Жила-была старушка в зеленых башмаках…

– Самый порядок и есть!

– А в кино и по телевизору всегда не так…

– А ты больше всякую ерунду смотри.

– Все смотрят телевизор, но некоторые при этом еще и думают! Что тут у нас еще? Ага, папка, как всегда, свой подарок в конвертике принес! Деньги значит. – Наташка открыла конверт, вытащила из него поздравительную открытку – в открытке лежали деньги, бумажками по пятьсот рублей. Наташка их быстренько пересчитала. – У! Пять тысяч. Булочка, одна пятисоточка моя?

– Твоя, твоя! Только спрячь и папе не говори.

– Уже сделано! А что Катюха с Марковкиным принесли? Ага, ангорская кофта! Ну, мне такая не подойдет, слишком большая и цвет не мой… Ха, зеленые тапки! Ну, это они не угадали – вон у тебя какие хорошенькие новые зеленые домашние туфельки! Это тебе, конечно, тетя Варя с тетей Ликой подарили?

– Они. Но мне вторые тапочки очень даже пригодятся. Эти я буду дома носить, а в тех – по улице ходить.

– В таких вот зеленых башмаках – по улице?!

– А ты считаешь, что это будет очень неприлично?

– Ну что ты, Булочка! Нам с тобой по возрасту можно все носить: как сказал поэт, девушке в семнадцать с половиной лет и бабушке в семьдесят пять какая шляпка не пристанет? И тапочки.

– Верно! – засмеялась Агния Львовна.

Через полчаса стол был накрыт и ломился от угощения. В центре, возле вазы с розами, стояли две бутылки шампанского. Портил картину только кривобокий пирог с прорехой, который не стали убирать со стола, чтобы не обидеть виновницу торжества. Артем открыл и разлил по бокалам шампанское. Он же произнес тост в честь мамы и бабушки. Все с бокалами в руках подошли к Агнии Львовне, чокнулись с нею и расцеловались. Она отпила глоток шампанского, а потом поставила бокал на тумбочку. Там же заботливая Катюша разместила для нее тарелку с салатом и кусочком осетрины – больше Агнии Львовне ничего не хотелось.

Когда все закусили, Марк потянулся за второй бутылкой шампанского и стал ее открывать.

– Чего это ты сразу за вторую, сынок? – спросила зятя Надежда.

– Надо! – коротко ответил тот. – Для второго тоста.

– За семью виновницы торжества? – спросила догадливая Наташка.

– Ну… Пожалуй, можно сказать и так. – Он разлил шампанское по бокалам, а потом подошел к Екатерине, обнял ее и сказал: – Дорогая бабушка и все-все! Хочу сообщить вам потрясающую новость: мы с Катюшей ждем ребенка! И вот сейчас она выпивает со всеми нами свой последний бокал вина, потому что потом уже ей нельзя будет пить до самого конца кормления!

– Уж ты с такими подробностями! – засмеялась Катюша, но ее слова заглушили общие крики восторга. Наташка – та просто визжала изо всей мочи, пронзительно и на одной ноте. Она хотела было кинуться к сестре и повиснуть у нее на шее, но ее предусмотрительно перехватил Марк – пришлось Наталье повиснуть на его шее и с тем же неукротимым визгом расцеловать его.

Катюша подошла к Агнии Львовне и обняла ее.

– Вот так, бабулечка, скоро ты у нас прабабушкой станешь!

– Слава Богу! – сказала Агния Львовна, поцеловала Катюшу, перекрестила ее и перекрестилась сама. – Давайте-ка все помолимся за нашу внучку, дочь, жену и сестру!

Все поставили свои бокалы на стол, но сами остались стоять – только повернулись к киоту с иконами.

– Спаси, Господи, сохрани и помилуй рабу Твою непраздную Екатерину, даруй здравие ей и нерожденному чаду ее. Аминь!

– Аминь! – сказали все, а Наташка добавила: – Да здравствует наша непраздная Катюха и нерожденное чудо ее! Ура!

– Нерожденное чадо, а не чудо, – поправила дочь Надежда.

– Нет, чудо! – возразила та. – Своих племянников я как хочу, так и называю! Кстати, Марковкину тоже ура! И прабабушке нашей: не было бы Булочки – не было бы и всех нас! Ура нашей бабушке!

Потом все понемногу успокоились, Надежда принесла кастрюлю с пельменями, и праздник продолжался. Наташка, быстро справившись со своей порцией, подошла к Агнии Львовне.

– Булочка, можно я с тобой у стеночки полежу?

– Ладно уж, полежи.

Наташка скинула туфли и осторожно, стараясь не потревожить бабушку, переступила через нее и улеглась под теплый бабушкин бок.

– Случилось что-нибудь? – спросила Агния Львовна, поскольку под бок к бабушке Наташка забиралась, когда ей хотелось чувствовать себя в безопасности.

– Да нет, Булочка… Я просто за Катюху беспокоюсь. «Непраздная Екатерина»! Звучит так грозно! Вроде как все, что было до этого, – это была как бы Катюхина молодость, сплошные праздники, а вот теперь она стала уже «непраздная» и начинается серьезная жизнь… В общем, я за нее очень беспокоюсь, Булочка!

– Ты права, детка: теперь наша Катюша становится по-настоящему взрослой.

– Мы все будем ей помогать, правда?

– Ну, а как же иначе? На то ведь мы и семья.

– Семь Я. Семь таких, как я. А у нас семь или не семь? Ты, папа с мамой, мы с Катей и Марковкин… Ой, как раз седьмого нам и не хватало!

– Ну, вот видишь, как замечательно.

– Угу. Ты станешь прабабушкой, а я – тетушкой. А вдруг у Катьки будет двойня? Здорово-то как! – Тут чувство тревоги Наташку оставило, она вывернулась из-под одеяла, спрыгнула с кровати и побежала обнимать мать своих будущих племянников и что-то горячо нашептывать ей на ухо.

– Да отстань ты, Наташка! Какая двойня, с чего ты вдруг взяла? – смеялась Катюша. – Да типун тебе на язык!

– Нет, ну ты подумай, Катюха, как это удобно! Сразу р-раз! – и ты уже мать двоих моих племянников! Ты уж постарайся, чтобы это были мальчик и девочка!

– Хорошо, я подумаю. Ты только не задуши меня, а то не будет тебе ни мальчиков, ни девочек.

– Меня бы еще спросить надо, хочу ли я вот так сразу стать многодетным отцом? – сказал Марк.

– Ой, Марковкин! Я тебя ужасно люблю! – закричала Наташка, вспомнив, что у ее грядущих племянников где-то есть еще и отец. – Дай-ка я тебя тоже придушу немножко!

И до самого конца застолья Наташка то и дело вспоминала про радостную новость и кидалась обнимать то сестру, то зятя, то родителей, то бабушку.

В девять часов Марк объявил, что у Кати теперь строгий режим и им надо собираться домой.

– Да и маме пора отдохнуть, – сказал Артем. – Давайте-ка, девочки, убирайте со стола и мойте посуду. Пора и честь знать!

Стали уносить посуду и оставшиеся закуски, в том числе остатки злополучного пирога, от которого гости все-таки вежливо и самоотверженно съели по кусочку, чтобы не огорчать хозяйку.

Тем временем Агния Львовна подозвала к себе Марка, усадила его рядом и сказала ему:

– Ну, Маркуша, теперь на тебя вся надежда! Береги Катюшу и свое дитя в ней.

– А как же, бабушка! Я ей уже запретил делать утомительную домашнюю работу и носить тяжести.

– Главная опасность – душевные тяжести, а не телесные.

– А как от них уберечь жену в наше-то время?

– Ну, тут рецептов нет. Разве что один. Но он очень трудный.

– Какой, бабушка?

– Вот такой: поставь себе цель – сделать так, чтобы время своей беременности Катюша в будущем вспоминала как самое счастливое время своей жизни.

– А как это сделать? Ведь это такой труд – носить ребенка!

– Хорошо уже, что ты это понимаешь. Но многое и от тебя зависит. У нее могут быть капризы, нападения беспричинной печали, а ты все это должен растворить своей любовью и заботой. И баловством! Ожидающую ребенка жену надо баловать вдвое больше, чем невесту! Дари ей цветы и маленькие подарочки, радуй ее и хвали, почаще говори о любви. Помни, радуется она – радуется и младенец в ней.

– Я понял, бабушка. А можно если что, так я буду к вам прибегать за советом или звонить?

– Ну конечно можно, дорогой! Прибегай и звони. Я же бабушка и прабабушка! А я с этого дня буду усиленно молиться за непраздную Екатерину, ее супруга и их чадо.

– Спасибо…

– Булочка! Так можно я половину твоих роз себе возьму? – спросила Наташка.

– Можно. Возьми на кухне бумажные полотенца и заверни, чтобы не уколоться. А вторую половину букета заверни для Катюши.

– Спасибо, Булочка!

Вскоре гости распрощались с Агнией Львовной и вышли за дверь.

Спустившись во двор и оглянувшись на окна бабушкиной квартиры, они вдруг заговорили все разом.

– Мама совсем плоха стала…

– Нет, надо ее забирать к нам жить! И что это она упрямится? Или это уже старческое?

– Да, возможно. Она, кстати, все путает: сегодня среда, а она попросила купить ей сулугуни.

– А вы знаете, что у нее в кошельке не было НИ КОПЕЙКИ! А ведь у нее позавчера была пенсия.

– Ну, деньги у нее теперь есть, я ей подарил конвертик.

– И Марковкин ей в кошелек сунул тысячу.

– И при этом, вы видели, у нее совершенно пустой холодильник!

– Трудно ей одной жить. Совсем, совсем сдала наша старушка…

– Да ладно вам! – возмутилась Наташка. – И ничего она не сдала, просто у нее вдобавок к мудрости с годами прорезался здоровый пофигизм!

– Не иначе, Наталья, это она от тебя заразилась!

Все засмеялись и почувствовали облегчение: пофигизм у старушки – это еще не так страшно! Они подошли к припаркованной во дворе машине Марка и стали в нее усаживаться: старшая пара с Наташкой на заднее сиденье, младшая пара – впереди.

После ухода гостей Агния Львовна еще немножко полежала, отдыхая от них, любимых, но шумных, а потом встала и отправилась через площадку к соседкам. Позвонила в ту и в другую дверь, а когда подруги выглянули, сказала:

– Девочки! Берите Таньку и марш ко мне – будем теперь справлять мой день рожденья в самом узком семейном кругу!

И они его справили. Вынули из холодильника остатки закусок, достали из буфета спрятанную в углу бутылку кагора и сели пировать. Поели, выпили по рюмочке, поговорили о том, что Агния Львовна скоро станет прабабушкой, еще раз выпили – теперь за непраздную Екатерину. А потом Варвара Симеоновна сходила к себе за гитарой и спела песню. Не свою, правда, но очень подходящую к случаю:

А на Марата, как тогда, летают сизые голуби,Снуют у белых колонн Музея Арктики.Я вспоминаю о годах, в которых не было холодно,Когда мечты наши были завернуты в фантики.Гитарой баловалась юность в наше время веселое,И узнают меня все на этой улице,И с рынка тянет свежей зеленью и маслом подсолнуха,Но, чтоб увидеть тебя, надо зажмуриться…[6]

…И, засыпая в эту ночь, Агния Львовна сказала мысленно: «Спасибо Тебе, Господи, за этот чудесный день рожденья!»

История вторая

Птичий грипп на троих

Утром Варвара Симеоновна вышла из своей квартиры и увидела на площадке Титаника, сидящего с самым несчастным видом на привязанном к перилам поводке. На двери его хозяйки Лики Казимировны Ленартович белел листок бумаги. Она подошла, вынула из сумки очки для чтения и в величайшем недоумении прочла следующий текст:

ОСТОРОЖНО! НЕ ВХОДИТЬ!В КВАРТИРЕ ПТИЧИЙ ГРИПП!

Дорогие мои Варежка и Агуня, я заболела. Это птичий грипп.

Возьмите к себе Титаника. Врача я вызвала сама.

Прощайте, мои дорогие подруги, это конец, я ухожу в вечность.

Я вам позвоню, если смогу.

– Однако! – сказала Варвара Симеоновна в раздумье. Она достала из сумочки ключ от квартиры Лики Казимировны, повертела его и сунула обратно, позвонила в квартиру Агнии Львовны, но той не оказалось дома. «В магазин, наверное, вышла! Значит, записку и Таньку она не видела, они появились позже», – решила Варвара Симеоновна и стала отвязывать поводок Титаника. Тот вскочил и взволнованно замотал хвостиком.

– Ну, конечно, конечно, гулять, дорогой ты мой пес! Куда же мы с тобой еще можем пойти в такой ситуации? Что ты так на меня смотришь? А, ну да, еще в аптеку, само собой. Птичий грипп – это, знаешь ли, не шутка, милый! Наверняка твоя хозяйка считает, что он передается не только от птиц человеку, но и от человека собаке, вот и выставила тебя из дому. Так что ты на нее не обижайся и не жалуйся. Вперед, дружок, беги без поводка!

Титаник неуклюже запрыгал вниз по лестнице, ныряя головой и цепляя когтями мохнатых лап за оббитые края ступеней. Внизу Варвара Симеоновна снова прикрепила поводок к ошейнику, и они степенно вышли во двор.

На скамейке под тополем прохлаждалась неразлучная троица местных бомжей – Гербалайф, Иннокентий и Василь-Ваныч. Именно «прохлаждалась», потому что на дворе было прохладно: уже шел октябрь, и, хотя небо было ясное и вовсю светило солнышко, воздух по утрам уже не прогревался, и потому все трое сидели, засунув руки в рукава своих более чем скромных одежек и поеживались. На Гербалайфе и Иннокентии были много чего повидавшие куртки, а на Василь-Ваныче – классическая солдатская телогрейка.

– Доброе утро, уважаемая Варвара Симеоновна! – приветствовал ее Иннокентий.

– Здравствуйте, молодые люди!

– Здрасьте вам! В магазин или на рынок? – полюбопытствовал Гербалайф.

– Титаника они прогуливать вышли! – солидно пояснил Василь-Ваныч. – Лика Казимировна-то заболела. Птичий грипп у нее.

Варвара Симеоновна остановилась, разбежавшийся Титаник затормозил лапами.

– А с чего это вы взяли, Василь-Ваныч, что у Лики Казимировны птичий грипп? Вы записку ее на двери читали?

– Не читал я никаких записок, зачем мне? Сама Лика Казимировна мне сказала, вчера еще.

– Ну-ка, ну-ка! Да погоди ты, собака! – Варвара Симеоновна намотала на кулак поводок, подтянула к себе нетерпеливо рвущегося к воротам Титаника и подошла поближе к скамейке. – Что она вам сказала по поводу птичьего гриппа?

– Да ничего особенного! – пожал плечами Василь-Ваныч. – Вчера мы сидели на ступеньках перед Музеем Арктики, подошла к нам ваша подружка и присела рядом. Сидим, на последнем теплом солнышке греемся, о жизни разговор ведем – все как всегда. А кругом нас голуби, голуби, голуби… Лика Казимировна вынула из сумки батон и давай голубей кормить. Тут одна мимопроходящая дамочка остановилась и говорит: «Зря вы этих разносчиков заразы прикармливаете! Знаете, сколько народа они птичьим гриппом заразили? Ужас! Все больницы переполнены!» Лика Казимировна испугалась, подхватилась и говорит: «Ох, у меня такая слабая иммунная система! Ой, спасибо, что предупредили!» – и домой побежала. А мимопроходящая дамочка по своим делам пошла, с виду очень собой довольная.

– Ступени холодные были?

– Да не очень, наверное… Хотя все-таки камень. Так вы думаете, что она просто простыла?

– Думаю, что так, – кивнула Варвара Симеоновна. – Но могла и вирус простудный или обыкновенный грипп подхватить. Народу-то много сидело на ступеньках?

– Да сидел кое-кто… Место уж больно привлекательное, когда на него солнышко светит, – сказал Иннокентий.

– А вы не помните, рядом с нею кто-нибудь чихал?

– Да почти все! – радостно сказал Гербалайф. – Ведь поглядишь на солнце – и обязательно чихнешь. А как же на него не глядеть? Не так часто в это время солнышко светит.

– Осень, Варвара Симеоновна, – самое простудное время года, – сказал Василь-Ваныч. – Я и сам, считай, целую неделю не только чихаю, но еще и кашляю.

– Картина проясняется!.. – качая головой, произнесла Варвара Симеоновна. – Вы бы хоть скамейку на солнышко перетащили, ребята, холодно сидеть в тени!

– Ага, таскай ее туда-сюда-обратно! – сказал Гербалайф. – Солнце скоро само сюда переползет, как миленькое.

– Смотрите, ваше дело. Что ж, Титаник, пойдем на бульвар свои дела делать, а потом уже начнем лечить твою хозяйку.

– Приятной вам прогулки! – сказал Гербалайф и оглушительно, с удовольствием чихнул.

Справив бульварные дела с Титаником и купив все потребное в аптеке, причем в изрядном количестве, Варвара Симеоновна заглянула в гастроном и вернулась во двор. Троица пребывала на том же месте, но теперь они сидели, тесно прижавшись друг к другу на одном конце скамейки, куда уже и вправду, «как миленькое», доползло солнце. Варвара Симеоновна вынула из сумки коробочку с лекарством и протянула ее Василь-Ванычу.

– Василь-Ваныч! Вот это антигриппин – пейте все три раза в день по одной таблетке, утром, в обед и вечером.

– Так мы ж не болеем! – удивился Василь-Ваныч.

– Пейте для профилактики! – отрезала Варвара Симеоновна. – Врач к Лике не проходил?

– Не-а!

– Хорошо.

Варвара Симеоновна скорым шагом пошла к своему подъезду, волоча за собой Титаника, который теперь был явно не прочь задержаться у скамейки и пообщаться со знакомыми людьми.

А бедная Лика Казимировна в это время лежала под сбившимся влажным и горячим одеялом, съежившись в маленький, дряхлый, уже никому на свете не нужный комочек, тихонько поскуливала от жалости к себе и ждала смерти. В распухшей голове стучали горячие молоточки, шевелить ею было нельзя ни в коем случае – при малейшем движении большая пружина с остро заточенными концами, расположенная в самой середине ее черепа, тут же распрямлялась и впивалась концами в оба виска изнутри. Ноги ее превратились в два ледяных камешка, и она никак не могла ими пошевелить, такие они были тяжелые, а руки, притиснутые к груди, хотя и не такие холодные, как ноги, стали какими-то чужими птичьими лапками. Птичий грипп! Дышала она быстро-быстро, и сердце ее тоже стучало мелко и скоро, даже не стучало, а, скорее, дрожало. Очень холодно было спине, невыносимо холодно, и этот холод постепенно проникал все глубже и глубже в ее бессильное, безвольное и совершенно беззащитное тело. Наверное, одеяло сбилось и обнажило спину. И она, конечно, хотела бы поправить его, натянуть на спину, но, во-первых, она не помнила, как это делается, а во-вторых, на такое сложное действие у нее все равно не хватило бы сил. Сползшее одеяло – это непоправимо! Видно, придется болеть и умирать с голой спиной…

Варвара Симеоновна открыла дверь квартиры Лики Казимировны и вошла вместе с Титаником. Пес хотел было броситься в комнату к хозяйке, но Варвара Симеоновна повлекла его на кухню, там налила ему в миску свежей воды, в другую миску положила собачий корм из банки, найденной в холодильнике, и тихо, но грозно приказала:

– Ешь! И чтобы я тебя не слышала!

Титаник послушно зачавкал.

Сама же она подошла к Лике Казимировне и попробовала рукой ее лоб. Лика горела и на прикосновение никак не отозвалась. Варвара Симеоновна глянула на часы: было уж одиннадцать, врач мог придти в любую минуту, а мог явиться и после обеда. Она выдвинула один из ящиков серванта, в котором у Лики хранились лекарства. Порылась, нашла парацетамол: с антигриппином она решила подождать до врача, а вот парацетамол – это было древнее испытанное средство. Нашла она и градусник – старинный, ртутный, который ставится под мышку, а не берется в рот. Таблетку она раздробила черенком ножа, высыпала в столовую ложку и разбавила водой. Подошла к Лике, осторожно перевернула ее на спину, потом подсунула руку под подушку и приподняла ее.

– Ликуня, открой рот и выпей лекарство! – К ее удивлению, Лика, не открывая глаз, послушно открыла рот и позволила ей вылить в него воду с парацетамолом, но, когда она попыталась сунуть градусник ей под мышку, Лика простонала: «Не надо! Не надо меня ножом! Я хочу жить!» – и стала слабо отбиваться. «Надо немного согреть градусник!» – догадалась Варвара Симеоновна, подержала его в ладонях и снова сунула Лике под мышку, и Лика покорилась, только тихонько и жалобно пискнула. Во время этих процедур Варвара Симеоновна заметила, что руки у Лики очень холодные; она тут же пощупала ее ноги, и, как и ожидалось, те были еще холоднее. Она достала из шкафа пахнущий лавандой толстый платок из козьей шерсти и, приподнимая и ворочая Лику с боку на бок, укутала ее платком вместе с градусником. Села передохнуть – почему-то от болезни Лика стала поразительно тяжелой. Потом она отправилась на кухню и поставила на газ чайник с водой для грелки.

А в это время в соседней квартире болела и страдала Агния Львовна. Вот она не замерзала – она лежала, вся налитая тяжелым горячим жаром, и изо всех сил пыталась остановить мерно раскачивавшуюся кровать. Это было почти невыполнимо, хотя старалась Агния Львовна изо всех своих сил. Кровать качалась с боку на бок, как лодка при боковой волне; ее ножки, правые и левые, поочередно отрывались от пола и потом с тяжким грохотом бухались на место; матрац поднимался то с одного бока, то с другого, и Агния Львовна чувствовала, как горячая жидкость в ней самой тоже переливается из правой половины тела в левую. Время от времени качающаяся кровать отъезжала от стенки, а потом, сотрясаясь, бешено мчалась назад, на свое место, и глухо врезалась в стенку. «Если кровать пробьет стену, то куда я на ней въеду – к Лике или к Варежке?» – Агния Львовна никак не могла сообразить, у какой стены стояла ее кровать и кто из подруг жил за этой стеной. Так она и качалась в кровати, как в лодке, понемногу отъезжая от стены, а потом кровать, дрожа и скрипя, стремительно возвращалась и обрушивалась на стену вместе с хозяйкой, отъезжала и снова качалась, качалась, качалась и качалась…

Пока вода грелась, Варвара Симеоновна дважды проверяла ноги бедной Лики Казимировны, и ей показалось, что по мере того, как Лика под действием платка и парацетамола согревается и розовеет, ноги ее все больше леденеют. «Не буду ждать, пока вода закипит!» – решила она и стала наполнять грелку из чайника. Когда она ее наполнила почти доверху, вдруг раздался звук рвущейся резины и на ее ноги хлынул поток довольно горячей воды – старая грелка лопнула!

– Хорошо, что не кипела! – вслух сказала Варвара Симеоновна и швырнула негодную грелку в раковину, а чайник снова наполнила и поставила на газ. И пошла к себе переодеваться и переобуваться. Выйдя на площадку, она еще раз позвонила Агнии, но та не отозвалась на звонок. Варвара Симеоновна сняла мокрые носки и обувь, скинула халат и надела спортивный костюм, сухие носки и меховые зимние тапки. Потом она снова вышла на площадку, опять позвонила Агнии, а затем открыла дверь ее квартиры своим ключом и забежала в нее – за грелкой, потому что своей грелки у Варвары Симеоновны не было – она редко болела. Войдя в комнату, она сразу же увидела пылающую от жара Агнию Львовну. Варвара Симеоновна попробовала ее лоб, позвала ее, но та не откликнулась.

Она бросилась назад, в квартиру Лики, вытащила у нее из-под мышки градусник, посмотрела, ахнула, стряхнула и побежала к Агнии.

Поставила Агнии градусник, схватила в ванной висевшую на гвозде грелку и побежала к Лике.

Налила в грелку уже закипевшей воды и положила Лике к ногам.

Прихватив упаковку парацетамола, побежала к Агнии. Растолкла таблетку, развела водой и вылила в рот Агнии.

Побежала к Лике, заварила в стакане пакетик малинового чая, бросила туда кружок лимона и попыталась напоить Лику. Та выпила две чайные ложки и больше не стала.

Побежала к Агнии, вытащила градусник и ахнула. Попыталась и ее напоить чаем, но та не поняла ее намерений и с протестующим стоном отвернулась к стенке.

Вышла на площадку и тут увидела поднимающуюся по лестнице Людмилу Алексеевну, их бывшего участкового врача, а теперь пенсионерку.

– Здравствуйте, Варвара Симеоновна, а я к вашей соседке по вызову!

– Здравствуйте. А почему вы пришли по вызову, Людмила Алексеевна, вы разве не на пенсии?

– Грипп идет по городу, и всех врачей-пенсионеров, кого могли найти, позвали на эпидемию. У Лики Казимировны тоже грипп?

– Да, очень похоже. И у Агнии тоже.

– Господи! Ну да уж этого следовало ожидать. А вы-то как?

– Держусь.

Людмила Алексеевна добралась до площадки и остановилась, тяжело дыша.

– Ну, к кому первому идти?

– Ой, да все равно! Они примерно в одинаковом состоянии: у Лики температура сорок, а у Агнии тридцать девять и пять.

Людмила Алексеевна посмотрела и послушала сначала Лику, а потом Агнию, одобрила антигриппин, выписала еще иммуномодулятор, посоветовала обильное питье и витамин С, а Варваре Симеоновне предложила тут же сделать противогриппозную прививку.

– Вы хотите поднять ваших подруг или сами предпочитаете свалиться за компанию?

– Ну нет, нам этого птичьего гриппа на троих вполне хватит!

– С чего это вы взяли, что у них птичий грипп? – Варвара Симеоновна показала доктору записку Лики.

– Ну, это у нее уже бред начинался! – засмеялась та, прочтя записку. – Птичий не птичий, а грипп этот дает тяжелые осложнения. Главное – вовремя захватить и как следует долечить. Ну, первое мы, кажется, успеваем, а вот второе уже зависит от ухода… Вы родным Агнии Львовны уже сообщили?

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Примечания

1

Иисусова молитва – короткая молитва: «Господи, Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя, грешную!»