Записки аэронавта (сборник)

«дорога в наледях на брно две зимних смерти…»

Памяти А. Сопровского

дорога в наледях на брно две зимних смертив столице слякоть но с утра вполне красивопокуда не через порог покуда вместеотлично время провели за все спасибоза то что встретились и врозь хранили верностьвдохнем тогдашнего огня и вновь наполнимсойтись бы как-нибудь опять пока не вечностьна самой светлой из планет какую помнимвсе было с вами рождеством и новым годомтеперь на росстанях гудки и давка в кассахи не сдвигая по одной перед уходомза тех кто мертвые сейчас на этих трассах

из книги «имена любви»

«два зеркала она дала ему…»

два зеркала она дала емуодно взаправду и еще ночноегде отраженье спрятано в дыруневидимое зеркало ручноедве лопасти а вместе вся стенас той стороны заключена причинаона сама пока была всегдакак в зеркале простом неразличимасмотри стекло просверлено насквозьнить времени проложена подкожнотам предстоит все что давно сбылосьа то что было раньше невозможноона ему два зеркала далав одном лицо для памяти хранитсяжизнь без нее короткая длинагде днем ночное зеркало границане вспоминай зачем она вообщесаднит стекло но если глянуть слевавзорвется ночь и в треснувшем зрачкесощелкнутся две половинки света

«потом он взял и изобрел бобра…»

потом он взял и изобрел бобрареальный бобр в натуре будто вылитхотя сошла со стапелей с утраондатра но она ольхи не пилитотсюда ясно для чего ольхаона молчит и никому не жалконо бобр как брат он тоже не дохада и ондатра никому не шапкапотом вздохнул и сочинил блохупоскольку глины замесил немногос бобром все ясно но блоху-то хуа вот поди живет и хвалит богаили допустим под землей темновсе норы порознь и ужасно душнотам многие вообще едят дерьмои лысые совсем но жить-то нужнокогда бы вправду добрый доктор богпожать его целительную рукутворец бобров и повелитель блохно бога нет и мы враги друг другувот хоть микроб он с детства глух и немно он ко мне относится как к блюдуа я добрей я никого не емиз малых сих и никогда не буду

«помнишь они нас учили на человека…»

помнишь они нас учили на человекавсё по мозгам резьба но судьба неславот ты и стала точно не чем хотеласеверных встреч невеста и невеснастрашный на мачте сучил холода и годыв трюме с трезубцем морочил вьюшку котлатак постепенно ты умерла и кто тыпосле всего то есть где ты или когдазнать не зазорно но вскользь как ножом сказалидиву далась бы в памяти у менятам на подушке проснется лицо с глазамине говори так тихо ведь ты умерлатяжесть твоя в ладони жизнь все та жетолько дыханье ветер сносит в пескивсе не весна никому не невеста дажеразве разлука могила постой не спиесли один напоследок вопрос из списканевмоготу во рту и мозг на замкенастежь объятья только не стой так близкоты неживая а я лебеда на землекак научили любить верней не умелиангелы в этом огне как одна семьястрашно догнать потопчусь провожу у дверимертвую в мертвый простор береги себя

«на секунду в мозгу светло…»

на секунду в мозгу светлопропасть в прошлое как в стеклоесли вслед самому себеоказаться внизу в стекледалеки они в белом блескебороздящие бред челныпомнишь прошлое будто вместепеленали его в чехлыраньше звук издавали вещиих зрачки пламенели резчестепь стекала в изгиб стальнойгде холмы по краям тюленив заповедных глазах темнелирасставанья твои со мнойс крутизны ледяного верхаслишком лишних шеренга летоттого так надвое времяа другой половины нетв горький срок на краю паромав шлеме с гребнем горит аврорапротянув острие копьяможно снова и никогда

«потечет чуть попятишься свойство зимы и поземки…»

потечет чуть попятишься свойство зимы и поземкивроде миру по святцам черед а не вечно войнаночью жадный шиповник гурьбой из оврага в поселкиобитать в синеве раз уж не было нас ни хренане резон просыпаться чтоб явью кошмары шныряликриво в центре управа там страха центнер на цепивот бы жили поди изловчись внутривенно с шипамии не жили так больно какие там в жопу цветыловко всех извело кроме многих мышей для проформыэто кто золотой из зенита набычило глазодобрять пустыри городов там шиповник проворныйбыть намерен и вширь распустился расти вместо насзвезды бережным брайлем но способа нет для курсиваруки к горлу плашмя чтобы гнев так не бил из глубинпоселиться где названо может быть тоже россияно другая совсем я свою никогда не любилсоберемся кричать из больших ареалов широтныхлучше прежде родиться чем в ящике марш на покойкак бы всем оказалась планета счастливых животныхлишь бы существовать если можно пожить на такойвек нам необитаемо в каждой похожей россииочутиться нигде от зловещих попыток луныно не в этой где тернии пышно а небо вполсилытам нас не было не было нас это были не мы

«на стене с утра картинка криво…»

на стене с утра картинка кривов комнате от табака угарноночь в крыму или вдали от крымас надписью швейцария локарномало что подсказывает памятьстранника бывалому ботинкумне немудрено ее поправитьно не память а саму картинкутам вода светла под зорким небомпестрый город на горе как улейно поскольку я в локарно не быля в локарно почитай что умеркто мне тело выточил токарнонаделил ногами выйти в людираз живу но нет меня в локарнокак же быть что там меня не будетмне и здесь по совести не тесноно пока умру стяжая славуоторопь берет смотреть на местогде меня не существует сразупривыкай к последнему убыткусозерцать на памятник не тратясьсмерть как набок сползшую открыткужизнь sub speciae aeternitatis

«как же их столько в своих городах коротких…»

как же их столько в своих городах короткихвот и везде настигает один из днейтускло сквозь сетку набор буратин в коробкахлунные лица в тени тем глаза виднейв топку сценарий сна о крылатых предкахсолнце дерзит извне но по венам ночьсотами над мостовой нелюбимы в клеткахстыдно до стона что некому всем помочьрты нараспашку да воздух преграда вздохуискры на карте каракас и костроманоль кислорода где дверь коридора в зонуисчезновенья на райские островавстарь если в спальни смертных сходили богипуть перекрыт даже богу темно от болидень наступает со стороны лунывсех не спасти никого не спасти увылезвием вены над лункой но не рискуюпрямо в зрачки ни тебе ни тому кто вследвместе съедим песок и допьем морскуючерную эту насквозь как эребу светкто продержал живьем в терпеливой долечтобы ни звезд падучих ни вешних гроззначит не ордер в обещанном вечном домегде у хозяина горниц на каждый спросвот и которую звал с непокорной челкойкукла склонилась к лунке над этой чернойбоги неправда и смертному не друзьяхочешь люби любого спасти нельзя

«когда в густом саду когда в тенистом…»

когда в густом саду когда в тенистомя вызывал тебя условным свистомсойти к реке где нам луна светлакогда к утру мы первых птиц кормилия ни на миг не сомневался в миречто он таков как есть что он всегдакак мы играли там в эдеме детинам верилось существовать на светеон состоял из лета и весныкакие липы нам цвели ночамии каждый знал что завтра нет печалинаступит день где мы опять вернытеперь река за плесом половиныуходит в рукава и горловиныслепые липы угнаны в пургумир выстоял но уцелел не оченьдороже прежнего но так непроченон весь река а мы на берегутам на холме все светит в сад верандая посвищу тебе моя мирандадо первых зорь пройдем в последний разгде тени прежних птиц над нами грустнои на глазах прокладывает руслопрекрасный новый мир уже без нас

«когда пора мастерить кофе или яйца…»

когда пора мастерить кофе или яйцавсмятку а в ванной пульсирует дробь из кранав дверь вопросительно постучат сгибом пальцачуткой костью хотя звонок дециметр вправоназад в постель изловчиться что только встанешьс кем еще натощак когда во рту ни словас тыльной стороны сна день распростерт как залежьнебольшой тишины но черт стучатся сноварассчитайся попарно вот который в душетупо тычет в ухо щетку щурится слепоможет туда и спишь а просыпаться лучшестрого обратным курсом по абсциссе влевовокруг океаны сна тут только каютасуша мерещилась дань глупому поверьюс какой стати идти и открывать кому-тотам кроме страшных рыб нет никого за дверьюмешает муляж окна дырки в снежной ватечья ты кукла забытая на зимней дачедопустим и правда стучат войдут и натевсе рассядутся и что с ними делать дальшетрудно что ли склеить остовом рыбьи костивот их обтянули кожей налили кровьюа те решили что существуют и в гостине стучите вас никого нет не открою

бортовой журнал

iподобно пифагорову бедрув парилке где попутала харизмастальные слитки выпали в бредуиз бережно живого организматот кто летит пока пунктирно целно в паузах сквозит как древний генийлицо его луны светло как мелсталь вниз влечет но вверх вздымает гелийскрипи нейлоновое полотногроза и небо в голове громаднони взгляда вниз там на земле пятнотам кровь аэронавтаiiсегодня вахтенный инспектор звездвершитель абсолютного полетаа чуть вчера не менее чем хвостбригадой теребили из болотапусть пряжками определят ремнидыру меридианам где съезжатьсяедва верньер такому повернии горизонт шипя пошел снижатьсячу кычет в ночь снаряд из полотнагде вон какие ястребы ристаликисть из запястья брызжет холоднаиз гелия и сталиiiiвесь горний ум космический полиплюбитель тайн в слоях фольги и ватышумел как миленький когда погибно в радиусе кляксы маловатывот если мозгу голова вреднаили бокам топленая лежанкадругие не настанут временано прежние здесь уважать не жалкобрать крайнюю и в мертвую петлюкем в устье ног ей приспособлен листикздесь отвинтить gluteus на летулови античный мистикivвесь компас вверх а в сторону нигдепусть небо врозь на четверть радианатам дева тверди в кварцевой водедвуного спит откинув одеялакраса небес всей радости женамир дар тебе в нейлоновой авоськеон выстрелен как жернов из жерлаправ хайдеггер в парилке на помостеуже дрожат форсунки на бортуони умрут но не погаснет разумгвоздями истекая в темнотуи благородным газомvраз в животе у прежних дев поетвсех поколений точная рассадавсе вспоминай пиши пока пилоткак с гравия нас вечно вверх бросаложизнь сведена к последнему звенуздесь на излете сталь а плоть прекраснаи в горле речь и эта кровь внизутвоя что человеку не напраснаон лепетал из плена до сих порвбивай урок в пустую память чью-тосвети слепому огненный приборплыви ночное чудо

«когда философ кант родился резвым крошкой…»

когда философ кант родился резвым крошкойон умер в свой черед но вот светясь из тьмыстаринной поводя нейзильберовой ложкойон ест немецкий суп и снова весь как мызащитник против тех кто поступает грубокоторому подлог и кража не в честион говорит не лги не сотвори прелюбокто станет спорить с ним как нам себя вестинас плохо держит жизнь нам старость не в наукуно если честен кто сомненья проглотивтакому сквозь века протягивает рукукатегорический как рубль императиввот только скоро смерть а жизнь полна вопросовв ней вор и хулиган открыто верх беретхотя бы ты и дух ответь ему философкак надо поступить чтоб шла мораль впередслагая свой трактат ты думал о героегерои мы не все а совесть только теньон умер и молчит ему несут второевсе ложкой шевелит и светится как деньно верится что вдруг есть компас или картавзять азимут с утра и по стопам твоимпройти в хрустальный мир иммануила кантагде мы честны и зря прелюбо не творимпробраться по черте магнитного приборагде солнце совести всегда горит слепя

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Сноски

1

che faró senza euridice (итал.) – «Что мне делать без Эвридики?», ария Орфея из оперы К. В. Глюка «Орфей и Эвридика».

2

tu sol del tuo tornar perdesti il giorno (итал.) – «Ты один утратил день своего возвращения», ария Пенелопы из оперы К. Монтеверди «Возвращение Улисса на родину».

3

mon enfant ma sœur (фр.) – «мое дитя, моя сестра», из стихотворения Ш. Бодлера «Приглашение к путешествию».