлекая его за собой.

Лодер взглянул на его веселое лицо, освещенное сверху фонарем, и улыбнулся. Потом он пожал плечами и вошел в шатер. Портьера опустилась.

XV.

Первое, что почувствовал Лодер, было неприятное ощущение полного мрака. Когда глаз его привык в темноте, это ощущение рассеялось, и он почувствовал всю нелепость положения, в котором он очутился.

Шатер, был маленький, весь задрапированный толковыми тканями, и воздух пропитан был мускусом. Внутри он был разделен неподвижной занавесью, которая спускалась с потолка и не доходила на несколько дюймов от пола. На той стороне, где был Лодер, стоял только нисенький стул, и все пространство было освещено слабым отблеском света, проникавшего из невидимой части шатра из-под неподвижной занавеси. Несколько времени Лодер стоял в выжидательной позе. Вдруг раздался глубокий, мягкий голос.

– Будьте любезны сесть, – пригласил его кто-то.

Он продолжал стоять в нерешимости. Голос звучал откуда-то по близости и производил странное впечатление среди тишины и мрака, – он казался Лодеру почти знакомым. Наконец он понял, в чем дело. Его, очевидно, поразило сходство этого голоса с мягким голосом лэди Брамфель. С некоторым чувством успокоения он пододвинул стул и сел на него.

Тогда только он заметил, что по другую сторону занавеси – маленький столик из лакированного дерева; на нем лежали раскрытая книга, хрустальный шар и золотая мисочка, наполненная чернилами. Все это стояло по той стороне столика, которая была ближе к нему; другая же половина оставалась невидимой для него. Все это начинало интересовать его, и он сел удобнее на стуле. Кто бы ни была эта женщина, во всяком случае она умела эффектно обставлять свои затеи. Он стал ждать с любопытством дальнейших указаний из-за занавеси.

– Искусство читать судьбу в хрустальном шаре – раздался голос после короткой паузы – очень старинное.

Лодер нагнулся вперед. Мысль о лэди Брамфель смешивалась с воспоминанием о чем-то очень далеком и совершенно неопределенном.

– Для того, чтобы достигнуть наилучших результатов, вопрошающий должен положить руки на гладкую поверхность.

Невидимая жрица, очевидно, читала из открытой перед нею книги. При слове «поверхность» наступила маленькая пауза, во время которой она, очевидно, переменила положение на стуле. Затем снова раздался её голос, но уже несколько изменившийся:

– Пожалуйста, положите руки на стол, ладонями вниз.

Лодер улыбнулся. Он представлял себе на своем месте Чилькота. Как бы вся эта таинственность раздражала его! Затем он наклонился и выполнил приказание прорицательницы. Он положил руки на стол в круг света от невидимой лампы. Прорицательница хранила глубокое молчание стечение нескольких минут. Затем она как будто подняла голову.

– Нужно снять кольца, – сказала она мягко. – Всякий металл мешает действию симпатического тока.

При других обстоятельствах Лодер бы, вероятно, рассмеялся. Но требование снять кольца, хотя и случайное и предложенное в любезной форме, было очень неудобным для Лодера. Он сейчас же подумал о Чилькоте и об единственном изъяне их непогрешимого во всех других пунктах плана. Он инстинктивно отдернул руку.

– Между кем должен установиться симпатический ток? – спокойно спросил он.

Говоря это, он думал про себя, что не лучше ли обратиться в бегство.

– Между вами и мною, конечно, – ответил мягкий голос. Он звучал спокойно, но властно.

Но мысль о бегстве показалась Лодеру слишком театральной. В этом мире говорящих шепотом голосов и смягченного света всякие резкие решения были непонятны. Не было никакой видимой причины для резвого отступления. Он медленно откинулся на стуле, обдумывая свое положение. Если эта женщина случайно знает, что Чилькот стал носить кольца в последнее время и знает форму его колец, то вид шрама на пальце Лодера может вызвать вопросы и предположения. Но если, с другой стороны, он вдруг уйдет из шатра без объяснений, или решительно откажется снять кольца, то это возбудит общее любопытство, – что очень опасно. Все это он быстро сообразил, понимая, что необходимо тотчас же решиться на что-нибудь. Он оглянулся в шатре и невольно выпрямился. Конечно, положение его было очень затруднительное, но все-таки не было основания приходить в отчаяние. В это время раздались опять звуки мягкого, вкрадчивого голоса.

– Я буду водить свою руку над вашей и смотреть при этом в хрустальный шар. Это и установит симпатический ток. – Лодер увидал в полусвете нежную руку, которая взяла шар. – Тогда я смогу читать ваши мысли. Будьте же любезны снять кольца.

Простота, с которой к нему обращено было это требование, окончательно обезоружила его. Положение было в высшей степени опасное. Но – он сам это не раз говорил себе – опасность – соль жизни.

– Простите, что я так утруждаю вас, – сказала невидимая жрица вкрадчиво и нежно.

Лодер быстро подумал о том, хорошо ли знает лэди Аструп Чилькота. Но он не имел никаких данных для решения этого вопроса, и потому перестал думать об этом. Чилькот никогда не говорил ему о ней, и на этот раз тоже назвал ее только вскользь, как сестру лэди Брамфель. Неужели же оц стал таким трусом, что не решается бросить вызов судьбе? Перестав колебаться, Лодер снял кольца, опустил их в карман и положил руки на стол.