Игры Богов

Они поднялись на пятый этаж к Адаму.

– Это, конечно, не моё дело. В твою жизнь я не собираюсь лезть, – осторожно начал Адам, – но почему ты с ней?

– Я люблю её, – без доли сомнения выпалил Васечка.

– А она тебя?

– Не знаю, но я надеюсь на взаимность.

– А как же её репутация?

– Мне плевать на это. Мне безразлично, что думают о ней другие. Я приеду в Москву, познакомлю её с мамой, и мы будем жить счастливо.

– А не боишься того, что в Москве она предастся развратным утехам?

– Не хочу об этом слышать. – Васечка скривил лицо в недовольную гримасу. – Я знаю её хорошо. Она меня не проведёт. Я надеюсь на лучшее. Думаю, что перевоспитаю её.

– Такую как она вряд ли перевоспитаешь.

Васечка беспомощно махнул рукой.

– Надеюсь, что всё будет хорошо и мы будем жить дружно и счастливо. Мне тридцать семь, а я всё ещё не женат.

Адам посмотрел ему в глаза: перед ним находился совершенно другой человек. Если ранее Васечка казался ему бесчувственным, чёрствым малым, считавшим каждую копейку, то сейчас, наоборот, чувственным и ранимым; он производил впечатление человека, который искренне любит и надеется на то, что все невзгоды и проблемы с будущей невестой обойдут его стороной и над ними воссияет звезда вечного счастья.

– Тебе виднее.

– Подберёшь мне костюм и ботинки к свадьбе? – спросил Васечка, расплывшись в мечтательной улыбке. – А то я нисколечко не понимаю в современной моде.

Это Александра повлияла на его решение купить свадебную одежду. Она постоянно делала ему едкие замечания по поводу его жалкого внешнего вида, и Васечка под натиском её уколов критики наконец-то сдался и решил обновить видавший виды гардероб.

– Конечно, – с охотой согласился Адам, явно обрадованный тем обстоятельством, что Васечка увидел в нём человека, неплохо разбирающегося в мужской одежде, – нет проблем…

На следующий день Васечка отправился к своей любимой девушке. Она жила далеко от посольства, где-то на окраине Душанбе. Он добрался до её дома, как обычно, на маршрутке. Когда он вошёл к ней в квартиру, то застал её в объятиях какого-то мужика.

Трудно было сказать, кто оказался в ненужном месте и в ненужное время – она, мужик или Васечка, так же как трудно было поверить в то, что Васечка, здоровый и крепкий, схватил инфаркт и оказался на больничной койке.

Свадьба сорвалась, и он, оправившись от шока, покинул Душанбе несолоно хлебавши.

Глава 8

Было одиннадцать вечера. Адам в шортах и майке подошёл к окну, распахнул его, и в лицо ударила приятная волна декабрьского воздуха. Он вдохнул его всей грудью и посмотрел вдаль. С пятого этажа открывался красивый вид на ночной Душанбе. Конечно, это не Нью-Йорк с небоскрёбами и буйным ритмом жизни, где работала в консульстве одна его знакомая – дипломат, но и не какое-то захолустье. По улице, освещённой огнями городских фонарей, на огромной скорости, совершенно необычной для столицы Таджикистана, промчался автомобиль, прорезая рёвом мотора волшебную тишину. Адам не успел разглядеть марку автомобиля, да в этом и не было необходимости.

Месяцем-двумя ранее, где-то в середине осени, когда он совершал вечерние пробежки, по Душанбе разносился едкий запах не то жжёной бумаги, не то газет, не то какого-то другого мусора. Создавалось впечатление, что поблизости работал мусоросжигательный завод, который отравлял атмосферу. Сейчас же, в начале зимы, жители могли вновь наслаждаться чистым горным воздухом.

Адам отвернулся от окна и шагнул к барной стойке, где находилась бутылка коньяка, которую он привёз из Москвы. Он не выставил её на стол, чтобы отметить свой приезд с новыми коллегами: женщины предпочитали более лёгкие алкогольные напитки, а мужчины – водку.

В свете настольной лампы, забранной в оранжевый абажур, он взял бокал с коньяком и плюхнулся в кресло, закинув ноги на соседний табурет.

Он был один в своей комнатушке, где в одном конце уместились буфет с барной стойкой, плитой и раковиной, холодильник, кухонный стол и четыре табурета, а в другом – диван-кровать, шкаф-стенка, кресло, торшер и тумба с настольной лампой. Холод одиночества поселился в его сердце. Ему было скучно и грустно в данный момент. Он отпил коньяк.

Адам имел привилегированный статус и хорошую зарплату, но всё это было ничто без любимой женщины. Она была ему так же жизненно необходима, как воздух, вода и еда. Он нуждался в преданной женщине, которая разделит с ним печали и радости, станет оплотом в его начинаниях, поддержит в трудную минуту.

Адам выпил содержимое бокала и поставил его на кухонный столик, примыкавший к окну. Взглядом обвёл бокал, по стенке которого, в таком же как и он одиночестве, стекала на дно едва заметная капелька жидкости, чудом не попавшая ему в рот. Он чувствовал себя вдовцом – даже не женившись.

Адам вспомнил недавний разговор с военнослужащим, для которого дети – главный смысл жизни. Он смотрел Алимжону в измученные глаза и видел в них доброту, свойственную простому человеку, не стремящемуся к бесконечным материальным богатствам. Богатство для него – это его душа и дети, всё остальное не так уж важно, второстепенно. Алимжон любит своих детишек и пришёл в российское посольство, чтобы получить для них российское гражданство. Жизнь в Таджикистане тяжёлая, и когда дети вырастут, то встанет вопрос об их дальнейшей судьбе. Будучи российскими гражданами они смогут беспрепятственно въехать на территорию России, заработать и отложить денег, а затем вернуться на родину, купить участок, отстроить дом и вести собственное хозяйство.

Работа с посетителями стала для Адама как будто второй жизнью; он словно жил их проблемами, узнавал каждый день что-то новое, а дети, с которыми те приходили на приём, казались уже не чужими, а братьями и сёстрами.

Спиртное приятно растеклось по его жилам, заставив расслабиться, но спать ему не хотелось: с такими тоскливыми раздумьями он вряд ли бы поймал хороший сон, лишь закрыл бы глаза и ушёл бы в полудрёму, то и дело ворочаясь и борясь с подушкой.

Он подступил к внутреннему телефону, снял трубку и набрал номер.

– Алло? – ответили на том конце провода, откуда доносилась музыка, похожая на ту, что включают диджеи на современных танцплощадках.

– Шамиль, спишь?

– Нет. Приходи, если хочешь. Я пожрать приготовил.

– Буду через пару минут.

Шамиль, ровесник Адама и преемник Васечки, ни с кем не конфликтовал, вёл себя со всеми ровно, где надо – улыбался, кому надо – говорил любезности и комплименты. Выбрал он свою стезю, исходя из жизненного опыта отца, который также был инженером и чувствовал себя при этом весьма неплохо, переезжая со своей женой, матерью Шамиля, из одного посольства в другое. В настоящее время его родители работали в посольстве России в Словении, и Шамиль каждые две недели перезванивался с ними.

Как одно из доказательств духовной связи сына с родителями в его комнате на верхней полке шкафа хранилась фотография, запечатлевшая улыбающегося отца в обнимку с матерью: в преддверии рождества они сидят на деревянной скамье в словенском ресторанчике, а на столе, сбитом из досок, лежат блюда с бараньими ножками и квашеной капустой.

Адам поднимался по лестничному проёму, охваченному тишиной, лишь кое-где нарушаемой приглушёнными звуками, которые доносились из проёмов входных дверей. Кто-то видел седьмой сон, кто-то готовился ко сну, кто-то смотрел телевизор, кто-то, как Шамиль, готовил себе еду, кто-то занимался ещё чем-то – в общем, каждый, попрятавшись в уютных квартирках, занимался своим делом.

Адам без стука вошёл в слегка приоткрытую дверь. Внутри долбила весёлая музыка: из колонок ноутбука, лежавшего на диване напротив кухонного стола, какой-то ультрамодный диджей задавал бешеный ритм. Шамиль с лукавой улыбкой, танцуя, скользил босяком по кафелю, на котором можно было запросто поскользнуться. На нём были синяя футболка и синие боксёрские шорты. Завидев Адама, он схватил со стойки бара два стакана и синхронно, в такт музыке, стал к нему приближаться, дрыгаясь и вытягивая поочередно то правую руку, то левую, умудряясь не пролить ни капли содержимого стаканов. Вся эта пантомима вызвала приступ смеха у Адама.

– Ха-ха, Шамиль. У тебя хорошо получается. Ты не пробовал профессионально заняться танцем живота?

– Вообще-то нет. Давай выпьем.

– Что?

– Водку.

– Класса «Люкс»?

– Конечно, я другой и не пью.

– Решил заглянуть к тебе и прихватил вот это. – Адам вытащил правую руку из-за спины, занятую бутылкой. – Ху-ху-ху-ху, – пропел он наряду с диджейским голосом, доносившимся из колонок. – Может, по коньячку?

– Нет, – мотнул головой Шамиль, – я лучше уж водку. – И опустошил стакан, который, скорее всего, был не первый. – Коньяк не буду, – морщась от выпитого, выдавил он, – не хочу смешивать, а то завтра на работе все попадают от моего дыхания с душком.

– Не душком, а дужком. Давай теперь говорить «ж» в место «ш», – шутливо предложил Адам.

– А вместо «ж» – «ш», – горячо продолжил Шамиль, – так мягче звучит и, самое главное, дипломатичнее. А то приелись слова в обиходе. Нужно придумывать что-то внеобиходное, чтоб веселее было жить на свете.

– Теперь шопинг мы будем называть «жопинг», – весело продолжил Адам.

– Это точно, – засмеялся Шамиль. – Когда приеду домой, предложу своей подрушке заняться жопингом.

Они, смеясь, хлопнули по ладоням друг друга.

– Это ты классно заметил, – сказал Адам, раззадоренный и дурманящим коньяком, и радостным настроением Шамиля, и великолепной музыкой, над созданием которой, казалось, старался не один творческий ум. – Твоё место всё-таки не в посольстве, а на танцполе, – подтрунивал он.

– Там мало платят.

Прежде чем закусить листьями салата, Шамиль высунул красноватый язык и положил их на него.

– Платят, может, и мало, но ты всех покоришь своим талантом, и деньги тебя сами найдут. Лимон есть?

– Посмотри в холодильнике.

Адам пошарил в утробе современного чуда техники, о котором могли лишь мечтать питекантропы и неандертальцы, и выудил оттуда аж целый лимон. Кое-как порезал его на дольки и разложил на тарелке. Сел на кухонный стол и положил ноги на табурет.

– Как насчёт свободного стаканчика?

Шамиль перелил водку из второго стакана в тот, что опорожнил, и поставил пустой стакан на стол рядом с Адамом.

– Курить хочешь? – развязно спросил Шамиль, хорошенько одурманенный алкоголем. – У меня «Парламент».

– Нет, – отрезал Адам, наливая себе коньяк. – Хватить портить здоровье. Лучше иногда баловаться дорогим коньяком или виски и наслаждаться их неповторимым вкусом без всякого курева. – Но другой голосок в его голове настойчиво стал твердить ему, чтобы он взял сигарету и закурил: «Закури, закури, от одной сигаретки ничего не случится».

– А ты эстет, – прищёлкнул языком Шамиль. – Я всё-таки выкурю одну.

– Я открою окно? – спросил Адам, стараясь заглушить внутренний голосок, настойчиво склонявший его закурить.

– Валяй. – Шамиль выхватил кончиками пальцев твёрдый фильтр из пачки и закурил.

Сделав глубокую затяжку, он выпустил колечками дым, который закружил в воздухе и тонкими струйками потянулся к открытой форточке.

Адам, изредка баловавшийся курением, со вчерашнего дня дал себе зарок никогда больше не притрагиваться к сигарете. Но как только запах табака дошёл до его обоняния, такой ароматный и пленяющий, он не выдержал и закурил.

– Сигарета как женщина. Когда сильно хочется, нельзя себе отказывать, а то хуже будет, – изрёк Шамиль.

– Ты не меньший эстет, чем я. Три затяжки – не больше. Считай, что не курил.

Другой голос возник дополнительно к тому, что склонял его к курению, и тихо прошептал: «Ну что, Адам, дал слабину, а ещё называешь себя сильным человеком. Коньяк и сигареты не лучшее решение для сильного человека». Впрочем, Адам снова изменил своему слову, утешая себя мыслью, что сигареты – это всего лишь баловство и что вдыхать дым он будет не в себя.

– За нас, за нас, за нас, – плюхнувшись в кресло возле кухонного стола, пропел Шамиль; они, подняв стаканы, выпили до дна и закусили дольками лимона. – Фу, кислятина, – зажмурившись, процедил Шамиль сквозь зубы. – Помнишь, я тебе рассказывал про одну татарку, с которой познакомился на сабантуе?

– Помню. Как она?

– Сегодня мы целый день гуляли с ней.

– Кто «мы»?

– Я и мой приятель, ты его не знаешь. Он был знаком с ней раньше.

На покрытом румянцем лице Шамиля выделялось множество чёрных точек, которые оставались после бритья и были похожи на молотый перец, – весь этот внешний облик вызывал в сознании Адама ассоциацию с образом чертёнка, вылезшего из самого пекла ада. Не хватало только рожек.

Шамиль прыснул:

– В общем, мы ходили в один кабак, угощали её шашлыком и выпивкой. Ну и мой друг посчитал, что она должна нам отплатить.

– Понятно. Для чего ж ещё нужна девушка?

Адам встал на защиту женского пола, когда задал этот риторический вопрос, подразумевая под ним «разве дочери Евы созданы исключительно для того, чтобы усладить мужчин в сексе?».

– Представляешь, – безуспешно подавляя смех, Шамиль кончиком указательного пальца почесал переносицу, – этот дурачок напрямик предложил ей перепихнуться, а она вместо секса отблагодарила его звонкой пощёчиной и убежала. Где-нибудь на Кубе он кувыркался бы на койке с какой-нибудь мулаткой сколько душе угодно, но не здесь. Было очень смешно. Ты бы видел его перекошенную физиономию. Настоящая комедия.

– Она же не шлюха, правильно?

– Ага.

– Тогда какой реакции вы ожидали от неё? Нормальные девушки в первое свидание, да и в последующие тоже, вряд ли сподобятся на то, чтобы лечь в постель с малознакомым друшком, от которого прёт похотливым дужком.

Шамиль хлопнул себя по коленке и загоготал пуще прежнего.

– Да-да, прямо в точку… Она не на шутку разозлилась и стала мне названивать и высказывать всё, что думает о нём. Как она его только не называла, – захлебываясь, повествовал он, – «похотливый пёс», «мерзавец», «скотина», «паршивец»…

Шамиль не успел договорить – на кухонном столе завибрировал сотовый.

– Это опять она, – вполголоса произнёс Шамиль, готовясь нажать кнопку принятия вызова. – Достала меня своими звонками. Очередной словесный понос придётся выслушивать.

Он сделал глубокую затяжку, затушил сигарету о стеклянную пепельницу и, выпустив изо рта струю дыма, поднёс трубку к уху.

– Да?.. Ты не спишь?.. Я так и понял… С кем не бывает… Он сглупил… Конечно же я тебя поддерживаю… Естественно… Я ему высказал пару ласковых… Когда он выпивает, то мелет всякую чепуху… Не принимай близко к сердцу…

Шамиль отодвинул мобильный от уха и ладонью прикрыл панель телефона.

– Будешь разговаривать с ней? – шёпотом обратился он к Адаму.

– Я? – отозвался ошарашенный Адам. – Зачем?

– Ты умеешь грузить девушек. Поговори с ней, пожалуйста, – умолял Шамиль, протягивая ему телефон.

«С чего он решил, что я умею грузить девушек?»

Адам скривил губы, нехотя принимая у него сотовый и настраивая себя на то, чтобы героически выслушать всю накопившуюся боль оскорблённой девушки.

– Шамиль!.. – Адам отдёрнул трубку от уха: раздавшийся девичий голос был пропитан противными истерическими нотками. После чего вновь прислонил телефон к уху. – Он поступил некрасиво. А ты заодно с ним. Ты тоже хотел со мной переспать. Да, ты хотел это сделать, а иначе бы не дружил с ним. Вы оба это хотели проделать со мной!

– Послушай…

– Вы все такие парни! Я немножко опьянела, потеряла над собой контроль, и вы подумали, что можете меня затащить в постель.

– Я не он. Не надо всех чесать под одну гребёнку, – смело начал атаку Адам. – Я тебя предупреждал быть бдительнее с ним. Ты меня не послушала. Стала подыгрывать ему и нарвалась на то, что заслужила.

На другом конце трубки послышались какие-то щелчки, вскоре сменившиеся чьим-то бормотанием.

– Это ты Шамиль? – нервно спросила она.

– Конечно я.

– Что-то у тебя голос изменился.

– Выпивка даёт о себе знать. Ты разве не знала, что под воздействием алкоголя меняется голос, особенно когда разговариваешь с кем-то по телефону на другом конце линии, в данном случае с тобой? Поэтому извини уж, дорогая, что голос мой и вроде бы не мой, – спокойно, без волнения изрёк Адам, понимая, что несёт какую-то околесицу.

– Ты меня не обманываешь? Ты хорошо ко мне относишься? Я не из тех, кто лёгкого поведения. Как он смел предложить мне такое? Ах, я вынуждена прервать все отношения с мальчиками! Я думала, что среди вас есть нормальные, но, оказалось, я ошибалась. Теперь я долго не буду общаться с вами. Вам нельзя доверять. Я приличная девушка и не потерплю похабщины к себе. Ты поддерживаешь меня?

– Ну конечно. Я с тобой. Не переживай ты так. И среди парней есть хорошие.

– Он сейчас с тобой?

– Нет. – Адам переглянулся с приятелем и подмигнул ему. – Он у себя дома.

– Шамиль, это ты со мной разговариваешь?

– Я, я, я. – Адам показал язык Шамилю – тот прислонил ладонь к губам и залился приглушённым смехом. – Ты мне не веришь?

– Верю. А давай отрежем ему…

– Что?

– Нет, давай лучше побьём. Ты свяжешь его, а я буду изо всей силы лупить его руками и ногами, пока он не потеряет сознание. Я не шучу. Я собираюсь отомстить ему. Пускай знает, что с некоторыми девушками подобные шутки не проходят. Ты со мной?

Адама передёрнуло от такого заявления. Он отодвинул трубку от уха и шёпотом обратился к Шамилю:

– Она так обозлилась, что намеривается побить кое-кого.

Шамиль весело хлопнул себя по коленке и, сложив ладони в рупор, прошептал:

– Не хотел бы я попасть под её горячие руки.

– Нет уж. В этом я участия принимать не буду, – ответил Адам в трубку, будучи убеждённым в том, что Шамиль также отказался бы от этой сумасбродной затеи, и тут же протянул ему телефон и прошептал:

– Она точно не в себе. Разговаривай дальше с ней сам.

Шамиль вновь принял эстафету, погрузившись в вечное словоблудие о том, кто прав, кто виноват.

– Нет… Ты что?!. Нет, нет… Ни в коем случае…

То были последние слова, которые услышал Адам на пороге. Он решил удалиться тихо, по-английски.

Глава 9

Если принять во внимание низкий уровень жизни в Таджикистане и то, что бизнес в этом среднеазиатском государстве имеет шансы на стопроцентный успех при наличии прочных связей с государственной машиной, то Сафар занял достаточно правильную позицию, избрав профессию государственного служащего. Зарплата его оставляла желать лучшего (составляла не больше ста долларов в месяц), но зато маячила реальная перспектива стать какой-нибудь влиятельной шишкой. Трудился он не где-нибудь, а в Администрации таджикского президента, что гарантировало ему стабильность, карьерный рост и жалованье, пусть и маленькое. Он курировал связи со странами СНГ, включая Россию.

Сафар, прирождённый мафиози, как он сам себя называл, любил рассуждать на тему «коза ностра». Родиться бы ему где-нибудь в Палермо и быть крёстным отцом.

Знакомство Адама с Сафаром произошло во время саммита глав стран СНГ.

Президент России прибыл в Душанбе в самый разгар осени. Кортеж «мерседесов» с бело-сине-красными флажками и тёмно-синими мигалками под одобрительный свист душанбинцев промчался по улицам города.

Те деньки были самые жаркие для Адама и в смысле погоды, и в смысле обрушившихся на него дел по подготовке визита главы российского государства. Он был ответственен за размещение некоторых членов российской делегации в местной гостинице и их сопровождение в поездках по городу.

Он пробежался взглядом по списку гостей. По меньшей мере пятерых представителей российского МИДа предстояло ему взять под своё крылышко и заботиться о них как о близких членах семьи.

Он должен был узнать точное количество лиц, которых ему предстояло опекать. Ему дали телефон некоего Семёна Петрова, заведующего протоколом Администрации российского президента, который разместился в одной из местных гостиниц.

В трубке раздался грубый мужской голос, отпугнувший Адама, как мышонка от кота:

– Алло?

– Здравствуйте, мне нужно поговорить с Семёном Петровым, – неуверенно ответил Адам, испытывавший заметное волнение, так как на его памяти это был первый звонок в жизни высокопоставленному государственному мужу.

– Не с Семёном, – отреагировали стальным голосом, – а с Семёном Семёновичем…

Адаму на миг показалось, что по его уху провели острым лезвием.

После небольшого разговора у него остался неприятный осадок. Он полной грудью вдохнул и с силой выдохнул, чтобы поскорее забыть диалог, который прошёл в атмосфере, овеянной напускной важностью и собственным величием на другом конце трубки.

В паре с Адамом работал первый секретарь посольства, сорокалетний мужчина, закоренелый холостяк, которого подозревали в полном безразличии к женскому полу. Перхоть, белыми точками застилавшая его сальные редеющие волосы, быстро бегающие поросячьи глазки и дряблое тело, спрятавшееся в жировых складках и постоянно извергавшее неприятный запах пота, – всё это вызывало антипатию к нему. К тому же было известно, что он являлся негласным информатором советника-посланника, поэтому Адам старался быть с ним начеку.

По причине гнусавого голоса, который нельзя было спутать ни с каким другим в посольстве, его за глаза называли Гнусом.

За руль служебной машины сел Гнус и безапелляционно заявил:

– Я поведу. Говорят, из тебя водитель никакой. Нам нельзя терять время. Они ждут нас. Нам надо спешить.

Адам равнодушно пожал плечами, однако в мыслях начав искать ответ на то, кто распустил слух о его неумелом вождении. Всё из-за того незначительного случая, о котором стали судачить вокруг: ехал, не рассчитал скорость, поздно нажал на педаль тормоза, и автомобиль слегка, совсем немножко «поцеловал» зад «неотложки». Водитель «скорой», с виду очень интеллигентный человечек, выскочил, начал причитать, хвататься за голову, охать, ахать, плакаться: его же могут уволить с работы, а у него, бедняги, – большая семья, четверо деток. Адам стал уверять его в том, что за подобные случаи никого не увольняют, тем более вмятина была пустяковой, не влиявшей никоим образом на работоспособность «скорой» и не требовавшей дорогостоящего ремонта, и если её и заметят, то при пристальном внимании. Адам сунул ему двадцать сомони – тот сразу успокоился, словно ничего не случилось, сел в машину и уехал. Другое дело, сотрудники (главный бухгалтер – Евдокия Кондратьевна на переднем сидении, советник посольства – Тахир Хамидов и заведующая канцелярией – Антонина Ивановна на заднем), находившиеся в машине, перепугались до чёртиков – уж они-то, ехавшие в ресторан ужинать, точно не рассчитывали попасть в больницу или того хуже.

Выехав из посольства, Гнус так резко вдавил педаль акселератора, что голова Адама невольно дёрнулась назад. Адам всем телом вжался в сидение.

– Главная трасса, ведущая на Рудаки, перекрыта, поэтому будем следовать объездным путём, через район Сино, – раздражённо проговорил Гнус, обнажив неровный ряд зубов, покрытых желтоватым налётом.

Они мчались со скоростью девяноста километров в час, и Адам никак не мог понять, куда торопится его коллега. Он посмотрел на часы, выглядывавшие из-под манжеты его свежевыстиранной сорочки. Время показывало одиннадцать утра, а члены делегации просили за ними заехать в одиннадцать тридцать. У них в запасе оставалось полчаса.

– Если мы опоздаем и начальство узнает об этом, нам крышка. – Для пущей важности Гнус провёл указательным пальцем по шее. – Прежде всего, проблемы будут у тебя. Ты отвечаешь за размещение гостей, а не я. Меня прикрепили к тебе для поддержки.

Адам молчал и смотрел в боковое стекло, чтобы не видеть беспокойной физиономии Гнуса, который своим брюзжанием портил картину великолепного солнечного дня. Вдоль шоссе тянулась бесконечная полоса земли с выжженными солнцем травой и кустарниками и оттого приобретшими окрас, похожий на цвет верблюжьей кожи.

– Ты позвонил водителю? – не унимался Гнус.

– Какому?

– Ну, этому, как его там, кто будет возить наших гостей по городу.

– Да, он ждёт у отеля.

– К нему в машину все гости поместятся?

– Конечно. У него микроавтобус.

– Отлично. Приедем и припарку…

Гнус не успел договорить фразу: из кругового перекрёстка внезапно выскочил автомобиль, старая, изъеденная ржавчиной «Пятёрка». Столкновение было бы неизбежным, если бы Гнус вовремя не затормозил и не свернул вправо. Адама с силой ударило о боковое стекло, и он инстинктивно дотронулся рукой до виска. Его обдало холодным потом.

– Ты в порядке?

– Мы бы могли погибнуть, – злобно бросил Адам, с укоризной провожая «Пятёрку».

– Когда я за рулем, можешь ничего не бояться. – Гнус легонько стукнул себя в грудь, как бы приписывая уровень мастерского вождения в копилку своих только ему ведомых достижений.