Сальвадор Дали: король сюрреализма и гениальный безумец. Выдающиеся художники мира

В качестве экзамена при поступлении необходимо было выполнить рисунок слепка Вакха51 из работ Якопо Сансовино52. Сальвадор с присущей ему жадностью приступил к экзаменационной работе. Первая попытка оказалась не совсем удачной. Преподаватель сообщил, что рисунок выполнен не по правилам: слишком мал при широких полях. Для отца это было как гром среди ясного неба. Шанс поступить в учебное заведение становился призрачным.

Сальвадор Дали стер рисунок и приступил к новому. Время шло очень быстро, приближая позор каталонцев. Юноша понимал, что работа совсем не получается. Наконец Сальвадор сказал отцу, что рисунок готов, но он меньше первоначального. Естественно, это не порадовало отца, который был в абсолютной растерянности. Не этого он ждал от сына, его возврат в Кадакес не входил в планы нотариуса.

Однако по результатам экзамена Сальвадора Дали приняли в школу изящных искусств со следующим комментарием: «Невзирая на то, что рисунок выполнен не в соответствии с предписанными размерами, он настолько совершенен, что жюри сочло возможным в отступление от правил принять его к рассмотрению»53.

Нотариус с Аной Марией уехали в родные края, а Сальвадор поселился в студенческой Резиденции. Комната была прекрасно обставлена: отец всегда хорошо обеспечивал его деньгами. Первые кубистские фантазии посетили живописца именно в этой комнате.

Студенческая жизнь кипела. Перед учащимися выступали такие светила, как Мария Кюри54, Кейнс55, Эйнштейн56, Хосе Ортега-и-Гассет57.

В «Моей тайной жизни» Сальвадор подробно описывает приезд в Академию испанского короля Альфонса XIII. Для создания массовки студентам было велено осторожно передвигаться следом по пути монарха. Худых, часто недоедающих натурщиц заменили на отборных красавиц. Дали полагал, что это были самые востребованные проститутки с мадридских улиц.

В конце мероприятия король должен был сфотографироваться с учащимися. Для него приготовили ложе, но тот присел на корточки, по-хулигански бросив окурок в урну, которая стояла минимум в двух метрах от короля. Удачное попадание произвело впечатление на окружающих. Сальвадор встретился глазами с монархом. Последний якобы ждал одобрительной реакции от Дали. В момент ухода Альфонса XIII они вновь встретились глазами и «узнали друг друга».

Такие личные воспоминания о переглядываниях с самим королём ещё раз свидетельствуют о том чувстве собственного величия, которое вселилось в будущего гения сюрреализма.

К своим преподавателям каталонец относился довольно пренебрежительно, считал их отставшими от современного искусства. Но среди их бездарной массы Дали выделял Хосе Морено Карбонеро58. Этот немолодой профессор был не только талантливым художником, но и потрясал всех своими элегантными одеяниями и булавкой на галстуке с чёрной жемчужиной. Плохо исполненные ученические рисунки профессор одним прикосновением угольного карандаша превращал в мастерские. Но как только он отходил от картины, студенты моментально удаляли нанесённые штрихи, превращая изящное произведение в заурядное. Поэтому своих однокурсников Сальвадор считал обыкновенными болванами.

Как ни странно, сын нотариуса недолго страдал одиночеством в Резиденции. Он быстро примкнул к компании молодёжи, прекрасно проводившей время в разговорах об искусстве. Вот первые впечатления Луиса Бунюэля о каталонце: «Дали был высокий и застенчивый молодой человек с низким голосом. Свои длинные волосы он обрезал – они мешали ему. Он очень экстравагантно одевался – широкая шляпа, огромный бант, длиннополый, до колен, сюртук и гетры. По его виду можно было подумать, что он намерен шокировать своим видом, на самом деле ему просто нравилось так одеваться, хотя и приходилось выслушивать от людей на улице оскорбления»59.

В своих мемуарах Бунюэль пишет, что именно он первым обратил внимание на талантливого художника. Просто Сальвадор однажды не закрыл дверь в комнату, а Луис проходил мимо, и его взор упал на портрет, который Дали как раз заканчивал. Немедля о «чехословацком художнике» (так прозвали Дали студенты, как пишет Бунюэль, «сам не знаю почему») было доложено Гарсиа Лорке60 и другим. Те проследовали в комнату к Дали для знакомства, которое привело к большой многолетней дружбе, сопровождаемой созданием шедевров в живописи, литературе и кино. Также были совместные попойки, споры, хулиганские выходки и посещения публичных домов.

Жизнь на широкую ногу требовала финансовой подпитки. Присылаемых денег часто не хватало. Порой счета из ресторанов направлялись прямо родителям. Сальвадор и его товарищи находились в поисках лёгких денег. Они придумали брать деньги за возможность общения с ними. Некоторые их коллеги готовы были заплатить, чтобы примкнуть к прекрасному. Для бедолаг это заканчивалось плачевно, ибо они не только расставались с деньгами, но и получали обвинения подобного рода: «Да вы же обокрали нас! Уже одно то, что я сказал вам про реализм и католичество, стоит в пять раз дороже»61.

Дали любил и умел совершать на редкость экстравагантные поступки. Первое своё посещение бара он превратил в сцену, достойную пера любого писателя. Заказывая коктейль, Дали даже не подозревал, что их существует несколько видов. На уточняющий вопрос бармена Сальвадор ответил, что ему подойдёт любой коктейль, но обязательно хороший, тем самым показав себя профаном. Выпив первый бокал, он обнаружил на его дне седой волос. Естественно, у художника разыгралась фантазия: этот волос он принял за свой собственный. Дали заказал второй бокал.

В это время в бар зашла элегантная девушка и стала шептаться с барменом. По их поведению Дали понял, что бармен с насмешкой рассказывает даме о нем как о деревенском простофиле. Это никак не входило в его планы. Он подошёл к стойке и протянул купюру в двадцать пять песет. Бармен засуетился и стал отчитывать сдачу двадцать два песета. Но Сальвадор произнёс: «Не надо!» Работник бара был ошарашен: такое в его жизни происходило в первый раз.

Дали же, почувствовав прилив сил, попросил продать ему одну вишню из тех, что ждали своего покупателя в полной тарелке. Бармен пододвинул всю тарелку, но Сальвадор взял только одну ягоду, не забыв спросить, сколько это будет стоить. Бедолага бармен сказал, что для него это бесплатно, но Дали вытащил очередные двадцать пять песет и всунул их в трясущиеся руки бармена.

Во время всего действия эпатажник ни разу не посмотрел на даму. Та в свою очередь не могла отвести глаз от этой сцены. Сальвадор походкой уверенного самца приблизился к ней и попросил одну вишню с её шляпы. Девушка не удивилась и, сказав, что сделает это с удовольствием, склонила голову. Дали умелым движением снял красную ягодку, достав из неё немного ваты. На торчащую из искусственного плода проволоку Дали насадил купленную вишню.

Две ягоды, настоящая и искусственная, были поразительно схожи. Бармен и девушка смотрели на них широко открытыми глазами. Достигнув поставленной цели, Сальвадор распрощался и ушёл из бара. Он торжествовал, ибо в очередной раз взлетел так высоко, что был не доступен обывателю.

Седовой волос на дне бокала Дали не зря воспринял как собственный. Он не только никогда не боялся старости, но и ждал её: «А пока задача состояла в том, чтобы состариться, а состариться можно лишь одним способом – надлежало работать, бороться и собирать в кулак все интеллектуальные и физические силы. Только это и позволит мне одержать победу в том важнейшем крестовом походе, в который я намеревался выступить, ставя себе целью покорение собственной души»62.

Сальвадор Дали любил знакомиться с известными художниками, некоторых из них он считал достойнее себя, например, Пабло Пикассо. Как упоминалось выше, первая их встреча у Пичотов состоялась, когда мальчику было всего семь лет. Благодаря кубисту Мануэлю Анхелло Ортису63 два живописца встретились вновь. Дали показал Пикассо «Женщину в окне в Фигерасе» (1925) и сообщил, что прибыл встретиться с ним раньше, чем посетил Лувр. Естественно, Пикассо был польщён.

Пикассо около пятнадцати минут рассматривал «Женщину», но не сказал ни слова. Далее он приступил к действу: «Демонстрируя каждую очередную работу, он бросал на меня короткий взгляд, такой мудрый и живой, что меня пробивала дрожь. Уходя, я тоже не проронил ни слова. На пороге мы обменялись взглядами, которые означали: «Уловил?» – «Уловил!»64» На Сальвадора эта встреча произвела громадное впечатление. Пред ним предстал признанный гений.

Стоит отметить, что в период учёбы в Академии Дали от импрессионизма перешёл к кубизму. И это произошло задолго до встречи с великим мастером. Среди картин этого авангардного направления у Сальвадора стоит отметить следующие: «Кубистический автопортрет» (1923), «Мельница. Пейзаж в Кадакесе» (1923), «Пьеро с гитарой» (1923), «Кубистический натюрморт. Сифон и маленькая бутылка рома» (1924). В этих шедеврах содержится все то, о чем писал Анатолий Луначарский: «Упрощать действительность ради вскрытия объёмности и весомости, упрощать её путём сведения кривых к ломаным – таков зародыш кубизма»65.

На примере творчества Сальвадора Дали можно изучать развитие современной живописи. Например, между импрессионистическими и кубистическими картинами он пишет ряд работ в стиле Поля Сезанна66: «Материнство (около 1921), «Улыбающаяся Венера» (около 1921), «Фестиваль Санта-Крус в Фигерасе» (около 1922), «Больной мальчик. Автопортрет в Кадакесе» (около 1921).

Кубистические вкусы Сальвадора не отвернули его от такого направления в искусстве, как футуризм67. Вот яркие слова, характеризующие данный стиль: «Гоночный автомобиль, самолёт, война, анархия, революция и арсеналы, залитые слепящим электрическим светом. Вот темы поэта-футуриста. А потому, чтобы соответствовать им, он должен не щадя себя жарить напропалую. Современный поэт-футурист стоит на вершине эпох; он не должен оглядываться назад; необходимо разрушить музеи и библиотеки; всякое искусство есть борьба»68.

В Первом манифесте футуризма Филиппо Томмазо Маринетти69 приветствовал авантюризм, внутреннюю энергию, безрассудство и отвагу. По его мнению, литература должна воспевать натиск атаки, ибо нет ничего лучше войны, а музеи и библиотеки должны быть отправлены на свалку истории70.

Сальвадор положительно отзывался о футуризме, ему особенно нравилась фотография. Он восхищался техническим совершенством аппарата, при помощи которого любой человек мог запечатлеть момент.

Дали также предлагал сжечь музеи, но в этом пожаре, по его мнению, необходимо было спасти «Мону Лизу» Леонардо да Винчи71. Перед этим шедевром каталонец благоговел, признавая его совершенство. Марсель Дюшан72 «улучшил» это чудо, дорисовав усики и сопроводив неприличной аббревиатурой L.H.O.O.Q73.

Одна из футуристических работ Сальвадора Дали – это «Автомобильные обломки рождают слепую лошадь, грызущую телефон» (1938). На холсте размером 54,1 х 65,1 см засыхающая от бури времени лошадь грызёт трубку телефона. Её передняя левая нога уже трансформировалась в колесо. Чугунный радиатор украшает тёмную стену. И всё это освещает электрическая лампочка.

Дали как-то писал, что мужчине необходимо совершить два поступка: отсидеть в тюрьме и стать богатым. В студенческие времена и на протяжении нескольких лет после ухода из Академии материальный достаток обходил его стороной. А тюрьма не заставила себя долго ждать. И вот как это произошло.

В Академии готовились к проведению конкурса на должность профессора живописи. Кандидатов было много, но достойным был только Васкес Диас74, чьими полотнами восхищались студенты. Но, как часто бывает, в результате интриг профессором был выбран совершенного другой человек. Учащиеся, эти половозрелые сорванцы, в ответ стали оскорблять членов конкурсной комиссии. Дошло даже до рукоприкладства.

В организации беспорядков обвинили Дали, его исключили на год из Академии и даже посадили на некоторое время в тюрьму, пребывание в которой укрепило славу молодого художника. Он продолжил писать «Вавилонскую башню» и почти каждый день пил с сокамерниками шампанское. Одним словом, он был счастлив. Стоит сказать, что Дали никак не участвовал в организации бунта студентов. Это мероприятие он покинул, когда ещё не объявили итоги конкурса, торопясь на встречу с друзьями.

Через некоторое время ему разрешили учиться дальше. Окончательно с учёбой Сальвадор Дали порвал позже. На одном из экзаменов он вытянул билет с вопросом о творчестве Рафаэля. Старцам из экзаменационной комиссии он прямо сказал, что среди них нет никого, кто разбирался бы в творчестве этого итальянского художника лучше, чем сам Дали. А раз так, то он не собирается отвечать на вопрос. С гордо поднятой головой каталонец покинул класс и саму Академию. На этом его учёба закончилась, и наступили времена похода за «жизненное пространство»75.

Глава 4. Дадаизм

В пути за «жизненное пространство» Сальвадор Дали был не одинок. Среди его ярких студенческих товарищей по Резиденции стоит отметить Луиса Бунюэля, Гарсиа Лорку, Пепина Бельо76, Педро Гарфиаса77, Эухенио Монтеса78, Рафаэля Баррадаса79. Отдельно стоит упомянуть Андре Бретона80, Макса Эрнста81, Поля Элюара82 и Тристана Тцару83. Все эти ребята были увлечены дадаизмом, нигилистским направлением в искусстве, возникшим после Первой мировой войны.

Дадаизм берет своё начало в 1916 году, когда состоялась встреча в цюрихском «Кабаре Вольтер» Хуго Балля84, Рихарда Гюльзенбека85, Тристана Тцары, Жана Арпа86 и Марселя Янко87. Основатели дадаизма понимали, что именно существующая мораль привела к рекам крови, пролившимся по всей Европе. Они решили погрузиться в абсурдность слов и действий. Вот их лозунг: «Да здравствует самодовлеющая бессмыслица».

Само слово «дада» по-румынски и по-русски означает двойное согласие, по-французски – лошадка на палочке, по-немецки – знак идиотической наивности. Жан Арп утверждал, что изобрёл это сочетание букв Тристан Тцара. В свою очередь Гюльзенбек ссылался на Балля, который якобы случайно обнаружил это слово во французском словаре88.

В Манифесте к первому вечеру дадаистов Хуго Балль утверждал, что о новом искусстве вскоре заговорит весь Цюрих. Но он немного ошибся, ибо дадаизм вырвался из рамок швейцарского города и скакуном пробежался по континентам. Скоро о дада заговорили во Франции, Германии, Румынии, России, США.

В 1918 году от имени группы товарищей Рихард Гюльзенбек составил Дадаистский манифест. Дада в нём ассоциируется с «примитивнейшим отношением к окружающей действительности». Участники этого движения всецело следовали столь простому замыслу.

В манифесте от Франсиса Пикабиа89 провозглашалось следующее: «Каждая страница должна взрываться – либо чем-то серьёзным, глубоким и тяжёлым, либо мятежом, либо дурнотой, новым, вечным, или уничтожительной бессмысленностью, энтузиазмом принципов или тем способом, каким она напечатана. Искусство должно стать кульминацией неэстетичного, бесполезной и ничем не оправданной»90.

В январе 1920 года Андре Бретон в журнале «Литература» дал такое определение дадаизму: «Кубизм являлся школой живописи. Футуризм – это политическое движение. Дадаизм же представляет собой умонастроение… Дадаизм не посвящает себя ничему – ни любви, ни работе… Дадаизм, признавая только инстинкт, априори осуждает любые объяснения. Согласно дадаизму, мы не должны осуществлять никакого контроля над собой. Нам следует прекратить думать об этих догмах: о морали, этике и вкусе»91. Бретон присоединился к дада в 1919 году, прочитав манифест Тристана Тцара, в котором последний утверждал, что вся логика ошибочна.

По своей сути дадаизм был ультралевым политическим движением, пытающимся донести свои лозунги до масс через искусство. Но их идеи были, мягко говоря, непонятны толпе. Часто из зрительного зала в выступающих поэтов и артистов летели гнилые помидоры. По воспоминаниям Тристана Тцара, их выставочное турне в Германии закончилось довольно печально. В Ганновере толпа забрала у них багаж, в Дрездене – отобрала деньги, в Праге из-за массового недовольства их мероприятия были просто запрещены92. Постоянные скандалы делали дадаизм модным среди молодёжи.

Нестандартность мышления и неординарные поступки выделяли дадаистов из общей массы людей искусства. Многие их советы забавны. Например, Тристан Тцара поделился следующим секретом написания стихов: «Возьмите газету. Возьмите ножницы. Подберите в газете статью такой длины, какой будет ваше стихотворение. Вырезайте статью. Затем старательно отрезайте составляющие эту статью слова и ссыпайте их в мешок. Тихонько помешайте. Потом извлекайте каждое слово в любом порядке и тщательно приставляйте одно к другому. Вот вам и стих»93. Повторять опыт не советую, ибо в любом случае из случайных слов не явится «Илиада» Гомера94.

Своей мишенью дадаисты сделали всё традиционное. Под их прицел попали авторитеты, религия, семья, государство. Чувствуя себя борцами за свободу, они «отбрасывали старый хлам», сбрасывали кумиров с их постаментов. Для них был один авторитет – истина. По крайней мере, так громко заявлял Франц Пфемферт95 в своей статье «Против авторитетов»96.

Участники этого движения со всей своей неуёмной энергией бросились кромсать религиозные устои. Церковь воспринималась ими как прачечная по отмыванию грехов. Во время войны священники вместо слов примирения несли в массы ненависть и проповедовали убийства. Всё это не нравилось дадаистам, и они вступили в бой с церковниками. Рауль Хаусман97 в статье с шокирующим для обывателя названием «Милитаристское общество Иисуса Христа с ограниченной ответственностью» так обратился к публике:

Вступайте в общество Христа

И грабьте сколько хочется,

Христос и Лютвиц98 неспроста

Под общим флагом борются!

Мы победим, одержим верх!

За нами капитал!

И пусть пустой живот у всех —

Наш Лютвиц правит бал99!

Для Хаусмана Христос и военный палач равны, ибо их объединяет общий флаг. В истории такое случалось довольно часто, когда правители с помощью религиозных предрассудков натравливали народы друг на друга.

Для диктаторов и фашистов религия становилась и становится отличной подпоркой. Адольф Гитлер100 на захваченных в СССР землях восстанавливал работу Русской православной церкви. И что интересно, уголовное наказание за оскорбление чувств верующих впервые ввели именно фашистские захватчики.

Великий немецкий философ Фридрих Ницше101 тоже не был в восторге от церкви и религии. Вот его слова: «Церковь? – отвечал я. Это род государства, и притом самый лживый. Но молчи, лицемерный пёс! Ты знаешь род свой лучше других! Как и ты сам, государство есть пёс лицемерия; как и ты, любит оно говорить среди дыма и грохота, – чтобы заставить верить, что подобно тебе, оно вещает из чрева вещей. Ибо оно хочет непременно быть самым важным зверем на земле, государство; и в этом также верят ему»102.

Ниспровергатели устоев ненавидели богатство не меньше церкви. Для них человек отличался от животного в первую очередь могуществом интеллекта, а не достатка. К стремящемуся к наживе они относились как к навозному червю. И чувства были взаимными: владельцы пароходов и заводов устраивали провокации в отношении дадаистов. Само государство, выступая в интересах богачей, довольно дерзко карало за неправильные с точки зрения власти мысли. Апогеем борьбы с инакомыслящими стала нацистская Германия. Дадаизм, как и многие другие авангардные направления, был объявлен дегенеративным искусством. Одноимённая выставка открылась 19 июля 1937 года в Мюнхене. На ней было представлено порядка 650 работ, конфискованных из 32 музеев Германии, в том числе картины Пауля Клее103, Василия Кандинского, Марка Шагала104, Георга Гросса105, Макса Эрнста, Питера Мондриана106.

За день до открытия выставки Адольф Гитлер произнёс пламенную речь: «Кубизм, дадаизм, футуризм, импрессионизм и тому подобные не имеют ничего общего с немецким народом… Они являются лишь искусственным производным людей, которым Господь отказал в таланте истинно художественной одарённости и вместо неё одарил их даром болтовни и обмана… Говорят, что эти художники не так видят, как другие. Я здесь посмотрел некоторые из присланных картин и должен признать – некоторые из них действительно написаны людьми, видящими „наизнанку“. У них нынешние представители нашего народа представлены как дегенерирующие кретины, луга для них синие, небо – зелёное, облака – серо-жёлтые и т. д.; так они чувствуют или, как они выражаются, это переживают. Я не желаю вмешиваться в спор, действительно ли указанные лица так чувствуют и видят или нет, но я хочу во имя немецкого народа запретить то, чтобы вызывающие жалость несчастные, которые страдают острым расстройством зрения, плоды своего болезненного видения пробовали навязать окружающему миру или даже пытались возвести это в ранг „искусства“. Нет, у нас имеется лишь две возможности: или так называемые „художники“ видят окружающее действительно так странно и верят в то, что они изображают мир правильно, – тогда требуется только определить, являются ли их дефекты зрения повреждениями механического характера или они наследственны. В первом случае мы им глубоко сочувствуем, во втором – это важно для Имперского министерства внутренних дел – заняться этим вопросом и избежать по крайней мере дальнейшее наследование таких ужасных дефектов зрения. Однако возможно также, что эти лица сами не верят в действительности в эти свои „чувствования“ и „видения“, но стараются, исходя из других побуждений – чтобы оскорбить нашу нацию этим безобразием, насмешкой. Тогда такие поступки относятся к области уголовного наказания… Отныне мы будем вести беспощадную очистительную войну против последних у нас элементов культурного разложения»107.

Несостоявшийся австрийский художник Адольф Гитлер явно не понимал смысла авангардных течений в искусстве. Кроме прямого зрительного восприятия современное искусство требует абстрактного мышления, с чем у него были явные проблемы. В процитированных словах есть прямое указание на борьбу с художниками. Например, в случае наличия у живописцев дефектов зрения Гитлер желает предотвратить их наследование. Если же таких дефектов нет, то такие творцы должны были попадать под уголовное преследование.

«Очистительная война» не обошла стороной и Сальвадора Дали. После захвата нацистами Парижа ряд картин каталонца были уничтожены. Сам Дали во время Второй мировой войны предусмотрительно покинул Европейский континент.

К сожалению, многие представители русской культуры тоже не понимали и не понимают сущность современного искусства. Среди таких критиков стоит отметить Льва Толстого108, который изложил мысли по этому поводу в эссе «Что такое искусство?». Вот отрывок из него: «Нет ничего обыкновеннее, как то, чтобы слышать про мнимые произведения искусства, что они очень хороши, но что очень трудно понять их. Мы привыкли к такому утверждению, а между тем сказать, что произведение искусства хорошо, но непонятно, все равно что сказать про какую-нибудь пищу, что она очень хороша, но люди не могут есть её. Люди могут не любить гнилой сыр, протухлых рябчиков и т. п. кушаний, ценимых гастрономами с извращённым вкусом, но хлеб, плоды хороши только тогда, когда они нравятся людям. То же и с искусством: извращённое искусство может быть непонятно людям, но хорошее искусство всегда понятно всем».

Великий русский писатель сравнивал непонятное для него искусство с гнилым сыром и протухшими рябчиками, тем самым оскорбляя собственные интеллектуальные возможности. Его тезис, что хорошее искусство должно быть понятно всем, абсурден. Например, картины художников Возрождения можно толковать только с точки зрения религиозных и мифических сюжетов. Красоту росписи потолка Сикстинской капеллы Микеланджело109 могут по достоинству оценить только знающие библейские сюжеты, каковых не так и много. Вот что по этому поводу говорил сам Буонарроти: «Хорошая живопись подобна музыке, мелодии, и только незаурядным умам дано постигнуть всю её сложность»110. Сальвадор Дали никогда не ориентировался на обывателя. Наоборот, его естественным желанием было выделиться из безмолвной толпы.

Дадаизм, как метеор, ярко вспыхнул на небосводе искусства, но постепенно среди его последователей стали накапливаться противоречия. В 1922 году на очередной встрече они призвали оставить жён, любовниц, надежды и страхи, детей на краю леса, добычу в тени, благополучную жизнь111. И все эти жертвы необходимы были ради отправки в путь за истинными ценностями.

Некоторое отношение к дадаистам имел Пабло Пикассо. Но он был исключён из их круга, когда написал декорации к «Параду» Жака Кокто112. Хотя «Авиньонских девиц»113 то и дело расхваливал Андре Бретон.

Отрицание традиционного искусства не обошло стороной Россию. Тристан Тцара упоминает группу дадаистов, которые называли себя «41»114. В неё входили Илья Зданевич115, Алексей Крученых116, Игорь Терентьев117.