Пять пьес

Князь. Здесь она умерла.

Муфтель. Да это, ваше сиятельство, что же-с?!

Князь. Нет, Муфтель, нет. Дух, исшедший из тела ранее, чем свершить земное в пределе земном, тоскует по местам, где он покинул свои страсти и страдания, стремится к ним и навещает их. Возможно, возможно.

Муфтель. Я того мнения, ваше сиятельство, что не иначе, как глупый народ принимал за княгиню княжну Зинаиду Александровну. Потому что сходство.

Князь. Она на меня похожа, не на мать.

Зина выходит на балкон павильона.

Михайло (поет).

Пробивала y него сединушка между сизых крыл.

Побелела его головушка, ровно белый снег.

Муфтель. Я имею в виду рост и фигуру… Извольте взглянуть.

Князь (с содроганием). Да… похожа… уйдем.

Муфтель. В лунные ночи княжна подолгу остается на террасе.

Князь (про себя). В лунные ночи… В лунные ночи… скверное сходство… Муфтель!

Myфтель. Ваше сиятельство?

Князь. Ты уверен, что это – там, действительно княжна Зинаида?

Myфтель. Помилуйте, ваше сиятельство? Кому же еще?

Князь (передразнил). Кому… кому!..

Myфтель. Прикажете их окликнуть… позвать?..

Князь. Нет… нет… не надо… уйдем!

Уходят.

Михайло поет.

Потупили y орла когти острые,Ощипались y него крылья быстрые,Налетели на орла черны вороны,Да терзали они его, сиза орла…

Матрена открыла из павильона окно, глядит в сад, легла на подоконник.

Зина. Кузнецы трещат.

Матрена. Осень близко.

Зина. На березах лист пожелтел…

Матрена. Орех доспел.

Зина. Осень… дожди, слякоти пойдут… холода… дни короткие, ночи темные.

Матрена. Раньше спать ложиться будем.

Зина. Осенью сад-то под ветром гудит, к земле клонится…

Матрена. Мне под ветер лучше спится.

Зина. Прошлую зиму волки в сад забегали.

Матрена. Нонче Муфтель велел крепче забор забрать.

Зина. Совсем острог, значит?

Матрена (зевая, притворяет окно). Ты бы в горницу шла. Время.

Зина. Успею. дай воздухом подышать. Там несносно. Лекарства эти, больной человек…

Матрена. Густавсонша наша совсем плоха.

Зина. Охает она… сердце рвет…

Матрена. И зачем это дано человеку, что ему умирать трудно?

Затворила окно.

Зина. Кабы легко помирать кто жить бы стал?

Конста бьет в колотушку.

Михайло.

Эх, не прежняя-то моя полеточка орлиная!Да не прежняя моя ухваточка соколиная!Разбил бы я черных воронов всех по перышку,Да разнес бы их по дубравушке.

Окно Матрены гаснет. Зина упала на скамью под яблонью и глухо рыдает.

Конста. Посматривай!

Михайло. Поглядывай!

Далекий голос сторожа. Слушай!

Конста (выходит). Посматривай!

Увидал Зину.

Что с вами, барышня? Господи, спаси! Кто вас изобидел!

Зина. Ох, зачем я только девушка? Родилась бы я мальчиком, уж не заперли бы меня в четырех стенах… сумела бы я найти свою волю. A девушка что может? раба!.. Муфтелю кланяйся. Липке кланяйся! Всякий надо мною измывается, и никто мне не поможет…

Конста (про себя). Расходилась… красивая! (Зине). A новые места, барышня?

Зина. Поди ты! Мне не до шуток. Я тебе по-настоящему говорю, что мне пришло хоть в петлю лезть.

Конста. Зачем в петлю? Петля – последнее дело. В петлю всегда поспеете, a надо бы придумать что-нибудь поскладнее.

Зина. Если бы какой-нибудь человек вывел меня из этой каторги, так я бы ему всю жизнь отдала, в кабалу к нему пошла бы.

Конста (присел к ней на скамью). Из кабалы-то опять в кабалу?

Зина. Хуже теперешней не будет.

Конста. A если такой человек найдется, да… не под пару вам, низкого рода?

Зина (не глядит на него). Говорю тебе, петля… Не все ли равно мне, мертвой, кто с дерева снимет?

Конста. И любить вы стали бы такого человека?

Зина. И любить.

Конста (резко схватил ее и притянул к себе на грудь). Коли так, целуй меня, Зинушка! Я как раз по тебе человек! Я тебя не выдам! И от лихого батьки вызволю, и на новые места… Да что на новые места? Хоть во все заграницы провожу!.. Удалой я – ух!.. A уж любить-то любить как буду!

Она молча лежит на его груди.

Михайло (поет).

Канарейка пташечка,Вольная кукушечка,Примахала крылышки,По полю летаючи,Сокола искаючи…

Антип выглянул из бани, слушает и смотрит.

Зина. Ты не обманешь?

Конста. Нет.

Зина. Помни, не тебя я люблю – волю в тебе люблю… Волю мне дашь, – тебя любить стану, обманешь, – прокляну… убью!

Конста. Сказал: выведу, стало быть, так, мое слово крепко. Не оправдаю слова, сам пойду к князю с повинною! Пускай тиранить! Потому, значить, поделом мне это, заслужил.

Обнял Зину. Она, вся в его объятии. Матрена, полураздетая, в большом ковровом платке, зевая, выходит на балкон… Увидала, ахнула, завизжала и – вцепилась в сына.

Михайло (поеть).

Проходила Сашенька

Свои резвы ноженьки,

Вдоль улицы ходючи,

Милого искаючи…

Матрена. Дьяволы вы этакие! Что же вы со мною делаете?

Конста. Мать! Постой! Мать! нельзя так!

Матрена. Нет, я сперва тебе, подлецу, виски выщиплю!

Конста. Мать! Больно! голова своя не купленая!

Матрена. Гляделки выдеру!..

Зина. Мамушка!

Матрена (сразмаху ее оттолкнула). Ты еще?.. Заступница!

Зина (отскочила). Демон в тебя вселился?

Конста. Мать! Оставь! сам драться стану!..

Матрена. Врешь! Не смеешь! Не можешь! Дай мне мое горячее сердце сорвать!..

Выпускает его и садится в бессилии на скамью.

Матрена. Коли вы Бога забыли, так хоть о князе вспомнили бы. Не жильцы мы больше на белом свете. Живых в землю закопает…

Конста. Эка волосьев-то надрала!

Матрена. A тебе, Константин, и казни такой не придумать, как он тебя расказнить.

Конста. Это еще бабушка на двое сказала.

Матрена (причитает). Ох-ох-ох-ох-ох-ох!

Конста. Мозги не y одного князя в голове положены, a земля велика.

Матрена (Зине). Ты хороша, с колокольню выросла, a ума не вынесла: слушаешь враки.

Конста. Я не вру.

Зина. Он не врет, мамушка. Я за то его и полюбила, что он выведет меня отсюда.

Конста. Ты, мать, слушай. Какого же добра нам тут дожидаться? Сама говоришь, что если слух о нас дойдет до князя, он нас живьем съест, в землю закопает.

Матрена. На сем самом месте. И никакой колдун потом не найдет!

Конста. Так и шишь ему с маслом!

Зина. Сами y идем и тебя уведем.

Матрена. Он вас на дне морском разыщет.

Конста. Ладно. Мы сами с усами. Тоже не дуром побежим, a с оглядкою, не сейчас за руки схватимся, да втроем в лес… Это дело надо устроить тонко.

Матрена. Антипкины сны бредишь!

Антип (из бани). Антипкины сны не кори: Антипка хорошие сны видит.

Плетется к ним.

Матрена. Ой, подкрался пес!

Антип. Мир честной компании… Душно в банька-то… Не поспалось…

Конста. Дед! слушай!

Матрена. Нет, уж ты, Конста, оставь. Я сама его поспрошаю… ты моей головы не морочь… Вы вдвоем не то, что мне, цыгану зубы заговорите.

Зина с Констою отходить сперва к павильону и остаются на ступенях балкона, – потом, пока идет беседа между Антипом и Матреною, скрываются в сад, мелькают там между деревьями…

Антип. Поспрошай, поспрошай…

Матрена (не то про себя, не то к людям). Что же в самом деле? Пишусь я вольною, a какую, из-за этого, прости Господи, Ирода князя, волю себе видела в жизни? Хуже крепостной. Ответ мой большой, и беда мне пришла неминучая…

Антип. Руками вертишь? Поверти: помогает.

Матрена. Смутилась моя голова. Всех ты засмутьянил, старый бормотун! О воле раздумалась.

Антип. О воле думать приятно.

Матрена. Скажи по правде; кабы тебе возможность, побег бы ты снова на волю?

Антип (помолчав). Десять годов назад, я убег с отчаянности, с большего горя, не понимаючи самого себя. Но, когда избыл я от себя первое сердце, да поглядел кругом на Божий мир, так и захватило мне душу волею. И понял я тогда, что только с волею и видать человеку мир Божий, a без воли y человека и глаз нету. В рабьей он слепоте. И стал я в ту пору себя корить и проклинать: с чего я, дурень, загубил свою жизнь на холопской привязи? Только на седьмом десятке и свет увидал! И все десять лет прошли, словно сон приятный… A вспомнить что в них радостного было? Какая сладость для тела? Ничего. Не покоил я старые кости, a трудами трудил… В тюрьмах сиживал. По этапам через всю Россию прошел, из под караулов бегал, и голодал, и холодал, и бивали меня, и обкрадывали.

Матрена. Сохрани Бог всякого!

Антип. Да, все на воле, Матреша, на вол! A с нею, голубушкой, все сладко. Лучше её не выдумал человек ничего. Воля весь человек! Есть воля, и человек есть. Нет воли, и человека нет… Так, склизь…

Матрена. Так что, Антип Ильич, если бы…

Антип. Нет, Матреша, ты меня не мани, сердца не вороши…

Матрена. Да я не маню – куда мне тебя манить? Бог с тобою?

Антип. Эх, родненькая! был конь, да уездился! Кому и какой я товарищ? Дряхлец! Кому куда бечь, a мне в могилу. Я свое изжил – дошел до ямы: мне, друг, уже и воля не нужна…

Матрена. Этого я уже не понимаю, почему, если волю так любишь, стала не нужна тебе воля.

Антип. Потому что старому ненужному кобелю всюду воля. И здесь мне воля. Я управителю так сказал и тебе говорю. Ха-ха-ха! С меня ничего не стребуешь. Взятки гладки. Пиши меня, чьим хочешь, холопом, a я свой стал. Божий! Ха-ха-ха! Поздно мне бежать. Некуда. Да и дело здесь есть… большое… Не доделанное. A то побег бы с вами, непременно побег бы!

Матрена (струсила). Что ты, дедушка, право? все с вами, да с вами? Я тебя так, для примера спросила, a ты уже невесть что подумал.

Антип. Эх, Матренушка! Полно! Не хитри! С кем хитришь? С Антипом-бродягою! Я не колдун, да под тобою в землю на три аршина вижу… знаю я ваши дела, все видел

Матрена. К…к…какие дела?

Антип. Не трусь. Князю доносить не пойду… Так ему и надо, злодею! Так и надо!

Матрена. Ох, дедушка! пропала моя голова. И охватить умом не умею, чего мы натворили… Мысли то так вот и мчатся кувырком, будто турманы…

Антип. Погоди. Я тоже поднесу ему, демону… закуску в жизни! За всех за себя, за княгиню-покойницу, за Матюшу, неповинную душу, племянника загубленного… Что мы знаем, то знаем! Сладкая будет закуска. Хо-хо! Скрючит его от неё.

Матрена. Ты что же, дедушка, неладное, стало быть, что-нибудь проведал про князя?

Антип. Это, друг, не твоей головы дело.

Матрена. Пожалуй, не сказывай: я спросту.

Антип. Ни тебе и никому не узнать, пока не придет смерть либо за мною, либо за князем. Должно, я помру ранбше… Хо-хо! Посмотрю перед смертью, как его задергает… Хо-хо!

Матрена. Не смейся, дедушка! страшно!

Антип. Хо-хо-хо-хо-хо… Без того сам не помру и его со света не отпущу… Хо-хо-хо!

Михайло (поет).

Ходил, гулял добрый молодец,Искал места доброго.Не нашел-то добрый молодец места доброго,A нашел-то добрый молодец море синее,Камыши высокие, лопухи широкие…

Антип. Вожака в бега ищешь?

Матрена. Да… с одним Констою уходить боязно…

Антип. Напрасно. Парень головитый.

Матрена. Я парня своего не хаю, да молод и горяч и сторону нашу плохо знает: московский человек, городской.

Антип. Зови певуна.

Матрена. Давыдка?

Антип. Михаилу.

Михайло. Не пойдет…

Антип. Пойдет. Кто его удержит? Вольная душа. Загнала беда сокола в клетку, – ну, и терпит. Спит воля. A ты позови, разбуди. Пойдет.

Матрена. Да, уж лучше-то нельзя… О, Господи! просто затмение нашло, что я о нем забыла.

Конста и Зина, обнявшись, стоят в глубине сада.

Антип. Поминай, как звали!

Зина. Хорошо… привольно…

Матрена. Спасибо, Антипушка, что надоумил…. Как рублем подарил.

Зина. Звезды на небе…

Конста. Сама ты – звезда изумрудная!

Михайло (выходит).

Как во этих камышах стояла избушечка.Во той ли избушечки была светлая горенка…

Матрена. Что ты, Давыдок, все грустное поешь? Веселую пой.

Михайло. Я, Матрена Никитишна, больше по причине одинокого горлодеру.

Матрена. Довольно по саду основу сновать садись рядком, потолкуем ладком.

Михайло. С великим моим удовольствием.

Антип. Вы потолкуйте, a я послушаю…

Зина. Кузнецы трещат… трещат…

Конста. Много их к осени-то.

Зина. Трещите, стучите! Я теперь не боюсь…

Михайло. Вся полная зависимость от вас, Матрена Никитишна. Без вас я с места не тронусь, a с вами хоть во все преисподния.

Антип. Князь-то спит, чай, либо чертей вызывает.

Михайло. беспременно, что вызывает чертей.

Конста. Немного ему черти расскажут…

Зина (взвизгнула, и убежала). Конста! Лови меня.

Михайло. Константин!

Конста. После!

Михайло. Опосля, твою маменьку повидавши, y нас с тобою теперь большие разговоры будут.

Конста. Хорошо, хорошо… (Убегает).

Зина. Конста! ау!

Антип. Земля-то, стало быть, под ногами горит.

Матрена. Этаких чертей князю не вызвать!

Михайло. Ночь-то светлая, благодатная…

Антип. Месяц бродяжье солнышко!

Михайло (запевает).

Ах ты, душечка, удалый молодец,Ты горазд, душа, огонь высекать!Часты искры сыплются,В ретиво сердце вселяются,Сиротою называются…

Зина. Конста! ау!

Конста. Ау!

Голос далекого сторожа. Посматривай!

Михайло (дразнится). Поглядывай!

Смеющийся голос Зины. Слуша-а-а-ай!!!

Занавес.

Действие IV

Внутренний покой в павильоне; обдерганные, порванные обои – жалкий вид разгрома, точно после пожара. Через высокая узкия окна виден сад. Одна старая, могучая яблоня почти приклонилась к окну своею шапкою. Три выхода. В углу печь с лежанкою, топится. Прошка поддерживает огонь. На лежанке подстилка и подушка – Антипова постель. Смешанная мебель, как в нежилом помещении: хлам, сданный в кладовки. Ковчегов, Вихров, Липин, Исправник, Лаврентий Иванович, Прошка.

Виxpов. Четыре человека и собака исчезли из Волкояра и хоть бы след по себе оставили. Словно их проглотила.

Исправник. Так оно и есть.

Лавр. Иван. Верстах в тридцати отсюда на низу – лодку угнанную, пустую, поймали. Муфтель ездил смотреть, наша волкоярская.

Виxpов. Старик! где теперь княжна?

Лавр. Иван. О том мы, барин, неизвестны.

Виxpов. Может быть, лежит бедняжка в каком-нибудь омуте унженском, с камнем на шее, a те – злодеи – деньги её делят… брильянты…

Исправник. Господи, спаси!

Лавр. Иван. Типун вам на язык, барин.

Ковчегов. A мне кажется, мы о княжне скоро вести получим… скоро! И для князя неприятные… Не вокруг Волкояра ее искать надо-с. Не здесь-с.

Виxpов. Где же; по-вашему?

Ковчегов. В Москве или Петербурге. Родню поехала искать. Защиты просить. И найдет-с.

Виxpов. Но зачем было уводить дворовых?

Ковчегов. Как свидетелей и проводников.

Исправник. А, по-моему, в омуте… беспременно в омуте. Помилуйте. У неё деньги были, – мало ли князь дарил?.. По праздникам… на именины… Наконец материны брильянты… Где деньги и брильянты? Я спрашиваю: где?

Вихров. Ограбили.

Исправник. Да, ограбили, a самое удушили и труп утопили.

Липин. Охота воображать страхи! Дело гораздо проще.

Вихров. Ну-с?

Липин. Роман любовный, и больше ничего. Слюбилась.

Ковчегов. Да с кем же? Ну, с кем?

Исправник. Всех соседей проверили: ни ухом, ни рылом…

Липин. A этот… бежавший тоже… Как бишь его? Садовник что ли?..

Лавр. Иван. Конста?

Исправник. Вона вы куда гнете!..

Вихров. Фантазия разыгралась.

Липин. Какая же фантазия? Княжне восемнадцать лет. Девушка здоровая, красивая. Сидит в затворничества каком-то нелепом, одурела от скуки. Конста этот единственный мужчина, которого она видит…

Исправник. Да, какой же он мужчина для княжны? Он дворовый человек, a не мужчина.

Липин. Какой? Красивый.

Исправник. Не понимаю, что красивого может быть в дворовом человек?.. Я, конечно, старик… Но, даже при этих сединах и при этой почтенной лысин, сравните, господа: кто из нас двоих более прекрасное Божие создание – я или вон этот молодой Прошка?

Прошкa. Ась?

Вихров. Прошка!

Исправник. Неправда! У него лицо неблагородное.

Вихров. А у вас?

Исправник. Откуда же y меня неблагородному лицу быть? Я столбовой.

Вихров. Уж не знаю, как о благородства, но, если бы я был женщина и надо было выбирать между вами двумя, я лучше влюбился бы в Прошку.

Прошкa. Ась?

Ковчегов. Все это возможно и все это бывало. Мне оно приходило в голову. Но куда бы им тогда деваться? Деваться-то некуда.

Липин. A куда деваются прегрешившие купеческие девы, которые по старой вере?

Вихров. В скиты?

Липин. Матери так спрячут, что не токмо с полицией – с войсками не найти.

Ковчегов. Сказки!

Лавр. Иван. Нет, не сказки, барин, ваше высокоблагородие. Стоять леса дремучие, тянутся болота непроходные, a в тех лесах и болотах живут обители тайные.

Липин. Да-с. Деревни находили, села целые.

Лавр. Иван. Бежал народ от некрутчины, от лютой крепости, от Никоновой щепоти и антихристовой печати.

Исправник. В Москве ли, в омуте ли, в скитах ли княжна, – твердо одно: здесь её нету, и вот уже месяц кончается, что мы рыщем и свищем, a o ней нет ни слуха, ни духа.

Липин. Муфтель все записки ищет или намека какого-нибудь… Стены в павильоне ободрал, теперь полы подымает…

Входить Муфтель; за ним Антип, бледный, изнеможенный, едва живой, ковыляет с клюкою.

Myфтель Антипу. Не шляться за мною, лысый сатана! Куда я, туда он… Привязался, как тень… Какой тебе интерес? Что надо?

Aнтип. Больно занятно роешься, Богданыч. Ровно бы ты крот?

Myфтель. Ох, пощупать бы тебя! Пощупать!

Исправник. А и в самом деле: ты, старый черт, из бани своей, куда глядел?

Aнтип. Так! У них девки бегают, a Антипка виноват… Князь меня что сторожить-то сюда поставил княжну или баню!

Myфтель. Баню.

Aнтип. Ну, баня вот она тебе: целехонька, хоть завтра топи, да парься. A прочее нас не касающее.

Myфтель. Да, ведь, когда они бежали, то должны были пройти мимо тебя или по близости… как же ты их просмотрел?

Aнтип. Чудак ты, Богданыч, погляжу я на тебя. Люди бежать надумались, a полезут доброй волей на живого человека? Беглецам, друг, чужих глаз не требуется… Беглецы, друг, свидетелев-то, за горло, да и дух вон.

Исправник. А ты вот жив остался.

Aнтип. Потому и жив, что не видал.

Князь Дмитрий вбегает с бонною и нянькою.

Кн. Дмитрий. Муфтель! Сестрица вернулась?

Myфтель. Никак нет, ваше сиятельство. Нет их.

Кн. Дмитрий. A куда ушла сестрица, Муфтель?

Myфтель. М-м-м… на прогулку… побывать… Богу молится в монастыре.

Кн. Дмитрий. Как она долго молится!

Aнтип. Стало быть, есть о чем.

Кн. Дмитрий. Здравствуй, дедушка!

Aнтип. Здравствуй… внучек.

Myфтель. Ты, старый пес, охальничай, да не зазнавайся… Дерзить не моги!

Князь Дмитрий убежал.

Aнтип. A чего я охальничаю? Ничего, как есть… Старик – стало быть, дедушка, малец – стало быть, внучек…

Вихров. У него в голове неладно.

Myфтель. Совсем старик забывается.

Вихров. Каков сегодня князь?

Aнтип. Кабан кабаном, землю под собою грызет.

Myфтель. Молчи!

Aнтип. Молчу.

Взобрался на лежанку, свернулся калачиком, лежит, как будто в забытьи.

Исправник. Тише сегодня. Хлопонич из Питера приехал с новостями; как будто немного разговорил его сиятельство.

Муфтель. С лица уж очень нехорош… Синий даже.

Лавр. Иван. За головку все ручками берутся.

Исправник. Мигрень, значит.

Лавр. Иван. Аж пристанывают.

Князь и Хлопонич.

Хлопонич. Не узнал Петербурга. Истинное слово говорю вам, ваше сиятельство, не узнал. Дух иной-с! Другие люди!

Князь. Гм… гм…

Хлопонич. Даже и стишок такой ходит о всеобщем удивлении по поводу новых времен. Помилуйте-с! «На дрожках ездят писаря, в фуражках ходят офицеры»… Предводителя нашего сынка встретил. По Невскому теленком оглашенным бзырит, только-что с теплых вод… в бороде-с! Причесан, как мужик, и в бороде!.. И – ничего-с! Никто не препятствует… Помилуйте! При покойнике, на барабане бороду-то обрили бы… чрез полкового цирюльника! да-с!

Князь. Дурак без бороды баран, с бородою козел, только и разницы.