Пенитенциарная политика России в XVIII–XX вв.

Многотиражные газеты издавались на крупных стройках с участием заключенных (например, на строительстве Байкало-Амурской магистрали выходила газета «Бамлаг»). В дальнейшем стали выходить многотиражные газеты для осужденных при региональных Управлениях исправительно-трудовых лагерей (исправительно-трудовых колоний). Их стали выпускать с конца 1950-х гг. Затем издание прекратилось в 1970 г. (за некоторым исключением, например, не была закрыта газета на Украине), что можно объяснить, очевидно, особенностью общественно-политического положения в СССР, когда партийный диктат достиг своего апогея, и обсуждать в прессе, собственно, ничего не нужно было – требовалось неукоснительное соблюдение исходящих сверху директив. Параллельно выходили разного рода бюллетени при региональных управлениях ИТУ, где освещалась деятельность ИТУ. С 1980 г. издание многотиражных газет было возобновлено по соображениям усиления политико-воспитательной работы с осужденными; с тех пор они продолжают выпускаться. Что касается журналов, то с начала 1960-х гг. стало выходить издание «Исправительно-трудовые учреждения», которое носило, однако, закрытый характер (гриф ДСП – «для служебного пользования»). С 1960 г. в СССР, а затем в России издается открытый пенитенциарный журнал «Преступление и наказание» (сначала он имел название «К новой жизни», затем, с середины 1980-х гг. – «Воспитание и правопорядок», и, наконец, с начала 1990-х – «Преступление и наказание»). Все эти издания носили официальный характер и, естественно, в них не содержалась критика принципиальных положений пенитенциарной политики государства. Вместе с тем по отдельным вопросам в журналах шла оживленная дискуссия, в частности, по вопросу о том, какой должна быть отрядная система внутри исправительно-трудовой колонии. Содержащийся в этих изданиях материал также был использован автором настоящего исследования.

Определенную ценность для понимания сущности пенитенциарной политики Российского государства на различных этапах его развития представляет литературное творчество лишенных свободы. Содержание стихов и песен, которые были популярны у арестантов, может свидетельствовать о тех или иных приоритетах пенитенциарной политики государства. Так, в XIX в. песни каторжан отражали нелегкий быт в острогах. Вместе с тем через все эпохи проходит мысль о стремлении к свободе, раскаянии за содеянное. Этот, как и предшествующий, источник, еще не нашел своего места в такого рода исследованиях и практически до настоящего времени не применялся.

Кроме того, при выявлении тенденций развития пенитенциарной политики и формулировании соответствующих выводов автор использовал собственный опыт работы в уголовно-исполнительной системе СССР и России (в республиках Коми АССР и Туркменистане), что позволило с большей степенью объективности сопоставлять и оценивать исследовательские работы, а также материалы теоретического характера, содержание нормативных правовых актов, практику деятельности мест лишения свободы в нашей стране.

Использование указанных выше источников составило основу проведенного исследования, помогло автору в решении основных задач, поставленных перед исследованием.

Подводя итог анализу историографической и источниковой базы исследования, необходимо отметить, что обращение к теме, отдельные стороны которой лишь в последнее десятилетие стали предметом более или менее объективного исследования, поставило перед автором ряд проблем методологического порядка. Общий кризис исторической науки в рамках постсоветского пространства, связанный с поиском новых парадигм взамен подвергнутой критике советско-марксистской методологии, неизбежно поставил вопрос для каждого исследователя исторических проблем перед необходимостью определения своей позиции. В этом смысле многочисленные конференции, полемика в исторической периодике показывают возросший интерес к проблемам методологии научных исследований. Одновременно они демонстрируют большой разброс мнений, многообразие предлагаемых концепций, как правило, представляющих собой различные варианты заимствований из арсенала западноевропейской науки. В результате ситуация выглядит в значительной степени запутанной. Недостаточно проясняют ее и представители академических кругов, среди которых до сих пор не теряет актуальности дискуссия о том, был ли «кризис отечественной историографии в главном и основном порожден кризисом марксизма», либо же последний еще сохраняет свою научную и общественную ценность[150].

В обстановке методологической неопределенности, как нам представляется, заметны два основных вектора развития научных поисков. Прежде всего, значительная часть исследователей склонны более активно обращаться к достижениям смежных отраслей знаний. Автор также полагает, что именно это направление может быть более продуктивно в исследовании исторических проблем развития в России пенитенциарной политики, для чего необходимо обращение к вопросам юриспруденции, теории управления, административной деятельности и др. Параллельно идет также усвоение, а отчасти и переработка концепций, предложенных зарубежными историками. Конечно, в такой ситуации вряд ли вполне можно избежать опасности некоторых некритических заимствований, а также возникновения неизбежных элементов эклектизма при соединении разнородных идей и положений. И все-таки, как представляется, эти недостатки можно расценивать как естественные издержки той болезни роста, которую переживает российская историческая наука. Во всяком случае, мы полагаем такой подход более приемлемым, чем активно предпринимаемые рядом ученых поиски очередной «единственно правильной» теории, призванной радикально преодолеть существующий кризис и разрешить чуть ли не все противоречия современного этапа развития исторической науки. Как правило, в подобных случаях приходится сталкиваться с еще более некритичным привлечением концепций. Характерно, что последний вариант в основном реализуется в достаточно отвлеченных теоретических построениях, мало связанных с прикладными исследованиями.

С учетом изложенного исследование вопросов становления и развития в России государственной пенитенциарной политики целесообразно начать с разработки понятийного аппарата с тем, чтобы использовать единый подход при анализе деятельности мест лишения свободы на различных этапах исторического развития. Это представляется важным еще и потому, что содержание категорий, характеризующих пенитенциарную сферу, учеными различных поколений понималось не всегда одинаково. Следует заметить, что определение понятийного аппарата составляет одну из методологических основ настоящего исследования. При этом среди главных категорий, актуальных для данной работы, центральное место отводится понятию свободы, в связи с чем именно этой категории будет уделено наибольшее внимание.

Идея свободы как социальной ценности ярко заявила о себе в эпоху Возрождения, когда человечество начало освобождаться от религиозных оков. Локк, Гоббс, Спиноза, Руссо, Кант, Гегель, Маркс, Энгельс и другие известные мыслители, выражая и предвосхищая тенденции общественного развития, неизменно придавали свободе значение своеобразной путеводной звезды. Так, Гегель отмечал, что «всемирная история есть прогресс в сознании свободы»[151]. По словам Энгельса, свобода «является необходимым продуктом исторического развития». И далее он писал: «Каждый шаг на пути культуры (в понимании исторического развития человечества. – И. У.) был шагом к свободе»[152]. Кульминацией общественных настроений той эпохи можно считать буржуазные революции и, прежде всего Французскую революцию 1789 г. В ст. 4 Декларации прав человека и гражданина свобода значится в числе естественных и неотъемлемых прав человека. Придание свободе повышенного социального значения во многом можно объяснить тем, что в оси взаимоотношения МИР – ЧЕЛОВЕК акцент стал смещаться в сторону человека, который все больше осознавал себя как личность[153]. А личность, как верно подмечает А. И. Козулин, «не может существовать без свободы»[154].

Таким образом, в наше время свобода личности является высшим социальным благом[155], что зафиксировано в конституциях большинства стран, а также во многих международных актах[156]. Причем свобода как фундаментальная человеческая ценность провозглашается независимо от политического строя. Вместе с тем справедливо отмечается, что свобода представляет собой сложное социальное явление[157]. Так, если взять его в развитии, то, по мнению Э. Фромма, в XX в. мы переживаем эпоху, когда полученная человеком свобода, достигнув «критической точки», становится для него источником тревоги, страха, он чувствует себя одиноко, изолированно. От такой свободы он стремится уйти, предпочитая бо́льшую зависимость (от социального происхождения, от государства, от работодателя и т. д.) взамен на бо́льшую стабильность своего существования, спокойствие и безопасность.[158] Думается, однако, что данное явление вряд ли можно считать закономерным, во всяком случае пока оно не находит своего подтверждения в нормах права, хотя при этом нельзя не признать методологически верного подхода к качественным изменениям в понимании свободы.

Сложность свободы как социального явления и социального блага наглядно видна в ее философском осмыслении. Встречаются следующие наиболее характерные определения свободы: «свобода состоит именно в том, чтобы… быть в зависимости от самого себя, определять самого себя»[159]; «свобода – это основанная на познании необходимости способность выбора и деятельность с учетом этой необходимости»[160]; «свободу можно рассматривать как такое социальное пространство для жизнедеятельности субъекта, в котором отсутствует внеэкономическое принуждение и которое совмещается с подобными пространствами других субъектов»[161]; «свобода состоит именно в том, что мы можем действовать или не действовать согласно нашему желанию или выбору»[162]; «свобода – это возможность для человека по своему усмотрению удовлетворять свои материальные и духовные потребности, избирать место жительства и вид труда, общаться с другими людьми, устраивать семейную жизнь, быт и т. д.»[163]; «свобода есть познанная необходимость (закономерность), усвоенная человеком как закон его деятельности»[164].

Другие определения принципиально не отличаются от указанных. Следует также отметить, что в философских исследованиях свобода рассматривается во взаимодействии с такими категориями, как необходимость, ответственность, воля, возможность, равенство. В меньшей степени свобода изучена как ценность, благо, защищаемое законом; нас будут интересовать философские положения о свободе, прежде всего именно в этих аспектах, которые так или иначе отражены в праве как наиболее устойчивой форме закрепления преобладающих взглядов в обществе.

Юридическая ответственность, связанная с лишением свободы, как известно, наступает в результате осознаваемых действий, т. е. исходящих из убеждений, взглядов, интересов, потребностей человека. Поэтому основное внимание сосредоточим на внутренней, субъективной стороне свободы, тем более что многие десятилетия в отечественной литературе наблюдался перекос в сторону объективных факторов и из всего многообразия понятий свободы, как замечает В. Н. Кудрявцев, чаще использовали то, которое определяло ее как осознанную необходимость.[165]

Данная формула (свобода как осознанная необходимость), как представляется, несколько упрощенно отражает понятие свободы. Некоторые авторы вообще считают, что «свобода не определяется какой-либо необходимостью»[166]. Если отойти от крайностей, то получается следующее. Как известно, чем больше человек познает, осознает законы природы, тем больше у него возникает возможностей для свободоизъявления. Однако вряд ли можно согласиться с тем, что свободы у людей тем больше, чем в большей мере их интересы совпадают с объективными тенденциями общественного процесса, со стремлением больших масс людей, общественных классов и социальных слоев.[167] При таком подходе получается, что человек, игнорирующий и даже презирающий общепринятые ценности и сознательно совершающий общественно опасное деяние, поступает несвободно. Между тем для преступника осознание необходимости соблюдать установленные в обществе законы отнюдь не является непреодолимым препятствием, для него важнее и весомее другая необходимость – совершение преступного деяния; он поступает свободно, выбирая вариант поведения сообразно своим убеждениям и потребностям. Разумеется, за «свободно» совершенное преступление он понесет ответственность, но это уже другой вопрос.

Свобода как философская категория представляет собой очень сложное и многоаспектное понятие[168]. Мы ограничились кратким рассмотрением тех сторон, которые, на наш взгляд, имеют наибольшее значение в ее характеристике как блага, как неотъемлемой человеческой ценности. Имея в виду это и с учетом рассматриваемых в нашей работе проблем, свободу с философской точки зрения можно определить как действия человека как личности, совершаемые по его осознанному выбору, на основе сформировавшихся убеждений, интересов и потребностей, без угрожающего жизни, здоровью и иным равнозначным для человека ценностям принуждения, и приносящие своими результатами определенное удовлетворение. Особо подчеркнем, что речь может идти о любых убеждениях, целях и потребностях, независимо от преобладающих в обществе ценностей и идеалов.

Именно свобода как благо и представляется объектом уголовного наказания в виде лишения свободы. Лишая свободы человека в порядке уголовного наказания, государство помещает его в специально предназначенное для этого учреждение и ограничивает его действия, причем в разных сферах жизнедеятельности в различной мере. При этом имеется в виду, что под воздействием такого правового, законного принуждения преступник будет испытывать страдания, дискомфорт, а это, в свою очередь, должно способствовать достижению стоящих перед уголовным наказанием целей.

Может возникнуть вопрос: в исправительных учреждениях осужденный не испытывает со стороны государства угрозы жизни и здоровью, – не означает ли это, что он, с учетом наших предыдущих рассуждений о грани свободы – несвободы, остается, собственно говоря, свободным? Здесь, как представляется, необходимо различать понятия свободы как таковой, фактической, и свободы правовой. В первом случае осужденный, содержащийся в колонии полуоткрытого типа (которых большинство в системе учреждений, исполняющих уголовные наказания в виде лишения свободы в Российской Федерации) и даже в тюремной камере, обладает определенной свободой; он может, например, по собственному усмотрению выбирать книги для чтения, в личное время согласно внутреннему распорядку по своему выбору читать, смотреть телевизор, заниматься спортом или творчеством. Здесь несвобода, связанная с государственным принуждением, не перекрывает полностью ту фактическую свободу, которая понимается в данном выше определении. Хотя в принципе, возможно, что правовое принуждение перекрывает свободу полностью – в случае, когда, например, в порядке взыскания за неповиновение законным требованиям администрации учреждения осужденный водворяется в штрафной изолятор или в отношении него используются специальные средства (например, наручники) или боевые приемы борьбы. При этом осужденный не обладает возможностью осуществлять свой выбор по реализации присущих человеческой личности потребностей; в такой практически буквальной несвободе трудно говорить даже о полной свободе мысли, – сама способность мыслить, конечно, сохраняется, но направленность мышления задается не на «свободную тему», а в прямой связи с обстоятельствами, и тем более стрессовыми, в которых оказался человек[169].

Свобода правовая, т. е. прежде всего формальная, обозначена в текстовых законодательных документах, и здесь необходимо отталкиваться от содержания норм права. Если взять, к примеру, не подвергающегося никакому государственному принуждению гражданина, то его с номинально-правовой точки зрения можно считать свободным; хотя, как известно, не может быть полной фактически правовой свободы, поскольку в отношении любого гражданина действуют те или иные ограничительные нормы права. Подвергнувшийся же уголовному наказанию гражданин считается несвободным, так как объем ограничений в отношении него резко возрастает, они гораздо более ощутимые, приносят страдания (в то время как общеограничительные нормы для свободных граждан страданий не порождают) и в целом охватываются понятием «лишение свободы». На наш взгляд, именно по этому рубежу – началу исполнения наказания в виде лишения свободы (что касается других видов наказания, то хотя они также имеют определенную принудительную правоограничительность, но все же на свободу посягают в несравненно меньшей степени) и следует определять свободу-несвободу человека. До этого рубежа человек остается свободным. И, соответственно, несвободным, опять же в общеправовом смысле, следует считать находящегося по приговору суда в исправительном учреждении (при задержании и аресте в уголовно-процессуальном и административном порядке также имеет место правовая несвобода, но эти формы кратковременного лишения свободы выходят за рамки нашего исследования).

Свободу в правовом смысле, таким образом, можно определить как действия вменяемого лица, совершаемые им по своей воле и не выходящие за рамки дозволенного и разрешенного нормами права, т. е. в их основе лежит не что иное, как законопослушное поведение. Теперь мы имеем возможность сформулировать понятие свободы, основанное на приведенных выше философских положениях. Итак, под свободой следует понимать действие, поведение человека, совершаемые по его собственным убеждениям, интересам, потребностям без принуждения, угрожающего жизни, здоровью и другим равнозначным ценностям человека, в соответствии с действующими нормами права и приносящие своими результатами определенное удовлетворение.

Затронем еще один аспект, связанный с общим понятием о свободе как социальной ценности. Свобода, как отмечалось, представляет собой сложное явление, включающее многие составляющие (отдельные свободы), или, как их называет Ф. Р. Сундуров, «элементы свободы». Осужденные, содержащиеся в исправительных учреждениях, лишаются некоторых из этих «элементов свободы», другие сохраняются в полном объеме; большинство же составляющих свободы в той или иной мере ограничивается. При раскрытии содержательной стороны лишения свободы обычно подчеркивается ограничение осужденных в первую очередь в свободе передвижения[170]. Выделяются также ограничения в свободе распоряжения собой; свободе общения; выборе рода трудовой деятельности; свободе действий; в праве на отдых, образование; в политических правах и свободах; в личной свободе; в свободе развлечений (работы Ф. Р. Сундурова, И. С. Ноя, М. П. Мелентьева, Ю. А. Антоняна, B. А. Елеонского, Л. А. Высотиной и др.). Иными словами, теряется право на самоопределение.

Обратим внимание на то, что указанное содержательное наполнение свободы в контексте ее правового ограничения оказалось у́же, чем законодательное, зафиксированное в нормах конституционного права. Так, в научных трудах практически не затрагиваются вопросы о свободе мысли и слова в местах лишения свободы, лишь сравнительно недавно стала исследоваться свобода совести осужденных. Вместе с тем нельзя согласиться с С. Ф. Милюковым, утверждающим, что «поражают свободу, так или иначе, все без исключения наказания (даже штраф, лишая осужденного возможности приобретать те или иные товары, пользоваться теми или иными услугами, ограничивает его в возможности поступать по своей воле)»[171]. При таком подходе любого гражданина можно считать несвободным, поскольку каждый имеет те или иные обязанности, выполнять которые далеко не всегда приходится по желаемому выбору.

С учетом изложенного представляется целесообразным выделить следующие предусмотренные Конституцией РФ составляющие свободы, которые наиболее важны для человека и ограничение которых составляет основу содержательной части уголовного наказания в виде лишения свободы: свобода передвижения, свобода выбора рода деятельности, личная свобода, политические свободы.

Указанные свободы как составляющие обобщенного понятия свободы определенным образом ограничиваются в случае применения к человеку уголовного наказания в виде лишения свободы. Однако если в настоящее время эти и другие ограничения находят закрепление в соответствующих уголовно-правовых и уголовно-исполнительных актах, то в прошлом (практически весь период монархической России) они вытекали из самого факта помещения осужденного в место лишения свободы, что в принципе не изменяло сущности лишения свободы как вида наказания.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Примечания

1

Человек и тюрьма: Сборник информационных материалов. Издание Общественного центра содействия реформе уголовного правосудия. М., 2002. С. 7.

2

Человек и тюрьма: Сборник информационных материалов. Издание Общественного центра содействия реформе уголовного правосудия. М., 2002. С. 23–25.

3

Стручков И. А. Нужна новая концепция исполнения наказаний // Правовые и организационные основы исполнения уголовных наказаний. М., 1991. С. 18.

4

Утевский Б. С. Воспоминания юриста. М., 1989. С. 300.

5

Мор Т. Утопия. М., 1978. С. 80.

6

Мор Т. Утопия. М., 1978. С. 90.

7

Гроций Г. О праве войны и мира. М., 1956. С. 48–52.

8

Монтескье Ш. Избранные произведения. М., 1955. С. 53.

9

Беккариа Чезаре. О преступлениях и наказаниях. М., 1995. С. 106.

10

Беккариа Чезаре. О преступлениях и наказаниях. М., 1995. С. 124.

11

Беккариа Чезаре. О преступлениях и наказаниях. М., 1995. С. 247.

12

Наказ императрицы Екатерины II, данный Комиссии о сочинении проекта нового Уложения. СПб., 1907.

13

Письмо Екатерины II в Париж М.-Т. Жофферен / Приложение к кн.: Беккариа Чезаре. О преступлениях и наказаниях. С. 250.

14

См.: Бернер А. Ф. Учебник уголовного права. Части Общая и Особенная. СПб., 1865. С. 258–259.

15

См.: Бернер А. Ф. Учебник уголовного права. Части Общая и Особенная. СПб., 1865. С. 258.

16

Толкаченко Анат., Толкаченко Андр. Из истории военных тюрем в России // Уголовное право. 1999. № 3. С. 92.

17

Калмыков П. Д. Учебник уголовного права. Части Общая и Особенная. М., 1866. С. 27; Фойницкий И. Я. Учение о наказаниях в связи с тюрьмоведением. СПб., 1889. С. 309.

18

Калмыков П. Д. Указ. соч. С. 272.

19

Толкаченко Анат., Толкаченко Андр. Указ. соч. С. 92.

20

Фойницкий И. Я. Учение о наказаниях в связи с тюрьмоведением. С. 343.

21

Калмыков П. Д. Учебник уголовного права. Части Общая и Особенная. С. 272.

22

Стерн В. Западная традиция тюремного заключения // Досье на цензуру. 1999. № 7–8. С. 47.

23

Гогель С. К. Курс уголовной политики в связи с уголовной социологией. СПб., 1910. С. 74–75.

24

Дриль Д. А. Учение о преступности и мерах борьбы с ней. СПб., 1912. С. 106–109.

25

Фойницкий И. Я. Учение о наказаниях в связи с тюрьмоведением. С. 330–331.

26

Фойницкий И. Я. Учение о наказаниях в связи с тюрьмоведением. С. 330–331.

27

Греков М. Л. Тюремные системы: История и современность. Краснодар, 1999. С. 4.

28

Кистяковский А. Ф. Элементарный учебник общего уголовного права. Киев, 1875. Т. 1. С. 367.

29

Калмыков П. Д. Учебник уголовного права. С. 272.

30

Владимирский-Буданов М. Ф. Обзор истории русского права. Пг., Киев, 1915. С. 273; Сергеевич В. И. Лекции по истории русского права. СПб., 1890. С. 517.

31

Владимирский-Буданов М. Ф. Обзор истории русского права. С. 372.