Правовое регулирование международных частных отношений

2.1. Международные частные отношения в системе социально-экономических отношений общества

2.1.1. Отождествление объекта и предмета в науке международного частного права

Следует подчеркнуть, что сама постановка вопроса является для науки международного частного права сравнительно новой. Бесполезно искать в юридической литературе XIX и первой половины XX вв. специальные исследования, посвященные определению сущности общественных отношений, возникающих между лицами различных государств. Если в ранних работах по международному частному праву, у М. Капустина[82] и А. Н. Стоянова,[83] мы еще не находим даже упоминания, что речь идет о специфических правовых отношениях, то в более поздних говорится о частно-правовых отношениях[84] в области международного частного права, правоотношениях с международными элементами[85], международных гражданских отношениях[86].

В одной из самых значительных работ блестящей плеяды российских ученых в области международного частного права начала XX в. – в книге М. И. Бруна «Введение в международное частное право» подчеркивалось, что «всякое отношение есть только жизненное отношение… данное отношение есть вместе с тем и правоотношение»[87]. Тем самым отождествлялось общественное отношение и правовое отношение. Автор ввел в оборот понятие правоотношения с иностранным элементом, которое заняло прочное место как в науке, так и самом международном частном праве[88].

Указанное отождествление имело для науки международного частного права советского периода определяющее значение. Основные ее усилия были сосредоточены на изучении предмета международного частного права – гражданско-правовых отношений с иностранным элементом. Попытки исследовать его объект, т. е. непосредственно общественные отношения, лежащие в основе гражданско-правовых отношений с иностранным элементом, практически не предпринимались.

Именно такой подход мы видим в первых советских работах в области международного частного права: А. Н. Макарова, И. С. Перетерского, А. Г. Гойбарга[89], которые, как и М. И. Брун[90], считали, что его предметом, как науки, является изучение правовых норм, определяющих пространственные пределы действия разноместных гражданских законов[91], коллизий разноместных законов, относящихся к области частного права[92].

В последующем основные усилия также были сосредоточены на изучении предмета международного частного права, хотя отмечалось, что «правовые вопросы отношений между гражданами и организациями, возникающие в международной жизни, относятся к сфере международного частного права»[93]. То есть отмечалось наличие общественных отношений, содержащих в своей структуре иностранный элемент, однако предметом специального исследования указанные отношения, которые в реальной действительности выступают объектом международного частного права, не стали. Отдельные ученые указывали на необходимость исследования именно международных частных отношений в силу того, что иной подход приводит к замене «отношений МЧП собственно нормами, которыми эти отношения должны быть урегулированы»[94]. Однако данный призыв не нашел должной поддержки в науке международного частного права[95].

2.1.2. Подходы к определению объекта и предмета в международном частном праве

Вместе с тем изучение объекта международного частного права представляется более чем актуальным, во-первых, потому, что, как подчеркивает М. Н. Кузнецов, «причиной возникновения МЧП является не наличие источников, а наличие особых общественных отношений, которые постоянно рождает объективное развитие мирохозяйственных связей»[96]; во-вторых, полученное знание позволяет правильно определить в последующем место международного частного права в системе социально-экономических отношений общества в целом и его соотношение с правовыми системами[97] в частности.

В свою очередь, получение теоретического знания по названным вопросам позволит определить природу и место правовых явлений, составляющих предмет настоящего исследования.

Исходной теоретической посылкой для рассмотрения указанного круга вопросов является исследование не предмета международного частного права, к которому, как уже отмечалось, относятся гражданско-правовые отношения с иностранным элементом, а его объекта, т. е. лежащих в основе указанных правоотношений общественных отношений. Такой подход предопределен необходимостью различения правоотношений и лежащих в их основе фактических общественных отношений, процессов и явлений. «В противном случае мы придем к явно неприемлемому идеалистическому выводу, будто право регулирует само себя»[98]. При этом в юридической литературе нет единого мнения о соотношении правоотношения и общественного отношения. Так, Ю. К. Толстой считает, что «о правоотношении можно говорить лишь как о форме лежащего в его основе общественного отношения»[99], а Ю. И. Гревцов относит его к «самостоятельной разновидности общественных отношений»[100]. Не вдаваясь в полемику по данному вопросу, следует отметить, что в целом теоретически важно исходить из того, что любое правовое явление выступает специфической формой отражения социальной действительности, т. е. общественных отношений. В то же время правовое явление не только отражает общественные отношения, но и воздействует на них с целью получения социально-значимого результата, обусловленного потребностями и интересами системы социально-экономических отношений общества и опосредующей ее правовой системы.

Важность изучения общественных отношений, лежащих в основе гражданско-правовых отношений с иностранным элементом, была осознана в последней четверти прошлого столетия. Так, к этому времени относится высказывание Е. Т. Усенко о том, что советская концепция международного права, используя рациональные положения дуалистической теории, правильно отражающие жизненные реалии, раскрывает вместе с тем взаимосвязи систем международного и внутригосударственного права, причем не только юридические, но и общественные, и в этом – ее принципиальное отличие от различных теорий дуалистов. Она обосновывает возможность и необходимость согласованности обеих систем права[101]. Однако, останавливаясь на общественных взаимосвязях систем, автор исследует только структуру и методы правового регулирования отношений, которые выходят «за государственные пределы и складываются между отдельными лицами, человеческими коллективами и общественными группами»[102], не изучая системные свойства этих отношений. Вместе с тем «материальный и идеальный мир отнюдь не состоит из отдельных, друг от друга изолированных предметов, явлений и процессов, а представляет собой систему органически взаимосвязанных, взаимодействующих и взаимопроникающих объектов, и именно поэтому он требует системного к ним подхода и познания»[103]. Более того, методологически правильно идти не от системы права к определению его природы, социальных принципов и особенностей, а в обратном направлении – от анализа общественных отношений, являющихся предметом правового регулирования, к системе права[104].

Первым исследователем системной природы отношений, не принадлежащих к межгосударственным, и в то же время не имеющих строгой территориальной принадлежности[105], был Р. А. Мюллерсон, который в своей работе «Соотношение международного и национального права»[106] подчеркивает, что «у многих авторов подход к МЧП – это подход не как к реально существующему объекту, относительно обособленному от других объектов реального мира, а как к науке или учебной дисциплине, не имеющей к тому же четкого объекта исследования»[107]. Автор разработал методологию исследования системообразующих факторов правовых систем (международного права и национальных правовых систем), к которым он относит: 1) сферу действия норм (для регулирования каких отношений они созданы, в рамках какой социальной системы они действуют); 2) источник норм (чью волю выражают те или иные нормы). Наиболее существенным достоинством указанного метода является изучение природы правовых систем с учетом свойств общественных отношений, лежащих в их основе, т. е. принадлежности указанных отношений к конкретной социальной системе.

В соответствии с разработанным методологическим подходом автор довольно верно отмечает, что международные отношения невластного характера «носят в определенной мере двойственный характер»[108], т. е., с одной стороны, являются международными, с другой – участниками этих отношений выступают субъекты национальных правовых систем. Вместе с тем именно на основе двойственного характера указанных отношений Р. А. Мюллерсон делает априорный вывод, что они не являются «“собственным” объектом ни национального права какого-либо государства, ни международного публичного права»[109].

Отметив двойственный, т. е. межсистемный характер международных отношений невластного характера, автор не пошел дальше в их изучении именно как системных социальных явлений, переключившись на исследование системных свойств правового опосредования указанных отношений. Тем самым была допущена серьезная методологическая ошибка, когда предметом детального теоретического анализа стали не сами общественные отношения, их системные свойства и характеристики, а системные свойства и характеристики правовых явлений (международного права, национальных правовых систем, международного частного права). То есть верная по сути априорная посылка о двойственном характере указанных отношений, но без должного теоретического исследования их как системных явлений, не могла не привести к ошибке теоретической, которая состояла в утверждении о их внесистемном характере. Впоследствии на основе использования теоретического метода восхождения от конкретного к абстрактному Р. А. Мюллерсоном была сделана вторая теоретическая ошибка – о полисистемной природе международного частного права.

Таким образом, можно сделать вывод, что первая попытка системного исследования международных отношений невластного характера не получила должного теоретического завершения и не привела к ожидаемому результату – познанию природы и сущности опосредующих эти отношения правовых систем. Именно поэтому представляется теоретически архиважным и обоснованным специально остановиться на изучении международных отношений невластного характера как системных явлений реальной действительности.

Последующие попытки системного исследования в науке международного частного права была предприняты Т. Н. Нешатаевой[110] и Л. П. Ануфриевой[111].

Т. Н. Нешатаева использовала системный подход для обоснования полисистемности международного частного права. Позиция автора настоящего исследования по этому вопросу определена при анализе взглядов Р. А. Мюллерсона, являющегося автором названной теории полисистемности.

Что касается монографии Л. П. Ануфриевой, то уже на первых страницах этой работы было продекларировано узкое, оторванное от диалектического содержания применение системного подхода, в результате чего предметом исследования стали правовые категории, а не лежащие в их основе международные частные отношения: «В наибольшей степени свойствами служить исходными, основными понятиями для права являются системообразующие правовые категории. Следовательно, одним из основных понятийных рядов в категориальном аппарате любой науки права является ряд абстракций, определяющих существование или отрицание существования совокупности правовых норм, претендующих на системную совокупность, т. е. целостность и способность к внутренней организованности»[112]. Фактически примененный Л. П. Ануфриевой метод основан на изучении права из самого себя, что, в целом, не соответствует диалектическому методу правовых исследований и, как следствие, не позволяет получить объективное знание о закономерностях правового регулирования международных частных отношений, природе и сущности правовых явлений в этой сфере.

В науке международного частного права отмечается, что вопрос об объекте в международном частном праве, будучи не до конца решенным, остается пока дискуссионным[113]. В целом можно выделить три подхода к исследованию этой проблемы: первый – отождествление объекта и предмета международного частного права, т. е. общественных отношений с иностранным элементом и гражданско-правовых отношений с иностранным элементом, регулируемых международным частным правом; второй – изучение только предмета международного частного права, т. е. гражданско-правовых отношений с иностранным элементом; и третий – выделение как объекта международного частного права в качестве самостоятельного социального явления, так и самостоятельного предмета правового исследования международного частного права.

Как уже отмечалось, основоположником первого подхода был М. И. Брун. Следствием отождествления объекта и предмета международного частного права явилось последующее сосредоточение усилий юридической науки на изучении предмета международного частного права, т. е. гражданско-правовых отношений с иностранным элементом. Тем не менее и в современной юридической литературе можно найти приверженцев этого подхода.

Так, Л. П. Ануфриева считает, что объект регулирования в международном частном праве определяется проявлением юридической связи данного общественного отношения с правопорядками двух или более государств[114]. Вместе с тем не существует непосредственной юридической связи общественных отношений с правопорядком конкретного государства, под которым автор понимает не только систему норм, но и институциональную структуру правовой системы. Конечно же, общественные отношения являются объектом нормы права, как и правоотношения. Однако юридическая связь общественного отношения осуществляется через правоотношение. Как подчеркивает Ю. К. Толстой: «Следует признать, что нормы права регулируют фактические отношения, но регулируют их через посредство правоотношений; последние выступают в качестве посредующего звена между нормой права и теми общественными отношениями, на которые нормы права воздействуют, как на свой объект»[115]. Именно поэтому, когда Л. П. Ануфриева говорит о юридической связи общественного отношения с правопорядком (нормой права), речь идет о юридической связи не собственно фактического общественного отношения, а связи правоотношения, имеющего иностранные элементы, как последующего звена[116], с правопорядком. Автор отождествляет общественное отношение и правоотношение, следствием чего и является указание на юридическую связь не правоотношения, а общественного отношения. Предложенный автором для отграничения общественных отношений, являющихся объектом международного частного права критерий юридической связи, ничего не дает для разработки теоретических подходов к изучению этой проблемы, так как фактически речь идет об изучении не объекта, а предмета международного частного права, т. е. гражданско-правовых отношений с иностранным элементом. И с этой точки зрения связь правоотношения с правопорядком не является чем-то новым, а представляет собой объективную закономерность взаимодействия национальных правовых систем, о которой будет сказано ниже, нашедшей отражение как в правовых исследованиях, так и в правовых системах[117].

Теоретическая важность различения предмета и объекта международного частного права обусловлена методологией изучения правовых явлений, поскольку невозможно познать природу последних, исходя только из природы правовых отношений. Выработанный общей теорией права и государства методологический подход к исследованию правовых явлений на основе их предмета и метода приемлем только для изучения структуры правовой системы и места в ней этих правовых явлений. Это предопределено предметом и объектом таких исследований. Объектом здесь выступает правовая система, взятая как априорная социальная целостность, не нуждающаяся в теоретическом обосновании этого факта, а исследовательские задачи концентрируются на изучении структуры этой системы, т. е. системы права, и места в этой структуре правовых явлений, выступающих предметом таких исследований. Таким образом, используется метод восхождения от абстрактного к конкретному, что вполне обоснованно.

Совершенно иная ситуация складывается при изучении правового явления, знание о котором не основано на априорных представлениях о его природе и сущности. В этом случае невозможно познать общее, не познав отдельного, как, впрочем, и познать целое, не познав части. Это в полной мере относится к проблематике, связанной с изучением международного частного права, когда нет теоретически обоснованного знания о нем как о системном явлении, имеющем объективно обусловленное место в иерархии системных связей реального мира. Практически во всех исследованиях признавался факт существования правовых систем (системы международного права, национальных правовых систем) и международных отношений невластного характера как априорной данности. Но исследовательская мысль терялась в установлении объективных связей (не юридических, как предлагает Л. П. Ануфриева) между указанными отношениями и правовыми системами. Таким образом, получался теоретический пробел, разрыв в правовых исследованиях, который восполнялся априорными представлениями о существовании гражданско-правовых отношений с иностранным элементом, что в общем-то бесспорно. То есть, как отмечалось ранее, изучался не объект международного частного права – специфичные общественные отношения, а его предмет – указанные правовые отношения. Именно такая методология характерна для второго из вышеназванных подходов к исследованию международного частного права, который стал центральным в науке в советский период. Его придерживались А. Н. Макаров, И. С. Перетерский, А. Г. Гойхбарг, Л. А. Лунц, В. М. Корецкий, М. М. Богуславский, С. Н. Лебедев, А. С. Маковский, Г. К. Матвеев, Н. И. Марышева, О. Н. Садиков, Г. К. Дмитриева, Г. Ю. Федосеева, В. П. Звеков и др.

В рамках третьего подхода к изучению общественных отношений, являющихся объектом международного частного права, попытка теоретического исследования данной проблематики, предпринятая Р. А. Мюллерсоном, оборвалась на признании объективности существования международных отношений невластного характера, национальных правовых систем и международного частного права и дальнейшем поиске места последнего с точки зрения системных свойств правовых систем, а не системных свойств международных частных отношений и собственно международного частного права. Вместе с тем признание международного частного права системным явлением объективной реальности не может быть объяснено фактом существования правовых систем, так как правовое явление не может быть понято само из себя. Иное означало бы идеалистический подход к изучению сущности правовых явлений. Именно поэтому сам предмет исследования предполагает изучение отношений и связей, лежащих в основании международного частного права как системного явления, т. е. специфических общественных отношений. Предлагаемый подход, с одной стороны, требует изучения системных свойств указанных отношений, т. е. объективную возможность формирования на их основе собственной системной целостности, либо возможную принадлежность к какой-либо иной системной целостности (системе). С другой стороны, обусловливает использование не только системного подхода, применение которого декларировалось в науке международного частного права, но и метода восхождения от конкретного к абстрактному, т. е. изучение системных свойств международных частных отношений с тем, чтобы выявить системные свойства формируемого на их основе системного явления – международного частного права, определить его природу, сущность и место в объективной реальности.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Примечания

1

См.: Казимирчук В. П. Право и методы его изучения. М., 1965. С. 67.

2

Там же. С. 32.

3

См.: Общая теория права и государства/ Под ред. В. В. Лазарева. М., 1994. С. 16.

4

Сырых В. М. Метод правовой науки: (Основные элементы, структура). М., 1980. С. 7.

5

Кузнецов М. Н. Международное частное право. Общая часть. М., 1991. С. 55.

6

Сырых В. М. Метод правовой науки: (Основные элементы, структура). С. 162.

7

Алексеев С. С. Право: азбука – теория – философия: Опыт комплексного исследования. М., 1999. С. 59.

8

Там же. С. 179.

9

См.: Сырых В. М. Метод правовой науки: (Основные элементы, структура). С. 152.

10

Там же. С. 168.

11

См.: Казимирчук В. П. Указ. соч. С. 58.

12

Дж. Чешир, П. Норт с сожалением пишут о процессуальном характере норм об исковой давности (см.: Чешир Д., Норт П. Международное частное право. М., 1982. С. 457) «Английское право, к сожалению, стоит на той точке зрения, что законы об исковой давности, устанавливающие определенный срок, после которого права не подлежат защите в исковом порядке, касаются процессуального, а не материального порядка»; и далее на с. 458: «…нормы английского международного частного права по этому вопросу не принимают в расчет право, свойственное той сделке, из которой возник спор».

13

См.: Раапе Л. Международное частное право. М., 1960. С. 465.

14

Чешир Д., Норт П. Указ. соч. С. 452.

15

См.: Казимирчук В. П. Указ. соч. С.64.

16

См.: Сырых В. М. Метод правовой науки: (Основные элементы, структура). С. 162.

17

Тилле А. А., Швеков Г. В. Сравнительный метод в юридических дисциплинах. М., 1973. С. 15.

18

Там же. С. 17.

19

Так, А. А. Тилле и Г. В. Швеков считают «сравнительное правоведение методологической наукой, что, по нашему мнению, не исключает существования особого специфического метода сравнения, применяемого во всех юридических дисциплинах» (см.: Тилле А. А., Швеков Г. В. Указ. соч. С. 17). По мнению Е. И. Каменской, «сравнительное правоведение давно признано как метод научных исследований в области права» (Марченкова Е. М. Обсуждение проблем сравнительного правоведения // Журнал российского права. 2001. № 1. С. 163). Там же отмечается, что некоторые «иностранные ученые склоняются к идее, что собственно методов сравнительно-правового исследования нет» (с. 164).

20

Кох X., Магнус П., Винклер фон Моренфельс П. Международное частное право и сравнительное правоведение. М., 2001. С. 323.

21

Там же. С. 324.

22

См.: Международное частное право. Учебник/ Под ред. Г. К. Дмитриевой. М., 2000. С. 38.

23

См.: Врун М. И. Публичный порядок в международном частном праве. Пг., 1916. С. 78.

24

См.: Сырых В. М. Метод правовой науки: (Основные элементы, структура). С. 83.

25

См.: Тилле А. А., Швеков Г. В. Указ. соч. С. 18.

26

См.: Жильцов А. Н., Муранов А. И. Национальные кодификации в современном международном частном праве. Тенденции и противоречия в его развитии на пороге третьего тысячелетия // Международное частное право: Иностранное законодательство. М., 2000. С. 28–47.

27

Там же. С. 36.

28

Там же. С. 37.

29

Savingny. System des heutigen romischen Rechts. VIII. 1849. P. 26, 27, 32–38.

30

Врун M. И. Публичный порядок в международном частном праве. С. 4.

31

По мнению М. И. Бруна, «прогресс науки конфликтного права и законодательного творчества связан с изгнанием ничего не говорящего в этой области понятия публичного порядка и с заменой его рядом специальных коллизионных норм, вносящих поправки и ограничения в те немногие нормы общего содержания, которыми столь долгое время довольствовались как теоретики, так и практики» (Брун М. И. Публичный порядок в международном частном праве. С. 78). Совершенно иного мнения примерно в это же время придерживался другой не менее известный ученый в области МЧП А. Пиленко, который подчеркивал, что «система, которая игнорирует идею публичного порядка, есть столь же мало система частного международного права, как та система уголовного процесса, которая не могла бы справиться с идеей состязательности» (Пиленко А. Очерки по систематике частного международного права. СПб., 1911. С. 60).