Убийство в новогоднюю ночь

– Понятно, – пробормотал Захар.

– Ты пока пообщайся с остальными гостями…

– Глаза бы мои их не видели! – не слишком вежливо перебил женщину Масальский.

– Понимаю, – кивнула она, – тогда поднимись в свою комнату, отдохни, а когда Ефим Яковлевич проснется, я дам знать.

– Пожалуй, ты права. Я так и сделаю, – сказал Захар и, поднявшись по лестнице на второй этаж, открыл дверь в комнату, в которой всегда останавливался, приезжая к брату.

В ней было уютно, портьеры были опущены, ровным светом светился электрический камин. Захару показалось, что в комнате достаточно тепло. Он не любил духоты. Поэтому выключил камин. Раздеваться не стал, только пиджак снял и ботинки. Лег прямо на покрывало и сразу же уснул.

Отсутствие младшего брата хозяина дома заметила только Мария Павловна Климова.

– Тетя, ты не знаешь, куда делся Захар? – спросила она Мелихову, вернувшуюся в гостиную после хлопот по хозяйству.

– Я видела, как он с Дианой разговаривал, – поджав губы, ответила Мелихова.

– И чего хотел? – насторожилась Мария Павловна.

– С Ефимом поговорить.

– Поговорил?

– Нет, – покачала головой тетка, – у Ефима в это время лечебный сон и Дианка, конечно же, не стала будить его ради прихоти брата.

– Куда же он делся? Сюда, как ты видишь, он не вернулся.

– Краем уха я слышала, что Овчинникова посоветовала ему подняться в свою комнату.

– И он прислушался к ее совету?

– Да, я видела, как он пошел к лестнице. Наверное, завалился спать.

– Скоро обед.

– И что? Лично я будить его не собираюсь.

– Надеюсь, что Овчинниковой это тоже не придет в голову, – довольно хмыкнула Климова и с нежностью посмотрела на свою внучку, прохаживающуюся вместе со своим мужем вокруг елки.

– Юра, правда, красиво? – спросила тем временем Ираида своего мужа Юрия Маратовича Кротова, касаясь рукой то одной, то другой игрушки, висящей на елке.

– Ёлка могла бы быть пониже, – хмыкнул в ответ Юрий, – все-таки не на площади стоит, а в доме, да и игрушек было бы лучше повесить на нее поменьше.

– Ничего-то ты не понимаешь! – обиженно фыркнула в ответ Ираида. – Дядя хотел как лучше.

– Вообще-то, если быть точным, то он тебе не дядя, а дед.

– Какая разница, дядя, дед, важно то, что я его наследница!

– Очень может быть, – незаметно для Ираиды усмехнулся супруг. – Но тот же Захар Яковлевич более близкий родственник Ефиму Яковлевичу.

– Ну и что, что более близкий! – рассердилась Ираида. – Надо быть идиотом, чтобы завещать деньги дяде Захару. А дядя Ефим не идиот.

– В том, что Ефим Яковлевич не идиот, я не сомневаюсь, иначе он не нажил бы таких денег. И все-таки, Ира…

– Ираида! – перебила мужа Кротова.

– Ладно, Ираида, – согласился муж, хотя ему осточертело называть жену полным именем. Ему больше нравилось уютное имя – Ира. – Я не понимаю, чего вы с бабушкой так цепляетесь за это наследство. Мы с тобой живем нормально, не бедствуем.

– Вот именно что не бедствуем! – с обидой в голосе воскликнула молодая женщина.

– Лучше бы ты ребенка родила поскорее, – не слушая ее, проговорил муж.

– Вот получу наследство от дяди и рожу.

– От деда, – машинально поправил Юрий.

– Пусть от деда! – капризно притопнула ногой Ираида.

– А если не получишь? – спросил Юрий.

– Даже думать об этом не смей! – вспылила молодая женщина.

Кротов мысленно махнул на все рукой и спросил:

– Тебе не кажется, что пора обедать?

– Вот-вот прозвучит гонг, – отозвалась жена.

– Бум ждать, – попытался пошутить Юрий, а про себя подумал, что следующий Новый год он точно встретит не в этом доме. Надоела ему вся эта родственная паутина, тщательно сплетаемая тещей и ее верной помощницей старой тетей Олей.

Не менее недовольной своим пребыванием в особняке Ефима Яковлевича Масальского была Дарья Ульяновна Лопырева – дочь Светланы Макаровны Лопыревой, младшей сестры жены Ефима Люсьены. Дарье, которую сам Ефим считал племянницей, дом Масальского вообще казался склепом.

Сколько Дарья себя помнила, столько времени мать таскала ее в гости к дяде Ефиму по поводу и без. Сначала Дарья не понимала, зачем это надо матери. Потом, повзрослев, догадалась, что мама хочет откусить свой кусочек наследственного пирога, даже если он будет не просто маленьким, но малюсеньким. Чем взрослее становилась Дарья, тем сильнее разрастался в ее душе протест против этих поездок, которые она со временем стала считать унизительными.

После того как Даша познакомилась с Костей – Константином Петровичем Долевичем и собралась за него замуж, она заявила матери, что если та по-прежнему хочет ездить к дяде Ефиму, то пусть ездит. Но без нее. Ее, Дашиной, ноги больше в дядином доме не будет.

– Но почему? Почему? – заламывала руки мать. – Чем тебе не угодил Ефим?

– Ничем, – отвечала девушка, – он и не должен мне угождать, так же как я ему. Просто у меня своя жизнь и я не хочу, чтобы она переплеталась с жизнью Масальских. Меня от этой семейки уже давно тошнит!

– Что ты такое говоришь, – хваталась за голову мать. – Подумай, что бы сказала твоя тетя Люсьена!

– Я никогда не видела тетю Люсьену, и она скончалась, не подозревая о том, что я появлюсь на свет, так что она ничего бы не сказала.

Споры с матерью длились довольно долго, и той хитростью удалось склонить на свою сторону жениха Даши. Костя простодушно заявил, что раз дядя болен, то можно сделать ему приятное и встретить один Новый год в его доме.

В конце концов Дарья сдалась, но категорично заявила матери, что едет к Масальскому в последний раз.

– Будь по-твоему, доча, – скорбно поджав губы, согласилась Светлана Макаровна, в глубине души уверенная в том, что найдет способ позднее переубедить дочь.

И вот теперь хмурая Дарья сидела в кресле у окна и смотрела, как за стеклом крупными хлопьями, похожими на лебединые перья, падал снег. Ей даже казалось, что уходящий месяц декабрь пишет печальные любовные сонеты красавице зиме, готовящейся упасть в объятия хмельного разудалого января.

– Даша, – услышала она шепот сидящего подле нее жениха, – ты такая хмурая, словно завтра наступает не первое января, а 32 декабря.

– Так и будет, – вздохнула Даша, – пока падчерица не принесет подснежники.

– А вот и нет, – улыбнулся Константин, – идем-ка со мной, – он поднялся и подал руку невесте.

– Куда идти-то? – спросила она, не двигаясь с места.

– Куда я скажу, – загадочно улыбнулся он.

Она вздохнула, но подчинилась и последовала за ним. Дарья не заметила, что мать смотрела им в спину.

Константин уверенно шел вперед, и девушка удивлялась про себя, когда это он успел сориентироваться в доме, ведь они только сегодня утром приехали. Вскоре они оказались в зимнем саду, где их встретил улыбающийся Артемий Овчинников.

– Вот. Привел! – торжественно объявил Константин и подтолкнул Дашу вперед.

– Я уже заждался, – улыбка Артемия стала еще шире, – Даша! Это тебе, – сказал он и протянул девушке маленькую корзиночку.

Она заглянула в нее и ахнула – подснежники!

Мужчины довольно переглянулись.

– Артюша, ты просто волшебник! – воскликнула Дарья и, повиснув на шее у Овчинникова, чмокнула его в щеку.

– О, женщины! – притворно возмущенно проговорил Константин. – Не успела еще выйти замуж и уже прямо на глазах жениха виснет на шее у другого парня.

Даша звонко рассмеялась и спросила:

– Когда это вы успели познакомиться?

– Как приехали, так и познакомились, – ответил Артемий, – я как увидел тебя, так мне показалось, что тебя доставили сюда под конвоем, вот я и отловил твоего парня.

– Костя мой жених.

– Тем более, – хмыкнул Овчинников, – я его допросил, он раскололся, и мы решили сделать тебе сюрприз.

– Спасибо, мальчики, – улыбнулась Даша.

– Спасибо полагается ему, – кивнул Константин на Артемия.

– Я чего, я ничего, – ответил Артемий, – я пока не волшебник, а только учусь.

– Куда это твоя дочь ушла? – спросила Анна Даниловна Федотова Светлану Макаровну Лопыреву.

– Понятия не имею, куда ее мог увести Константин, ведь он в этом доме первый раз.

– Наверное, пошли прогуляться, – проговорила Федотова, – смотри, какой красивый на улице идет снег. Самое романтическое время для молодежных прогулок.

– Ты, наверное, права, – ответила Светлана Макаровна и вздохнула: – Хоть бы они уже скорее поженились.

– А что, день для свадьбы еще не выбрали?

– Нет пока. Дашка все думает. Хотя уже месяц прошел, как Костя ей предложение сделал.

– А ты, Свет, не гони лошадей, – сказала Анна Даниловна, – пускай молодые сами решают.

– Пускай, – вздохнула Лопырева, – я разве возражаю. Но меня иногда просто бесит Дашкина упертость.

– Да ладно тебе выдумывать, – отозвалась Федотова, – Даша чудесная девочка. Дай бог всякому такую дочку.

– Так-то оно так, – согласилась Светлана Макаровна, – да только она не хочет больше ездить к Ефиму, – пожаловалась Лопырева.

– Почему? – удивилась Анна Даниловна.

– Не хочет, и все! Говорит, что ее здешняя атмосфера угнетает.

Федотова тихо засмеялась.

– Тебе вот, Ань, смешно. А мне каково? Для меня Ефим не чужой!

– Я так думаю, что тебе Даша к нему ездить не запрещает.

– Не запрещает. Но ведь племянница-то ему она, а не я.

– Свет, я не хочу тебя обидеть, но это ты сама себе в голову вбила, что дочь твоя Ефиму племянница, а вообще-то нет.

– Как нет! – возмутилась Лопырева. – Моя сестра родная, Люсьена, жена Ефима!

– Но Люсьены нет, – грустно обронила женщина.

– И что, что нет, – не желала сдавать своих позиций Лопырева. – Если б она была жива, то никто бы не усомнился, что Дашка племянница Масальских. А если нет ее, так и от ворот поворот?

– Никто тебя никогда не гнал.

– Вот именно! Ефим сам мне сказал, что Даша ему племянница.

– Сказал и сказал. Что ты так расстраиваешься? Если Ефим сказал, то, значит, так оно и есть, – решила не спорить Данилова.

– Вот! А Дашка ездить к дяде не хочет, – на глаза Светланы Макаровны навернулись слезы.

– Светка! Да ты что?! – воскликнула Федотова. – Нельзя же из-за таких пустяков так расстраиваться.

– Никакие это не пустяки, – обиженно проговорила Лопырева.

– Извини, – Федотова тихонько постучала Светлану Макаровну по руке, – я тебя, Света, обидеть не хотела. Мне Ефима жалко до слез. Молодой еще совсем мужик и на тебе!

– И не говори! Я ему говорила, может, тебе, Ефимушка, в Израиль поехать полечиться. А он не хочет, говорит, что пустая трата денег. А чего их жалеть, деньги-то, если ему их даже оставлять некому.

– Были бы деньги, – утешила ее Федотова, – а наследники всегда найдутся.

– И не говори, – невольно согласилась с ней Лопырева, думая о своем.

В это время раздался гонг, приглашающий гостей к обеду.

Софья, внучка Мелиховой, вбежала в гостиную с криком:

– Пойдемте в столовую! Обед!

– Мы слышали гонг, Сонечка, – проговорила Мария Павловна, взяла девочку за руку и вместе с ней покинула гостиную. За ними потянулись к выходу и другие.

Первыми в столовой оказались Дарья и Константин, так как жених с невестой отправились туда сразу, не заходя больше в гостиную. Увидев дочь, Светлана Макаровна успокоилась и даже улыбнулась.

Хозяин дома на обеде не присутствовал по причине своей болезни. Будить Захара никто не стал.

Таким образом, обед прошел без обоих братьев. Диана Овчинникова тоже в столовой не показалась. Всем распоряжалась Ольга Геннадьевна, помогали ей две проворные горничные.

После обеда все разошлись по своим комнатам, чтобы отдохнуть и набраться сил. Ведь впереди была бессонная новогодняя ночь. И только Дарья Лопырева и Константин Долевич отправились на прогулку в заснеженную дубовую рощу, надев короткие охотничьи лыжи, имеющиеся в хозяйстве Ефима Яковлевича в количестве нескольких пар.

– Не заблудитесь, – напутствовала молодых Светлана Макаровна.

– Не заблудимся, – со смехом пообещала дочь. Подснежники, подаренные ей Артемием Овчинниковым, разогнали тучки, скопившиеся в душе девушки. Да и жениха своего она сильно любила, поэтому одно его присутствие поддерживало ее.

Сам Костя Долевич никак не отреагировал на беспокойство, проявленное будущей тещей.

Зато Анна Федотова, стоявшая рядом с Лопыревой, сказала:

– Света, не выдумывай, чтобы заблудиться зимой в дубовой роще, прилегающей к городу, надо обладать недюжинным талантом в этой области.

– Еще скажи, что нужно быть профессором заблуждений, – фыркнула Лопырева-старшая.

– А что, – рассмеялась Федотова, – хорошая идея.

Даша и Константин тем временем уже далеко отошли от дома и не слышали пикировки двух немолодых женщин.

– Знаешь, Костя, – сказала Дарья, – я бы прямо на лыжах сейчас же дошла до автобусной остановки и уехала домой.

– Дорогая, ты забыла, что мы приехали сюда на моей машине, – улыбнулся Долевич.

– Да помню я, помню, – отмахнулась от него девушка, – просто…

– Просто, – перебил ее жених, – машину свою здесь на произвол судьбы я бросать не собираюсь. А ты потерпи, уедем завтра после обеда.

– А почему не утром?

– Потому, что я не знаю, когда мы ляжем спать и когда проснемся. Даш, я прошу тебя, выбрось из головы все свои мрачные мысли, наслаждайся! Посмотри, как здесь хорошо! А какой воздух!

– Костя! Смотри, белка!

– Где, где?

– Да вон же! И еще одна.

– А мы с тобой растяпы, ничего съестного с собой не взяли.

– У меня печенье есть в кармане!

– Доставай скорей!

Вскоре они уже кормили белок с рук разломанным на кусочки печеньем.

– Я, Даш, не знал, что ты с собой в карманах еду таскаешь, – решил подшутить над невестой Константин.

– Это не еда, а печенье! И не мне, а Эдику!

– Какому еще Эдику? – с капелькой ревности в голосе переспросил Долевич.

– Хомячку!

– Хомячку? – брови парня поползли вверх.

– Ну что ты изумляешься, – рассмеялась Даша. – Эдик – хомячок моей подруги, Майи Рожковой. Он обожает именно эти печенья! Чтобы не забыть и не прийти в гости к Эдику с пустыми руками, я всегда держу парочку этих печений в кармане.

– А что, хомячок способен съесть два печенья? – не поверил Константин.

– Эдик на многое способен. Но я ему, конечно, не отдаю сразу все. Иначе он начнет набивать им свою кладовую.

Парочка так увлеклась прогулкой, что спохватилась только тогда, когда усилился ветер.

– Побежали скорее обратно, – воскликнула Даша, – а то нас здесь снегом заметет!

– И будут два снеговика! – рассмеялся Константин.

– Если бы снеговика, а то просто две снежные кучки, – фыркнула Дарья.

– За что я люблю тебя, Дашка, так это за оптимизм!

Глава 3

За окном давно стемнело, хотя был всего лишь восьмой час вечера. В комнату к Марии Павловне Климовой заглянула ее тетка Ольга Геннадьевна и от двери поманила рукой.

– Ты чего, тетя? – спросила племянница.

– Поговорить надо, – ответила Мелихова.

– Так заходи, я одна.

Тетка торопливо юркнула в комнату и закрыла за собой дверь.

– Садись, – Мария похлопала по дивану рядом с собой.

Мелихова села.

– Так что там у тебя? – спросила племянница.

– Ефим посылал горничную за братом.

– И что? Они давно не виделись, – равнодушно обронила Мария.

– Так-то оно так, – закивала Мелихова. – Да только Захар оставался у брата целых два часа и вышел от него довольный, как кот, тайком слопавший целый горшок хозяйской сметаны.

– О чем они, интересно, говорили? – с некоторой долей озабоченности обронила Мария.

– Об чем, об чем, – проворчала тетка. – Ясно об чем, о завещании.

– Ты-то откуда знаешь? Или опять краем уха слышала? – напустилась Мария на тетку.

– Мне и слышать ничего не надо было, – обиделась Мелихова, – у Захара все на роже было написано!

– Мало ли отчего он мог сиять! Не верю я, что Ефим его главным наследником сделает.

– Верю, не верю, – ехидно проговорила тетка, – Захара Ефим к себе позвал, а тебя нет.

– И не больно надо!

– Смотри, Маша! Не выпусти удачу из рук!

– Что же я, по-твоему, должна делать? – сердито спросила племянница. – Не у дверей же его спальни дежурить.

– Могла бы и подежурить. Вон Захарка к брату рвался сразу по приезде. Дианка его не пустила, сославшись на то, что Ефим спит.

– Так он на самом деле спит после процедур! Будто ты этого сама не знаешь!

– Я знаю. А Захар не знал. Вот и добился своего. Наверное, Диана проинформировала Ефима, что брат поговорить с ним хочет.

– Так ты же сказала, что Ефим за ним горничную посылал. Почему не саму Диану, коли она рядом была?

– Диана могла сказать хозяину и по телефону.

– Могла, – согласилась Мария и задумалась.

– Я тут еще на днях слышала, как Диана с нашей кухаркой разговаривала, – вздохнула тетка.

– С кухаркой?

– Да!

– И о чем же?

– Лидия Ивановна-то старше меня по годам, вот она и боится, что Ефим умрет и она место потеряет. А новое в ее годы найти трудно.

– С ее умением готовить – пара пустяков, – не согласилась Климова.

– Это мы так с тобой думаем, а сама кухарка сомневается.

– Хорошо, а чего она от Дианы хотела?

– Уверенности и хотела!

– Диана тут не хозяйка! Меня могла бы спросить, – неожиданно рассердилась Климова.

– Не скажи, – покачала головой тетка. И вдруг сказала резко: – Погоди, Машка! Не перебивай меня! А то я сама собьюсь.

– Так говори, чего хотела.

– Дианка кухарку успокоила. Сказала ей, вам, мол, Лидия Ивановна, беспокоиться не о чем. Вы по завещанию Ефима Яковлевича будете всем обеспечены. Да и новый хозяин попросит вас остаться.

– Новый хозяин? – удивленно повторила Климова.

– Да, – кивнула Мелихова.

– Может, хозяйка?

– Я на слух не жалуюсь! Отчетливо слышала, как Дианка сказала – хозяин.

– Неужели и правда Ефим надумал все переписать Захару?! – переполошилась Мария.

– Только ведь пока завещания нового нет. А по старому завещанию никто не обижен.

– Откуда ты знаешь, что нового нет?

– Нотариус не приезжал.

– Вдруг ты прошляпила его приезд?

– Не могла я прошляпить!

– У меня уверенности в этом нет. Ефим всегда был хитрым. Мог всех обвести вокруг пальца.

Мелихова пожала плечами, давая племяннице понять, что верить или не верить, решать ей.

– Что же делать? – сцепила руки в замок Климова.

– Надо старое завещание сохранить, – уверенно проговорила тетка.

– Ты что же, предлагаешь убить Ефима? – дурным голосом воскликнула Климова.

– Упаси господи! – перепугалась Мелихова.

– Что же делать тогда? – Мария вскочила на ноги и забегала по комнате.

– Думать, Маша, думать, – сказала тетка и, поджав губы, сложила руки на груди.

«Ни дать ни взять Наполеон на пенсии», – подумала, взглянув на нее, племянница.

– Если Ефим все перепишет на Захара, – подлила масла в огонь Мелихова, – то потеряешь не только ты, но и Лопыревы. Да и Федотова тоже.

– Аньке до лампочки! Она за деньгами Ефима не гонится. Живет всю жизнь с мужем, как сыр в масле катается.

– Конечно, чего ей не кататься, муж-то у нее всю жизнь шишкой был.

– Теперь он на пенсии. Но они уж точно не бедствуют.

– Они да. А я горемычная всю жизнь от чужих людей завишу.

– Тетя, не ной! Мне ты родная!

– Тебе-то да. – Ольга Геннадьевна хотела уже сказать племяннице, что та и сама сбоку припека. Но вовремя прикусила язык.

Не догадываясь о мыслях тетки, племянница сказала:

– И к тебе Ефим, как к родной, относится.

– Пока жив, – вздохнула тетка. – А как не станет его?! И Сонечка моя, сиротинушка, без всего останется.

– Что ты плачешься заранее, – нахмурилась Климова, – Соньку твою без содержания Ефим не оставит. Не зверь какой-то.

– Оно так, конечно, – пожевала губами Мелихова, – но ведь Соньку не только поить, кормить, одевать, обувать надо, еще и образование девке надо приличное дать.

– Пусть учится хорошо, – отмахнулась от нее племянница, – и на бюджетное поступит.

– Тебе легко говорить, – упрекнула Климову тетка.

– Да об этом говорить вообще еще рано! Сонька твоя даже в школу еще не пошла. Сколько еще может воды утечь! А ты сейчас уже ноешь!

– Ты, Маша, только о себе думаешь! А я ведь не вечная. Мне уже семьдесят пять скоро.

– Теть Оль, успокойся, – Мария опустилась на диван, – обо всех я думаю, обо всех.

– Дай-то бог, – смиренно проговорила тетка.

Захар тем временем пил на кухне чай с бутербродом, какой он любил с детства, – на большой кусок белого хлеба был намазан толстый слой сливочного масла. А сверху посыпан сахаром.

Конечно, у брата Ефима имелись всякие плюшки, ватрушки, пирожки, кексы, пирожные. Но Захару захотелось именно хлеба, намазанного маслом. Старая кухарка с радостью соорудила ему такой бутерброд и чаю крепкого налила, еще и приговаривала при этом:

– Кушайте, Захарушка, кушайте. Если что, я вам еще чайку подолью.

А потом сидела напротив него и с любовью смотрела, как он ест.

Захар же был доволен тем, что приехал к брату. Ефим, вопреки его опасениям, обошелся с ним ласково, ничего у него не выспрашивал, не корил за неправильный образ жизни, не пытался направить на путь истинный. Только смотрел на него как-то странно, то ли задумчиво, то ли жалеючи. А напоследок пообещал, что все у него, у Захара, будет теперь хорошо.

Младший брат не понимал намеков старшего, да и не пытался вникнуть в них, разгадать их. «Лишь бы не бранил и в душу не лез», – думал Захар. После чая он пошел прогуляться и нос к носу столкнулся с Дианой Овчинниковой. Захар уже собрался было заговорить с ней, но женщина сделала вид, что торопится, и молча проскользнула мимо Захара.

«Это она, наверное, переживает, что не сказала брату, что я приходил к нему, когда он спал». Надо было, наверное, успокоить ее, сказать, что Ефим сам присылал за ним горничную и они с братом душевно пообщались. Брат на прощанье даже обнял его, чего не случалось уже несколько последних лет. Но пока Захар думал, Овчинникова уже скрылась в доме. «Всегда-то она в заботах и делах», – пробормотал себе под нос рассеянно улыбающийся Захар.

Анна Федотова тем временем сидела в гостиной возле настоящего, не электрического камина и читала сказки Шарля Перро внучке Ольги Геннадьевны Сонечке. Девочка забралась с ногами на кресло и внимательно слушала, время от времени задавая типичные детские вопросы – зачем и почему. Анна Даниловна терпеливо объясняла. И Сонечке очень хотелось, чтобы тетя Аня как можно дольше не уезжала.

Федотова и сама бы с удовольствием погостила в доме Ефима Масальского подольше, но дома ее ждал муж. Супруг Анны с самого начала категорически отказывался сопровождать жену в поездках к мужу покойной Люсьены. Он не понимал привычки жены посещать уже давно утешившегося вдовца. Но и не отговаривал ее от нечастых, в общем-то, поездок.

Анна понимала чувства мужа, но даже себе самой не могла объяснить, зачем она ездит к Ефиму. Иногда ей казалось, что таким образом она отдает дань памяти своей подруге. А порой укоряла сама себя за то, что занимается глупостями.

Волей-неволей ей приходилось поддерживать отношения и с младшей сестрой Люсьены Светланой. Не могла она отказать Лопыревой от дома, хотя муж ее, Иван Васильевич Федотов, Светлану на дух не переносил. Анна и сама не одобряла ее поведения. Но терпела. То ли по привычке, то ли все по той же памяти о Люсьене.

Симпатию Анна Даниловна испытывала к Дарье Лопыревой, дочери Светланы, которая с самого начала росла светлым человечком, искренним и не приемлющим лжи. Мать пыталась переломить дочь, но, к счастью, ей это не удавалось.

И еще Анне нравилась Сонечка. Будь ее воля, она бы увезла ребенка с собой. У них с Иваном детей не было и внуков соответственно тоже.

Но у Сонечки была родная бабушка, которая, хоть и была не первой молодости, заботилась о ней с помощью Ефима, который не жалел денег на лечение девочки, родившейся и росшей слабенькой. Теперь Сонечка окрепла, но тем не менее ей по-прежнему нужна забота близкого человека и хороший уход.

Анна тихо вздохнула.

– Тетя Аня, ты чего? – встревожилась девочка. – Устала читать? Так ты отдохни. Давай вот на огонечек посмотрим, – проговорила девочка и устремила взгляд на пламя камина, которое стало гореть ровнее и тише.

– Давай, – согласилась Анна и спросила: – А почему ты возле елки не играешь?

– Большая она очень, – горестно, как маленькая старушка, вздохнула Сонечка, – я как задеру на нее голову, так она у меня чуть не отваливается.

Анна тихо засмеялась. Сонечка слезла со своего кресла, подошла к Анне и забралась к ней на колени, обвила руками ее шею и тихо спросила:

– Можно я у тебя посижу?

– Можно, – тихо ответила женщина, наклонилась и вдохнула аромат Сонечкиных волос, пахнущих почему-то медом и молоком.